Галактический глюк

Алексей Калугин, 2003

На этот раз конкуренция двух спецслужб едва не привела к гибели человечества. Ибо именно этим грозило объявленное Орденом поклонников Хиллоса Оллариушника. Второе Пришествие, которое должно непременно состояться во вселенской комп-сети и, естественно, парализовать ее напрочь. Но даже самые прозорливые агенты Галактической Безопасности, такие, как Вениамин Ральфович Обвалов, не могли предположить, что спасение рода людского придет с мусорной свалки…

Глава 6

Которая начинается рассказом о подготовке к походу в квартал Желтые Кирпичи, а заканчивается сообщением о том, что запросил за свои услуги Жан-Мари Канищефф

Полоумные оллариушники — дети Хиллоса. Они прославляют Его деяниями своими, и, делая Оллариу, возносят Ему молитвы свои.

Устав Ордена поклонников Хиллоса Оллариушника.Изначальный вариант. Раздел «О продвижении»

После стрижки и легкого макияжа Сид приобрел некоторое сходство с респектабельным молодым человеком из приличной семьи, какового, по замыслу Вениамина, и должен был изображать. Никита Сергеевич от щедрот пожаловал Сидору кое-что из личного гардероба. Во-первых, светло-розовую рубашку — отнюдь не заношенную, но совершенно немодную, во-вторых, серые брюки-дудочки — чуть коротковатые, но зато с несминающимися стрелками, в-третьих, пару черных лакированных туфель с острыми носками и архаичными шнурками, которые нужно было завязывать вручную. И, наконец, легкий темно-синий джемпер с тремя пуговицами, настолько уродливый, что Вениамин готов был биться об заклад, что это чей-то подарок, который цирюльник хранил как память, — трудно было себе представить, чтобы Никита Сергеевича, с его утонченным вкусом и аристократическими манерами, хотя бы раз, пусть даже дома, когда его никто не видел, надевал эту фуфайку. Воспользовавшись инструментом, в нужный момент предоставленным Владимиром Ильичом, Вениамин собственноручно перерезал цепь на шее парня и вместе с замком выкинул ее в биоутилизатор.

Когда Сидор наконец взглянул на себя в зеркало, то его взяла оторопь.

— Э-это к-кто? — слегка запинаясь, спросил он, указывая на придурковатого пижона с прилизанными волосами, упакованного в костюмчик, стиль которого, конечно, можно было определить как эклектичный, но это было бы равносильно тому, что вообще ничего не сказать. Подобное сочетание совершенно несочетаемых предметов гардероба могло появиться разве что в результате кошмарных видений какого-нибудь новомодного модельера, упавшего накануне вечером с подиума и ударившегося при этом головой о подлокотник кресла председателя жюри.

Вениамин даже засомневался: а стоило ли вообще затевать столь рискованный эксперимент с изменение имиджа? Да и за Сида, признаться, боязно сделалось — как бы ненароком глупости какие не начал делать или, того хуже, не слетел с катушек. Тем не менее Обвалов бодро возвестил:

— Теперь тебя можно принять за кого угодно, только не за Порочного Сида, которого ищут по всему Гранде Рио ду Сол.

Парень слегка приободрился. Оно и понятно — кому понравится, когда тебя выставляют идиотом? Другое дело, когда приходится идти на жертвы во имя справедливости. За это можно и пострадать. В меру, конечно, в меру.

— Может быть, и вам, Вениамин Ральфович, прическу слегка подправить? — Никита Сергеевич выразительно щелкнул ножницами, зловеще блеснувшими алмазным напылением на режущих кромках.

Вежливо отказавшись о услуг цирюльника, Обвалов с помощью обычной черной резинки собрал волосы в небольшой хвостик на затылке. Затем он снял ветровку и, точно фокусник, легко встряхнул ее, после чего куртка сменила цвет с вызывающего ярко-малинового на невзрачный серый.

Наблюдавший за метаморфозой ветровки Ильич негромко присвистнул:

— Тоже военная разработка?

— Нет, — улыбнулся в ответ Вениамин. — Купил по случаю на барахолке.

Распрощавшись с гостеприимными хозяевами, Вениамин и Сид вышли на улицу.

Сидор шел чуть ссутулившись, сдвинув плечи, глубоко засунув руки в карманы и слегка приволакивая ноги. Взгляд его то и дело настороженно бегал по сторонам. Ни дать ни взять классический маньяк-потрошитель, высматривающий новую жертву.

— Не горбись, — посоветовал Вениамин. — И вынь руки из карманов.

— Это еще почему? — недовольно буркнул Сид, и без того чувствовавший себя униженным и оскорбленным.

— Будешь горбиться, испортишь осанку, — объяснил Вениамин. — А руки, засунутые в карманы, могут навести джанита на мысль о том, что там у тебя оружие.

Сид что-то недовольно хмыкнул в ответ, но руки из карманов вынул. Теперь он то и дело одергивал джемпер и весьма выразительно двигал задом — одежда была непривычной, поэтому и казалось, что сидит она не так, как следует.

Ночью Вениамин почти не видел города — было не до того, чтобы архитектурой любоваться, — поэтому сейчас он с интересом вертел головой, точно турист, прибывший на экскурсию. Стольный город Гранде Рио ду Сол производил странное впечатление на того, кто оказался в нем впервые. Он не был похож ни на одну из других столиц — а Вениамин повидал их немало, как в метрополиях, так и в дальних колониях, — но вместе с тем трудно было отделаться от впечатления, что где-то тебе уже доводилось видеть нечто подобное. Высотные здания из стекла и бетона, похожие на выросшие из земли гигантские кристаллы, соседствовали с маленькими особнячками в неоколониальном стиле; циклопические статуи мускулистых атлетов, возносящие кто факел, кто копье, кто какой-то герб на высоту пятнадцатого-шестнадцатого этажа, на удивление удачно вписывались в вереницы арок, ажурных перекрытий и переброшенных через улицы, кажущихся почти невесомыми подвесных мостов; а патологически уродливые формы, выдавленные из голографических палитр не иначе как последователями вновь, уже в третий раз за текущее столетие, всколыхнувшего умы артистического бомонда одиозного, всеми проклинаемого и одновременно тайно обожаемого пси-арта, почему-то чаще всего демонстрировались на аккуратно подстриженных лужайках в маленьких, чарующе прекрасных и от того кажущихся почти нереальными парках. Вениамину потребовалось какое-то время, чтобы наконец вспомнить, где он видел подобные пейзажи. Это были комиксные города, которые воспроизводили сначала в павильонах студий, а затем в пределах виртуальной реальности кинорежиссеры разных школ и направлений, когда хотели, чтобы действие фильма разворачивалось в месте, не существующем в действительности, но кажущемся смутно знакомым каждому, кто мельком на него взглянет.

— Когда был построен город? — спросил Вениамин.

— Гранде Рио ду Сол был основан пятьдесят два года назад. Сначала это был небольшой городок, состоявший в основном из стандартных жилых корпусов автоматической сборки. Потом, когда дела у колонистов наладились, начали возводить современные здания.

— А почему город называется Гранде Рио ду Сол? Здесь где-то протекает река?

— Рассказывают, что, когда колонист по имени Лопес Мурильо Эстебан-и-Родригес первым высадился на Веритасе, чтобы присмотреть место для поселка, он долго не мог сделать выбор. Стоило ему найти место, казавшееся во всех отношениях безупречным, и чуть отойти в сторону, как он видел перед собой нечто еще более живописное. До самого вечера перелетал он с места на место на своем флипнике и все никак не мог остановиться и послать сигнал на корабль, где ожидали команды к высадке его товарищи. Когда же солнце уже почти закатилось за горизонт, он остановился на том самом месте, где сейчас находится столица Веритаса. Только-только прошел дождь, и, выйдя из флипника, Лопес Мурильо Эстебан-и-Родригес увидел, как лучи заходящего солнца скользят по мокрой траве, превращаясь в сказочный поток жидкого золота. И тогда Лопес Мурильо Эстебан-и-Родригес воскликнул: «Вот то самое место, которое я так долго искал! И город, который мы здесь построим, будет называться Гранде Рио ду Сол!»

— Красивая история, — сказал Вениамин.

— Точно, — согласился Сидор.

Прохожих на улицах было немного — день был будний, а на часах всего-то начало четвертого. Жители Гранде Рио ду Сол вовсе не казались несчастными и замкнутыми, они шли по своим делам, привычно не обращая внимания на то, что видели каждый день. Время от времени над прохожими проплывали флипники, маркированные пятизначными серийными номерами. Пару раз видел Вениамин и флипники джанитов, которые двигались быстрее и были выше остальных.

— Джаниты проверяют индивидуальные коды прохожих? — спросил Вениамин.

— Зачем? — пожал плечами Сидор. — Контрольная программа в автоматическом режиме регистрирует индивидуальные коды прохожих и пропускает их через фильтры. Если будет обнаружен человек, находящийся в розыске, либо госслужащий, самовольно покинувший рабочее место, программа подаст сигнал тревоги. Нас с тобой для нее просто не существует.

— Неужели все так просто? — с сомнением прищурился Вениамин. — Достаточно удалить идентификатор, чтобы выйти из-под контроля системы?

— Нет, конечно. Чтобы зарабатывать гроши на хлеб свой насущный, приходится ходить на работу. Если ты госслужащий, то проверка индивидуального кода происходит на рабочем месте. Чтобы купить этот самый хлеб в магазине, нужно воспользоваться кредитной карточкой «Оллариу-банка», которая недействительна без ИК. Хочешь вызвать флипник — сообщи свой ИК. Решил купить билет в скрин-зал — сообщи ИК. Звонишь по интерфону — ИК снимается автоматически. Короче, в Гранде Рио ду Сол невозможно шагу ступить, чтобы не предъявить на контроле свой индивидуальный код.

— Далеко еще? — спросил Обвалов, переводя разговор на другую тему.

— Да нет, скоро на месте будем, — махнул рукой Сидор. — Только, знаешь что, Вениамин Ральфович, давай-ка снова на старжик перейдем. А то в квартале Желтые Кирпичи косо смотрят на тех, кто говорит на коренном.

— Как скажешь, — согласился Вениамин. И, улыбнувшись едва заметно, добавил: — Сейчас ты командир.

По тому, как зарделись кончики ушей у его спутника, Вениамин понял, что слова бальзамом пролились на душу Сидора. Ну и славно. Пусть думает, что хочет, а Вениамину требовалось одно — чтобы Сидор не начал дурковать и не завалил все дело.

— Ара, инц лясир, Сид, растолкуй мне, чем занимается пипл в Гранде Рио ду Сол? Я так разумею, живет Веритас на те гроши, шо через Мусорный остров идут. А остальные шо робят?

— Всяко разно, — ответил Сид. — В основном — сфера обслуживания. Перукарни, кауплусы, скрин-залы, кабаки да прочие забегаловки. Госслужащих много. Как гуторит Великий Магистр: «Оллариу — есть экономия, учет и еще раз экономия». Поэтому куча пиплов сидит и считает, на чем бы еще сэкономить… Направо.

Они свернули в проулок, прошли меж двух домов, один из которых был похож на устремленную в небо ракету, а другой — на гигантский гриб-дождевик, эскалатором поднялись на эстакаду, вознесенную метров на двадцать над мостовой, прошли по крытому переходу и вновь спустились на землю.

— Вот тебе и квартал Желтые Кирпичи! — почти торжественно провозгласил Сидор.

Начиналась улица с двух столбов, обвитых змееподобными драконами, свешивающими с высоты третьего этажа огромные клыкастые морды. На входящих в квартал пялились выпученные глаза, белесые, будто у вареной рыбы, с крошечными, едва различимыми черными точечками зрачков. Дальше серые, невзрачные дома, словно две стены, возносились к небу по обеим сторонам тротуара.

— А шо ж психов да наркоманов на Мусорный остров не отправят? — поинтересовался Вениамин, оглядываясь на оставшихся за спиной чудовищ.

— В одной из своих проповедей Великий Магистр прогуторил: «Даже полный идиот может вдруг сказать шо-нибудь очень оллариушное. Ну а коли так, то не место ему среди тех, хто не в силах понять, в чем сила этого слова».

— Ага, выходит, психи — это те же правоверные оллариушники, — сделал вывод Вениамин. — Как говорится: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное».

— Ну, вроде того, — согласился Сид, хотя смысл аллюзии остался для него непонятен.

В квартале Желтые Кирпичи не было сквериков и парков, что так удачно вписывались в пейзаж центральных районов Гранде Рио ду Сол. Флора здесь была представлена странными деревьями, росшими, как могло показаться, прямо из дорожного покрытия. Высотой метра в три, с очень тонкими стволами, развесистыми кронами и большими, глянцевыми, точно покрытыми слоем вощины листьями, по форме напоминающими растопыренную пятерню, деревья казались сделанными из мягкого пластика. Вениамин даже подошел к одному из них и потрогал листья руками. Но, только оторвав краешек листа и увидев выступившую капельку сока, Обвалов поверил в то, что дерево живое.

— Местные деревья, — объяснил Сид, заметив недоумение спутника. — Новые ростки идут от корней, поэтому, если не загнать их под дорожное покрытие, то вскоре вся улица превратится в непроходимые джунгли. Хто-то из первых колонистов привез саженцы этих деревьев с гор. Сначала их рассадили по всему городу, а потом не ведали, як от них избавиться.

— Пуркуа же здесь оставили? — спросил Вениамин, — похлопав ладонью по гладкому стволу экзотического дерева.

— Бикоз это квартал Желтые Кирпичи, — ответил Сид.

За годы странствий по чужим, зачастую почти не освоенным людьми планетам Вениамин успел привыкнуть к тому, что если кто-то из аборигенов говорит какую-то странную вещь таким тоном, будто никаких комментариев к этому не требуется, то правильнее всего сделать вид, будто ты все понял. Иначе серьезно рискуешь в лучшем случае выставить себя полным идиотом. В худшем — нарваться на межэтнический конфликт. Традиции — это такая вещь, которой лучше просто тупо следовать, не выясняя, почему в данном конкретном случае нужно поступать именно так, а никак не иначе.

Ясно было, что квартал Желтые Кирпичи представляет собой некий заповедник, с обитателями которого Вениамин еще не был знаком, а потому и не мог оценить степень их опасности. Впрочем, некоторые из них уже вылезали из своих логовищ и лежбищ, чтобы взглянуть на чужаков, забредших на их территорию.

— Ты уверен, шо тут безопасно? — осторожно поинтересовался у Сидора Вениамин.

— Гранде Рио ду Сол — самый безопасный город из всех, шо я ведаю, — уверенно ответил Сидор.

— Ну конечно, — хмыкнул Вениамин, — на Веритасе ведь нет других городов.

Как ни странно, на этот раз Сид ничуть не обиделся на откровенно ироничное замечание спутника. Должно быть, потому, что сейчас он чувствовал себя хозяином положения. А попытку Обвалова пошутить списал на неуверенность, которую испытывал в незнакомом месте Вениамин Ральфович.

— Напрасно иронизируешь, Вениамин Ральфович, — не теряя серьезного вида, ответил Сид. — Уголовщиной в Гранде Рио ду Сол даже и не пахнет.

— Однако тюрьма, в которой я побывал, не пустует.

— Большинство из тех, кого ты видел в «Ультима Эсперанца», оказались там за преступления, относящиеся к разряду идеологических.

— Это шо-то связанное с Оллариу? — высказал предположение Вениамин.

— И с Оллариу тоже. А любое уголовное преступление, совершенное в Гранде Рио ду Сол, раскрывается в считаные минуты. Установить личность преступника с имплантированным идентификатором не составляет труда. Задержать — и того проще.

Из подворотни навстречу Вениамину с Сидом выскользнул низкорослый паренек, одетый в черные спортивные брюки и кожаную куртку, застегнутую под горло на большие круглые алюминиевые пуговицы. На ногах — домашние шлепанцы. Всклокоченные пепельно-серые волосы кое-как зачесаны назад. В левом ухе сережка в виде болтающегося на цепочке якоря. Взгляд небольших, пронзительных глазок, настороженно дернувшись по сторонам, остановился на чужаках.

— Хау, бади, — парень улыбнулся, демонстрируя ряд кривых, торчащих вперед зубов. — Гуляете али шукаете шо?

— У нас ознакомительная экскурсия, — ответил Вениамин.

Парень крутанул на пальце короткую металлическую цепь с широкими, отполированными до зеркального блеска звеньями.

— Могу быть вам чем-то полезен?

— В каком смысле? — не понял Вениамин.

— Ну, ежели хотите отдохнуть в приличном месте, кайфануть немножко, с девочками поболтать или еще шо — так я запросто могу устроить.

— Чуть позже, — с благодарностью улыбнулся Вениамин. — Мы для начала осмотримся на месте.

— А с собой взять ничего не хотите? — предложил парень. — Есть «дурь» на любой вкус в удобной фасовке.

— В другой раз, — сказал Вениамин и сделал жест рукой, предлагая парню отойти в сторону.

Что тот и сделал, явно не имея намерения насильно навязывать свои услуги потенциальным клиентам.

— А ты гуторишь, шо никакой преступности, — сказал Вениамин, когда они отошли на некоторое расстояние от уличного торговца кайфом.

— Якая же это преступность? — с искренним удивлением посмотрел на спутника Сид. — Он же симпл предлагает нам свой товар.

— Выходит, у вас легализованы наркотики?

— Только в квартале Желтые Кирпичи.

— То ест, если я хочу як следует заторчать, а потом снять бабенку на ночь, то для этого достаточно сбегать в Желтые Кирпичи?

— По закону, употребить купленный здесь товар ты должен на месте. Индид, можно и вынести. Но, если за пределами Желтых Кирпичей тебя задержат, пусть даже с минимальной порцией самой легкой «дури», отвечать придется по полной программе.

— Интересная методика, — озадаченно наклонил голову Вениамин. — А пуркуа так?

— Ну, надо же пиплам где-то отдыхать, — ответил Сид.

Вениамин демонстративно посмотрел по сторонам:

— Шо-то я не вижу толп отдыхающих.

— Так подожди, еще не вечер, — улыбнулся Сид.

— Увеселительных заведений я тоже пока не замечаю.

— Хай здесь они все, — заверил Сид. — Сверни в любой проулок — и найдешь все, шо тебе треба. А на центральной улице только больницы, стационары и реабилитационные центры.

— Нам нужен кабак «Бивис и Батхед», — напомнил Вениамин.

— Так мы туда и идем. Только по дороге заскочим к одному моему сыберу.

— Это еще зачем? — насторожился Вениамин.

— Хай это тот же кыр, — успокоил Сид. — Я только парой слов с ним перекинусь. Нужно же дать знать, шо со мной все в порядке.

Не дожидаясь, что скажет в ответ на это Вениамин, Сид свернул в узкий проулок. Обвалов последовал за ним. В конце концов, пока у него не было причин не доверять Сидору.

Пройдя по узкому проходу между домами — раскинув руки в стороны, можно было коснуться одновременно двух противоположных стен, — они оказались в крошечном дворике. Посреди двора, залитого новеньким черным асфальтом, стояла красная интерфонная будка. Двери выходивших во двор подъездов украшали аляпистые рисунки — похабные голые девки, размахивающие кредитными карточками, скрещенные кинжалы, обвитые змеями, черепа и кости. Судя по стилю, художники были разные, но работающие в одной технике и примерно в одинаковой манере. Стены были обклеены тусклыми афишками, распечатанными не иначе как на принтере, давно уже отслужившем свой срок, и совсем уж крошечными бумажными объявлениями с топорщащейся снизу бахромой нарезки с номерами комп-скринов и интерфонов.

— Слухай, мне здесь не любо, — посмотрев по сторонам, честно признался Вениамин.

Возможно, Сид и мог что-то на это ответить, но сейчас ему было не до того. Парень подошел — почти подбежал — к интерфонной будке и, распахнув дверцу, заглянул в нее.

— Порядок! — радостно сообщил он Вениамину.

— Что-то я особого порядка не замечаю, — недовольно буркнул тот.

— Шмотки Луки в будке, а значит, сам он на своем обычном месте.

— Шо за тип этот Лука? Зачем он нам нужен? Где его обычное место? И пуркуа его шмотки находятся в интерфонной будке?

Последний вопрос казался Вениамину наиболее сложным, но именно с него Сид и начал излагать краткую историю Луки Голослова:

— Шмотки Луки в будке, бикоз он в ней живет. Лука Голослов — виршеплет. Ну, бард одним словом. Обычно он исполняет свои вирши под лютню на углу Бейкер-штрассе и Модем-стрит. Оттуда до «Бивиса и Батхеда» рукой подать.

— Шо же мы сразу на Бейкер-штрассе не двинули?

Сид посмотрел на Вениамина так, будто тот сморозил откровенную глупость.

— Нужно же было убедиться в том, шо шмотки Луки на месте.

Несомненно, это многое объясняло.

— А-а, — задумчиво протянул Вениамин. — А пуркуа он живет в интерфонной будке?

— Не ведаю, — пожал плечами Сид. — Любо, должно быть.

Вениамину казалось странным то, что кто-то по собственному желанию мог выбрать в качестве жилья интерфонную будку. Но, в конце концов, о вкусах не спорят. К тому же, не следовало забывать, что данная интерфонная будка находится на территории квартала Желтые Кирпичи, обитатели которого, судя по тому, что уже было известно о них Вениамину, отличались редкостным своеобразием.

Стараясь не отставать от Сида, Вениамин пересек двор, на ходу заглянув через стекло в интерфонную будку, — на полу стояли две большие, мятые картонные коробки и лежал туго скатанный матрас, перетянутый тонким шпагатом.

Для того чтобы войти под низкий свод узкой и необычайно длинной подворотни, Вениамину пришлось пригнуть голову. А потом еще и неловко прыгнуть, чтобы не вляпаться в лужу какой-то черной, маслянистой, дурно пахнущей жижи. Вениамин ожидал, что улица, на которую выведет его Сид, окажется похожей на канализационный отстойник, но, по счастью, опасения его не оправдались. Бейкер-штрассе выглядела вполне прилично. Все те же торчащие из дорожного покрытия деревья с пятипалыми листьями и серые — отнюдь не желтые и, конечно же, не кирпичные — стены домов. Впечатление несколько портило то, что окна первых этажей были зарешечены, а краска на стенах домов облупилась и местами сползала широкими полосами, из-за чего не всегда можно было прочесть украшавшие стены лозунги и короткие афористичные высказывания. Хотя, возможно, это было и к лучшему, поскольку большинство надписей имели в высшей степени неприличное содержание. А в некоторых, особо циничных, даже упоминались Хиллос, Уркест и Сидун, с их детьми и всеми оллариушниками, вместе взятыми.

— Я разумею, шо это полное безобразие, — заметил Вениамин, имея в виду неприличные надписи на стенах.

— Нормально, — безразлично дернул плечом Сид. — Это же Желтые Кирпичи.

Да уж, квартал Желтые Кирпичи, — иначе и не скажешь. Но для того, чтобы понять, что сие означает, нужно родиться и всю свою жизнь — по крайней мере, большую ее часть — прожить на Веритасе.

У стены, что напротив подворотни, из которой вынырнули Вениамин с Сидом, стояли двое парней, одетые в разноцветные шорты и майки на тонких лямочках. Ребята о чем-то тихо переговаривались, бросая при этом заинтересованные взгляды на появившихся точно из-под земли незнакомцев. На психов ребята не были похожи, но что-то не вполне нормальное в их облике все же присутствовало. Чуть дальше, прямо посреди улицы, на перевернутом ящике сидела дама весьма бальзаковского возраста, одетая в коротенький домашний халатик канареечного цвета, отороченный искусственными перьями. Закинув одну ногу на коленку другой, дама сосредоточенно обстригала ногти на большом пальце левой ноги. И казалось, ей нет больше дела ни до чего на свете.

— А вот и Лука! — радостно возвестил Сид, направляясь к еще одному странному субъекту, который стоял, привалившись спиной к углу дома.

Виршеплет был невысокого роста, имел круглые щеки, заметно выступающий живот и лысину, ползущую ото лба к затылку. Костюм Луки также трудно было назвать живописным — серый, затасканный свитер, пузырящиеся на коленках тренировочные штаны и армейские сапоги из кожзама с обрезанными голенищами. По всем показателям — не менестрель, а грузчик со склада мороженой рыбы. Единственным, что определяло принадлежность Луки Голослова к славной и древней гильдии уличных певцов, была большая шестиструнная лютня, которую он держал как-то очень уж неуверенно — точно молодой папаша, впервые взявший на руки свое новорожденное чадо.

— Буэнос диаз, Лука! — приветствовал приятеля Сид.

Виршеплет медленно повернул голову и глянул на Сидора из-под полуопущенных век — взгляд у него был не то сонный, не то усталый, не то просто ко всему безразличный.

— Хау, бади, — вяло протянул Голослов.

Казалось, ему было лень не только ворочать языком, но и делать вообще что бы то ни было. В том числе и перебирать пальцами струны лютни.

— Куйдас кяси кяйб, Лука?

Виршеплет дернул самую высокую струну лютни, которая в ответ издала дребезжащий звук, режущий даже ухо, лишенное каких-либо претензий на музыкальный слух. Вместо того, чтобы ответить на заданный вопрос насчет того, как, мол, жизнь, Лука коснулся указательным пальцем колка лютни — вроде бы собирался подстроить струну, но в последний момент передумал — и произнес равнодушным голосом:

— А я мозговал, ты в тюряге.

— Тюряга не для меня, — высокомерно улыбнулся Сид.

— Ну, рад за тебя, бади, — сказал Голослов. — Индид, рад.

Но не было при этом радости в голосе виршеплета. И даже более того — наклонил Лука голову и обтрепанным рукавом — вроде как незаметно, а на самом деле — самозабвенно играя на публику, смахнул скупую мужскую слезу.

— Эй, а с тобой-то шо за беда приключилась? — всерьез встревожился за приятеля Сидор.

Вениамин не стал демонстрировать свое отношение к происходящему, хотя глядеть на нелепое представление, которое устроил Голослов, было просто смешно. Понятное дело: для того чтобы творить, виршеплет должен страдать, но нельзя же в поисках мнимых страданий опускаться до столь дешевого лицедейства! В конце-то концов! Страдать тебе хочется, так завались в кабак да напейся в стельку. На следующий день получишь все сполна — муки как душевные, так и физические.

— Беда у меня, брат, — обреченно вздохнул Лука. — Ханум от меня ушла.

— Якая? — участливо поинтересовался Сид. — Та, черненька, с родинкой на носу?

— Найн, — удрученно качнул головой Лука. — Ту я сам прогнал. А эта — китаяночка, — Голослов восторженно закатил глаза. — Миниатюрная, что твоя фарфоровая статуэтка!

Вениамин не удержался и прыснул в кулак — надо же, какую оригинальную метафору нашел виршеплет!

— А шо так? — поинтересовался Сид.

— Все тот же проклятый квартирный вопрос! — Лука со злостью дернул струны лютни, заставив инструмент стонать и плакать. — Интерфонная будка, ведаешь ли, ее не устраивает! Тесно, разумеешь ли, в ней!

— Ну-у-у…

Сид явно не знал, что сказать. Быть может, ему и самому интерфонная будка казалась не совсем подходящим жильем для семейного человека?

Послушав это «ну-у-у», Вениамин решил, что пора положить конец бессмысленному и не в меру затянувшемуся разговору. Сид собирался поставить Луку в известность о том, что он снова на свободе. Что ж, он уже сделал это.

— Ара, инц лясир, мэнш молодой, — обратился к виршеплету Обвалов. — Мы уже разумеем, сколь много страданий пришлось вам пережить. Но, мозгую, как истинный вагант, вы уже переплавили свою боль в могучий стих?

Лука медленно повернул голову и посмотрел на Вениамина так, будто только что его заметил.

— Хто этот мэнш? — спросил он у Сида.

— Вениамин Ральфович, мой сыбер, — представил Обвалова Сидор. — Мы с ним вместе в «Ультима Эсперанца» сидели.

Молодец парень, хоть про побег не брякнул, подумал Вениамин. Но, вопреки его опасениям, Лука никак не отреагировал на упоминание о тюрьме. Он только спросил у Вениамина:

— Тебе вирши любы?

— Ужасно, — ответствовал Вениамин. — Но, к сожалению, сам я даром виршеплетства не обладаю. Поэтому стараюсь не упускать случая послушать вирши в исполнении истинных мастеров художественного слова.

Как ни странно, тирада Вениамина, насквозь пропитанная лестью и ложью, произвела самое благоприятное впечатление на виршеплета. Лука приободрился и поудобнее перехватил лютню.

— Ну шо ж, могу исполнить кое-что из недавно написанного.

Голослов провел пальцами по струнам, и Вениамин невольно поморщился. Понятное дело, умение играть на музыкальном инструменте для виршеплета не главное, но для начала можно было хотя бы попросить кого-нибудь настроить лютню.

А потом Лука запел:

— Земной свой кыр барабез лишь на четверть,

Я закатился в глючный кауплус,

И луз мой клевый кыр на Бейкер-штрассе, —

тянул он протяжно и нудно.

— Замечательно! — захлопал в ладоши Вениамин, дабы положить конец дьявольскому песнопению. — Великолепно!

Оборвав песню, Лука удивленно воззрился на слушателя. Должно быть, у него давно не было столь благодарной публики.

— Я получил истинное наслаждение, — заверил виршеплета Вениамин. — Но, мне кажется, шо я уже где-то это слышал. Твои песни, часом, не исполняют другие менестрели?

— Только не эту, — уверенно мотнул головой Лука. — Я написал ее сегодня ночью.

— Ну, значит, какие-то схожие мотивы, — смущенно улыбнулся Вениамин. — Сид, — ласково посмотрел он на своего спутника, — не пора ли нам двигать отсюда? Твой сыбер теперь в курсе, шо ты на свободе, хай и виршами его мы уже успели насладиться сполна.

— Индид, Лука, — Сид развел руками, как будто извиняясь за что-то перед виршеплетом. — Бизнес у нас.

Плечи Голослова опали, голова опустилась, руки едва не выронили лютню.

— Разумею, — не произнес, а простонал он. — У всех свой бизнес, и никому нет бизнеса до невзгод виршеплета.

— Ты не прав, Лука, — попытался укорить приятеля Сид.

— А, — безнадежно махнул рукой Голослов. — Пойду напьюсь.

Вениамин вздохнул с облегчением: наконец-то виршеплет принял правильное решение.

— Только сначала схожу к дому Су Инь и пропою под ее окном серенаду.

Вениамин едва не выругался в полный голос. Нет, что ни говори, а бездарные виршеплеты — люди не от мира сего. В смысле — очень подозрительные и странные типы.

— Мув, Сид! — уже не позвал, а потребовал Вениамин. — Или ты намерен здесь до вечера остаться?

— Хай, нам идти-то всего, — Сидор махнул рукой, указывая на дом, стоящий на другом углу перекрестка.

Вениамин недоуменно уставился на здание, похожее скорее на богадельню, нежели на питейное заведение.

— Это — кабак?

— Хай, — кивнул Сидор.

— «Бивис и Батхед»?

— Индид.

— А пуркуа вывески найн?

— А на фига? — пожал плечами Сид. — Когда и так все знают, шо это кабак «Бивис и Батхед».

Логика типичная для Желтых Кирпичей.

— Но то цо, мы идем или найн?

— Хай, Лука, — снова обратился к приятелю Сидор. — Ты Канищеффа сегодня не видел?

— Як же, не видел, — с обидой в голосе проскулил Голослов. — Я ему сегодня утром полчаса вирши заспевал, а он, зараза, так и не раскошелился. Хотя плясать-то плясал — як завсегда.

— И куды он потом?

— Вестимо, куды, — Лука грифом лютни указал на здание, в котором, по словам, Сидора находился кабак. — Як в кабак завалился, так боле и не вылезал.

— Аригато, Лука, — Сидор ободряюще потрепал виршеплета по плечу. — Не грусти, будет и на нашей штрассе пати.

— Хазер, — мрачно буркнул в ответ Лука. — А ты, мэнш, — обратился он к стоявшему в стороне Вениамину, — грошей виршеплету не подкинешь?

— Хиллос подаст, — процедил сквозь зубы Вениамин. — И хай пребудет с тобой Оллариу.

Сказал и пошел, держа курс на дверь кабака.

— Гуторь, Вениамин Ральфович, — обратился к Обвалову догнавший его Сид. — Тебе вирши Луки индид любы?

— Смеешься?

— А-а… — Сид озадаченно почесал затылок. — А мне показалось, шо любы.

— Где ты познакомился с этим нищим духом?

— Хай здесь же, на углу, — Сид снова поскреб в затылке.

— И на фига он тебе?

— Ну як же… — словно ища ответа, Сид растерянно повертел головой по сторонам. — Он же, як ни як, виршеплет… Ну, того, в смысле, — талант.

— Таланта в нем ни на грош, — уверенно заявил Вениамин.

— Ну, это ты зря, — обиделся за друга Сид.

— Хай, какое там, — буркнул Вениамин, продолжать спор он не имел ни малейшего желания. — Сюда, шо ли? — спросил он, взявшись за ручку обшарпанной двери.

Сид молча кивнул.

Вениамин распахнул дверь и, сделав всего лишь шаг, оказался в мрачном полутемном помещении, похожем на ружейный ящик. Три окна по правую руку, выходившие на улицу, были заклеены пленкой, имитирующей витражи, да такие, что при одном лишь взгляде на них хотелось закрыть глаза. Или уткнуться взглядом в кружку пива — может быть, в этом как раз и состоял тайный замысел безвестного дизайнера? В дальнем конце находилась стойка с тремя пивными кранами и составленными горкой высокими стаканами. За стойкой, подперев щеку кулаком, дремал толстомордый бармен. Меж дверью и стойкой были втиснуты шесть небольших круглых столиков — по три с каждой стороны, — покрытых одноразовыми скатерками. На каждом столе — стандартный набор со специями, подставка с салфетками и стаканчик с зубочистками. На потолке медленно вращался большой пятилопастный вентилятор, — и где только такой откопали эти самые Бивис и Батхед? — вроде как разгоняя тяжелый, застоявшийся дух не самого лучшего пива и кислой отрыжки.

Посетителей в кабаке было немного. Троица, сидевшая в углу за столом с батареей пустых стаканов, что-то оживленно и громко обсуждала. Правда, о чем шла речь, разобрать было невозможно: слова тонули в жуткой какофонии звуков, вываливающихся из трех подвешенных под потолком динамиков. Еще один посетитель сидел за столиком в одиночестве, сложив руки перед собой и пристально глядя на стакан, в котором пива оставалось еще примерно на три глотка. Одет он был в темно-синий комбинезон, какие обычно носят ремонтники да подсобные рабочие, — ничего примечательного, если не считать того, что весь комбинезон, точно шкура леопарда, был покрыт черными маслянистыми пятнами. А вот внешность у человека была весьма приметная. Лицо его выглядело так, словно по нему проехался каток, — большой нос был расплющен и свернут налево, правый угол рта начинался едва ли не от носа, а левый расползался по скуле, почти касаясь уха, левый глаз также казался значительно больше своего соседа, к тому же правый почти полностью закрывало распухшее, воспаленное веко. Довершал асимметричную картину роскошный малиновый карбункул на левой щеке. Ушей видно не было — их прикрывали расчесанные на прямой пробор сальные волосы цвета подгнившей соломы, — но, не боясь проиграть, можно было биться об заклад, что левое ухо странного типа больше правого. А вот о возрасте его ничего определенного сказать не удалось бы — уродливая деформация лица стирала всякое представление о годах.

Едва взглянув на человека с перекошенным лицом, Вениамин тут же решил, что это и есть тот, кто ему нужен. Не дожидаясь, когда Сидор подтвердит его догадку, он подошел к столу, за которым сидел уродец, и, наклонившись, негромко спросил:

— Мсье Канищефф?

Не повернув головы, уродец скосил на Вениамина один большой левый глаз. Левый край рта дернулся, точно перед плевком. И выплюнул:

— А не пойти ли тебе в жопу, мэнш? До моей смены еще пять часов. И як я за это время протрезвею — не твоя забота. Алес! — кулак урода хлопнул по столу так, что баночки для специй тихо звякнули.

— Я тоже рад тебя видеть, мсье Канищефф, — Вениамин улыбнулся и уселся за стол напротив пьяного чистильщика. — Но ты ошибаешься — я не инспектор. Я здесь для того, шобы сделать тебе предложение, от которого, мозгую, ты не сможешь отказаться.

Не глядя на Вениамина, Жан-Мари Канищефф взял стоявший перед ним стакан и залпом допил остававшееся в нем пиво. Донышко стакана звучно стукнуло по столу, а Канищефф удовлетворенно крякнул. Или все же неудовлетворенно? Вениамин пристально посмотрел в открытый глаз чистильщика.

— Ну, шо пялишься? — лицо Канищеффа исказила безобразная гримаса, которая, по-видимому, должна была изображать ухмылку. — Добавить треба!

— Сид, — обратился к стоявшему неподалеку парню Вениамин. — Будь любезен, закажи нам с мсье Канищеффым по стакану ылу.

Вывернув шею под углом, невозможным для нормального человека, Жан-Мари одним глазом уставился на Сида.

— Ха! — гаркнул он и снова вмазал по столу кулаком. Похоже, для него это был привычный способ выражения эмоций. — И Сидор здесь! Куйдас кяси кяйб, бади? Як вита, як сам?

Канищефф протянул руку, чтобы дружески потрепать Сида по плечу, но, неприязненно глянув на чистильщика, парень сделал шаг назад.

— Чем расплачиваться будем? — мрачно глянул он на Вениамина. — У меня грошей найн.

— Ну а какой тогда спич, коли грошей найн! — с удрученным видом развел руками Жан-Мари.

— Держи, — Вениамин протянул Сидору пластиковую карточку.

Сид удивленно посмотрел на средство оплаты, оказавшееся у него в руках. Стандартная карточка на предъявителя. Счет в «Оллариу-банке». Все голограммы и коды вроде как на месте. Сидор перевел задумчивый взгляд на Вениамина. Откуда у него карточка? При обыске в тюрьме все документы и платежные средства должны были забрать… И ведь прежде никому еще не удавалось сбежать из «Ультима Эсперанца»… В голове у Сида мелькнула не до конца оформившаяся мысль: а что, если Обвалов тайный агент джанитов? И если так, то что ему нужно?..

Процесс формирования мысли был прерван вопросом Вениамина:

— Инчэ, Сид? Тебе карточка не люба?

Парень еще раз перевернул кредитку двумя пальцами.

— Хай, вроде як все в порядке.

— Но то цо?

Пытаясь передать невероятно сложную гамму чувств, Сид двинул бровями. И не нашел ничего лучшего, как сказать:

— Тогда я и себе ылу возьму.

— Рано тебе еще, — осадил Вениамин. — Соку купи.

— Хай? — обиженно насупился Сид. — На Мусорный остров, значит, не рано, а ылу стакан — рано?

— Я тебя на Мусорный остров не отправлял, — резонно возразил Вениамин.

— И шо с того?

— Тебе сколько роков?

— Двадцать один!

— Не тренди.

— Кирдык, восемнадцать.

— Ну вот як исполнится двадцать один…

— Ну так иди и сам покупай себе ылу!

Сид кинул кредитку на стол, сел к Вениамину спиной, демонстративно сложил руки на груди и вытянул ноги в проход. Вениамин молча созерцал стриженый затылок парня. С одной стороны, задачу свою Сидор выполнил и вроде как был уже не нужен. Но, если подумать, черт знает, какие еще сюрпризы могла подкинуть чудная оллариушная жизнь на Веритасе?

— Давай я за киром схожу, — предложил Жан-Мари. — Мне не в падлу.

Вениамин стукнул краем карточки по столу и с сомнением посмотрел на Канищеффа.

— Не советую, — по-прежнему глядя на соседний столик, угрюмо произнес Сид. — Он у тебя с карточки все, шо есть, снимет и на свой счет в кабаке запишет.

— Ты шо, бади! — взвился Канищефф. — Хай мне!.. Хай меня пчелы покусают!..

— А то я тебя не ведаю, — с чувством собственного превосходства усмехнулся Сид.

Вести переговоры с Канищеффым, не поставив ему предварительно выпивку, явно не имело смысла.

— Ладно, — поднялся со своего места Вениамин. — Сам схожу.

— Валяй! — с готовностью согласился чистильщик. — Только мне бы еще и водочки. Можно даже паленой: я мэнш без претензий.

Сид ничего не сказал — злорадствовал молча.

— Буэнос диаз, — подойдя к стойке, вежливо поприветствовал бармена Вениамин.

Подняв опущенные на глаза веки, бармен равнодушно посмотрел на посетителя.

Вениамину взгляд его не понравился.

— Ты хто? — поинтересовался Вениамин уже в более развязной манере. — Бивис или Батхед?

— Не тот и не другой, — ответил бармен скрипучим голосом. — Я — ИскИн восьмого поколения.

Вениамин перегнулся через стойку — у бармена отсутствовали ноги. Туловище ИскИна было закреплено на круглой вращающейся станине, которая могла передвигаться вдоль стойки.

— И давно ты здесь? — уже с сочувствием поинтересовался Вениамин.

— С тех пор, как с корабля списали, — ответил ИскИн.

— Скучно, поди?

— Скучно, — согласился ИскИн. И тут же добавил: — Но я не жалуюсь. Других ИскИнов моей серии вообще на реконструкцию отправили.

— Так что ж, повысили бы ай-кью, и снова на прежнее место.

— А тебе ай-кью когда-нибудь повышали?

— Да мне это вроде как ни к чему, — улыбнулся Вениамин, приняв слова ИскИна за шутку.

— Вот то-то и оно, — ИскИн неплохо сымитировал тяжелый вздох. — А кто знает, что со мной станет после того, как в мозгах у меня техник покопается? Может быть, после этого я буду уже не я?

— А так торчишь в кабаке на паршивой планетке, — возразил Вениамин.

— Ну и что? — с вызовом вскинул подбородок ИскИн. — На то, чтобы гроши считать, мне мозгов хватает!

— Ну и черт с тобой! — обозлился вдруг на несговорчивого ИскИна Вениамин. Что за день сегодня такой — все с ним спорят! — Заказ прими.

— Запросто, — отозвался ИскИн и, точно заправский бармен, взмахнул салфеткой, сметая со стойки несуществующую пыль.

— Здорово ты навострился, — одобрительно хмыкнул Вениамин.

— Конкуренция высокая, — ответил ИскИн-бармен. — Знаешь, сколько нашего брата ежегодно в лом списывают?

— Да сейчас, поди, ни одного восьмого ИскИна в космофлоте не осталось.

— Вот именно, — назидательно поднял указательный палец ИскИн. — Поэтому нужно вертеться, чтобы хозяин не решил вдруг с дуру ума заменить меня на ИскИна более нового поколения, — бармен чуть подался вперед и доверительным тоном спросил: — Говорят, сейчас уже и двенадцатые в реконструкцию идут?

— В дальних колониях двенадцатые еще работают, — ответил Вениамин. — Но там, где народец с запросами, требуются ИскИны не ниже четырнадцатого поколения.

— Вот видишь, — ИскИн произнес это так, будто не ему, а Вениамину грозила реконструкция с целью повышения ай-кью. Вновь взмахнув перед клиентом салфеткой, бармен услужливо осведомился: — Шо пить будем?

— А что посоветуешь?

ИскИн, прищурившись, посмотрел на Вениамина оценивающим взглядом.

— Я по говору разумею, вы не местный?

— Верно разумеешь, — кивнул Вениамин.

— В таком случае лучше не берите ничего.

— А что так?

— А все дерьмо. Более того, — ИскИн вновь перешел на доверительный тон, — в квартале Желтые Кирпичи нет ни одного приличного бара.

— А ты-то откуда знаешь, если все время за стойкой торчишь?

ИскИн усмехнулся:

— Единая сеть поставок.

— И тем не менее, — Вениамин положил на стойку кредитную карточку. — Два раза по пятьдесят водки и два стакана пива, что поприличнее.

— Поприличнее нет, — ответил бармен, вставляя карточку в контрольную щель кассового аппарата.

— Ну что ты мог бы посоветовать?

— Мог бы посоветовать ячменное пиво.

— А что, бывает другое? — удивился Вениамин.

— Бывает гороховое, — начал перечислять бармен. — Бывает…

— Алес, хватит, — прервал его Вениамин. — Наливай ячменное. Два… Нет, пожалуй, лучше три стакана.

ИскИн проворно собрал заказ. Получив назад кредитную карточку, Вениамин взял со стойки поднос со стаканами и рюмками и быстренько переправил его на столик.

Окинув алчущим взором то, что стояло на подносе, Жан-Мари в предвкушении потер руки:

— Хай это просто праздник какой-то!

— Угощайся, — сделал приглашающий жест рукой Вениамин.

Канищефф не заставил просить себя дважды. Подхватив с подноса рюмку водки, он поднял ее до подбородка, выставив при этом локоть в сторону под прямым углом, и радостно провозгласил тост:

— Ну, значица, оллариу, сыберы! — и тут же выпил.

Глядя на то, как сморщилась его и без того перекошенная физиономия, Вениамин с запоздалым сожалением подумал о том, что не взял ничего закусить. Но Канищеффу закуска не требовалась. Стукнув донышком пустой рюмки по столу, он игриво подмигнул Вениамину здоровым глазом, подхватил стакан пива и разом осушил его наполовину.

Вениамин взял второй стакан пива себе, а третий поставил перед Сидором:

— Шо это ты? — подозрительно глянул на Вениамина Сид.

Не имея желания выяснять отношения еще и с парнем, Вениамин лишь слегка поморщился и сказал:

— Хочешь — пей, не хочешь — отдай Жану-Мари.

— Точно! — обрадовался чистильщик. — Давай мне!

— Перебьешься, — недовольно буркнул Сид и ухватил стакан рукой.

Вениамин осторожно попробовал пиво, подозрительно светлое на цвет. Не сказать чтобы содержимое стакана вкусом было похоже на мочу, но и тот благородный напиток, что в понимании Вениамина должен именоваться пивом, оно ничем не напоминало.

— Ну, еще по одной! — радостно возвестил Канищефф и потянулся ко второй рюмке водки.

— Э, найн! — опередив его, Вениамин прикрыл рюмку ладонью.

Лицо Жана-Мари обиженно вытянулось:

— А шо так?

— Сначала о бизнесе погуторим.

Канищефф посмотрел сначала на ладонь, под которой пряталась заветная рюмка, потом на Вениамина — чтобы окончательно убедиться в том, что без разговора, на котором настаивал клиент, водки он не получит, — и обреченно вздохнул:

— Ну, давай о бизнесе.

— Ты, як я слухал, в космопорте робишь, — начал Вениамин.

— Точно! — с гордостью выпятил грудь чистильщик. — У нас, у Канищеффых, это семейная традиция! И отец мой в космопорте робил, и дед робил. И дядька мой, пока с катушек не слетел, тоже там же гроши зарабатывал.

Конец ознакомительного фрагмента.