Катрина: Реквием ангела, исповедь демона

Алексей Кондратенко

Марк Меерсон – свидетель, выживший в волне кровавых разборок, прокатившихся по Калининграду. Прикосновение к тайне происхождения вампиров меняет его жизнь безвозвратно. Его смерти жаждет Мучитель Паннонский, глава могущественного Триумвирата стражей. И теперь судьба Марка в руках наемницы Катрины Вэллкат. Близится Поминальный бал. Ночь убийств. И чья-то кровь прольется вновь.Продолжение отмеченного наградами триллера «Катрина: Число начала». Изысканная и жестокая история c шокирующим финалом!

Глава 3. Ex sanguis²

Скрыть наши истинные чувства труднее, чем изобразить несуществующие.

Франсуа де Ларошфуко«Максимы и моральные размышления»

В толще мутной красной жидкости что-то встрепенулось. Белые пальцы сжались в кулак. Расплывчатый силуэт развел жидкость руками и устремился вверх.

Кровь исторгла окрепшее бледное тело во тьму подвала.

Обагренная кровяным раствором Катрина вынырнула из полусмерти. Полная сил и не снедаемая болью ран. Она взялась за края резервуара и невесомо подтянулась на мостик.

Алая жидкость ручьями стекала с неё. Густой запах железа поднимался над Катриной вместе с паром.

В зрачках сапфировых глаз блеснул tapetum lucidum³ — взгляд брюнетки выхватил из темноты немаловажную деталь, объясняющую обстоятельства, в которых очнулась Катрина. Поодаль, у стены подвала лежала уродливая груда тряпья. В нелепых позах, сваленные одно на другое там валялись обескровленные трупы, ещё не тронутые тленом.

Похожие груды тел Катрине доводилось видеть в прошлом. При разных обстоятельствах. В одном случае это были расстрельные ямы, над которыми фашисты казнили евреев и славян⁴. В другом — крайняя мера, практикующаяся как акт исцеления в закрытом сообществе, частью которого являлась она сама.

Катрина пересчитала убитых. Столько разом загубленных душ ради продления её существования.

Она посмотрела на свои окровавленные руки и решила, что хочет это смыть.

Из подвала она поднялась на второй этаж в просторную ванную комнату, выложенную светлой плиткой. Она обнаружила, что в доме нет электрического света, но кто-то зажег повсюду свечи.

Внизу слышались разговоры и отголоски торжества. Очередного пустого и бессмысленного приема, призванного подчеркнуть единство и дружность кланов. Этот символический обычай носил весьма практичное свойство отвлекать всех от памяти о смутных временах, когда будущие лорды-маршалы враждовали и не могли поделить территории ореола своего обитания.

Пышные сугробы пены заполняли ванную, окруженную светом свечей. Катрина остановилась напротив зеркала, перед которым на столике с умывальником стоял бокал и бутылка Шато Мутон-Ротшильд. Огонь играл на золотой грозди винограда в руке фавна на этикетке. Урожай 1947 года. По выбору вина Катрина поняла, что это Виктор позаботился о её комфорте и распорядился всё устроить.

Она подступила ближе к зеркалу, и её алое отражение показалось из теплого полумрака. Катрину с ног до головы облеплял блестящий липкий слой крови. Она отогнула разрезанный край своей кожаной блузки без рукавов с рядом металлических пуговиц, тянущихся от плеча к узкой талии. Блузка повисла на одном плече, обнажив свежий рубец под ключицей. Остальные раны бесследно сошли с её окровавленного тела. Силы медленно возвращались к ней. Но шрам от серебряной пули сойдет не скоро, а может даже останется навсегда. Он заворожил и приковал внимание брюнетки.

Серебро делало их всех словно живыми и причиняло почти необратимые повреждения.

В отражении рядом проступили два желтых пылающих глаза.

— Все будут рады увидеть тебя невредимой, — раздался голос Зана позади Катрины. Его черная шелковая рубашка поблескивала в мерцающем свете свечей. Он, как и все, слышал, что Катрина пришла в себя и поднялась из подвала на второй этаж.

— Мне казалось, я закрыла дверь, — ответила Катрина, не поворачиваясь. — Навряд ли ты пожелал меня увидеть лишь для того, чтобы это сообщить.

— Стоит ли ждать перемен, ради которых я отправил тебя сюда? — спросил Зан, перейдя к делу, и в этих словах она услышала смысл весьма конкретный и понятный им обоим.

— Ответ тебе известен. Мне жаль. Наверное, обидно, что все твои усилия и вера в пророчества Тентела не оправдались.

— И почему же не оправдались? Если ты выполнила то, что должна.

— Видимо… это должно произойти не сейчас.

— Правда? И кто в том виновен? — холодно поинтересовался Зан.

— Никто. Насколько это представлялось возможным, всё вышло благополучно. Мы не приобрели и не потеряли. Великие полководцы знают, что порой этого достаточно.

Предчувствуя, что разговор с отцом по обыкновению может затянуться, Катрина открыла бутылку Шато Мутон-Ротшильд своими окровавленными пальцами и плеснула вина в бокал.

— Что ж, значит, я верно решил и впредь сохранить все детали в тайне, — проговорил Зан. — Виктор озвучил всем официальную версию, которая избавит нас от лишней шумихи. Обычные дела стражей. Однако подданные Виктора задаются вопросами. Их смущает характер твоих ран. И я их понимаю. В Красных Дубах произошло нечто, выходящее за рамки ожидаемых рисков. Нечто большее. И это изменило ход твоего задания. Расскажи мне. Что ты там видела?

Катрина отпила из бокала и прикрыла глаза.

— Помнишь этот год? — произнесла она в ответ. — Сорок седьмой. Война недавно закончилась. Но её тень ещё витала над всей Европой. Люди ощутили приход зари новых времен и опьяняющую жажду жизни. В Югославии открылась знаменитая фирма звукозаписи Юготон. На первой выпущенной ими грампластинке звучали народные песни в исполнении мужского квинтета Загреба. Тем временем урожай в Бордо разлили по этим бутылкам. Жан Кокто сделал рисунок для этикетки⁵. Он родился в тысяча восемьсот восемьдесят девятом году. Помнишь тот год? Последний из династии Обреновичей, король Александр вступил на королевский престол Сербии. Далеко не лучший из правителей Сербии. Прекрасная была весна. В Париже проходила всемирная выставка, приуроченная к столетию взятия Бастилии. Открылась Эйфелева башня, и её собирались разобрать после окончания выставки. А Бастилию взяли в год, когда Османская империя одно за другим терпела поражения от графа Суворова. Сначала в Фокшаны⁶, затем при Рымнике⁷. О, отец, наши глаза видели многое, и мы помним многое. Но то, что я увидела там… Такого не видел никто. Там всякая земная власть уступает могуществу первозданной тьмы.

Зан прошел и сел на позолоченную кушетку, оббитую красным шелком, стоявшую возле стены.

Катрина продолжала:

— Я выполнила сверх того, что требовалось от маршала клана стражей, от наемницы, от твоей дочери. Я вернулась оттуда, где рвется время и материя. Я пролила кровь, отдала свои силы, пожертвовала своими мечтами и желаниями, но дошла до конца. И я задаюсь вопросом, стоило ли оно того? Погоня за химерами Тентела привела меня на край гибели. Быть может, надобно поостеречься. Не приведет ли нас всех слепое следование пророчествам к гибели?

Зан с интересом выслушал дочь, а затем предостерег:

— Весьма смелое размышление.

— Полагаю, ты согласишься, что как стражи мы обязаны задаваться такими вопросами. С течением времени убежденная преданность древним традициям иссыхает в нашем сообществе. Но каждый, кого спроси, поклянется, что свято чтит Тентел. Как и я. Наши законы жестоко карают за сомнения в древних истинах, поэтому, едва ли находились те, кто допускал, что пророчества могут таить угрозу. И всё же мудрейший Понарин нынче не больно чтит заветы Тентела. А ты посылаешь меня украсть огонь с Олимпа, забывая, что Прометей поплатился за это тысячелетиями мучений⁸. И кто из великих лордов-маршалов прав? Ты или Понарин? Не является ли первоочередной задачей стражей выяснить, чья правота обусловит сохранность нашего рода?

Зан испытывающе воззрился на Катрину:

— Надо думать, у тебя уже созрел ответ.

— Столь скорый ответ говорил бы о предубеждении и нежелании бороться с теми вызовами, которые встретила я, — взгляд Катрины обратился к её свежему шраму под ключицей в отражении. — А я их не страшусь. Я хочу знать, что проливаю кровь не зря и не во вред всем нам. И что кровь людей, которая сейчас на мне, была пролита не зря.

— И что же нам делать с нашими исконными традициями и их пророчествами, обещающими процветание на страницах Тентела, но угрожающими погибелью при всякой попытке дотянуться до их воплощения? — поинтересовался Зан с плотоядным азартом, как о предмете, способном прояснить их позиции, но, не проявляя ни капли нужды в советах.

Катрина допила вино из бокала и движением, исполненным грацией, как и любое другое её движение, поставила бокал рядом со свечами.

— Доверяясь обещаниям прошлого, мы должны помнить о риске будущего, — не задумываясь, предложила наемница. — И когда придет время выбирать между древними суевериями и стратегией выживания нашего рода, мы обязаны сделать правильный выбор.

Лорд-маршал Вэллкат слегка склонил голову в знак одобрения — таким едва заметным кивком монархи прошлого вершили судьбы, милуя и вынося приговоры.

— Ты рассуждаешь мудро. Но с правильным выбором у тебя бывают проблемы. И твои приоритеты становятся причиной немалых хлопот.

Стальной тон осуждения зазвучал в голосе Зана Вэллката, застав Катрину врасплох. И она стояла молча, в незнании, в чем она повинна вновь перед самым суровым судьей её жизни.

Поднявшись, приблизившись к Катрине, Зан продолжал:

— Ты хочешь знать, что кровь людей, убитых чтобы жила ты, пролита не зря. Ты веришь, что в том вина моих поручений? Что наша преданность Тентелу обрекает невинных на смерть? На моей ли совести кровь людей, исцелившая тебя, ангел? Кровь дюжины душ, которая сохнет сейчас на твоей коже! — тихая буря уже начинала клокотать в голосе отца Катрины, но говорить прямо Зан не спешил. Словно зная, что неведение для его бесстрашной дочери страшнее приговора. Впрочем, наемница уже догадывалась, о чем рано или поздно упомянет Зан. — Этого можно было избежать, если бы ты не протянула драгоценное время, пока серебро заживо жгло тебя изнутри.

Лорд-маршал Вэллкат, наконец, подобрался к тому, что его беспокоило всю дорогу, пока они ехали в поместье Вормана. Всю дорогу, пока израненная дочь без чувств и признаков жизни лежала на его руках.

— Ты желаешь отчитать меня за мой отказ убить фотографа? — покорно спросила Катрина, но не удержалась от сарказма: — Что же для тебя важнее, великий лорд-маршал, жизнь дочери или смерть незнакомца?

Зан ответил лишь прямым разъяренным взором своих извечно желтых глаз, и Катрина невольно потупила взгляд.

Прозвучало то, что пламенело в лорде-маршале неугасимой яростью. Фотограф калининградского журнала Марк Меерсон помогал Катрине выполнить последнее задание, окончившееся сегодня ночью в лечебнице Красные Дубы. Фотограф, торгуясь за спасение которого, Катрина чуть не потеряла свою жизнь.

По мнению Зана, вспомнив фотографа, наемница выдала себя.

— Я сам хотел поговорить об этом фотографе, но думал отложить до того, как ты восстановишься. Что ж… Ты часто споришь, порой бываешь слишком пристрастна, выполняя задания. В тебе хватает излишних эмоций и привязанностей. Но упрашиваешь оставить людям жизнь ты очень редко. И когда это происходит, дальше ничего хорошего ожидать не следует.

Катрина предпочла бы избежать этой темы, и демонстративно стала развязывать свои ботинки военного кроя, поставив ногу на край ванны.

— Не вини меня в том, что я умею принимать правильные решения самостоятельно, — сказала она тоном, завершающим разговор.

— Сегодня ты приняла неправильное решение. Ты дозволяешь себе недопустимые прихоти. Мое мнение таково: нужно было убить фотографа. И его нужно убить.

Безапелляционный вердикт Зана грянул окончательно.

Катрина отставила ботинки и воззрилась на него с непониманием:

— Почему ты так этого жаждешь?

— А чем так ценен этот фотограф? — плотоядно спросил Зан.

Наемница отвернулась от слов отца:

— О нем пора забыть. Я прошу прощения, лорд-маршал, за то, что отвергла твою волю на глазах у Виктора и его подданных. Возможно, нам всем стоит умерить эмоции. Не забывай, ты всему меня научил, а значит мои несовершенства — твои ошибки.

Но попытка не удалась:

— Я видел, как этот фотограф смотрел на тебя, — не унимался Зан. Его снежно белое лицо исказила маска презрения. — Смотрел с трепетом, с надеждой, как на свою спасительницу.

— Они все так смотрят на нас. Будто мы боги, — возразила Катрина.

— И я видел, как смотрела на него ты, — с угрозой произнес её отец, из-за чего Катрина притихла. Голос лорда-маршала зазвучал вкрадчиво, с долей издевки. — Весьма необычный для тебя взгляд. Такой сочувственный, встревоженный. Сердечный, — с омерзением скривился он.

— И поэтому ты решил, что спасти меня нужно ценю его крови?

— Он свидетель. Я не нахожу уместным, что ты питаешь слабость к этому человеку.

Молния озарила окна. В её свете стало заметно, насколько несущественна разница в возрасте дочери и отца.

— Ты попусту беспокоишься, — поспешила заверить Катрина. — Марк мне безразличен, что бы ты себе ни мнил. Но с другой стороны, он мне ещё может пригодиться. Прошу, оставим это. На сегодня хватит с меня обязанностей.

— Обязанности будут всегда! — повысил голос Зан, и свечи в ванной разом зачадили черным дымом. — Что за безответственные суждения я слышу от тебя? На трех кланах лежит обязанность защищать лордоков. И по праву рождения тебе надлежит извечно нести этот долг, ибо мы стражи. От меня не скрыть истину! Ты привязалась к фотографу. В тебе столько слабостей! Ты вся в свою мать, даже не знаю, более хорошо это или плохо.

На этих словах Зана Катрина встрепенулась. Лицо красиво нахмурилось. Как ножом Катрину порезало напоминание о любимой матери. И теперь наемница пребывала в ожидании осквернения её имени, но сегодня Зан остановился на сказанном.

Тогда Катрина настойчиво проговорила:

— Мама не была слабой.

Зан с сомнением отвернулся.

— Она не была слабой, отец, — тверже повторила Катрина.

В ответ отец лишь молча смотрел ей в глаза, а она не отвела глаз в сторону. Катрина свято верила в свои слова. Так они безмолвно глядели друг на друга ещё с минуту. И на лицах каждого по-своему проступала горечь давно погребенных воспоминаний.

— Я мог потерять тебя сегодня, — спокойнее произнес Зан. — Из-за оказанной тобою милости к этому фотографу. Ты рисковала всем ради очередной мимолетной жизни. Напоминает случай с Джульетт Феннинг, не правда ли?

— Какой случай? — невозмутимо подняла брови Катрина. — Не было никакого случая. Мы тогда добились, чего хотели.

— О да, разумеется, — с коварной усмешкой подыграл лорд-маршал Вэллкат и замолчал. Вскоре выражение его желтых глаз смягчилось. Он увидел опечаленное лицо Катрины. — Оставим это. Тебе сейчас нужно отдохнуть. И от серьезных разговоров в том числе.

На этом лорд-маршал удалился, оставив Катрину одну, довольную возобновившимся покоем. Тишина и покой всегда привлекали её больше тщетных страстей этого мира.

Катрина протянула руку к ручке позолоченного крана, чтобы добавить в ванну горячей воды. Комната медленно стала наполняться клубами расслабляющего теплого пара. Расстегнув порванную, прошитую пулями и насквозь пропитанную кровью кожаную блузку, Катрина сняла с себя всю одежду и шагнула в пышные сугробы пены, заполнявшие ванну.

Соскользнув поглубже в теплую воду, она на некоторое время скрылась под водой, а затем вынырнула. Людская кровь сошла с молодого лица сербки, обнажив её утонченную привлекательность и благородные черты.

Она расслабленно положила голову назад, прикрыла глаза и постаралась забыть прозвучавшее имя Джульетт Фэннинг. Потому что это имя таило в себе печальную историю из дней давно минувших. Историю, которая будет тяготить Катрину, наверное, целую вечность.

Смех и отзвуки разговоров отголосками неслись по темным коридорам. Словно дом населяют призраки, подумала Катрина, выйдя из гостевой спальни, где временно жила. Она только что переоделась и направлялась в салон к заждавшимся её. Ей предстояло спуститься к призракам и принять их почтение.

На лестнице голоса зазвучали отчетливее. Здесь воздух наполнился ароматным дымом дорогих сигар, тихо звучала Gymnopedia №3⁹ Эрика Сати партией фортепьяно, за которым играла младшая дочь Виктора, Селона.

Все разговоры и музыка фортепьяно разом смолкли, когда в салон вошла Катрина. Необыкновенно красивое, как цветущая черная роза, прилегающее платье из бархата подчеркивало её грациозную фигуру. С широким вырезом на груди, который обрамляли легкие воланы из черного шелка. Поднимаясь по открытой спине к изящным плечам Катрины, они, играя и веясь, спускались по линии декольте. Оборки из такого же шелка обвивали округлое бедро и наискось сбегали по ноге. Пышный шлейф царственно тянулся за платьем.

Наемница была так великолепна и волнительна.

Катрину встретили аплодисменты в её честь.

Все, от прислуги до хозяина вечера, восхищенно приветствовали внезапно появившуюся красавицу. Их самоотверженную и вновь невредимую защитницу.

— Добрый вечер, — поприветствовала Катрина, глазами обведя всех присутствующих. — Виктор, — с почтением склонила голову она.

— Здравствуй, Катрина. Ты безгранично очаровательна! Как всегда и каждый раз, как вновь, — так же почтительно склонил голову Виктор.

Он поцеловал руку Катрины, галантно склонив голову чуть ниже положенного для лорда-маршала.

Остаток ночи прошел за расспросами. Причем Катрина появилась в тот момент, когда от серьезных тем все порядком устали. Знавшие требовательный и критичный вкус наемницы, подданные Виктора задавали ей вопросы об этом Марке Меерсоне. Спасенном Катриной молодом фотографе, персона которого уже успела обрасти будоражащими интерес предположениями. Катрина отвечала уклончиво и сдержано, что только укрепляло всеобщее любопытство.

Легкомысленные расспросы о фотографе лишь ещё больше раздражали Зана. Он стоял у окна спиной ко всем, заложив руки за спину. С величием полководца, планирующего войну, пока все отдаются праздности.

Примечания

2

Из крови (лат.).

3

Тапетум луцидум — слой сосудистой оболочки глаза позади сетчатки содержащий светоотражающий пигмент. Наличием тапетума обусловлен эффект мерцания зрачка. Распространен у позвоночных, в особенности у ночных животных, но не встречается у людей.

4

В данном случае — геноцид сербов, устроенный немецкими оккупационными войсками и хорватами-усташами с апреля 1941 по май 1945 года. В результате этнических чисток было убито (по разным оценкам) от 200 000 до 800 000 сербов.

5

Жан Морис Эжен Клемент Кокто — французский писатель, художник и кинорежиссер.

6

Победное для русско-австрийских войск сражение под Фокшанами 21 июля 1789 года.

7

Одно из главных сражений Русско-турецкой войны, произошедшее 22 сентября 1789 года и также закончившееся победой русско-австрийских войск. Стотысячное войско Османской империи было разгромлено 7 000 русских и 18 000 австрийцев под командованием генерал-аншефа Суворова, при этом потери турков составили 20 000 к 500 со стороны русско-австрийских сил.

8

В древнегреческой мифологии — Прометей, один из титанов, похитил огонь у Гефеста и передал его людям, за что был наказан Зевсом и прикован к скале, куда на протяжении тысяч лет прилетал орел и клевал печень Прометея.

9

Гимнопедии — музыкальное произведение, написанное композитором Эриком Сати. Изданно в 1888 году. Изначально Г. — один из важных праздников в Спарте, справлявшийся в июле на протяжении нескольких дней. Во время торжеств спартанцы исполняли обнаженные танцы и принимали множество гостей, приезжавших из соседних стран.