Галактический глюк

Алексей Калугин, 2003

На этот раз конкуренция двух спецслужб едва не привела к гибели человечества. Ибо именно этим грозило объявленное Орденом поклонников Хиллоса Оллариушника. Второе Пришествие, которое должно непременно состояться во вселенской комп-сети и, естественно, парализовать ее напрочь. Но даже самые прозорливые агенты Галактической Безопасности, такие, как Вениамин Ральфович Обвалов, не могли предположить, что спасение рода людского придет с мусорной свалки…

Глава 4

Из которой можно узнать кое-что о правилах конспирации и получить самое точное представление о том, что объединяет коммунистов с монархистами

Вначале был Хиллос. Он был Богом всего, хотя ничего еще не было. Затем он сотворил Все, и Землю, и Небо, и Оллариу. Небо он отдал Сидуну: это Сидун рисует узоры облаков. Землю он отдал Уркесту, и тот стал ее хранителем. А Оллариу он оставил себе.

Устав Ордена поклонников Хиллоса Оллариушника. Изначальный вариант.Раздел «О Хиллосе, Сидуне и Уркесте и о сотворении мира»

Беглецы пробирались по освещенным редкими фонарями ночным улицам Гранде Рио ду Сол. Сид шел впереди, указывая дорогу, Вениамин — на полшага позади него, внимательно поглядывая по сторонам. Он был уверен, что хватятся их не прежде, чем во втором блоке тюрьмы «Ультима Эсперанца» восстановят порядок. Вот когда все заключенные будут водворены на свои места, тогда и станет ясно, что двоих недостает. После этого их начнут искать в тюрьме и на прилегающей к ней территории, ограниченной стеной. Дверь, ведущая на крышу, взломана, следовательно, беглецы сумели выбраться под звездное небо. Ну, так что с того? Перебравшись на мачту передающей антенны, Вениамин смотал углеродный канат и спрятал обе катушки в карман ветровки. Пусть теперь джаниты поломают голову над тем, как беглецам удалось спуститься с крыши, да еще и перемахнуть при этом трехметровую стену с протянутым поверху охранным периметром. Если их побег из тюрьмы «Ультима Эсперанца» не станет легендой, то только потому, что тюремное начальство постарается умолчать о нем. В любом случае он надолго останется любопытнейшей загадкой для тех, кто понимает толк в подобных делах.

Тюрьма тюрьмой, но никогда еще Вениамину не доводилось видеть столь странного города, как Гранде Рио ду Сол. Сид уверял, что они находятся неподалеку от центра, но нигде не было заметно никаких признаков ночной жизни, присущей любому крупному городу. Ни горящих витрин ночных магазинов, ни подсвеченных афиш театров и варьете, ни зазывно мерцающей иллюминации ночных клубов, ресторанов и кабаков. Даже прохожих на улицах не было. Город словно вымер, пораженный внезапной эпидемией страшной, неизлечимой болезни.

— Где люди? — спросил у Сида Вениамин.

— Дома, — ответил парень.

— Все?

Сид удивленно оглянулся на своего спутника.

— Сейчас час ночи.

— Ну и что? — недоумевающе пожал плечами Вениамин. — Могут же у людей быть какие-то дела и в это время.

— Могут, — согласился Сид. — Но лучше оставаться дома. Ночью улицы контролируют джаниты.

— Я не видел ни одного постового.

— Наряд высылают туда, где отмечено несанкционированное передвижение, — Сид похлопал себя по плечу. — Идентификаторы.

— Выходит, в городе действует комендантский час?

— Найн, — отрицательно качнул головой Сид. — Проще отложить все бизнесы до утра, чем объясняться с джанитами.

Вениамин хмыкнул как-то очень уж двусмысленно — то ли насмешливо, то ли недоумевающе.

— Такие уж здесь порядки, — безразлично махнул рукой Сид. И в качестве компенсации добавил: — А шо робить на улице среди ночи?

— Ты всю жизнь прожил на Веритасе? — спросил Вениамин.

Сид молча кивнул.

Подумав, Вениамин решил не распространяться о том, что обычно происходит на улицах ночных городов, — только расстроится парень. Вместо этого он спросил:

— И то же самое в других городах?

— В каких? — не понял Сид.

Вениамин даже растерялся.

— Ну есть же на Веритасе другие города, помимо Гранде Рио ду Сол?

— Найн, — качнул головой Сид. — Гранде Рио ду Сол очень большой город.

Вениамин задумчиво прикусил губу — странное все же место этот Веритас. Но, может быть, это и к лучшему — проще будет разобраться с делами.

— Долго еще идти? — спросил Обвалов.

— Уже пришли, — ответил парень.

Они свернули налево, прошли между двумя высокими домами, в которых не светилось ни одно окно, пересекли внутренний дворик, вошли в низкую подворотню с полукруглым перекрытием, снова повернули налево и оказались на другой улице, такой же широкой, как та, по которой они шли до этого. Нырнув вслед за Сидом в проход между кустами, Вениамин очутился возле оклеенной шпоном двери, ведущей в полуподвальное помещение. Для того чтобы подойти к двери, нужно было спуститься по четырем узким каменным ступенькам. Сверху широким полукругом нависал синий пластиковый козырек. На темном оконном стекле справа от двери причудливо переплетались витые, точно на вензеле, буквы. Проявив некоторое усердие, можно было сложить их в слово «ПЕРУКАРНЯ».

— Прическу решил сменить? — спросил Вениамин.

— Это, — Сид указал на дверь парикмахерской, — кильдим, шо тебе треба.

Сказано это было таким тоном, словно самому Сиду прятаться было незачем и не от кого, а с опасностями побега из тюрьмы и тем, что ему пришлось претерпеть, скользя по невидимому канату над бездной полутемной улицы, он мирился только ради Вениамина Ральфовича. С этим, конечно, можно было поспорить, но Обвалов не стал — пусть парень тешится. Тем более что ему и в самом деле нужно было место, где можно отсидеться.

Сбежав по ступенькам, Сид надавил на кнопку рядом с дверью. Звонка слышно не было, но, вопреки ожиданиям Вениамина, полагавшего, что в доме все давно уже спят, не прошло и минуты, как дверь неслышно приоткрылась. За дверью царил непроглядный мрак, поэтому Вениамин увидел только темный силуэт человека, вставшего на пороге. Должно быть, хозяин парикмахерской успел глянуть на гостей через спрятанный где-то в щелке над дверью визир, потому что, едва открыв дверь, он тихо произнес:

— Заходи, Сид.

Голос незнакомца показался Вениамину неприятным — слишком уж бархатистый, вальяжный, с растекающейся, точно подтаявший мед, ленцой. Но Сиду он был знаком и, судя по всему, не внушал опасения.

— Я не один, — сказал парень.

— Сколько?

— Двое нас, — Сид указал на Вениамина.

— Заходите, — цирюльник сделал шаг в сторону, освобождая проход.

Следом за парнем Вениамин вошел в темную прихожую.

За спиной щелкнул дверной замок. Вениамин насторожился, готовясь к самому неприятному повороту событий. Но приоткрылась следующая дверь, и Обвалов увидел свет, льющийся из ярко освещенного зала.

— Проходите, — снова услышал Вениамин голос хозяина парикмахерской.

Наконец-то Обвалов смог его как следует рассмотреть. Внешность цирюльника как нельзя лучше соответствовала голосу. Мужчина лет шестидесяти был высокого роста, подтянут и аккуратен. С белым строгим костюмом и ослепительно белой рубашкой контрастировали черные штиблеты и галстук-бабочка. Волосы, посеребренные проседью, и густые усы, также с сединой, придавали ему вид благородный и значительный. Серые с поволокой глаза человека, много повидавшего и давно уже во всем разочаровавшегося, смотрели спокойно и грустно. На лице навсегда отпечаталось выражение томной усталости.

— Никита Сергеевич, — представился цирюльник.

— Вениамин Ральфович, — отрекомендовался Обвалов.

— Вы друг Сида? — вежливо поинтересовался Никита Сергеевич.

— Смею надеяться, что да, — слегка наклонил голову Вениамин. — Хотя познакомились мы не так давно.

— Приятно слышать правильный коренной язык, а не уродливый старжик, — улыбнулся одними губами Никита Сергеевич. — Смею предположить, вы не местный?

Вениамин не успел ничего ответить.

— Эй, где вы? — раздался голос Сида, который успел пройти в зал.

— Прошу вас, — Никита Сергеевич вежливо протянул руку, предлагая гостю войти первым.

Быстро улыбнувшись в знак благодарности, Вениамин переступил порог.

Небольшой парикмахерский зал был залит ярким светом. Напротив зеркальной стены стояли два специально оборудованных кресла. Вениамин обратил внимание на то, что степень автоматизации рабочих мест была минимальной. На других планетах Обвалову доводилось видеть парикмахеров, делающих прически своими руками, с помощью расчески и ножниц, но услуги таких мастеров стоили огромных денег. Заведение же, в котором он оказался благодаря Сиду, не производило впечатления процветающего.

Окинув помещение взглядом, Вениамин понял, почему в ночное время город выглядел нежилым. Окна были закрыты черными пластиковыми занавесами. Скатанные в рулон, они крепились на верхнем крае оконной рамы. Чтобы опустить их, достаточно было потянуть за колечко, которое затем фиксировалось в зажиме на подоконнике. Через плотный занавес не мог проскользнуть ни единый лучик, даже если все помещение утопало в потоках света. Возможно, это была всего лишь местная традиция. Но Вениамин решил, что жители Веритаса поступали таким образом, чтобы не привлекать лишний раз внимание джанитов, — как известно, честный человек не страдает бессонницей.

Сид уже расположился в одном из парикмахерских кресел. Никиту Сергеевича покоробило столь пренебрежительное отношение к священному для него месту, но, как человек интеллигентный, он промолчал, только нос недовольно наморщил. Но Сид этого не заметил.

— Это то самое место, которое ты искал, — сказал он, обращаясь к Вениамину, и широким хозяйским жестом развел руки в стороны. — Ну как?

Взгляд Вениамина скользнул по стенам, по зеркалам, по белому потолку с пластиковой имитацией лепнины, по закрытому светонепроницаемым занавесом окну, по полу, покрытому искусственным паркетом, и остановился на блестящей перламутровой ручке фена.

— Я полагаю, завтра сюда придут люди, — сказал он, обращаясь главным образом к Никите Сергеевичу.

— Увы, — скорбно вздохнул цирюльник. — Посетители к нам заглядывают нечасто.

— И все же, — Вениамин испытывал некоторое смущение, плохо представляя себе роль цирюльника во всей этой истории и не зная, можно ли говорить, по какому случаю он в компании с Сидом решил нанести ему визит, — быть может, наше общество будет для вас обременительно?

На губах Никиты Сергеевича появилась мягкая всепрощающая улыбка.

— Я рад вас видеть, — произнес он с придыханием. — В особенности Сида, — парикмахер посмотрел на развалившегося в кресле парня так, словно тот был его незаконнорожденным, но все равно любимым сыном. — Поскольку полагал, что он сейчас находится в тюрьме.

— Так бы оно и было, не объявись в «Ультима Эсперанца» Вениамин Ральфович! — Сид с воодушевлением хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. — Послушайте, Никита Сергеевич, нам нужно где-то отсидеться пару дней, ну, может быть, чуть дольше. У вас же сейчас никого, кроме деда, нет?

Вениамин удивленно приподнял бровь — оказывается, Сид умел изъясняться на коренном языке.

— Вы тоже без идентификатора? — посмотрел на гостя цирюльник.

Вениамин улыбнулся и развел руками, как будто извиняясь за допущенную оплошность.

— И вы, как я понимаю, не оллариушник? — задал еще один вопрос Никита Сергеевич.

— Нет, — отрицательно качнул головой Вениамин.

— Ну что ж, в таком случае, я думаю, вам будет о чем поговорить с Владимиром Ильичом.

Парикмахер подошел к зеркальной стене, нажал потайную кнопку, спрятанную за подставкой для инструментов, и часть стены беззвучно ушла в сторону, открывая ведущий вниз темный проход.

— Я скоро вернусь, — сказал Никита Сергеевич и скрылся во тьме.

Вениамин посмотрел на Сида, ожидая объяснений.

— Все в порядке, Вениамин Ральфович, — ободряюще подмигнул ему Сид. — Никита Сергеевич, хотя и сноб, но мужик свой.

— Кто он такой? — спросил Вениамин.

— По слухам, когда-то он был важной персоной при дворе графа Ван-Звенчика, — Сид подался вперед и стал говорить тише: — Потом, когда Ван-Звенчик пытался захватить власть в системе Вогвана, Никита Сергеевич командовал армией влахов. Ну, а после с ним какая-то странная история приключилась. Дед уверен, что Никита Сергеевич перегрелся на солнце. Сам же он твердит, что просто утомился. Короче, бросил все, прилетел на Веритас и открыл здесь парикмахерскую. Он считает, что Великий Магистр неверно толкует Оллариу и поэтому все на Веритасе идет наперекосяк. А спасти оллариушников может только переход из-под власти Ордена к монархическому правлению. Дед говорит, — Сид перешел на едва слышный шепот, — что Никита Сергеевич сам хочет стать императором Веритаса.

— К этому существуют предпосылки? — спросил Вениамин.

— Кто его знает, — пожал плечами Сид. — Никита Сергеевич уверяет, что на Веритасе существует тайная партия монархистов. Правда, кроме него, я ни одного члена этой партии не знаю. Дед говорит…

Сид умолк на полуслове, глядя Вениамину за спину.

Вениамин обернулся. В проходе меж зеркальных стен стоял человек невысокого роста, одетый в домашнюю курточку из темно-зеленого плюша и помятые штаны. На ногах разноцветные тапочки: на левой ноге — красный, на правой — синий.

— Дед — это я, — неприветливо буркнул новый персонаж, появившийся на сцене, каковой в данный момент являлся парикмахерский зал. — А тебе, Сид, я все время твержу: болтовня до добра не доведет.

С недоумевающим видом парень откинулся на спинку кресла.

— Это ты к чему, дед?

— К чему, к чему, — недовольно проворчал тот, кого Сид называл дедом. — Будто сам не знаешь.

— Это он, между прочим, насчет тебя, — усмехнулся, посмотрев в сторону Вениамина, Сид. — Боится, что следом за тобой сюда джаниты нагрянут. У нашего деда эта… Как ее?.. — Сид пару раз щелкнул пальцами, пытаясь вспомнить нужное слово.

— Паранойя, — подсказал вышедший из потайного хода Никита Сергеевич.

— Точно — паранойя! — радостно хлопнул ладонью по подлокотнику Сид.

Вопреки опасениям Вениамина, деда такой диагноз ничуть не обидел.

— Лучше быть живым параноиком, — с гордым видом вскинул он подбородок, — чем мертвым дураком!

— Не обращайте внимания, — Никита Сергеевич улыбнулся Вениамину — в целом по-доброму, но все же с некоторым чувством собственного превосходства.

— Хорошо, не буду, — согласился Вениамин.

— Между прочим, дед, — с упреком заметил Сид, — если бы не Вениамин Ральфович, спал бы я сейчас на лежаке в «Ультима Эсперанца». Или, что скорее всего, с тоской пялился бы в потолок, потому что завтра меня должны были отправить на Мусорный остров.

— А! — с показным безразличием махнул рукой дед. — Ты все одно рано или поздно там окажешься.

— Что меня удивляет, — решил сказать свое слово Вениамин, — так это то, что все вы говорите на превосходном коренном языке.

— Старжик — язык плебса, — презрительно скривил губы Никита Сергеевич.

— Его завезли на Веритас оллариушники, — добавил дед. — До них здесь говорили только на коренном.

— Незыблемость традиций — вот тот фундамент, на котором держится общество.

Вениамин постарался, чтобы фраза прозвучала без особого пафоса, но все же не удержался, чтобы не поиграть немножко голосом. И успех был налицо. Никита Сергеевич с пониманием наклонил голову. А дед посмотрел на Вениамина внимательно, после чего сделал шаг к нему навстречу и протянул руку.

— Ленин. Фамилия такая.

— Очень приятно, — улыбнулся, пожимая широкую, трудовую ладонь, Вениамин.

— Владимир Ильич, — добавил дед, пристально глядя в глаза Вениамина.

— Обвалов, Вениамин Ральфович.

Дед слегка прищурился, как будто подозревал в чем Вениамина.

— Мое имя не кажется вам знакомым?

Вопрос озадачил Вениамина. Ленин как будто был уверен в том, что имя его должно быть известно если не всем и каждому, то уж по крайней мере всякому интеллигентному человеку. Но Вениамину оно абсолютно ни о чем не говорило. И даже ассоциаций никаких не возникало, — имя как имя, не лучше и не хуже любого другого.

— Нет, — смущенно признался Вениамин. — К сожалению, слышать ваше имя прежде мне не доводилось.

Глаза деда превратились в узкие щелки, а уголки губ поползли вниз.

— А если я скажу, что моя настоящая фамилия Ульянов?

Не требовалось большого ума, чтобы понять — Ульянов-Ленин не просто ждет, но жаждет, чтобы его непременно узнали. Вениамин задумался. В памяти его хранился огромный объем всевозможнейшей информации, но отыскать среди вороха дат, имен, фактов, технических данных и прочих характеристик как людей, так и неодушевленных объектов, фамилию «Ульянов», точно так же, как и «Ленин», не удавалось. Даже ничего похожего — как назло! А дед — ясный свет! — на фальшивку не купится. Впервые после посадки на Веритас Обвалов пожалел, что нет рядом с ним Фредриксона — уж он бы непременно придумал, чем ублажить деда. И вдруг пришло озарение.

— Конечно же! — радостно улыбнулся Вениамин. — Марк Ульнов! Творец экономического чуда, человек, за пять лет поднявший рейтинг эффективности денежных вложений системы Андерсона с триста восемьдесят шестого на пятое место! — Вениамин был уверен, что не ошибся. — Он ваш родственник?

Дед презрительно оттопырил нижнюю губу.

— Во-первых, я не Ульнов, а Ульянов. Во-вторых, никакой мне ваш Марк не родственник. В-третьих, я не экономист, а вождь вселенского пролетариата.

— Кого? — растерянно переспросил Вениамин.

— Пролетариата, — тщательно артикулируя каждую букву, повторил дед. — То есть рабочего класса, — дед указал пальцем на потолок. — Вселенского.

На всякий случай Вениамин глянул на потолок, но, увы, ничего достойного внимания там не узрел. Поэтому ему оставалось только глубокомысленно протянуть:

— А-а-а…

— Вот тебе и «а», — ехидно усмехнулся дед.

Вениамин с трудом удержался от желания почесать затылок — состав компании, в которой он оказался, наводил на серьезные размышления. Если бы Обвалову было куда податься, он бы, не раздумывая долго, вежливо попрощался со всеми и отправился восвояси. Но, поскольку идти было некуда, приходилось тянуть бессмысленный разговор.

— Простите, вы все же Ульянов или Ленин? — спросил Вениамин у деда.

— Ульянов-Ленин! — дед выпятил грудь колесом, словно ожидал, что Вениамин медаль прицепит на лацкан его домашней курточки. — Но лучше называйте меня, как все, просто дедом. — Понизив голос до доверительного полушепота, дед добавил: — В целях конспирации.

— Да, конечно, — не задумываясь особо, тут же согласился Вениамин. — А меня можете называть просто Вениамином. Это мое собственное имя, но, полагаю, услышав его, никто не догадается, что речь идет именно обо мне.

— Хм. Использовать собственное имя в качестве псевдонима… — Дед в задумчивости провел ногтями по покрытой трехдневной щетиной щеке. — Оригинальный ход. Никогда прежде о таком не слышал.

Удостоившись одобрительного взгляда Ильича, Вениамин смущенно потупился.

— А опыт конспиративной работы у вас имеется, Вениамин? — спросил Ульянов-Ленин.

— Дед! — с укоризной посмотрел на вождя вселенского пролетариата Сид. — Снова ты за свое!

Но дед только отмахнулся, точно от пыли, летящей в глаза.

— Полагаю, что да, — Вениамин бросил быстрый взгляд на деда, ожидая новых вопросов.

— Вениамин Ральфович — контрабандист, — уточнил Сид.

— Да неужели! — восторженно вскинул брови Ильич. — И большой у вас опыт работы?

— Двенадцать лет, — ответил Вениамин.

— Превосходно, молодой человек, превосходно, — словно классный наставник, дед одобрительно похлопал Вениамина по плечу. — А эксами заниматься приходилось?

Вениамин в очередной раз пожалел о том, что нет рядом Фредриксона.

— Простите, чем?

— Экспроприациями, — ввел более употребимое понятие дед.

Ненадолго задумавшись, Вениамин решил, что, во избежание осложнений, ответ следует дать отрицательный, и покачал головой.

— Ну, ничего, ничего, — снисходительно улыбнулся дед. — Это дело освоить несложно.

— Дед! — снова подал голос Сид.

— Сколько раз тебе повторять, Сидор! — рявкнул на парня Ульянов-Ленин. — Не встревай, когда старшие разговаривают!

Вот тебе на! — Вениамину едва удалось скрыть усмешку. Оказывается, «Сид» — это усеченный вариант «Сидора».

— Послушайте, господа, — нервно потирая руки, обратился ко всем присутствующим Никита Сергеевич. — А не перебраться ли нам на новое место? — он указал на проход за зеркальной стеной, из которого появился дед. — А то ведь, сами понимаете, соседи, — объяснения были адресованы главным образом Вениамину. — Ночью в доме слышимость великолепная.

— Конечно! — с готовностью ответил за всех дед. — Я только в сортир заскочу.

Дед направился в сторону неприметной белой дверки, находившейся в дальнем конце парикмахерского зала. Никита Сергеевич сказал, что ему нужно проверить входную дверь, и скрылся в предбаннике, а Сид схватил Вениамина за локоть и весьма настойчиво повлек его за собой в темнеющий за зеркалами проход.

— Слушай, Вениамин Ральфович, — на ходу торопливо зашептал парень. — Ты не обращай внимания на то, что дед болтает. Он хоть и не совсем в своем уме, но вреда от него никакого. Дед всю свою жизнь проработал чистильщиком в космопорте Гранде Рио ду Сол — устранял дефекты покрытия летного поля. Это у них что-то вроде семейной традиции. Племяш его до сих пор в космопорте стоки чистит.

— У них? — перебил Сида Вениамин. — Так, значит, он не твой дед?

— Да какое там, — махнул рукой парень. — Ты же слышал, псевдоним у него такой, для конспирации. Ну так вот, когда Орден провозгласил Веритас суверенной планетой, да еще и закрытой для всего галактического сообщества, нам в ответ была объявлена частичная экономическая блокада. Это означало, что на Веритас нельзя поставлять изделия, при создании которых использовались новейшие высокотехнологичные разработки. В результате оллариушникам пришлось формировать космический флот из списанных кораблей, большинство из которых были еще на жидкотопливной тяге. Соответственно и чистильщикам вменили в обязанность вычищать пламегасители и каналы для отвода слитого топлива. Как-то раз дед замешкался, и его с головой накрыл поток отработанного топлива. Думали, концы отдаст, но дед выжил. И даже пенсию неплохую в канцелярии Великого Магистра себе выбил. Вот только в голове у него после этого помутилось. Дед считает, что, нырнув в отработанное топливо, он, как ему и полагалось, умер, но возродился к жизни после того, как в его тело вселился бессмертный дух Ульянова-Ленина.

— А кто он такой? — спросил Вениамин.

— Дед?

— Да нет, Ленин.

— А черт его знает, — пожал плечами Сид. — Дед говорит, что он вождь мирового пролетариата и создатель первой коммунистической партии.

Вениамин едва не споткнулся на ровном месте. Час от часу не легче! Коммунист, монархист и припанкованный юнец — такую компанию разве что только на том свете встретишь. Ну и планета!

— Сразу предупредить не мог? — недобро глянул на парня Вениамин.

— А что? — искренне удивился тот.

— Я тебя просил в кильдим меня отвести, а не в клинику для душевнобольных.

Сид обиженно насупился:

— Ты сказал, что тебе нужно место, чтобы отсидеться. А здесь место надежное. Дед, после того как идентификатор себе вырезал, уже третий год тут живет. Не нравится — ищи другое.

Конечно, последний аргумент был самым веским — из тех, с которыми трудно поспорить. Да и не до споров сейчас было. Пройдя по потайному ходу, оказались Сид с Вениамином перед неотделанной дверью из бурого пластика. Все еще не глядя, в обиде на Вениамина, парень несильно толкнул дверь рукой.

Да уж, кильдим был что надо! Просторная комната с осветительной панелью под потолком, пара застланных кроватей, возле каждой — цветной коврик, письменный стол с плоским комп-скрином, два стула и кресло в углу. Воздух свежий и чистый — помещение обслуживала не очистная установка, а добротная, да к тому же еще и бесшумная приточно-вытяжная вентиляция. К недостаткам можно было отнести разве что низкий потолок — протяни руку и достанешь — да отсутствие окон. Ну, тут уж грех жаловаться — кильдим все же, а не номер в «Хилтоне».

Сид сразу же занял место в кресле. Ноги вытянул, руки через подлокотники свесил, так что пальцы едва не касались пола, голову блаженно на спинку откинул — ни дать ни взять странник, что, проделав долгий путь, наконец-то вернулся домой. Вениамин встал посреди комнаты, руки за спиной скрестил — точно ждет чего. А чего ждет — никому не ведомо.

Сид глянул на Вениамина вполглаза.

— Садись.

Вениамин, как спиной к парню стоял, так даже и не обернулся, только кистью руки недовольно дернул.

Сид руки за голову заложил и глаза блаженно зажмурил. Хорошо — тихо, спокойно, — все равно как дома. Дедов схорон — это тебе не камера в «Ультима Эсперанца». А вот домой теперь не скоро попадешь. Хорошо еще, что не ждет там тебя никто. Некому за тебя волноваться, Сид-Сидор. И не спросит никто — куда, мол, Сид подевался? — если все ж таки загремишь ты на Мусорный остров, как предсказывает дед.

Неслышно ступая, в комнату вошел Никита Сергеевич.

— Вы кушать хотите? — негромко поинтересовался он.

Вениамин улыбнулся с благодарностью и отрицательно качнул головой.

— Тогда, может быть, кофе? Или чаю? Простите, но спиртного я не держу.

— Если можно, чаю, — попросил Вениамин.

— Сид? — вопросительно посмотрел на развалившегося в кресле парня цирюльник.

Сид скрестил руки над головой.

Никита Сергеевич достал из-под стола старенький электрический чайник с подставкой-кипятильником, водрузил его на край стола и нажал сетевую клавишу. Пока вода закипала, он выставил на стол три чашки в форме перевернутой груши — с расширенным верхом и узким донышком, — поставил их на стол и бросил в каждую по капсуле с концентрированной заваркой.

— Подсластитель? Молоко? Имбирь? — посмотрел он через плечо на Вениамина.

— Нет, спасибо, — отрицательно качнул головой Вениамин.

В комнату с шумом ворвался дед. Быстро глянув по сторонам, словно пересчитывая взглядом присутствующих, он хлопнул дверью и бросился к кровати.

Вениамин подумал было, что дед собирается лечь спать, но Ульянов-Ленин откинул матрас и достал из-под него пачку помятых брошюр, отпечатанных на принтере, найденном не иначе как на свалке, — качество печати было ужасающим.

— Читал? — протянул он Вениамину одну из тоненьких книжечек.

«Призрак бродит по Вселенной, — прочитал Вениамин на первой странице. — Призрак коммунизма».

Стиль был так себе, поэтому и читать дальше не хотелось. Из одной только вежливости Вениамин спросил:

— Это ваше сочинение?

— Ну, не совсем мое, — смущенно отвел взгляд в сторону Ульянов-Ленин. — Это классическое произведение, которое я адаптировал к нынешней ситуации.

— Триллер? — высказал предположение Вениамин.

Брови деда сошлись у переносицы.

— Чего? — медленно произнес он.

— Я имею в виду — хорор? — сделал попытку исправить положение Вениамин.

— Сам ты хорор! — дед выхватил из рук Вениамина брошюру. — Это «Манифест коммунистической партии»! Программный документ, открыто провозглашающий конечные цели борьбы пролетариата! — дед в запале взмахнул над головой пачкой брошюр. — «Пролетарии всей Вселенной, соединяйтесь! Возьмемся за руки, друзья!»

Вениамин понял, что снова попал впросак. И на этот раз глубокомысленным междометием ему не отделаться.

Спасение пришло со стороны цирюльника-монархиста.

— Ваш чай, Владимир Ильич, — подал он чашку со свежезаваренным чаем Ульянову-Ленину.

Дед кинул брошюры на кровать и взял чашку из рук Никиты Сергеевича.

— Прошу вас, — Никита Сергеевич протянул вторую чашку Вениамину.

— Благодарю, — облегченно вздохнул Обвалов.

Никита Сергеевич с пониманием улыбнулся и пододвинул Вениамину стул. Взяв и себе чашку, цирюльник присел на край свободной кровати. Дед уселся на другую кровать — поближе к своим брошюрам.

— Вы напрасно накинулись на молодого человека, Владимир Ильич, — умиротворяющим тоном произнес Никита Сергеевич. — Я, в отличие от вас, с первого взгляда понял, что Вениамин Ральфович убежденный монархист.

Сказав это, цирюльник краем глаза заговорщицки глянул на притихшего в ожидании дальнейших событий Вениамина.

Обвалов мигом сообразил, что лучше с Никитой Сергеевичем не спорить. Он лишь вздохнул протяжно и сделал глоток из чашки. Чай, как и следовало ожидать, был отвратительным.

— Порвать со своим буржуазным прошлым способен каждый, — уверенно заявил дед. — Тому существует немало примеров. И только вы, Никита Сергеевич, вопреки здравому смыслу, упорно не желаете с этим соглашаться.

Никита Сергеевич одарил деда мягкой, всепрощающей улыбкой.

— Не те нынче времена, Владимир Ильич, чтобы уперто талдычить о буржуазном прошлом. Пора вырабатывать новую, более гибкую политику. В смысле — демократизация, гласность, ну и вообще — новое мышление.

— Политика партии верная, потому что она правильная, — сказал как отрубил дед.

— Ну, в таком случае хотя бы лозунг смените. Этого ведь вам партия не запрещает?

— Партия — это я! — объявил дед.

— Ну, так в чем же дело?

— В том, что коней на переправе не меняют!

— Какие еще кони, Владимир Ильич? — болезненно поморщился Никита Сергеевич.

Опершись руками о колени, дед подался вперед.

— Кони — привередливые, — сообщил он оппоненту доверительным тоном.

Никита Сергеевич на удивление резко отреагировал на совершенно бессмысленное, с точки зрения Вениамина, заявление Ильича.

— А вот этого — не надо! Не надо, Владимир Ильич, нам здесь цитатки подбрасывать! Знаете ведь, чего я не терплю — так это пошлости!

Дед засопел недовольно, но ничего не ответил.

— Знаете, уважаемый, в чем слабость вашей позиции? — снова обратился к деду цирюльник. — Коммунисты не могут предложить никакой созидательной программы. Все действия вашей парии деструктивны и направлены лишь на разрушение того, что было создано другими.

— Можно подумать, вы в состоянии предложить нечто позитивное, — ехидно усмехнулся Ульянов-Ленин.

Никита Сергеевич прищурился с чувством собственного превосходства и гордо расправил плечи.

— Не только можем, но и предлагаем.

Дед глотнул подостывшего чаю.

— И что же, позвольте узнать?

— Мы предлагаем народам Вселенной объединиться под десницей богоизбранного монарха, — царственным жестом простер Никита Сергеевич руку над застеленной кроватью.

— И кто же станет правителем Всея Галактики? — глумливо поинтересовался Ильич.

Никита Сергеевич посмотрел на деда так, словно не понимал, как вообще можно задавать подобные нелепые вопросы?

— Само собой, помазанник божий.

— Где же найти такого? — Ильич дурашливо развел руками и посмотрел по сторонам, точно надеялся, что избранник находится где-то рядом.

Никита Сергеевич сделал вид, а может быть, и в самом деле не заметил откровенной насмешки.

— Я полагаю, что император, вотчиной которого станет Вселенная, должен выйти из рядов богоизбранного народа, — сказал он. И после глубокомысленной паузы, которую никто не посмел прервать, добавил: — Я имею в виду тех, чьей исторической родиной является планета Земля.

— Землянин, значит, — кивнул дед. — И вы полагаете, прочие разумные расы с готовностью его примут?

— А почему бы и нет? — искренне удивился Никита Сергеевич.

— Да потому что у каждой из них наверняка имеется свой кандидат на престол!

— Ну, в таком случае, можно пригласить варяга, — легко нашел компромисс цирюльник.

— Ох, Никита Сергеевич, Никита Сергеевич! — с сожалением покачал головой дед. — Ну никак не хотите вы правде в глаза смотреть.

— И в чем же заключается ваша правда, Владимир Ильич?

— В том, что народам Вселенной нужен не император и даже не царь-батюшка, а харизматичный вождь, которым способен стать только генеральный секретарь коммунистической партии, объединяющей в своих рядах всех трудящихся, что своими руками создают прибавочную стоимость!

Решительно не понимая, о чем идет речь, Вениамин посмотрел на Сида в надежде, что хоть он объяснит ему смысл происходящего. Сид же только пренебрежительно рукой махнул, — не обращай, мол, внимания, Вениамин Ральфович.

Подумав, Обвалов решил, что это дельный совет. Откинувшись на спинку стула, он достал из-за пояса журнал «Мягкая игрушка» и для начала просмотрел оглавление. Раздел «Новые поступления» был на месте. Затаив дыхание в предвкушении встречи с маленьким чудом, Вениамин раскрыл журнал на нужной странице.

Тут же за спиной у него нарисовался Сид. Положив руки на спинку стула, парень заглянул Вениамину через плечо.

Обвалов захлопнул журнал и недовольно покосился на Сида.

— Что?

— Скажи честно, Вениамин Ральфович, — шепотом обратился к нему парень. — Зачем ты отобрал у джанита журнал?

Вениамин усмехнулся.

— Я уже говорил — коллекционирую плюшевых мишек.

— Ну да, — обиженно насупился Сид. — За дурака меня держишь?

— Ну, а зачем еще, по-твоему, он мне нужен?

— Почем мне знать? — недовольно буркнул Сид.

— И что теперь?

— Сказал бы я тебе…

Вениамин тяжко вздохнул — трудно разговаривать с человеком, который отказывается тебя понимать.

— Скажи лучше, чем спор деда с цирюльником закончится? — спросил он, чтобы перевести разговор на тему, которая воспринималась бы Сидором не столь болезненно.

— Известно чем, — с готовность ответил парень. — Поговорят и придут к выводу, что вождь вселенского пролетариата заодно может оказаться помазанником божьим. Тогда и варяга приглашать не нужно и с прибавочной стоимостью будет полный порядок.

Вениамин с интересом посмотрел на спорщиков — между ними и в самом деле вроде как начал намечаться консенсус. Вениамин глянул через плечо на притихшего Сида.

— Ты хочешь сказать, что эта тема уже обсуждалась?

— Да они каждый раз, как сойдутся, так только об этом и талдычат, — усмехнулся Сид. — Два долдона.

— И какой в этом смысл?

Вопрос Вениамина был обращен не столько к собеседнику, сколько к себе самому. Но ответил ему Сидор:

— Ты, наверное, будешь удивлен, Вениамин Ральфович, но совершенно никакого.

Услышав такое, Вениамин с новым, неожиданным для себя самого интересом посмотрел на спорщиков.

Никита Сергеевич убежденно возвестил:

— Монархия — мать порядка!

И Владимир Ильич тут же подхватил его мысль:

— Порядка, который возможен лишь при строгой партийной дисциплине!

— Возможно, оба они производят впечатление полных идиотов, — тихо произнес за спиной Обвалова Сид. — Но, поверь мне, Вениамин Ральфович, это не так.

И Вениамин был с этим полностью согласен. Увы, перед ним были не борцы с режимом, но эти люди не хотели кричать вместе со всеми «Оллариу!», не понимая, что это значит.

— Вениамин Ральфович, — голос Сидора на этот раз прозвучал возле самого уха. — А все же, зачем тебе журнал про игрушки?

Вениамин в отчаянии закатил глаза к потолку.

— Поклянись, что никому не скажешь.

Горячий выдох едва не обжег Обвалову ухо:

— Клянусь!

Вениамин ответил не сразу — сделал вид, что все еще колеблется.

— В этом журнале, — Обвалов постучал пальцем по глянцевой обложке с изображением плюшевого мишки, — на шестьдесят шестой странице размещено рекламное объявление, которое на самом деле является зашифрованным сообщением для меня.

За спиной царила тишина.

Не понимая, в чем дело, Вениамин обернулся.

Сид смотрел на него глазами, горящими восторгом и обожанием. Вениамин понял, что теперь Сидор готов сделать для него все что угодно — хоть босиком на углях сплясать, хоть вплавь на Мусорный остров отправиться. Вопрос только в том, много ли будет от этого толку?