Бэтмен нашего времени

Алексей Лухминский, 2014

Во все времена жизнь ставит человека перед выбором, как поступить: прийти кому-то на помощь, или пройти мимо, старательно не замечая чужую беду. Людей, которые, жертвуя многим, бросаются помогать, мы порой снисходительно называем бэтменами, рыцарями. Часто ли задумываемся: что означает такая снисходительность? Кто он, рыцарь без страха и упрёка, бэтмен нашего времени? Ради чего ввязывается в драки, защищая чью-то честь, рискует своей жизнью и любовью? Почему вчерашние враги порою оказываются ближе ненадежных друзей?

© Лухминский А., текст, 2014

© Геликон Плюс, оформление, 2014

* * *

Часть 1

Маменькин сынок

— Ты где болтался?! Отвечай! Отвечай, дрянь ты этакая! — мать в халате, растрёпанная, вышла в прихожую на звуки моего возвращения. — Что молчишь?

— Гулял… — неуверенно отвечаю я, поскольку очень не хочется признаваться, что опять был в гостях у Анжелки. — Ведь ещё только половина десятого!

— А я тебе во сколько сказала быть?

— В девять…

— Опять таскался к своей девке? — догадывается мать. — А потом я буду разбираться с её родителями, откуда у неё пузо?

Блин… Какое пузо? Мы тоже не глупые. Предохраняемся! Этого добра в каждом ларьке…

И вот такие сцены у нас почти ежедневно, и, казалось бы, можно привыкнуть, но что-то не привыкается. Ведь мне уже шестнадцать лет! Почему она считает, что меня можно вот так полоскать?

Отец с матерью разбежались почти шесть лет назад. Они долго меня делили. Папа очень хотел, чтобы я жил с ним. Мать не соглашалась. Меня тогда по моему возрасту никто не спрашивал, но хотелось жить с отцом. Он меня всегда понимал и защищал, когда мать ругала. Из-за этого они тоже часто ссорились. С отцом у нас отношения отличные. А мать меня не понимает! Да и не хочет понимать. Вообще мать у меня — странный человек. Она — какой-то крупный финансовый работник, в банке работает, и должность высокая. Её на работу и с работы машина возит. О ней говорят, что она толковая женщина. Не знаю, не мне судить.

Квартира у нас шикарная. Как началась эта кутерьма девяностых, маманя прихватила четырёхкомнатную в центре и отделала её по высшему классу. Деньги ведь есть… Компьютер у меня появился давно. Одевает она меня соответственно. Хочет, чтоб достаток был виден. Джинсы — так крутые, кроссовки — тоже настоящий Nike, ну и всё остальное, вплоть до трусов, тоже. Одеваюсь я лучше своих одноклассников. Признаюсь, что порой испытываю сильное неудобство от своего вида. Лучше бы ходил, как все вокруг. Но нет! Мать не позволяет. Она очень властная женщина. Самодур какой-то… Она всегда будто старается подчеркнуть моё подчинённое положение. Когда я был младше, было проще. Для спокойствия я старался безропотно выполнять её требования, и вроде было ничего… Может, потому что тогда своего мнения ещё не высказывал? Сейчас же ругает буквально за всё, за любую мелочь. Постоянно твердит, что я отравляю ей жизнь.

После развода мать сразу поставила себе целью найти нового мужа. Кандидаты менялись. Во время отношений с каждым из них она оставляла меня в покое. Даже появлялись признаки ласки. Особенно когда в определённый момент меня надо было отправить из квартиры. Потому и в секцию самбо, куда меня записал ещё отец, разрешила продолжать ходить. Однажды вообще на полгода в Питер к нему отправила. Здорово было! Такая спокойная жизнь! Помню, отец тогда меня, южанина, даже на лыжи поставил. Мне понравилось! Но как только отношения с очередным мужиком у матери заканчивались, она сразу же будто с цепи срывалась и всё своё раздражение вымещала на мне. Мне всегда было непонятно, зачем было бодаться с отцом из-за меня, мотать всем нервы, для того чтобы теперь постоянно говорить, что я ей мешаю, потому что вообще не такой, как ей хочется.

А впрочем, может, действительно ей мешаю? Я ведь действительно не такой! И не хочу быть таким, каким она меня хочет видеть. Я, например, не жадный, а мать жадная, хотя денег у нас достаточно. Достаток напоказ, а она над каждым рублём плачет. Не для меня. Для других. Не видел ни разу, чтобы она кому-то помогла. Даже если беда случилась. Не хочу быть таким! Карманные деньги мне выделяются, и если у кого-то из моих друзей проблемы, я всегда стараюсь помочь.

— Что стоишь истуканом? — не унимается мать. — Кобель! Весь в отца пошёл! Тот тоже мне всё время нервы мотал.

По-моему, от состояния раздражения она сама не понимает, чего от меня сейчас хочет. Не выдерживаю.

— Чего ты опять на папу взъелась? Ведь сколько лет уже не живёте вместе, а ты всё его ругаешь. Слушать надоело. Он нормальный хороший человек!

— Ах, и ты туда же! Вот уж — дерьмо от дерьма!

Звонкая пощечина украшает мою физиономию. Терплю. Не буду же я драться с родной матерью!

Отец же мой — совсем другой. Он — простой водила-дальнобойщик. Нет, он имеет высшее инженерное образование, но жизнь заставила его сесть за баранку. Кому сейчас нужны инженеры? Жаль, конечно… Однако я для себя твёрдо решил, что после школы обязательно пойду в университет — учиться дальше. Не может же всегда быть так, как сейчас! Очень хочу, чтобы у меня всё получилось. Только в результате своей миграции на полгода из города в город и неравноценных переходов из школы в школу я уже потерял слишком много времени и теперь старше своих одноклассников больше чем на год. Это с учётом ещё и поздней записи в начальную школу в совсем юном возрасте. Тоже маманя постаралась!

Я помню, что отец действительно часто задерживался на работе. Причём именно на работе! После занятий в секции самбо я к нему часто туда забегал. Но мать почему-то всё время кричала на него, обвиняя, что «таскается по бабам». До сих пор помню! Я люблю своего отца. Он сумел стать мне настоящим другом. К матери же, честно говоря, сыновней любви не испытываю. Только почтение как к человеку, давшему мне жизнь. Терпение, наконец! Родителей ведь не выбирают!

Ухожу в свою комнату. Щека горит. Конечно, наплевать, но всё равно неприятно. Насколько мне было спокойно, когда я жил у отца, настолько же тут всё отвратительно. Моя мачеха отнеслась ко мне практически как к сыну. Ох… Даже стыдно… Какая же мачеха! Тётя Тоня очень хорошая, добрая женщина. Когда она меня просила что-то сделать, всегда с удовольствием соглашался. Хорошему человеку и помочь приятно. Я сразу заметил, что в нынешней семье отца царят покой, доброта и взаимопонимание. Ни разу не видел и не слышал, чтоб он ссорился с тётей Тоней. Когда я там жил, то сам, по собственной инициативе, взял на себя некоторые обязанности по дому. Ну там — мусор вынести, в магазин сбегать… Отец часто в рейсах, поэтому тёте Тоне помощь была нужна. У них стиралки нет, и когда я взялся постирать свои шмотки, так рубашку выжал, что она порвалась… Тогда ещё тётя Тоня улыбнулась, пригладила мне волосы, сказала, чтобы я не переживал и что лучше сама будет стирать. Такая она хорошая!..

Может, сбежать к отцу в Питер? Но если сбегу, то тем самым его подставлю. Надо подумать.

В школе смотрю на Пашку и не могу понять, что с ним случилось. Пришёл в каком-то рванье. Всегда вроде одевался более-менее… Даже несмотря на плохую погоду — без куртки, только в свитере. Спрашивать как-то неудобно.

— Ты чего это в таком прикиде? — всё-таки не удержавшись, интересуюсь я.

— Да ладно… — смущенно бурчит он. — Так получилось.

— Что получилось? Случилось что-то?

— Ну случилось. Ладно! Проехали!..

У нас с Пашкой нормальные дружеские отношения. Я уже привык к его некоторой замкнутости, но если что-то случается, то он сразу же готов помочь. Однажды мы вместе даже от пятерых пацанов отбивались.

— Колись! Что у тебя стряслось? — наступаю я. — Давай, давай!

— Да ладно тебе, Димка! Чего пристал!

— Так. Павлуха! — и обнимаю его за плечо. — Выкладывай! Ограбили, что ли?

— Да нет… Пожар у нас был… Мать стиралку на ночь поставила. Проводку в коридоре замкнуло. Старая проводка… Хорошо, что не задохнулись. Пока мы с отцом тушили… В общем, все шмотки, которые были в прихожей и в стенном шкафу, сгорели. Вот теперь… Короче, пока буду ходить так.

Блин! Вот непруха! Родители-то его совсем не богатые люди. И живут они в старом двухэтажном доме, построенном лет пятьдесят назад. Так мне жалко Пашку становится! Стаскиваю с себя свою фирменную куртку и протягиваю ему. Мы с ним по комплекции почти одинаковые.

— На! Надевай! Дарю. У меня дома другая есть.

Заранее понимаю, что мать снова устроит мне истерику, но — наплевать!

— Иди ты! — отталкивает он меня вместе с курткой. — Ничего. До лета перебьюсь.

— Павлуха… Возьми! Я же от чистого сердца тебя выручаю. Есть у меня. Ну правда…

— Димка… Стыдно мне… — бурчит он, глядя в пол. — Что я — нищий?

— Не нищий. Ты не понял. У тебя же беда случилась! Бери! А то обижусь, — и просто вталкиваю его в свою куртку. — Ну вот… Теперь нормально.

Мне действительно приятно видеть её на Пашке.

— Тебя же мать сожрёт!

— Ничего. Прорвёмся!

Он знает, что с матерью у меня непростые отношения.

— Димка… Спасибо тебе…

Ох, ничего себе! У Пашки даже слёзы выступили.

— Не за что! Носи на здоровье! Только дай я ключи из кармана заберу.

До дома добираюсь почти бегом — холодно на улице!

— Дима, а где твоя куртка? — встречает меня в прихожей мать.

— Мам, я её Пашке отдал. Насовсем отдал. Пожар у них был. Всё сгорело. А у меня старая есть.

— Так… — она хмурится. — Ты сейчас пойдёшь к своему приятелю и заберёшь свою куртку. Понял меня?

Конечно, я предполагал, что мой поступок у неё одобрения не вызовет, но чтоб забрать!.. Не выйдет! Может, уговорю?

— Мам… Но ведь ему ходить не в чем! Сгорело же всё!

— Я сказала! Пойдёшь и заберёшь!

— Не пойду! Я её уже подарил! А я в старой похожу.

— Мерзавец! Я его стараюсь одеть, чтобы ходил, как человек, а он всё раздаривает! — мать себя опять явно заводит. — Сначала сам заработай, а потом уже вещами разбрасывайся! Нахлебник!

Да-а… Ой, маманя… Напрасно ты так.

— Не волнуйся! Заработаю! Отдам тебе! И вообще можешь мне больше ничего не покупать. Обойдусь!

Иду к себе в комнату и с треском захлопываю дверь.

Какая же она всё-таки скряга! А ведь мы богатые…

Но ведь это идея! Пора мне зарабатывать! А что я могу делать? Разве что где-нибудь что-нибудь таскать… А где? Надо подумать. Действительно, что если после школы куда-нибудь пойти и поработать?

* * *

Опять возвращаюсь домой позже девяти. Реально помогал Пашке и его отцу убирать грязь после пожара. Ну не получилось у меня прийти вовремя! Сую ключ в скважину… Не поворачивается! Значит, дверь не на замке, а закрыта на щеколду.

Нажимаю кнопку звонка. За дверь раздаются шаги. Снова звоню.

— Ты на часы смотрел? — спрашивает мать с той стороны.

— Ну мам… Ещё ведь только двадцать минут десятого! Я Пашке после пожара помогал…

— Вот и иди, помогай дальше! Короче, иди туда, откуда пришёл, — приказывает мать.

Как мне это всё надоело! У других жизнь как жизнь, а у меня сплошные отчёты и потом ругань.

— Так ты меня не пустишь? — я хочу это уточнить.

— Я уже сказала, — и слышны удаляющиеся шаги.

Ну и чёрт с ней! Переночую на вокзале. Там бомжей хватает. Вот и я сегодня такой.

Топаю на вокзал. С неба сыплется вода. Хорошо, что дождь не сильный. Вот это дом, где Пашка живёт. О! Может, зайти и попроситься переночевать? А впрочем… Неудобно людей беспокоить. Чего на них свои проблемы вешать! Топаю дальше. Чёрт с ним, с дождём! На маршрутку садиться не хочу, времени у меня — вагон! До самого утра. Как промокну, так и высохну.

Вот и вокзал. Какие-то люди ходят, сидят на лавках… Некоторые что-то жуют. Тоже сажусь. Но сидеть долго мне скучно. Начинаю тоже перемещаться по вокзальным помещениям. Карманные деньги у меня пока есть, в кафешке съедаю бутерброд, запиваю чашкой кофе. Теперь иду к расписанию поездов. Вот… Есть два поезда на Петербург… А там отец. Жил бы я с ним, такого, как сейчас, не было бы.

Интересно, неужели мать, не пуская меня домой, подумала, что я буду ночевать на лестнице под дверью? Не дождётся! Пусть тоже подёргается! А может, я уже совсем её не интересую? Тогда зачем она держит меня около себя? Исполняет тяжкий родительский долг?

Снова слоняюсь по вокзалу. Вот и свободная лавка. Сажусь. Спать не хочется. Да и можно ли здесь спать? Пока будешь спать — обчистят до нитки. Знаю я эту бомжовую публику! Прикрываю глаза. Так немного посижу и ещё погуляю…

— Привет, красавчик!

Открываю глаза. Кажется, я заснул. Передо мной стоит размалёванная девица. Юбка едва прикрывает… Ботфорты… Ясно. Местная работница вышла на ночную охоту.

— Привет…

— Давно за тобой наблюдаю. Чего ты тут всё крутишься? Ищешь кого? Может, развлечься хочешь? Видок-то у тебя богатенький! Даром что пацан ещё. Правда, я предпочитаю мужиков в возрасте.

— Ночую я тут. Мать из дома выгнала, — неожиданно для себя признаюсь я.

— О как! Не повезло… — она садится рядом. — Чего-то случилось?

Рассказываю, из-за чего мать домой не пустила. Просто хочется выговориться, а некому.

— Понятно… — девица вздыхает и делает заключение: — Ты, парень, не то место для ночлега выбрал. Заснёшь — можешь и не проснуться. А назавтра твои клёвые шмотки уже где-нибудь продавать будут. Тебя как зовут, красавчик?

— Дима.

— Так вот, Димчик! Жалко мне тебя. Ладно, подремли, а я тут, пока клиента найду, буду за тобой присматривать. Если что — разбужу.

— Спасибо… А тебя как звать?

— Манюня, а вообще — Маша. Ну давай, Димчик! Спи пока…

Веки тяжелеют. Как все-таки убаюкивает освобождение от ответственности!

— Эй, парень! Парень! — кто-то трясёт меня за плечо.

Открываю глаза. Молодой мужик протягивает мне пластиковый стакан с каким-то алкоголем. Это я по запаху чувствую. Второй стоит рядом.

— На! Давай с нами третьим! Давай! А то замёрзнешь!

Ещё не проснувшись, машинально беру.

— Димчик! Стой! Ну-ка отдай! Отдай, я сказала!

Наконец прихожу в себя. Маша выхватывает из моей руки стакан.

— Так, мужики! Это — мой человек. Отвалите! Валите, я говорю!

— Ну ты даёшь, Манюня. Предупреждать надо было… — ворчит тот, который совал мне в руку стакан. Они уходят.

— Ты что? Совсем сбрендил? Клофелина захотелось? Я же тебя предупредила! — жёстко выговаривает мне моя спасительница. — Сейчас бы вырубился, а они тебя отнесли бы в укромное место, раздели бы и бросили. Придурок!

— Это я со сна… Не успел в себя прийти, — виновато оправдываюсь я, но мне почему-то ужасно приятна её забота. В моей жизни этого пока было мало.

— Ладно… — меняет она гнев на милость. — Вставай и пошли ко мне. У меня переночуешь. От греха подальше. Всё равно никого я не нашла! Ночь впустую… Только ментам зря отстегнула. Вставай! Пошли!

Это что? Она меня зовёт… Я же…

— Ты что? Я не могу тебе заплатить.

— А я и не говорю, чтоб ты платил. Ляжешь и будешь нормально спать. Думаешь, если шлюха, то не человек? Не в состоянии понять? А то опять во что-нибудь вляпаешься. Короче! Много разговариваем. Пошли! — берёт меня за руку и тянет. — Я тут недалеко квартиру снимаю.

Вслед за Машей захожу в квартиру. Обычная однокомнатная… Ясно. Здесь всё устроено для приема клиентов. Кровать одна… Широкая…

— Вот, это гостиница на сутки со всеми услугами, — грустно объясняет хозяйка, перехватив мой взгляд.

— Понятно…

— Есть хочешь? — она лезет в холодильник. — Могу предложить бутерброды с сыром и колбасой. Будешь?

— Не знаю… И так…

— Что «и так»? Давай, иди на кухню! Чайник включи, а я пока помоюсь.

Включаю чайник и сажусь в угол. Жду.

Из ванной появляется Маша в халате. Без убойного макияжа она — совсем другой человек! Интересно, сколько ей лет? Двадцать, двадцать два? Не могу определить. Вообще все самые лучшие проститутки работают при отелях. Раз она на вокзале, то значит…

— Что смотришь? Не похожа без боевой раскраски? — улыбается она.

— Тебе так даже лучше.

— Правда?

— Честно!

— Спасибо… Ладно, давай поедим.

Под чай с бутербродами слово за слово… В общем, рассказываю про всё моё житьё-бытьё. Маша умеет слушать, и это меня будто вдохновляет. Вот так взял и выложил всё. Закурил потом вместе с ней…

— И что ты думаешь делать дальше? Она же так и будет тебе кровь пить.

— Не знаю… — я вздыхаю.

— Эх, Димчик… К папашке тебе надо сваливать, — жёстко произносит Маша. — Загрызёт тебя твоя мамаша.

— Надо…

— Всё! Давай спать! Моей исповеди сегодня не будет. Иди ложись, — командует она. — Я сейчас уберусь и тоже лягу.

Вытягиваюсь под одеялом, повернувшись спиной к соседнему месту. Сон не идет… Кровать слегка заколыхалась. Это Маша легла.

Ну не могу я спать! Мысли в башке все время крутятся вокруг происшедшего. Как завтра будет? Какую новую сцену мне устроит мать? Неужели она будет спокойно спать, когда меня дома нет?

— Не спишь?

Видно, я слишком тяжко вздыхаю.

— Нет… Не могу что-то.

— Повернись.

Поворачиваюсь к ней лицом.

— Ты успокойся. Тебе надо успокоиться и принять правильное решение. Понимаешь?

Маша ласково смотрит на меня.

— Понимаю…

Её рука приглаживает мне волосы, а вернее, просто гладит по голове, как маленького. Смешно… Я же не маленький! Улыбаюсь.

— Вот ты и улыбнулся. А то был просто как каменный.

Её лицо все ближе… Такие нежные губы…

— Я своих клиентов так не целую. А ты… Хочу, чтобы ты расслабился. Нельзя так…

Она опять меня целует и нежно гладит, а я не знаю, что делать. Странное какое-то положение. Ох-х… Ну как же она меня ласкает! Я такого ещё ни разу не испытывал!

— Маш… Ты что?

— Дурачок… Ты же не клиент. Ты — другое… Может, я сама… этого хочу… Расслабься! Тебе это нужно. А потом будешь спокойно спать.

Её шёпот… Поцелуи… Голова кругом! Вот что значит «заниматься любовью»! Только сейчас начинаю понимать значение этих слов. Как это прекрасно! Это — полёт! Какая она… Ох-х… Как я хочу, чтобы ей было так же хорошо!..

— Митя… Митенька… — на её лице слёзы.

— Ты что?

— Ты очень хороший… Ты замечательный… — бормочет она, часто целуя, а потом вдруг вздыхает: — Чёрт бы побрал такую нашу жизнь…

Лежим в обнимку.

— Тебе хоть семнадцать-то есть?

— Через месяц только, — я смущаюсь.

— Ну вот. Теперь меня заметут за разврат несовершеннолетних, — улыбается Маша и целует меня долгим нежным поцелуем. — Спи теперь… Всё у тебя будет хорошо. Ты обязательно сделаешь всё как надо. И у тебя всё получится. Ну, спи!

Она переворачивает меня к себе спиной, сама обнимает и прижимается сзади. Её волосы щекочут мне шею… Наверно, то, произошло, было мне действительно нужно, потому что глаза начинают слипаться.

Открываю глаза. В школу я, конечно, проспал. Почему-то беспокойства и сожаления нет. Будь что будет!

Рядом пусто. Ищу трусы. Нашёл. Надеваю и выхожу на кухню.

Маша что-то делает около плиты.

— Привет! Извини, я не стала тебя будить. Хотела, чтоб ты выспался. Ничего?

— Нормально. Спасибо. Я сейчас умоюсь и пойду.

— Сначала поешь. Не спеши. Успеешь ещё от своей мамашки огрести.

— Да мне в школу надо…

— Туда тем более успеешь. Иди помойся пока.

Всё это говорится с такой добротой!..

Уже одетый, стою у двери. Маша застёгивает на мне куртку, потом долго смотрит в глаза, потом притягивает к себе.

— Поцелуй меня… на прощание.

Долго целуемся…

— Митя… Ты не забывай меня. Хорошо?

— Не забуду. Может… ещё увидимся? — бормочу я.

— Смеёшься?

Отрицательно мотаю головой.

— Вряд ли это получится… — вздыхает она. — Хотя я бы не возражала… Хороший ты, Митя. Может, я тоже тебе бы рассказала…

Сама меня целует и отталкивает.

— Ну, иди… Пока!

— Ты где был? — едва увидев меня в школе, спрашивает Пашка.

Быстро в общих чертах ему всё рассказываю. Правда, про Машу не говорю.

— Дурак ты, Димка! Пришёл бы к нам! У нас бы и переночевал. А ты попёрся на вокзал.

— Понимаешь, Павлуха… Стыдно мне… Чего я мои проблемы на вас вешать буду! Мало вам своих?

— Вот я и говорю, что ты — дурак! Ты меня не больно спрашивал, когда в свою куртку запихивал.

— Да ладно! Я уже про это и забыл.

— А я — нет! Короче, если ещё что-то такое будет, чтоб шёл к нам. Я предков предупрежу.

— Не надо…

— Надо! Что мы, не люди? Не тупи.

— Ладно… Уговорил.

Вот и Пашка тоже заботится. Наверно, если так посмотреть, то вокруг есть много хороших людей. А я как зациклился на своей мамаше! Но ведь она мне все-таки мать… Может, она просто слишком строгая?

— Где ты всю ночь шлялся? — набрасывается на меня мать, едва придя с работы.

— Ты же меня сама домой не пустила, — мне почти смешно: неужели она всё-таки думала, что я буду ночевать под дверью?

— Я тебя спрашиваю — где ты всю ночь был?

Мать снова себя заводит. Я это прямо чувствую.

— Если хочешь, я могу пойти туда ночевать снова, — откровенно блефую я.

— Скотина! Он ещё и угрожает! — мать замахивается, но сегодня я не намерен подставлять ей свою рожу. Ловлю её руку и слегка сжимаю, не давая нанести удар. Мать явно в шоке. — Да как ты смеешь!

Она пытается ударить меня второй рукой, но я снова не позволяю. Так и стоим в прихожей.

— Значит так, мама, — начинаю я, сдерживая зашедшееся от волнения дыхание и продолжая держать её руки, — мне надоели твои сцены. Я заканчиваю десятый класс и от тебя уезжаю. Поняла?

Только сказав это, я отпускаю её руки и прохожу в свою комнату. Видимо, мать настолько опешила от моего заявления, что даже не попыталась помешать. Дверь почти сразу распахивается. Мать стоит на пороге. Господи, какие у неё глаза! Похоже, в этот момент она меня просто ненавидит.

— К папочке своему собрался? Скатертью дорога! Только денег от меня ты не получишь! Ясно тебе?

— Яснее не бывает. Обойдусь.

Дверь с треском захлопывается.

Ложусь спать. Правда, сна нет ни в одном глазу. Мысли всякие-разные.

Не понимаю. Ну зачем держать около себя нелюбимого сына? Ну зачем я ей нужен? Показать, что у неё и здесь всё в полном порядке? Может, ей нужно показать, что она, выбиваясь из сил, тянет на себе взрослого лоботряса? Или — если мнение окружающих приказывает делать добро, то его надо делать, даже стиснув зубы от нежелания?

А вот Маша мне помогла просто так. Маша… Как мне с ней было хорошо! Во всём. Даже если бы у нас в постели ничего не было, то я всё равно был бы ей благодарен за всё. Маша… Конечно, я для неё — пацан ещё. Но как она со мной…

Секс мне знаком достаточно давно. С одноклассницами и начинал, и продолжал… Сейчас даже странно слышать от старших о том, как лет десять, двадцать назад ранний секс был чем-то сверхъестественным. Теперь такими делами уже занимаются совсем маленькие, благо даже такая литература с иллюстрациями вполне доступна. А в нашем южном городе — это вообще повально! Тем более что летом, в период отпусков, такого насмотришься, таких примеров! Никакой познавательной литературы не надо.

А наша сексуальная жизнь с Анжелкой, моей теперешней подругой, началась с одного мероприятия в нашей классной компании и в не очень трезвом состоянии. Помню, мать уехала в командировку в Краснодар аж на целую неделю, и я пригласил народ к себе оттянуться. Во время этой вечеринки у меня в квартире всё и произошло. Сначала переглядывались, после на кухне целовались, а потом просто ушли от всех из гостиной в мою комнату, а когда через полчаса вернулись, я заметил на лицах моих гостей понимающие ухмылки. Помню, как Верка, с которой у меня уже всё произошло гораздо раньше, кидала на меня яростные взгляды. Мне и тогда было, да и сейчас на это наплевать. Никогда не стремился скрыть свои привязанности.

Но всё-таки все мои прежние опыты были, по сути, физическими упражнениями. А с Машей… Какая она… хорошая. Жаль, что я ещё такой молодой. И жаль, что ей приходится так зарабатывать. Ведь проститутками без нужды не становятся. Она и сама сказала, что исповеди не будет, значит, всё-таки что-то её заставило пойти на вокзал.

М-да… Везде всё зависит от денег. Да и мне они сейчас будут нужны. Ничего! Заработаю. Пока не знаю как, но заработаю. У меня в запасе ещё целых три месяца.

* * *

Решил попробовать заработать при помощи своей силы. Парень я здоровый, могу что-нибудь таскать. Обошел несколько разнокалиберных ларьков. Но пока результат нулевой. Везде отказ.

В школе обсуждаю это с Пашкой.

— А может быть, твой клёвый прикид всех смущает? — высказывает он своё соображение. — Уж больно ты не похож на неимущего. Может, все думают, что ты какой-нибудь засланный.

— Может быть… А где ж я другую одежду возьму? Тут же что-то старое и рваное нужно.

— Слушай, Димка! А давай я у себя посмотрю? У меня точно найдётся. Может, даже и обгорелое после пожара. Сгодится?

— Конечно, сгодится! Давай! Только как я это всё домой принесу?

— А ты и не носи. Придёшь к нам, переоденешься, и на работу. Потом опять переоденешься.

— Ну а твои что скажут?

— Мои поймут. Они, ты извини, в курсе.

Отлично! Теперь дело за немногим — найти хозяина, который дал бы мне работу. Ладно, с этим разберусь как-нибудь.

Что-то так захотелось Машу увидеть. Просто увидеть и поговорить. Она так тогда слушала! Мне кажется, что она тоже меня понимает. Да и вообще, она такая… После неё прежние подружки мне стали совсем неинтересны. Может, я влюбился?

Стою около дома, в котором Маша снимает квартиру. Номер квартиры я помню, но идти туда боюсь. Вдруг она в этот момент с клиентом?

Ну слава богу! Маша появляется из-за угла одна и идёт прямо ко мне. Кажется, я краснею…

— Здравствуй… Маша.

— Здравствуй! Ты чего тут? — она запросто, даже ласково, улыбается.

— Да вот… Захотел тебя увидеть… — и понимая, что это звучит ханжески, ведь человек может подумать, что я пришёл за другим, поправляюсь: — Просто увидеть… И поговорить!

— Митя… — Маша явно смущена. И вдруг: — Пошли!

На кухне пьём кофе.

— Ну, как тебя твоя мамашка встретила?

Подробно рассказываю про скандал. Маша сидит, подперев голову рукой, и так грустно смотрит на меня. Это даже вдохновляет. Начинаю рассказывать, как искал работу, как не нашёл, как с Пашкой договорился.

— Хороший у тебя друг, — вздыхает она. — Повезло…

— Да. Пашка — классный парень.

— Слушай, Митя, а если я у нас на вокзале поговорю? Есть у меня знакомый, такой старый армянин из местных. У него несколько ларьков. Вдруг тебя возьмёт? Только ты приходи не в таком виде, как сейчас, а как с Пашкой своим договорился. Может, получится?

— Ой… Маш… Я же не грузить тебя своими проблемами пришёл, — бормочу, оттого что мне действительно неудобно. — Я же просто поговорить… Ты меня так здорово понимаешь!

— А чего бы мне тебя не понять, — усмехается она. — Я же в шлюхи тоже не от хорошей жизни подалась… — замолкает и снова, как тогда, грустно смотрит на меня.

— Что так смотришь?

— Про тебя вот думаю. Ты — симпатичный и неглупый парень. Только ещё очень молодой… Думаешь, я не вспоминаю?

Кажется, я опять краснею.

— Понимаешь… Мои клиенты — это грязь и, как раньше говорили, срам. А с тобой у меня всё было, будто в первый раз… Ладно! Чего об этом говорить! И почему в нашей жизни всё идет через… Эх-х…

Сам не знаю, что со мной происходит. Встаю, подхожу к ней и сажусь рядом на корточки и беру её за руку.

— Маш… Маша… Всё ещё будет хорошо! Наверно, надо просто потерпеть немного…

Видимо, то, что говорю, звучит наивно, ведь я вижу её грустную улыбку.

— Хороший ты, Митя… — она тянет меня к себе и целует.

От этого у меня голова идёт кругом. Ну не испытывал ещё такого с моими теми… Они все были и есть сопливые девчонки.

— Митя, — вдруг шепчет мне Маша на ухо, — а ты шлюху совсем не хочешь?

— Хочу… — признаюсь я. — Только не… шлюху. Тебя…

— Идём… Идём, Митенька…

…Прощаясь, на пороге, снова долго целуемся.

— Ну иди… — как и в тот раз, она слегка отталкивает меня. — Встретимся, как мы договорились.

* * *

— Так, Дима. Пиво ставь вот сюда. А этот ящик — вон под ту полку.

Сурен Арменакович уже в солидном возрасте, иначе мог бы сам разгружать свою «Газель» и тогда я ему был бы не нужен. Живёт он здесь практически всю жизнь и поэтому по-русски говорит достаточно чисто. Мужик он неплохой, а главное — не жмотистый. Теперь, благодаря Машиной протекции, я каждый вечер объезжаю с ним его три ларька. Так что со своим самбо пришлось завязать. Жаль, конечно! Всё-таки почти семь лет занятий, кандидат в мастера, надежды тренера… Но вообще, видимо, пришло время заканчивать детские игры и начинать взрослую жизнь. Мне ведь меньше чем через две недели исполнится семнадцать.

Хозяин расплачивается со мной ежедневно, и теперь у меня есть пусть небольшие, но свои заработанные деньги. Домой их носить я, зная свою мамашу, не рискую. Оставляю весь заработок у Пашки. Свой паспорт тоже на всякий случай ему отнёс. Его родители в курсе нашей тайны. Одобряют.

— На, Дима. Держи! Сегодня ты очень хорошо поработал.

Прячу деньги в карман. Действительно, устал я сегодня.

— Спасибо, Сурен Арменакович! Спасибо…

— Это Мане спасибо. Хорошего работника мне нашла. И вообще называй меня дядя Сурен. Маня тоже хорошая девочка. Жаль, что ей приходится так зарабатывать. Да, Дима… Вот как бывает! Ты, наверно, не знаешь… Младшего брата она растит. Они из Грозного во время войны убежали. Мать их там погибла. Случайно попала… А они потом там всё бросили и убежали.

— А сколько лет брату?

— Тогда было двенадцать. Маня его у тётки под Краснодаром оставила, а сама сюда на заработки… Она хотела медсестрой на курорте. А тут вот… Кому сейчас её диплом нужен? А курортники приезжают, так они сейчас не лечиться хотят… Вот она деньги тётке на брата и посылает, — хозяин вздыхает.

— Дядя Сурен, а как вы с Машей познакомились?

— Так она, как сюда приехала, сиделкой ко мне устроилась. С моим внуком знаешь как носилась, когда он болел. Невестка, наверно, меньше о нём заботилась, чем она. Ну а потом… Люди-то сюда не болеть — развлекаться приезжают…

Вот всё и стало на свои места. Так мне становится жалко Машу! После рассказанного хозяином даже душа не на месте. По сравнению с её проблемами мои — вообще просто картонные.

— Дима, с Маней беда случилась, — сообщает дядя Сурен, едва я прихожу на работу. — Порезали её вчера ночью.

— Как порезали?

— Ну, с одним мужиком она не захотела идти — пьяный сильно был, так он нож вытащил… Менты его повязали, а Маня сейчас во второй больнице.

— Как её там найти? — напряжённо спрашиваю я.

— Не бойся, одну не оставим. Вот сейчас машину разгрузим и вместе поедем, — ворчит хозяин.

В больничной палате сидим у Машиной кровати. Одной рукой она держит мою руку, а другой — руку Сурена Арменаковича. В её глазах стоят слёзы.

— Ну как ты, девочка моя? — спрашивает дядя Сурен.

— Ничего… Говорят, жить буду.

— Я с доктором говорил… — как бы про себя бурчит он. — Ты, Маня, не волнуйся. Поможем. Верно, Дима?

— Конечно! Маш, я к тебе каждый день приходить буду!

Дядя Сурен почему-то усмехается. Может, я пока ещё чего-то не понимаю?

— Вот что, Дима. Вот тебе… Тут доктор написал, что нужно купить. Вот деньги. Давай — бегом в аптеку.

Пока бегу в аптеку, пытаюсь понять. Ведь вроде больница, а лекарства приходится покупать. Это вообще как?

Едем из больницы. Молчим. Смотрю на хозяина. Он сосредоточен и угрюм.

— Дядя Сурен, а что врач сказал?

— Жить будет, а родить уже вряд ли сможет. А женщина должна рожать! В этом её счастье, — и опять замолкает.

Захожу к Маше в палату. Сегодня я один. Только сейчас замечаю, что тут всё не убрано, да и вообще грязно. Даже бельё на её кровати странное, будто жёваное, и просто несвежее. В прошлый раз от волнения я этого не заметил.

— Привет…

Подхожу к ней, наклоняюсь и целую.

— Митя… Спасибо тебе… — она слабо улыбается.

— Ну как ты сегодня?

— Да уже лучше. Садись. Спасибо вам с дядей Суреном. Уколы помогают. Говорят, скоро выпишут. Придётся поправляться дома.

— А я к тебе буду приходить и всё приносить.

— Митя…

Вижу, что больше она ничего сказать не может. Только молча смотрит на меня. Я тоже молча смотрю на неё.

— Митя… Мне, видимо, придётся уехать отсюда.

— Мне дядя Сурен всё рассказал.

— Давай поговорим об этом, когда я буду дома. Я ведь когда-то тебе сказала, что будет моя исповедь…

Мать почему-то оставила меня в покое. Мы почти совсем не разговариваем. Она только оставляет мне какую-то еду. Вообще-то и раньше особых разносолов не было, а сейчас сам варю себе сосиски да пельмени. Ничего, хватает.

После школы бегу работать, а потом — к Маше. Она уже дома, правда, почти не встаёт, только до туалета и обратно. Когда надо, бегаю в магазин и аптеку. Стараюсь даже что-то приготовить и всё приношу ей в постель. А она иногда плачет. Тогда я сажусь рядом, обнимаю её и глажу по голове. Вот как сейчас…

— Знаешь, Митя… Это так хорошо, что мы с тобой встретились, — тихо говорит Маша. — Ты для меня стал, как… солнышко. Спасибо тебе.

— Да ладно… Не за что, — бурчу я и чмокаю её в лоб. — Ты, главное, поправляйся скорее.

— Надо… — вздыхает она. — Надо ещё денег где-то взять на дорогу. Я ведь всё отправила тётке для Егора. Себе оставила только за квартиру отдать. Могла бы у дяди Сурена попросить, но он и так уже мне на лекарства потратился.

— Маш… С деньгами разберемся. У меня теперь есть.

— Митенька, они ведь тебе самому нужны. Надо что-то другое… Я, может, ещё смогу пару раз… когда поправлюсь. Всё равно с кем. Лишь бы заплатили.

Как она это говорит! Кажется, я теперь понял, что значит говорить горько.

— Нет! — сам удивляюсь своей резкости. — У меня тебе на дорогу наберётся. Хватит тебе…

— Митенька… — притягивает меня к себе и целует. — Я за тебя молиться буду. Правда! Когда в Грозном было совсем страшно, я всегда молилась.

— Маш, а как ты оттуда выбралась?

— Это было какое-то чудо. Однажды во время обстрела я схватила брата и ещё одного мальчишку-чеченца и потащила их в подвал. А снаряд, уж не знаю чей, как раз в наш дом угодил. Тогда было непонятно, с какой стороны обстреливают. Нас завалило. Не так чтобы сильно, но если бы я на мальчишках не лежала, то не знаю, что бы с ними было. Через сутки как-то откопалась. Рук не жалела. Выползли мы, а вокруг чечены. Повели нас куда-то… Страшно! А мальчишка-чеченец исчез. Потом уже у них, в каком-то доме, подходит к нам с братом один чечен. Бородатый, страшный… А мальчишка-чеченец рядом с ним, ему на меня показывает и что-то говорит по-своему. Их языку, живя в Грозном, я ведь так и не выучилась. Чечен подходит, называет меня сестрой и говорит, что я спасла его племянника. Благодарит… А потом тащит за собой, сажает в какую-то машину-развалюху, и мы едем. В общем, привёз нас почти на границу Чечни, высадил и говорит: «Беги отсюда, сестра. Спаси тебя Аллах!» Махнул рукой, в какую сторону идти, и мы пошли. Вот так…

— Маша, а зачем ты сюда приехала? Разве там, где живёт твоя тётя, нельзя было работать?

— Егорку поднимать надо. Кроме меня, у него нет никого. Тётка, а вообще она даже не тётка, а дальняя родственница матери, согласилась, чтобы он у неё пожил, но только с деньгами. Им ведь там тоже не сладко — одним огородом живут. Вот я и решила поехать заработать. Понарассказывали, что тут можно и в санаторий устроиться, и ещё работу сиделкой брать. А вышло… Дурой я оказалась, Митя. А с тобой мне повезло. Что бы я сейчас делала без такой няньки? — она наконец улыбается и опять тянет меня к себе. — Я обязательно буду за тебя молиться!

Перед очередной поездкой с дядей Суреном захожу к Пашке переодеться.

— Павлуха, где там мои деньги? Хочу посмотреть, сколько там накопилось.

Вынимает и даёт тонкую пачку перетянутых резинкой купюр. Считаю.

— Я их заберу, — и прячу всю пачку в карман.

— Как? Ты что, уже ехать собрался?

— Да нет. Надо тут помочь одной…

— Димка! Ты снова помогаешь, а потом…

— Угу. Помогаю, только, понимаешь… — и вдруг неожиданно для себя рассказываю ему всё. Всё! Даже про отношения с Машей.

Пашка молча слушает, только головой иногда покачивает.

— Ну а сам-то ты как? Ты же после десятого к отцу собираешься?

— Конечно, собираюсь! Не волнуйся! Наверно, успею заработать. Я постараюсь!

— Слушай, а может и я с тобой? Вдвоем больше ведь получим. Ну чтоб ты точно набрал на дорогу.

Ну вот… Когда уеду, о ком точно буду жалеть и вспоминать — так это о Пашке. Права Маша — повезло мне с другом!

— Ладно, посмотрим. Сейчас главное — Машу отправить.

Мы вместе с дядей Суреном провожаем Машу на всё том же вокзале.

— Дядя Сурен, спасибо вам за всё! Спасибо огромное! — она троекратно целует его в обе щеки и ласково обнимает.

— Да ладно, девочка моя. Всё должно быть по-божески. Будь здорова и счастлива.

— Митенька… — теперь она обнимает и целует меня. — Спасибо тебе, хороший мой! Я буду о тебе всегда помнить.

Настроение у меня поганое. Понимаю, кого я сейчас теряю. Маши мне точно будет не хватать.

— Лучше напиши мне письмо. Как ещё можно… Хоть на почтамт. Я знаю — так делают.

— Ты хочешь, чтобы я тебе написала? — почему-то удивляется она.

— Очень!

— Я напишу. Обязательно!

Поезд трогается. Мы с дядей Суреном машем вслед.

— Дима, а деньги Мане на дорогу… ты дал? — вдруг спрашивает меня он.

— Ну да… Я же ведь заработал! Я не хотел, чтобы она снова…

— Эх, дети-дети… Ладно, разберёмся, — дядя Сурен обнимает меня за плечо, и мы идём к выходу.

* * *

Мы вместе с дядей Суреном подъехали к одному из его ларьков. Ох, ничего себе! Ну и дыра… Видимо, какой-то пьяный козёл на своей тачке разворачивался и задом в этот ларёк въехал. Тётка, которая там работает, перекладывая коробки, пытается отделить пострадавшее от непострадавшего.

— Вот беда… — бормочет хозяин, рассматривая разбитую стенку и испорченный товар. — То там отстегни, то там… А тут ещё и ремонтируй… Беда…

Да… Не повезло дяде Сурену. Хороший мужик, и вот так ему получилось.

Смотрю по сторонам. Надо найти хоть какой-то материал, чтобы пока дыру заделать. А то всё содержимое ларька вынесут. Ага! Вон, похоже, какая-то старая мебель валяется. Может пригодиться. Ясно — новую купили, а старую просто так выкинули.

— Дядя Сурен, я сейчас! — и направляюсь к случайной помойке. Вообще раньше в нашем городе чисто было, а теперь, как началась вся эта торговля, так всё начали кидать везде, где попало. Неприятно это.

Ну вот… Точно! Части старого шкафа. Беру одну из стенок и тащу к ларьку.

— Вот, дядя Сурен. Смотрите! Это подойдет? Там ещё есть.

— Ой, молодец ты, Дима… — мне почему-то кажется, что мой поступок стал для него неожиданностью. — Ой, спасибо тебе!

— Сейчас! Я ещё!..

Тащу вторую стенку. Хорошо, что в «Газели» дяди Сурена есть полный набор инструментов! В четыре руки восстанавливаем разрушенное хозяйство.

— А у тебя, Дима, я смотрю, руки из нужного места растут! — одобрительно замечает хозяин, глядя, как я вгоняю молотком гвозди.

— Это папе спасибо… Он раньше всегда меня привлекал, когда сам что-то делал. Даже когда я маленьким был.

— Правильно делал твой папа, — и улыбается. — Уедешь к нему — что буду делать?

— Ну, дядя Сурен… Что же делать… Маша же вам говорила.

— Говорила. Я-то всё понимаю, только привык я уже к тебе. Да и тяжело мне становится всё самому делать. Старею…

— Дядя Сурен, а ваш сын? — и взглянув на него, понимаю, что эта тема для него неприятна.

— Вазгену это неинтересно, — неожиданно сухо отрезает он.

И тут дух захватывает от пришедшей в голову идеи.

— Дядя Сурен! А может, вам моего друга Пашку потом взять? Он хороший парень, работящий.

Хозяин какое-то время думает, глядя в сторону.

— Ладно… Потом посмотрим.

— Что, уже начал мать свою позорить? — встречает меня мамаша вечером в прихожей.

— Чем? — искренне не понимаю я.

— Даже этого не в состоянии понять! — она снова, как и всегда, себя заводит. — Мой сын таскает какую-то дрянь в ларьки! Как какой-то алкаш. Дожила!

Во мне тоже просыпается раздражение. Хочется сказать ей что-нибудь совсем неприятное. И это неприятное приходит в голову.

— Папа мне всегда говорил, что когда человек зарабатывает деньги честным трудом, это почётно! А у тебя это, оказывается, позор…

Мать столбенеет от моих слов. Понятно: не знает, как ответить.

— Вот и катись к своему папочке-неудачнику! — с тихой яростью наконец выговаривает она, поворачивается и захлопывает за собой дверь своей спальни.

Ну слава богу! Что-то проясняется. Может, она мне ещё и денег даст? А то после отъезда Маши я снова на нуле.

А вообще-то как я лихо всё решил за всех. Собираюсь к отцу, а с ним даже не удосужился договориться. А вдруг там что-нибудь не так получится? Надо туда позвонить…

Трубку в питерской квартире берет тётя Тоня.

— Здравствуйте, тётя Тоня! Это Дима.

— Ой, Димочка! Здравствуй, мой дорогой!

От такого приветствия просто теряюсь.

— Тётя Тоня… Я хотел… А папа дома?

— Нет, он позавчера уехал. А что ты хотел?

Ну что делать? Отца нет в городе. А может…

— Тётя Тоня… А можно, я с вами поговорю?

— Конечно, Димочка! Ты хотел приехать?

Ох-х… И как она догадалась?

— Да… Я хотел… Только… Вы извините, я хотел… насовсем. Вы не будете против?

— Дима! Ну как тебе не стыдно? Конечно же, не буду против. Мы же с тобой прекрасно ладим. А твой папа по тебе очень скучает. Я же вижу это! Только у тебя с мамой проблем не будет? Она-то тебя отпустит?

— Мы с ней поссорились, и я сказал, что уеду к вам. А она сказала, что скатертью мне дорога.

— Димочка, я прекрасно понимаю, что тебе… Ну, в общем, там несладко. Я тебя, прости, очень жалею. Но всё-таки — мама! Может, это она сгоряча так сказала?

— Тётя Тоня! Не сгоряча. Она же меня поедом грызёт каждый день! Ей всё не так, и я не такой, каким бы она меня хотела видеть. Я уже не могу. Честно! И вообще мне уже шестнадцать, и я могу сам решать!

— Можешь… — понимаю, что она задумывается, и тут следует быстрое продолжение: — В общем, так! Если приедешь, то и я, и твой папа будем очень рады. Остальное попробуем отрегулировать, если придётся. Главное, не волнуйся. Ты десятый класс там закончишь?

— Да. А в одиннадцатый хотел бы пойти уже в Питере.

— Конечно, это правильно. Заканчивай учебный год и приезжай. Повторяю: будем рады и заживём нормальной семьёй. Тебе деньги на билет надо будет высылать?

— Тётя Тонечка! Спасибо! — кричу я в трубку. — Насчёт денег не волнуйтесь! Я сам уже зарабатываю. Таскаю в ларьки ящики. Я — парень здоровый!

— Смотри только, не надорвись. Учти, что ты ещё не так крепок, как тебе кажется. Постарайся осторожнее с тяжестями.

От такой заботы совсем таю.

Вот интересно… Люди такие разные! Одни простые, душевные. Такие, как Пашка и его родители. Всегда готовы помочь. Или дядя Сурен. Тоже, хоть и бизнесмен, но простой. Вон как он Маше помогал! А моя матушка, да и все её знакомые, и те мужчины, с которыми она встречается… Будто всё время выделываются друг перед другом. Хвастают квартирами, тачками. Будто соревнуются — кто круче. А может, действительно соревнуются? Почему-то мне кажется это скучным. Да и вообще, кому они в своей жизни помогли?

А отец и тётя Тоня — они тоже простые. И тоже стараются всем помочь. Вон, когда их соседка по площадке, бабулька, болела, так тётя Тоня приносила ей покушать и кормила чуть не с ложечки. А отец в аптеку бегал. Мне это понятно, ведь те, кто сильнее и здоровее, должны заботиться о тех, кто слабее! Наверно, природа не случайно так устроила, что мужчина сильнее женщины и он о ней заботится. Гм… А я о своей мамаше? Ведь я же мужчина! А как я могу о ней заботиться? Для её личного спокойствия выполнять всё то, что она от меня требует? Быть таким, каким она хочет? Но ведь её требования совсем неразумны. Быть таким, как она хочет, — значит, быть, как она, а это уже противоречит изначальному постулату. Вот куда привела логика. Круг замкнулся! Ох-х… Видно, правильно говорит Людмила, наша математичка, что у меня хорошие способности к математике. Там ведь тоже сплошная логика.

Пришло письмо от Маши! Как же я этому рад! Ведь бегал на почтамт почти каждый день, и меня там даже стали узнавать.

Распечатываю, и аж пальцы трясутся.

«Митенька! Дорогой ты мой!

Вот я и приехала. Спасибо тебе, что так мне помог. Я буду помнить об этом всегда. Об одном только думаю — ты-то как выкрутишься? Тебе же тоже надо решать свою проблему. Нельзя же так жить!

Ну ничего! Я сейчас пытаюсь здесь устроиться на работу. Мне совсем неважно, на какую. Может, потом тоже сумею тебе помочь.

Егорка меня сильно беспокоит. Пока меня не было, догляда за ним тоже не было, и он по малолетству связался с какой-то местной шпаной. Насчёт этого стараюсь что-то придумать тоже.

Ну вот, вроде и все новости. Пиши мне обязательно, как у тебя дела. Мне это важно.

Целую тебя, мой хороший! Всё время тебя вспоминаю. Твоя Маша».

Уф! Ну хорошо, что доехала и они с братом теперь вместе. Прямо чувствую в себе такую огромную радость, будто весь теплом наполнился. Только бы у неё всё было хорошо!

* * *

— Ну что? Не передумал ещё ехать в Питер? — как бы между делом интересуется мать утром перед отъездом на работу. С некоторых пор мы с ней стараемся не пересекаться. Даже едим в разное время.

— Нет. Учёба закончится, и поеду, — в том же тоне спокойно отвечаю я.

— А тебе учёба теперь уже будет не нужна, — насмешливо бросает она. — Там, у твоего отца, твой удел — метла и совок. Отщепенец!

— А я любой работы не боюсь!

— Ну вот и будешь улицу мести. Помяни моё слово! У неудачника-отца сын не может быть другим. Запомни, сыночек! На коленях меня просить будешь, но обратно я тебя не приму. И ещё учти! Компьютер с собой ты не возьмёшь. Пусть тебе твой папочка со своих копеек покупает!

И про компьютер не смогла не сказать! А вообще-то я брать его с собой и не собирался. Уж как-нибудь сам…

— Обойдусь.

А слово «сыночек» у неё прозвучало как-то по-змеиному свистяще. Надо же! Даже это меня укрепляет в моём решении. К любимому сыну так не обращаются. Значит, всё правильно! До конца мая осталось каких-то две недели, а там…

Пишу обо всём Маше. Пишу и представляю себе её лицо, волосы… Жаль, не на что, но так хочется взять и вдруг к ней заехать! Заехать, увидеть, обнять и… поехать дальше. Ой! Именно так я и написал в письме… Ну и хорошо!

Последний день в моей школе. Документы свои я уже забрал и теперь готов попрощаться со своими, теперь уже бывшими, одноклассниками.

— Димочка, на кого ты нас всех покидаешь? — с ехидцей спрашивает Анжелка.

Её вопрос должен быть чисто риторическим, поскольку после знакомства с Машей я под любым предлогом старался уклоняться от встреч с ней. Возможно, то, что называют женской интуицией, уже всё подсказало, но видно, что ей трудно свыкнуться с мыслью о завершении отношений. А что касается меня, то — секс сексом, но к Маше у меня возникло особое чувство. Неужели всё-таки влюбился? Но ведь Маша уехала…

— Да, ребята. Покидаю я вас! Даже билет уже купил. Так что — всё! — смеюсь я и пожимаю протянутые руки. — Буду вас в Питере вспоминать. Счастливо всем вам!

Билет я действительно купил, поэтому есть конкретная дата отъезда. Хотел обойтись плацкартой, поскольку денег на купе у меня не хватало. Но дядя Сурен просто заставил меня взять ещё дополнительную сумму, сказав, что это мне премия за всё хорошее. Долго объяснял, что сейчас в поездах всякое бывает и потому безопаснее ездить в купе. Потом вообще сам пошёл со мной и взял билет. Пусть на дополнительный поезд, как всегда в сезон, но — спасибо ему! А денег даже ещё немного осталось. Думаю, что они мне могут пригодиться в Питере. После моих здешних заработков совсем не хочется садиться на шею папе и тёте Тоне.

Выходим из школы всей компанией. Оборачиваюсь и смотрю на такое родное мне здание. Даже какая-то грусть охватывает. Что ж… Теперь главное — определиться, как мне уезжать. Мне очень не хочется пересекаться с матерью. Опять ведь скандал устроит! Теперь уже на прощание. Идея! Напишу ей записку, что я уехал, она и успокоится. Мы же ведь в последнее время вообще почти не общались.

Звоню в Петербург. Трубку берёт отец.

— Папа, привет!

— Здравствуй, сынок! Ну что, ты уже точно приезжаешь?

— Точно! Билет уже куплен. Так что ждите меня!

— Да мы, Димка, тебя давно уже ждём и будем очень тебе рады. А насчёт мамы не волнуйся. Думаю, что мы всё с ней сами решим. Тем более ты уже в таком возрасте, что можешь сам принимать решения. Ты какого числа будешь? Мы тебя встретим.

Диктую номер поезда, вагон и число.

— Так… Знаешь, Дима, я, видимо, тогда буду в рейсе, но ничего, Тоня тебя встретит. Короче, ждём!

В большую сумку складываю всё самое необходимое. Я понимаю, что там, в холодном Петербурге, мне понадобятся тёплые вещи и их придётся покупать. Так не хочется вынуждать отца тратиться. Надо будет что-то придумать, чтобы самому тоже зарабатывать или хотя бы летом подработать.

Сбрасываю на дискеты файлы, которые мне хотелось бы сохранить. Мой замечательный компьютер, к которому я так привык, мне больше уже не пригодится. Не жалею!

Ещё раз осматриваю свою комнату. Вроде всё взял.

Беру лист бумаги и пишу: «Мама! Я сегодня уехал в Петербург к папе. Согласись, что нам с тобой вместе жить невозможно. Только мотаем друг другу нервы. Если что-нибудь будет нужно, где найти меня, ты знаешь. Пока! Дмитрий».

Ну что ж… Прощай моё нынешнее жильё и все неприятности, с ним связанные! Грустно только что-то… Но в Петербурге меня ждёт папа. И это самое важное!

Пашка пришёл меня провожать. Стоим с ним около вагона. Разговор совсем не клеится. Тяжело и ему, и мне.

— Павлуха, я тебе звонить буду…

Он молча, глядя себе под ноги, кивает.

— Ну не молчи ты! — не выдерживаю я.

— А чего говорить? Знаешь же, что кроме тебя, у меня других друзей нет…

— Знаю… А может быть, после одиннадцатого класса приедешь?

— Зачем?

— Поступать вместе будем.

— Не знаю… Посмотрим.

Подходит дядя Сурен. Тоже пришёл меня проводить! Сунул мне в руку мешок с едой.

— На! Ведь сам-то, наверно, ничего с собой не взял?

— Не-ет… Спасибо, дядя Сурен!

Я действительно совсем не подумал, что надо будет что-то по дороге есть.

— Эх, дети, дети… Ладно, пошли в вагон. Посмотрю, как поедешь, — продолжает он, и мы вместе идём в моё купе. Пашка остаётся на перроне.

В купе уже сидят мои будущие попутчики, вернее, попутчицы. Это две молодые тётки. Явно возвращаются после отпуска — хорошо загорели на майском солнце. А я так на море и не выбрался со всеми своими заморочками.

— Здравствуйте! — первым здоровается дядя Сурен. — Вот, девочки, это ваш попутчик до Петербурга.

— Ой, как хорошо! — весело вскидывается одна. — А мы всё переживали, что какой-нибудь старый дед с нами поедет, а тут такой молоденький мальчик!

— Не волнуйтесь, я с вами не поеду, — усмехается дядя Сурен и добавляет: — Так что смотрите за ним, чтобы на станциях не бегал и чтоб от поезда не отстал.

— Не волнуйтесь, проследим, — улыбается вторая. — Тебя как зовут?

— Дима…

— Я — Ася, а это, — она показывает на подругу, — Света.

— Ну ладно, Дима, пошли пока выйдем на улицу, — зовёт мой провожающий.

На перроне он долго меня инструктирует, чтобы я следил за вещами и, главное, за документами и деньгами, чтобы держал их всегда при себе или под подушкой.

— Учти! Сейчас в поездах очень часто воруют! Девочки вроде нормальные. Только в купе никого не пускайте.

— Понял, дядя Сурен. Спасибо, — благодарю я, понимая, что он хочет напоследок уберечь меня от каких-либо неприятностей.

— Приедешь — обязательно мне позвони, что добрался до места.

— И мне тоже, — добавляет Пашка.

Ох… Как мне не хочется терять этих, уже дорогих, заботящихся обо мне людей.

— Дядя Сурен, а можно, вы вместо меня Пашку возьмёте? — опять прошу я, понимая, что тому деньги всегда нужны. — Он хорошо будет работать. Я уверен! Вам же всё равно помощь нужна…

Хозяин вздыхает, оценивающе смотрит на Пашку и… кивает.

— Ладно, Паша. Дима прав. Помощь мне нужна. Приходи.

— Отъезжающие, заходите в вагон! — командует проводник, молодой парень в форменной рубашке, расстёгнутой чуть не до пупа. Хотя — жарко!

Обнимаюсь с дядей Суреном, потом с Пашкой.

— Павлуха, приезжай! Плохо мне будет без тебя…

— Ладно… Посмотрим. Ты всё равно позвони мне, — и ещё раз меня обнимает.

И вот уже поплыл за окном такой знакомый вокзал. Дядя Сурен и Пашка идут за поездом и машут. Поехали…

* * *

Поезд, на который удалось взять билет в июне месяце, как мне объяснили, в шутку раньше называли «пятьсот весёлый». Действительно, кланяется каждому столбу и стоит подолгу, потому что пропускает всех. Он — не скорый, а только пассажирский. Ну и ладно! Главное — доехать.

Четвёртого пассажира в нашем купе пока нет. Мои соседки, предварительно закрыв дверь, переоделись в халатики и уже блестят коленками. Стою в коридоре у окна и смотрю на проплывающий лес. Побережье с купающимися и загорающими людьми уже закончилось. Теперь идёт лес по горам. Смотрю и всё прощаюсь. Когда я это ещё увижу?..

— Дима! Иди к нам! — зовёт меня Света.

Поворачиваюсь к открытой двери купе. Ого! Там на столике уже разложена разная еда.

— Иди, поешь!

Это, конечно неплохо, ведь завтракал я уже давно.

— Да у меня тоже есть… — и начинаю вынимать из мешка то, что принёс мне дядя Сурен.

— Ой, тут такие вкусности! — восхищается Ася. — Ой, Светка, под такое надо доставать!

— Вот и достань.

На столе появляется литровая бутылка домашнего вина.

— Дима, ты вино пьёшь? — интересуется Света.

Мне это кажется смешным, ведь мы с пацанами уже всё пробовали, и давно.

— Пью. И не только вино, — смеюсь я. Только сейчас начинаю понимать, что у меня наступила свобода. Мне не надо думать, что к девяти я должен быть дома, у меня не будет скандалов, мне, по крайней мере пока не приеду в Питер, никуда спешить не надо и главное сейчас — скоротать время в поезде. И вообще я отвечаю за себя сам!

— Вот и хорошо, — удовлетворённо произносит Света, и на столе появляются пластиковые стаканы.

Вино, конечно, не ахти, но пить можно. Становится веселее. Болтаем обо всём. Я уже знаю, что они обе из Твери. Тётки разошлись, всё вспоминают, какие у них были на курорте мужики. Уверен, что они к нам только трахаться и приезжали. Переглядываются, на меня поглядывают. Потом начинаются шуточки разные… Теперь проводника нашего обсуждают.

— Слушай, мы с тобой совсем мальчика развратим, — хихикает Ася.

— Поздно, — фыркаю я, и веселье продолжается в том же духе.

Уже десять вечера. Выпитое вино приятно играет. Очередная маленькая станция. Стоим с проводником Валерой у вагона и курим. Мы с ним познакомились почти сразу после отправления. Оказывается, ему всего двадцать один. После армии некуда было податься на работу, вот он и устроился проводником на дополнительный поезд. Это у него всего второй рейс. Теперь я выхожу с ним покурить на каждой остановке. Вообще-то я не любитель курить, разве только во время выпивки.

— Чего, гуляете? — с явной завистью спрашивает Валера.

— Угу…

— Классные бабы у тебя… А я тут вот… — он вздыхает. — Прошлый раз, когда ехали в Питер, так меня одна сама заклеила. Хоть сорок лет, но классная…

— Так ты подваливай! Нас трое, будет четверо, — без задней мысли предлагаю я, ощущая в себе приятную лёгкость и желание приключений.

— Чё, правда?

— Конечно!

— Слушай, следующая стоянка будет аж полчаса. Я сбегаю… Ну чтоб не с пустыми руками! Начальник поезда в это время как раз сам начнёт расслабляться, так что проверок не будет. А ты там предупреди…

Вот мы сидим уже вчетвером. Мои попутчицы с приходом Валеры ещё больше повеселели. Он принёс бутылку коньяка. Палёный наверняка, но нам это уже по барабану. Возникает давно знакомая мне ситуация, когда происходит деление на пары. Так мы с парнями делали, когда с девчонками знакомились. Сейчас, поскольку Ася с самого начала усадила меня около себя, Валера сидит напротив рядом со Светой. В купе полумрак, включён только ночник, дверь закрыта… Не знаю, что там под столиком с той стороны, но голая нога Аси уже давно трётся о мою, сама она слегка прилегла на моё плечо, а мою руку положила себе на талию. Под парами спиртного это так возбуждает!

Поезд грохочет по стрелкам и снижает скорость. Сейчас будет очередная стоянка.

— Димка… Сейчас стоянка будет, — тихо начинает Валера. — На, возьми трёхгранку. Открой тамбур, вдруг кто-то садиться будет.

— Пойдём… — почти шёпотом говорит Ася. — Я составлю тебе компанию.

Мне в общем-то всё уже ясно.

— А если в это купе?

— В это купе не будет. Я дал начальнику сведения, что тут комплект, — усмехается проводник.

Поезд останавливается. Спускаемся с Асей на маленькую платформу.

— А ты понятливый, — смеётся она.

— А чего тут непонятного? Дело житейское, — беззаботно хмыкаю я и ехидно добавляю: — А ты за мной, как и просили, присматриваешь?

— Ну так просили же! Так что ты — мой подопечный!

Поезд трогается. Закрываю тамбур. Хорошо, что никого чёрт не принёс! Ясно, что к купе идти нельзя. Стоим с Асей в коридоре около кипятильника. Первый час ночи. Вагон спит. Валера сказал, что в поезде нет ресторана, поэтому хождения туда-сюда по вагонам тоже нет.

— Слушай, подопечный, а ты целоваться-то умеешь? — вдруг спрашивает Ася.

— А то!

— Тогда покажи умение… — и сразу же сама начинает сосать мои губы. Хорошо, что никто не мешает!

Раздаётся щелчок замка, дверь купе открывается, и показывается взлохмаченная голова Валеры. За ним выходит Света.

— Ваша очередь, ребята! — проходя мимо нас, как бы невзначай, роняет она.

— Пойдем, я за тобой присмотрю, — со смешком говорит Ася и тянет меня за собой.

Дверь за нами закрывается, снова щелкает замок. Уютный полумрак…

— Судя по тому, как ты целуешься, тебе не надо ничего объяснять… — и её пальцы начинают расстёгивать на мне рубашку.

— Не надо… — мой голос звучит неожиданно хрипло. Почему-то перехватывает горло. Не знаю, что больше меня пьянит — выпитый алкоголь или чувство полной свободы и безнаказанности, а значит, вседозволенности. Всё дальнейшее происходит молча.

Чёрт! До чего же неудобно на узкой вагонной полке.

В Твери обе наши подружки выкатываются из вагона в объятия встречающих их счастливых мужей. С ухмылкой смотрю на бурную встречу из окна вагона. Конечно, славненько я провёл эту часть своего пути. Приятно вспомнить. Да и Валера, с которым мы уже скорешились, доволен.

Правда, кое-что мне не даёт покоя. Ведь когда-то и я женюсь, и моя жена тоже будет, наверно, куда-то там уезжать. А ведь так хочется верить… Но ведь есть такие женщины, как Маша! Маша… Как вспомнил, так сразу же стало совсем неуютно. Но где сейчас она, и где я. Или теперь что, вести монашеский образ жизни?