Галактический глюк

Алексей Калугин, 2003

На этот раз конкуренция двух спецслужб едва не привела к гибели человечества. Ибо именно этим грозило объявленное Орденом поклонников Хиллоса Оллариушника. Второе Пришествие, которое должно непременно состояться во вселенской комп-сети и, естественно, парализовать ее напрочь. Но даже самые прозорливые агенты Галактической Безопасности, такие, как Вениамин Ральфович Обвалов, не могли предположить, что спасение рода людского придет с мусорной свалки…

Глава 3

В которой говорится о том, что делать, когда некуда бежать

Оллариу — призыв к действию. Оллариу — жизнь, стиль жизни. Оллариу — род отношений между людьми. Оллариу — удовольствие и радость. Оллариу — это все.

Устав Ордена поклонников Хиллоса Оллариушника.Изначальный вариант. Раздел «О том, что такое Оллариу»

Хотя, казалось бы, деление суток на часы и минуты по сути своей лишь одна из многих условностей, к которым прибегает человек для того, чтобы максимально упростить и отчасти рационализировать свою жизнь, существуют все же часы, наделенные некой магией, окутанные мистическим ореолом, за каковым скорее всего не кроется ничего, кроме извечного пристрастия людей к ловле черных кошек, где бы они ни появлялись.

И все же, и все же, и все же…

К примеру — полночь. Таинственное и немного пугающее время суток. Неуловимый миг, когда сегодня превращается во вчера, а завтра становится сегодня. Ни объяснений, ни комментариев, ни ответов — просто короткий, чуть приглушенный щелчок минутной стрелки, занявшей строго вертикальное положение и закрывшей собой часовую — всего на одну минуту. Разве не в полночь положено выкапывать из земли клады? Разве не в полночь совершаются все самые ужасные злодеяния? Разве не в полночь начинают плестись нити заговоров? Быть может, полночь — это тот самый миг, когда можно убить даже время?

Чем была примечательна полночь в тюрьме «Ультима Эсперанца»? Тем, что ровно в полночь все заключенные должны были под надзором дежурных надзирателей делать Оллариу. Сид не сумел вразумительно объяснить Вениамину суть этого действия. Возможно, виноват в этом был сам Обвалов — когда он понял, что не получит однозначный ответ на заданный вопрос, то сразу потерял всякий интерес к проблеме Оллариу. Полночь была определена Вениамином, как срок начала воплощения в жизнь хитроумного плана, в результате которого он должен был оказаться за стенами «Ультима Эсперанца». Все прочее имело прикладной характер.

Вениамин посмотрел на часы, которые, как ни странно, не забрали при обыске. До полуночи оставалось четыре с половиной минуты. Вениамин расстегнул ветровку. С левой стороны на подкладке красовалась вышитая эмблема фирмы-производителя — золотая геральдическая лилия на серебристом фоне и алая лента с надписью «VROOM». Подцепив ногтем, Вениамин выдернул из основы серебристую нить и обернул ее вокруг указательного пальца.

Сид молча наблюдал за манипуляциями соседа по камере. Он уже пару раз пытался спросить Вениамина о том, что он собирается предпринять с целью их освобождения, но ответа не получил. Не потому, что Вениамин делал тайну из своих планов, а потому, что никакого ясного плана у него не было. Вениамин любил старый, добрый джаз времен свинга и бибопа, времен великих музыкантов, не признававших никаких правил, кроме собственного чувства ритма и восприятия музыки как непрерывного звукового потока, пропускаемого через тело. Должно быть, именно по этой причине в работе Вениамин также чаще всего придерживался импровизационного стиля. За что нередко получал втык от начальства. Но, с другой стороны, несомненным показателем успеха являлось то, что с работы его до сих пор не выгнали.

Взяв нитку двумя пальцами за концы, Вениамин натянул ее и резко дернул в разные стороны. Серебристое покрытие, оставшееся в пальцах левой руки, он щелчком сбросил на пол. Пальцы правой руки Вениамин продолжал держать плотно сжатыми, хотя со стороны казалось, что в них ничего нет.

И тут Сид чуть было не стукнул себя ладонью по лбу, сообразив, что затевает Вениамин Ральфович. Не иначе, как сосед по камере обзавелся где-то той самой мономолекулярной нитью, о которой однажды рассказывал Сиду дядя Юксаре!

— Ниточка из атомов углерода, сцепленных меж собой каким-то хитроумным способом, — говорил Юксаре, прихлебывая из фляжки самодельный джин, который сам он по непонятной причине именовал «Капитанским». — Настолько тонкая, что легко проходит сквозь межмолекулярные соединения. Во так! — Юксаре неожиданно сунул Сиду под нос палец с толстым, обломанным ногтем — почему-то средний палец, а не какой другой. — Допустим, полоснули тебя поперек пальца мономолекулярной нитью. Ты в первый момент ничего и не почувствуешь. А потом, глядишь, палец — вжик! — и отвалился, — средний палец Юксаре изогнулся, точно крючок на конце багра. — Но! — теперь перед носом Сида торчал указательный палец Юксаре. — Если успеть прижать палец к прежнему месту и как следует зафиксировать, так межмолекулярные связи восстановятся и вроде бы ничего и не произошло. Во как, парень!

— И где же такую нитку прикупить можно? — насмешливо поинтересовался Сид.

Из всех знакомых Сида дядя Юксаре был, пожалуй, единственным, чьи интересы можно было назвать разносторонними. Но имелась у него слабость — любил приврать. Даже не приврать, а прихвастнуть малость. Так разве ж то грех?

— Дурак ты, Сид, — спокойно, без обиды ответил тогда Юксаре и в очередной раз приложился к фляжке. — А мономолекулярная нить не для дураков всяких. Ею только спецслужбы пользуются.

— А тебе-то о ней откуда известно? — продолжал подтрунивать над родственником Сид.

На этот раз Юксаре отчего-то обиделся.

— Оттуда, — ответил он брюзжащим голосом. И, помедлив, еще раз повторил: — Оттуда!

На этом разговор и закончился.

Тогда, слушая Юксаре, Сид был уверен, что родственничек по своей обычной привычке заливает, а вот сейчас, наблюдая за приготовлениями Вениамина, неожиданно вспомнил о том давнем разговоре.

Вениамин тем временем присел на корточки возле двери камеры и принялся за дело. Работал он спокойно, неторопливо, как будто всю жизнь только тем и занимался, что срезал замки мономолекулярной нитью. У Сида не было возможности внимательно следить за манипуляциями Вениамина, но, когда, обернувшись, Обвалов весело подмигнул ему, парень понял, что дело сделано.

— Давай! — Сид тут же протянул руку через решетку и нетерпеливо дернул пальцами. — Давай, теперь я свою камеру открою!

— Найн, — улыбнувшись, качнул головой Вениамин.

Лицо Сида недоумевающе вытянулось.

— Инчэ? — произнес он почти в полный голос. — Ты же гуторил, шо мы вместе…

— Не дам, — откинув полу ветровки, Вениамин спрятал мономолекулярную нить за блестящую этикетку с надписью «VROOM». — Замок ты все равно открыть не сможешь, а вот пальцы себе отрежешь запросто.

— Так як же?..

— Твою камеру я отопру ключом.

— Яким таким ключом?

Посмотрев на парня, Вениамин невольно усмехнулся. Сид не иначе как решил, что сосед собрался обвести его вокруг пальца. Подумал бы лучше о том, что, будь у него такое намерение, Вениамин мог и вовсе не ставить соседа в известность о своем намерении покинуть нынче ночью «Ультима Эсперанца».

— Я отопру твою дверь ключом, шо принесет джанит, — медленно произнес Вениамин.

Голос его звучал настолько уверенно, что Сид задумался, хотя и не видел в этом особого смысла. Более странного человека, чем Вениамин Ральфович, он в жизни своей не видел. Ну, если не считать, конечно, свихнувшихся фетюков из квартала Желтые Кирпичи. Обвалов не был похож на фетюка. Но не было у него ничего общего и с нормальным оллариушником. Сид в задумчивости дернул замок, висевший у него на шее.

Была у Порочного Сида такая интересная особенность — когда он крепко над чем-то задумывался, то мог прийти к самым неожиданным выводам, способным удивить кого угодно, а не только преподавателя элементарной логики на курсах повышения квалификации работников полей ассенизации и отстоя. Сид и сам привел бы несколько случаев, когда подобная манера мышления сослужила ему не лучшую службу, но все равно не мог ничего с собой поделать — знал, что нужно сказать «да», а все равно говорил «нет».

Одному Хиллосу известно, куда бы на этот раз завел сложный мыслительный процесс Порочного Сида, если бы стрелки часов не сошлись на цифре двенадцать, что заставило дежурного надзирателя покинуть уютную комнатушку и выйти в тюремный коридор. Двигало им при этом отнюдь не чувство долга, а элементарное нежелание получить втык от начальника тюрьмы, который с трепетным волнением и нежностью относился к разработанной им самим программе под названием «Робим Оллариу вместе!». Поутру, явившись на службу, начальник тюрьмы первым делом интересовался, как прошло полуночное пати в каждом тюремном блоке, а случалось, что и видеозаписи просматривал. Понятное дело — выслуживался перед вышестоящим начальством. Но рядовые джаниты были на него за это не в обиде — что поделаешь, когда жизнь такая.

Сид почувствовал на себе острый взгляд Вениамина.

— Сделаешь? — тихо спросил Вениамин, когда парень посмотрел в его сторону.

И все, ни слова больше, — глупо дважды повторять одно и то же.

Сид быстро кивнул и снова перевел взгляд на надзирателя.

Джанит вышел на середину прохода, остановился, окинул суровым взглядом камеры-клетки и подтянул широкий ремень, на котором висели кобура с пистолетом, чехол с наручниками, пластиковая дубинка и большое кольцо с ключами. Движения его были неспешны и основательны — он точно знал, что ему нужно делать, и не собирался отклоняться от установленной процедуры. Сунув два пальца в карман куртки из кожзама, джанит вытянул оттуда плоский металлический свисток. Заранее улыбаясь в предвкушении того, что должно произойти, надзиратель поднес свисток к губам и со всей дурацкой мочи дунул в него.

Резкий, пронзительный свист, вибрируя на грани слышимости, тонким сверлом вошел в уши. Вениамин, не ожидавший такого, невольно пригнул голову и зажал уши руками.

До полуночного Оллариу-пати заключенным запрещалось раскладывать лежаки, но кое-кто уже дремал, примостившись на корточках в дальнем углу камеры. Свисток надзирателя заставил всех мгновенно вскочить на ноги.

Довольно ухмыляясь, джанит сунул свисток в карман.

— Инчэ, мразь, готовы к Оллариу? А ну-ка, разом! Во имя Хиллоса, Уркеста, Сидуна и детей их оллариушников!

Сорвав с пояса дубинку, джанит взмахнул ею, точно капельмейстер жезлом.

— Оллариу! — нестройно и неслаженно затянули заключенные.

Подбоченясь, джанит недовольно покачал головой.

— Разве так робят Оллариу? Воете, точно стадо мулов. А ну, еще раз!

Взмах дубинкой.

— Оллариу!

Все так же неслаженно, но громче, чем в первый раз.

— Еще!

— Оллариу!!

— Еще! Во имя Хиллоса, Уркеста, Сидуна и детей их оллариушников!

— Оллариу!!!

Джанит сделал вид, будто хочет снова взмахнуть дубинкой, и заключенные уже набрали воздуха в грудь, готовясь в очередной раз сделать Оллариу, но рука с дубинкой неожиданно упала вниз. Это была не импровизация, а отработанный элемент полуночной игры, с которым был незнаком разве что тот, кому впервые довелось коротать ночь в стенах «Ультима Эсперанца».

— Плохо, — с разочарованным видом произнес джанит. — Очень плохо. Не разумею, в чем тут бизнес, но Оллариу у нас нынче не получается. Мозгую, придется тренироваться.

Заключенные недовольно зароптали. Игра игрой, но, случись у надзирателя плохое настроение — мало ли, что бывает, деньги в брик-брок проиграл или с женой поцапался, — и Оллариу-пати могла продолжаться до рассвета. А рассвет наступит нескоро.

— Так, — джанит хлопнул дубинкой по раскрытой ладони. — У меня два варианта. Или мы все вместе робим Оллариу до утра, или находим того, хто нам мешает. Мне лично все равно — у меня дежурство до девяти, — пластиковая дубинка еще раз ударила по раскрытой ладони. — Ну?

Сид обеими руками вцепился в решетку, так, будто прутья собирался вырвать.

— Это он! — пронзительно, во всю глотку заорал парень. — Он! Я слухал — он не робил Оллариу вместе со всеми!

Удивленно и несколько недовольно джанит посмотрел на парня. Он рассчитывал, что игра протянется дольше. Кроме того, непонятно было, с чего это вдруг Порочный Сид решил заделаться стукачом? Прежде за ним такого не водилось.

— Хто? — спросил надзиратель.

— Он! — Сид уверенно ткнул пальцем в Вениамина. — Он молчал, когда все делали Оллариу! Только рот для блезиру разевал!

Джанит усмехнулся — не иначе, как сосед по камере уже успел достать парня. Что ж, правила есть правила, — на кого укажут, тому и развлекать всю компанию.

— Ага, — надзиратель посмотрел на Вениамина так, будто видел впервые. — И пуркуа же ты, генацвали, не желаешь вместе со всеми Оллариу робить?

— Разумеете ли, — Вениамин улыбнулся и подошел к двери камеры, будто даже не догадывался, зачем направляется в его сторону поигрывающий дубинкой надзиратель. — Сам я не местный — только сегодня прифлаел на Веритас. И сразу же, по глупому недоразумению, оказался в тюрьме, — Вениамин развел руками, дабы показать, насколько не соответствует ему роль заключенного. — Увы, никто не потрудился объяснить мне, шо значит робить Оллариу. И я буду весьма признателен вам, ежели вы возьмете на себя сей труд.

Глаза джанита сверкнули, как будто в них отразились огоньки праздничной иллюминации.

— Найн проблем, генацвали, это ж моя работа!

Будучи абсолютно уверен в собственной безопасности, джанит подошел к решетке и ударил по ней дубинкой, — прежде чем открыть дверь, нужно было заставить заключенного отойти в глубь камеры. Сначала — по клетке, а затем уж — и по ребрам нерадивого оллариушника.

Но, вместо того, чтобы отшатнуться назад, Вениамин толкнул решетчатую дверь камеры, которая на удивление легко откатилась в сторону. Заглушая пронзительный вой сирены, радостно возопили заключенные, увидевшие, что произошло. Арестант и надзиратель смотрели друг на друга, и теперь между ними не было никакой преграды. Ситуация была нештатной, и джанит оказался к ней не готов. Не сказать чтобы вся жизнь пронеслась в этот миг у него перед глазами, но подумать о том, что ему не хватает всего нескольких секунд, чтобы верно оценить обстановку, джанит успел. Прежде чем надзиратель опомнился и что-то предпринял, Вениамин схватил его за руку и, как будто даже не прилагая особых усилий, втащил в камеру. Все произошло так быстро, что даже находившийся всего в двух шагах от места действия Сид не смог понять, каким образом дубинка джанита оказалась в руках у Вениамина. И почему, влетев в камеру, джанит продолжал тупо двигаться вперед до тех пор, пока на пути у него не встала стена. А, налетев на стену, надзиратель осел на пол, да так и остался сидеть, привалившись плечом к решетке соседней камеры. Вениамин же проворно снял с джанита ремень и кепи из кожзама.

— Держи, — кинул он Сиду кольцо с ключами, а сам бросился к открытой двери.

Поднятые на ноги воем сирены, из дежурки выбежали джаниты.

— Эй, шо случилось? — крикнул один из них, приняв за своего вышедшего из камеры заключенного.

Джанита ввело в заблуждение кепи на голове Обвалова. Вениамин же не стал объяснять джаниту его ошибку — без лишних слов выдернул из кобуры пистолет и открыл огонь. Не ожидавшие такого поворота событий, джаниты поспешили укрыться в дежурке. И даже дверь за собой прикрыли.

Вениамин выбросил из пистолета пустой магазин и ударом ладони загнал в рукоятку новый.

— Здорово! — восхищенно выдохнул оказавшийся рядом с ним Сид.

Не глядя на парня, Вениамин улыбнулся.

— А шо дале? — спросил Сид.

Теперь он уже был совершенно уверен — Вениамин знает, что делает.

Вениамин забрал у Сида кольцо с ключами и снял с него общий для дверей всех камер.

— Господа! — обращаясь одновременно ко всем запертым в клетках арестантам, громко произнес Вениамин. — Ежели у кого-то есть острая потребность выйти на свободу, я готов предоставить ему такую возможность!

— Давай сюда! — раздался крик из ближайшей камеры.

— Прошу вас, — Вениамин положил ключ в протянутую сквозь решетку ладонь.

Дальнейшая судьба ключа его не интересовала. Поскольку он примерно представлял, что должно произойти. Человеку свойственно не только ошибаться, но еще и испытывать чувство опьянения. Ингредиенты, вызывающие это ощущение (которое, в зависимости от дозы и степени чистоты исходного состава, может быть как восхитительным, так и омерзительным), самые разнообразные и не всегда поддаются учету. Одной из составных частей коктейля, способного на время лишить человека разума, является свобода. И, что особенно любопытно, чем она призрачнее, тем более сильное воздействие может оказать на человеческий разум. Вениамин не сомневался, что, как только первый заключенный, получивший от него ключ, выберется из клетки, к нему потянутся десятки рук внезапно взалкавших свободы пленников. И ведь ни один из них даже не подумает при этом, что, для того чтобы действительно оказаться на свободе, им предстоит с боем прорваться сквозь несколько решеток, сломить сопротивление гвардии вооруженных джанитов и под конец снести тюремные ворота.

В отличие от окрыленных эфемерной надеждой безумцев, Вениамин не тешил себя несбыточными мечтами. Он шел по пути воина, а потому точно знал, что делает, и не сомневался в успехе.

Джаниты попытались было снова выглянуть из дежурки, но Вениамин заставил их скрыться, выстрелив почти не целясь. Он был уверен, что надзиратели уже связались с тюремным управлением и доложили о мятеже во втором блоке. Но, примерно представляя ход мыслей тех, кому предстояло принимать решение, Обвалов почти не сомневался в том, что приказ о штурме мятежного блока отдан не будет. В этом не было смысла — вырвавшимся из камер заключенным некуда было податься, кроме как вниз. А на первом этаже, за перекрывшей коридор решеткой, их будут ждать джаниты, готовые открыть огонь по бунтовщикам.

Добежав до дежурки, Вениамин дважды выстрелил в дверь, в душе надеясь, что никто из надзирателей не догадался подпереть ее спиной. Выбив дверь ногой, он влетел в дежурку и с ходу ударил рукояткой пистолета в челюсть подвернувшегося под руку джанита. Надзиратель упал, а Вениамин, развернувшись, направил пистолет в лоб его напарнику, стоявшему у стены и тоже целившемуся в него из пистолета, который он держал обеими руками.

— Брось, — посоветовал Вениамин.

Джанит не был трусом, но он был здравомыслящим человеком, а потому, помедлив какое-то время — не более, чем требовалось для того, чтобы соблюсти приличие, — он опустил руки и выронил пистолет на пол.

— Снимай куртку, — приказал джаниту Вениамин. — Раздевай второго, — велел он замершему в дверях Сиду.

Парень тут же кинулся выполнять приказ.

Джанит тоже не заставил себя долго ждать — скинул куртку и протянул ее Вениамину.

Сиду куртка из черного кожзама оказалась великовата — висела на узких плечах, как на вешалке, — а козырек кепи сползал на глаза. Но, в конце концов, не на строевой же смотр они собирались.

— Идем, — кивнул Сиду Вениамин.

Не двигаясь с места, парень смотрел на Вениамина взглядом, полным недоумения.

— Инчэ? — недовольно взмахнул рукой Вениамин.

— А эти? — Сид взглядом указал на джанитов. — Ты шо ж, так их и оставишь?

— А ты шо, хочешь, шобы я их грохнул?

— Ну…

Парень сделал жест рукой, давая понять, что не имел бы ничего против, если бы Вениамин именно так и поступил.

— Сид, — с укоризной покачал головой Вениамин. — Хай ты и в самом деле Порочный.

Сид ничего не ответил, только обиженно поджал губы.

— Дай-ка пуляк.

Вениамин забрал у Сида пистолет, который тот уже успел подхватить с пола, и вынул из него магазин. Магазин он сунул в карман, а пистолет кинул в дальний угол комнаты.

— Мне тоже нужен пуляк, — угрюмо буркнул Сид.

— Иди, — Вениамин подтолкнул парня к выходу. — Да, чуть не забыл, — обернувшись, посмотрел он на джанита, который, судя по выражению лица, все еще не был уверен в том, что остался жив. — Где журнал?

— Какой журнал? — растерянно произнес джанит.

— С мишкой на обложке, — объяснил Вениамин. — Тот, что ты смотрел, когда я заходил сюда в прошлый раз.

— В столе, — едва слышно произнес джанит.

Похоже, он был уверен в том, что это хитрая уловка вооруженного бандита, который только искал повод, чтобы разрядить в него пистолет.

Вениамин достал из стола журнал с рыжим плюшевым мишкой на обложке. Журнал назывался «Мягкая игрушка». Обвалов выписывал этот журнал, но последний номер еще не видел — редко доводилось бывать дома. А электронная версия — это совсем не то, что пахнущий типографской краской и мягко шуршащий под пальцами бумажный журнал.

Вениамин показал журнал джаниту:

— Не возражаешь, если я возьму?

Джанит, по-прежнему пребывающий в полной уверенности, что над ним утонченно издеваются, тем не менее нашел в себе силы качнуть головой.

— Аригато, — улыбнулся Вениамин и, сунув журнал под куртку, выбежал из дежурки.

— Зачем тебе журнал? — спросил удивленный Сид.

— Я коллекционирую плюшевых мишек, — ответил Вениамин.

Сид снова обиженно поджал губы — ответ Вениамина трудно было расценивать иначе, как насмешку.

Вениамина мало интересовало душевное состояние напарника. Даже обиженный Сид был в состоянии быстро и точно выполнять команды, а большего от него и не требовалось.

У двери на лестницу уже толпились, возбужденно толкая друг друга, человек пятьдесят арестантов, выбравшихся из камер в погоне за призрачной надеждой обрести свободу. По отношению к ним Вениамин не испытывал ни сочувствия, ни жалости. Он всего лишь предоставил им право сделать выбор, но при этом не задавал направление. Прежде чем выбрать путь, человек, наделенный хотя бы толикой разума, должен оценить свои возможности и десять раз подумать о том, сумеет ли он пройти по нему до конца. Бросив взгляд в сторону камер, большинство из которых теперь были пусты, Вениамин отметил, что некоторым из арестантов хватило все же здравомыслия остаться в клетках. Окажись все такими дальновидными, это сильно осложнило бы воплощение в жизнь Вениаминова плана. По счастью, до сих пор во Вселенной не ощущалось недостатка в самоуверенных болванах, каждый из которых свято верил, что мир вращается именно вокруг его пупка. Хотя, казалось бы, при такой приверженности активным действиям их поголовье давно должно было пойти на убыль.

Из толпы вынырнул тот самый тип, что первым забрал у Вениамина ключ от камеры.

— Открывай дверь! — потребовал он в категоричной форме.

Это было именно требование, а не просьба. Но Вениамин только мило улыбнулся в ответ — он вообще любил улыбаться и делал это при каждом удобном случае.

— Конечно.

Сид с недоумением смотрел на то, как Вениамин снимает с пояса кольцо с ключами и отдает его обритому наголо верзиле с татуировкой возле левого уха, изображавшей вставшего на задние лапы медведя.

Бритый оскалил большие желтые зубы в подобии улыбки и кинул ключи невысокому рыжему типу, который тотчас же принялся отпирать ими дверь.

— Мне еще и пуляк нужен, — сказал Вениамину бритоголовый.

Обвалов смерил собеседника изучающим взглядом. До сих пор бритоголовый не вызывал у него интереса — он был всего лишь инструментом, чем-то вроде консервного ножа, которым нужно воспользоваться, чтобы добраться до деликатеса. Но сейчас, когда бритоголовый потребовал пистолет, Вениамин почувствовал, что ручка консервного ножа перепачкана жиром. Это было неприятно.

Вениамин посмотрел верзиле в глаза. Взгляд бритоголового нервно дернулся из стороны в сторону. Глядя на своего визави, Вениамин пытался отыскать в его облике хотя бы одну, пусть самую незначительную и никому другому не заметную черточку, которая не вызывала бы отвращения. Стоявший перед ним верзила не был похож на идейного борца за свободу и справедливость — скорее уж, на мелкого жулика, пытавшегося корчить из себя ушлого бандюка. И все бы ничего — морда широкая, нижняя челюсть будто у орангутанга, скошенный лоб, выступающие надбровные дуги, здоровенные уши, торчащие в стороны, — классический неандерталец, — вот только взгляд у него был слишком суетливый.

— Ведаешь, бади, пуляк я тебе не дам, — даже при этих словах улыбка не покинула лица Вениамина.

За спиной бритоголового троглодита стояли человек пять не самых слабых ребят, из которых он уже успел сколотить свою личную гвардию, что, несомненно, придавало ему уверенности.

— Давай пуляк! — прорычал бритоголовый и протянул лапы, поросшие редкими черными волосками, явно намереваясь схватить Вениамина за грудки.

На тыльной стороне правой ладони бритоголового был изображен кинжал с витой рукояткой, обрамленный надписью «Кто с кайлом к нам придет…». На другой ладони — ухмыляющийся череп со словами «…от кайла и загнется!». Вениамину рисунки, а в особенности надпись, показались вульгарными. Поэтому он легко и без сожаления достал из кобуры пистолет и почти без замаха ударил бритоголового рукояткой по скуле.

Голова бритоголового качнулась из стороны в сторону, точно у китайского болванчика. Из рассеченной скулы потекла широкая полоса крови. Верзила удивленно глянул на Вениамина и начал медленно заваливаться назад.

В принципе, у ребят бритоголового был шанс поймать тело босса, но почему-то никто не захотел это сделать, и верзила ахнулся на спину, гулко стукнувшись затылком о пластиковое покрытие пола.

— Кому-нибудь еще пуляк треба? — участливо поинтересовался Вениамин.

Никто из команды бритоголового не принял вопрос на свой счет. Не глядя на Обвалова, они один за другим потянулись к выходу.

Дверь тюремного блока была уже открыта, и заключенные торопились выбежать на лестницу, как будто не знали, что ждет их внизу.

Поддавшись общему ажиотажу, кинулся было следом за остальными и Сид.

— Куда! — успел перехватить его Вениамин. — Наверх! — указал он рукой вверх по лестнице.

— Пуркуа? — непонимающе уставился на него Сид.

— Внизу решетки и вооруженные джаниты.

— А наверху?

— Надеюсь, что крыша.

Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, Вениамин побежал вверх по лестнице.

На лестничной площадке третьего этажа его окликнул прячущийся за решеткой джанит.

— Эй, бади! Шо там у вас за шум?

— Ситуация под контролем! — на бегу заверил его Вениамин.

И в этот момент снизу послышались частые выстрелы.

— Пуляют! — крикнул за спиной у Вениамина Сид.

— Слухаю, — ответил, не оборачиваясь, Вениамин. — Если и после этого наши сыберы не вернутся в свой блок, значит, мозгов у них нет вообще.

Они добежали до шестого этажа, когда выстрелы внизу прекратились.

— Ну, шо я гуторил? — усмехнулся Вениамин. — Теперь джаниты поднимутся во второй блок и примутся наводить там порядок.

— И мы спустимся вниз! — догадался Сид.

— Ты полагаешь, нас выпустят за ворота без цедули?

Вениамин продолжал целеустремленно бежать вверх по лестнице.

Бежавший следом за ним Сид крепко задумался — уже не в первый раз. Вениамин Ральфович ошибался лишь в одном — удостоверение личности для выхода за ворота тюрьмы не требовалось, пропуском служил вживленный под кожу идентификатор. Но в целом он был прав. А посему напрашивался вопрос — какого черта они лезут на крышу?

— Готов? — обернувшись, спросил у парня Вениамин.

Сид в недоумении воззрился на вставшую у них на пути тяжелую стальную дверь.

— К чему?

— К тому, чтобы вдохнуть воздух свободы.

Вениамин помахал перед носом ладонью, вдохнул полной грудью и блаженно закатил глаза, словно и впрямь почувствовал божественный аромат.

Сид скептически поджал губы.

— За дверью крыша.

— Зато там нет решеток, — парировал Вениамин.

— Это восьмой этаж, — напомнил Сид.

— Нечем крыть, — Вениамин улыбнулся так, что сразу стало ясно, спуститься с восьмого этажа и перемахнуть через тюремную стену для него не проблема.

Края металлической двери имели сантиметровый выступ, плотно прилегающий к косяку. Даже с мономолекулярной нитью добраться до замка было непросто, поэтому Вениамин решил срезать дверные петли. Вся работа заняла не более минуты, затем Обвалов высадил ногой дверь и первым выбежал на крышу.

После застоявшейся атмосферы тюремного корпуса ночной воздух и в самом деле казался напоенным тончайшими ароматами, ни один из которых не был известен парфюмерам, а потому и не имел названия. Вольготно раскинув руки в стороны, Вениамин запрокинул голову и посмотрел на усыпанное звездами ночное небо Веритаса. Для того чтобы фантастическая картина приобрела окончательный блеск, не хватало только луны. Что поделать, вкруг Веритаса кружили лишь рукотворные спутники, да и те — сторожевые.

Сид Вениаминовых восторгов не разделял. Зябко обхватив себя за плечи, парень настороженно озирался по сторонам.

— Нужно убираться, — угрюмо буркнул он. — Слышь, Вениамин Ральфович? Скоро джаниты нагрянут.

Посмотрев на парня, Вениамин снисходительно улыбнулся.

— Помозгуй, Сид, пуркуа я именно тебя взял с собой?

— Потому что я оказался в соседней камере, — быстро догадался Сид.

— Индид, — согласился Вениамин. — Но не только это. Главное — у тебя нет идентификатора. У меня его тоже нет. Поэтому джаниты не имеют представления, где мы сейчас находимся. А к тому времени, когда они наведут порядок на втором этаже и поймут, шо двое заключенных исчезли, нас здесь уже не будет.

— Собираешься уфлаеть, как птица? — Сид даже не старался скрыть сарказма.

— Ара, инц лясир, — Вениамин сделал вид, что обиделся. — Какого хрена ты вообще пошел со мной?

— Не ведаю, — честно признался Сид.

— Хороший ответ, — одобрительно наклонил голову Вениамин. — Раздевайся.

— Инче? — возмущенно взмахнул руками Сид.

— Ты собираешься ходить по улицам в форме джанита?

Сообразив, что дал маху, парень смутился и принялся торопливо стягивать куртку.

Вениамин вытащил из кармана куртки журнал, который забрал у джанитов, сложил его вдвое и заткнул за пояс. Подойдя к краю крыши, Обвалов окинул окрестности оценивающим взглядом.

— Шо это? — спросил он, указав на ажурную металлическую мачту, возвышавшуюся по другую сторону тюремной стены.

— Антенна передающей станции, — ответил Сид. — Телевещание, интерфонная связь и локальная информационная сеть.

— Высоты боишься? — как бы между прочим поинтересовался Вениамин.

— Смотря какой, — уклончиво ответил Сид.

Вениамин молча указал вниз.

Сид осторожно наклонился и заглянул за парапет. Ощущение слабости в коленях, возникшее, едва он увидел фонари внизу, было хорошо знакомым и не сказать чтобы очень уж приятным.

Вениамин сделал вид, что ничего не заметил.

Поставив левую ногу на парапет, Обвалов сдавил двумя пальцами каблук. Широкая полоска синтетического материала отошла вниз. Из открывшейся полости Вениамин извлек два плоских диска. Когда он развел диски в стороны, Сид увидел, что их соединяет нить не толще волоса.

— И с помощью этого ты собираешься спуститься на землю? — скептически скривил губы Сид.

— Найн, — качнул головой Вениамин. — Не спуститься на землю, а перебраться на мачту, шо напротив.

Сид провел ногтями по щеке и ничего не сказал.

Зажав один диск в руке, Вениамин стал раскручивать другой над головой. По мере того как скорость вращения увеличивалась, нить становилась все длиннее. Диск, рассекавший воздух над головой Вениамина, начал издавать негромкие стрекочущие звуки. Когда нить вытянулась метра на полтора, Обвалов метнул диск в направлении мачты. Сид был уверен, что диск не долетит — расстояние было слишком большим, а груз очень уж маленьким. Но Вениамин дернул нить, и стало ясно, что противоположный ее конец прочно за что-то зацепился. Довольно улыбнувшись, Вениамин натянул нить и закрепил второй диск на парапете, огораживающем край тюремной крыши. Затем Обвалов выдернул из джинсов ремень, обернул его вокруг исчезающей во тьме нити, застегнул пряжку и пристроил ее, точно ролик на веревку. Придерживая ременную петлю, Вениамин сел на краю крыши, свесил ноги вниз и посмотрел на Сида, присевшего на корточки возле парапета.

— Пора отчаливать.

— Ты уверен, шо эта нитка нас выдержит? — не двигаясь с места, с сомнением спросил парень.

— Можешь не сомневаться, — с серьезным видом заверил Вениамин. — Я пользовался ею неоднократно.

Парень нерешительно переступил с ноги на ногу.

— Тогда она ремень перережет.

— Ремень сделан по спецзаказу.

Вениамин говорил уверенно, но все же доводы его казались Сиду недостаточно вескими для того, чтобы прыгнуть с крыши, доверив жизнь кажущейся на редкость ненадежной опоре.

— Мэй би, ты хочешь остаться?

Парень недовольно скривился — глупый вопрос. Ну а поскольку выбора как такового у него не было, Сид взялся обеими руками за парапет, осторожно переступил через него и, стараясь не смотреть вниз, сел на краю крыши рядом с Вениамином.

— Держи, — Вениамин протянул Сиду ременную петлю.

Сид мертвой хваткой вцепился в тонкую кожаную полоску.

— Готов?

Сид судорожно сглотнул и быстро, боясь передумать, кивнул.

— Об одном тебя прошу, — сказал напоследок Вениамин. — Не кричи. Можешь обмочиться, но рта не раскрывай. Усек?

Сид снова кивнул. На этот раз он даже не обиделся на крайне оскорбительное замечание Вениамина Ральфовича.

Обвалов хотел было еще что-то добавить, но передумал. Поудобнее перехватив руками ременную петлю, он только спросил Сида:

— Готов? — и, получив утвердительный кивок, прыгнул вниз, навстречу желтым огням уличных фонарей.