Избранные. Черная метка. Всё

Коллектив авторов

Книга составлена из 88 коротких рассказов в жанре черного юмора, признанных лучшими на пяти межгалактических слётах черных юмористов в процессе пронизывающего время, а также все параллельные и перпендикулярные измерения, открытого межпланетного конкурса «Черная метка». Здесь тебя ждут самые невероятные истории, отобранные ведущими литературными экспертами в области искромётного ужаса, черных дыр и душераздирающего юмора. Книга содержит нецензурную брань.

2021

Бу-бу-бу!

Юлия Махмудова

Медсестра Конопаткина привстала на цыпочки и требовательно нажала на кнопку звонка. За дверью, обшитой коричневым дермантином, раздалась кудахчущая канареечная трель, завершившаяся жутким грохотом. Словно рухнули антресоли, забитые сковородками. Конопаткина удивлённо подняла бровь и обернулась к санитарам. Те набычились и сжали кулаки, готовые ко всему. Теоретически.

Медсестра снова дотянулась до звонка и сосредоточенно давила на кнопку ещё минуты три, злорадно мучая электрическую канарейку. За дверью послышались тяжёлые шаги, будто кто-то шёл, надев на ноги кастрюли. Раздалась продолжительная возня, скрежет и невнятное бормотание. Через несколько минут замок щёлкнул и дверь распахнулась.

Конопаткина отскочила на шаг назад и ойкнула.

— Ля-я… — синхронно протянули санитары.

В дверном проёме стояла внушительная и несуразная фигура водолаза в старинном костюме-трёхболтовке. Круглый медный шлем, кое-где покрытый бирюзовой патиной, тускло блестел от слабого света лампы на лестничной клетке. За заляпанным иллюминатором смутно угадывалось мужское лицо.

— Аскольд Червяков? — хмуро спросила Конопаткина, разглядывая массивные свинцовые боты на ногах у водолаза.

— Бу-бу-бу-бу! — ответил тот.

— Мы из поликлиники, — медсестра решительно протиснулась мимо Червякова, прошла в квартиру и махнула рукой санитарам.

В гостиной все трое чинно уселись рядышком на диван и с вежливым любопытством наблюдали, как водолаз возвращается из прихожей, с трудом передвигая ногами в громоздкой обувке и грохоча при этом так, что хрусталь в серванте каждый раз печально тренькал. Кроме дивана в комнате больше не было надежной мебели для сиденья, так что Аскольду пришлось встать столбом напротив неожиданных гостей.

— Повторю вопрос. Аскольд Червяков, тысяча девятьсот семьдесят восьмого года рождения? — деловито поинтересовалась Конопаткина, открывая замусоленную тетрадку.

— Бу, — коротко ответил хозяин конторы.

— Плановая вакцинация согласно постановления главного государственного санитарного врача. Закатывайте рукавчик.

— Бу бу-бу бу! — взмахнул руками Червяков.

Конопаткина устало закатила глаза.

— Н-да… Я, конечно, разные средства индивидуальной защиты видела, но, чтоб прям так… Да вы не переживайте, Аскольд Иванович, мы не заразим вас. Я вот даже маску надену для вашего спокойствия, — она демонстративно натянула на нос видавшую виды медицинскую маску, до этого спущенную под подбородок.

— Бу бу-бу бу бу-бу бу-бу? — возмутился водолаз. — Бу бу-бу бу бу бу-бу!

— Да снимите вы же этот чёртов маскарад! — покраснела Конопаткина. — Я вас не слышу совсем из-за него!

— Бу бу-бу!!!

— Ещё один мнительный, — мосластый санитар Ринат толкнул локтем в бок широкоплечего напарника Степана.

— Гражданин Червяков, — терпеливо вздохнула медсестра, — вы поймите, вакцинация — это для вашего же блага. Отказываясь от неё, вы рискуете не только своим здоровьем, но и здоровьем всей нации.

— О, чешет как! — с уважением кивнул Ринату широкоплечий Степан.

— Бу-бу-бу бу-бу! — возразил Аскольд, хватаясь за шлем и качая головой.

— Не слушайте бред антиваксеров. Вы же адекватный человек! — парировала Конопаткина, однако, с сомнением глядя на Червякова.

— Бу-бу-бу бу!

— Вакцина — это не только гарант вашего здоровья, но и приятные бонусы от государства! Например, вы сможете беспрепятственно ходить в ресторан.

— Бу?! Бу-бу бу бу?

— Выиграть рулон сена! — Конопаткина поздно сообразила, что пошла не с тех козырей.

— Бу-бу!

— Пятнадцать раз подряд покататься на колесе обозрения!

— Бу-бу-бу бу-бу-бу бу-бу-бу-бу-бу?! — негодовал Червяков стуча по шлему резиновой варежкой, намертво соединенной с плотным скрипучим комбинезоном.

— Каждую среду три бесплатных пирожка «ухо-горло-нос» от сети кафе «Звезда Востока».

— Бу-у-у!

— Скидка пятьдесят процентов на детские колготы, — настаивала Конопаткина. — И бесплатный проезд в трамвае.

— Бу! Бу-бу-бу! Бу-бу-бу-бу! — Червяков умоляюще сложил перед собой руки.

Медсестра замолчала. Санитары скучающе разглядывали пёстрый ковёр, порванный в нескольких местах свинцовыми ботами хозяина. За окном взвизгнул резко затормозивший автомобиль. Осень робко заглядывала в комнату сквозь щель в полосатых шторах. В серванте успокоился пыльный хрусталь. От водолаза пованивало.

— Ладно, Червяков, чёрт с вами. Я вижу, сегодня вы не готовы к конструктивному диалогу. Но знайте, я ещё приду! И не одна! С милицией! И тогда мы положим конец этому балагану и вашему циничному вандализму против народного здоровья!

Конопаткина решительно встала и вышла в прихожую. Санитары неторопливо двинулись за ней. Червяков загрохотал следом.

— Я вернусь, Червяков! Учтите! — крикнула медсестра, спускаясь по лестнице.

— Да помогите мне снять этот чёртов скафандр! Я застрял! — умолял им вслед Аскольд.

— Бу бу-бу-бу-бу бу бу бу-бу бу-бу-бу! — услышала Конопаткина и покрутила пальцем у виска.

Жирососки, власоедки и уру-муру

Энни Нилсен

Жирососки, власоедки и уру-муруПутешествие началось с анабиозной камеры. Я лежала в ней и размышляла, как вообще оказалась тут.

Конечно, яркая реклама инопланетного Спа была соблазнительна, а доводы подруги Лерки Роллтон, прозванной так за спиральную химию на блондинистых волосах, очень убедительны. Она говорила, что все наши знакомые обзавидуются. Однако не это сподвигло меня. И не едкие шуточки мужа про то, зачем я прячу свою шикарную фигуру под слоями жира. Конечно, у меня был лишний десяток килограммов, ладно, пара десятков, но у него самого брюшко и щечки как у хомяка. А я, как взрослая женщина, сама имею право решать, где у меня талия.

Главным было шило в заднице, все еще заставлявшее искать приключения. Мне так хотелось хоть краешком глаза посмотреть на другие миры. Инопланетники, прилетевшие несколько лет назад и включившие Землю в сеть межгалактического туризма, подарили людям новую мечту.

Перелет я благополучно проспала. Очнулась уже на планете. Створки капсулы открылись, и меня вытолкнуло наружу. Вокруг, словно толстые бабочки из коконов, вылуплялись другие женщины.

Мы находились на небольшом твердом пятачке, а до самого горизонта простиралось что-то черное. Тут и там торчали какие-то кусты, похожие на растрепанные метелки. Ужасно воняло. Когда-то меня пытались угостить сюрстрёммингом — шведской квашеной селедкой, от одного запаха которой мой желудок вывернуло наизнанку. Похоже, только во сто крат сильнее, смердело здесь. Некоторые женщины уже блевали. Я отвернулась, стараясь дышать ртом.

В стороне от нас на двух массивных лапах стоял крокодил. Вернее, он скорее сидел на толстом и длинном хвосте. Кто-то завизжал. Крокодил ощерил три ряда желтых треугольных зубов и приветственно помахал передней лапой.

— Я ваш фитнес-тренер Кроко-эн-Дилидайл Махорчатый. Но вы можете звать меня просто Крокодил, — он слегка кивнул и продолжил: — Ваши имена я не запомню, поэтому буду звать по этим значкам.

Он подошел чуть ближе и кинул нам стопку картинок. Женщины загалдели, но Крокодил злобно рыкнул на нас. Мы молча взяли по одной и прилепили на плечи, как было велено. Я стала Зеленым Квадратом.

Затем Крокодил развернул перед нами голографическую карту.

— Мы тут, — он зажег огонек в какой-то точке. — Через пятнадцать дней корабль приземлится здесь.

Загорелся второй огонек, и Крокодил провел пунктирную линию между ними.

— Расстояние 1248 километров, корабль ждет ровно час, следующий прилетит через год, — он оскалил зубы и подмигнул нам.

Я мучительно пыталась посчитать сколько же надо проходить за день, пока кто-то не охнул:

— Восемьдесят километров в день.

— А если мы не пойдем? Неужели нас не спасут? — спросила Желтый Круг.

— Корабль просто не сможет сесть тут, так что раньше начнем, больше шансов успеть. — И Крокодил, опустившись на четыре лапы, зашлепал по черной жиже. Он довольно быстро удалялся, и, испугавшись, мы гуськом потянулись за ним.

Вот я и нашла приключения на свою толстую задницу.

Жижа была теплой и вязкой, плотоядно чмокала при каждом шаге. Через несколько десятков метров она стала по бедра, а местами по грудь. Мы все запыхались и дышали словно больные астматики. Я присмотрелась к нашему тренеру и тоже попробовала плыть. Двигаться стало легче, густая жижа не давала утонуть. Вслед за мной поплыли и остальные.

— Настоящие спа-процедуры, мативо, — беззлобно выругалась Розовый Овал.

Остальные промолчали, стараясь сберечь дыхание.

К вечеру мы мечтали об одном — упасть куда-нибудь и заснуть. Однако спать на болотистых кочках оказалось очень холодно. Последовав примеру тренера, устроившего голову на кустах, мы вырубились прямо в жиже.

Следующим утром меня разбудил истошный вопль. За ним раздался следующий, потом ещё и ещё. Еле разлепив глаза, я заорала сама. По всему телу ко мне присосались тонкие белесые червяки. Я не могла к ним прикоснуться от омерзения и кричала вместе со всеми. Потом все же заставила себя попытаться отодрать эту дрянь и завопила ещё громче. Эта пиявка вцепилась в меня, словно свекровь в любимый сервиз. Да ещё маленькими глазками так луп, луп — вылитая Аделаида Степановна.

Из-за большой кочки, продолжая что-то жевать, вылез Крокодил.

— Жирососочки приплыли, это хорошо, — одобрительно кивая, произнес он.

— Красота требует жертв, девочки, — слегка истерично засмеялась Розовый Овал. Пожалуй, она начинала мне нравится.

Так и ходили мы, увешанные, словно ёлка мишурой, пиявками, пока они не насосались и не стали отваливаться сами.

К обеду всем захотелось есть. Нет, скорее жрать. Пошушукавшись, мы отправили Розовый Овал на переговоры к тренеру.

— Есть? Но тут же полно уру-муру, ловите их, — удивился он.

— И как их ловить? — не сдавалась оголодавшая Овал.

— Это очень просто, надо пописать в воду и они приплывут, — Крокодил блаженно зажмурился.

Через минуту рядом с ним появилась длинная змея. Он ловко схватил ее зубастой пастью и поплыл дальше.

Мы последовали за ним, но спустя некоторое время я стала замечать, как женщины отходят в сторонку и потом что-то жуют. На вкус уру-муру оказался сочным, хотя немного тухловатым. Правда, две женщины все же отравились. Их затрясло аж зубы заклацали. А потом их несло и рвало так, что нам всем стало страшно.

— Это же самка, их нельзя есть, — Крокодил ткнул когтем в более светлые ромбики на шкуре съеденной уру-муру.

Потом он нырнул поглубже, притащил в пригоршнях мерзкого вида грязь, заставил женщин проглотить ее и погнал нас дальше.

Дни мучительно тянулись, отдаваясь болью в натруженных мышцах. Когда нам пришлось идти по земле, это оказалось сложнее, чем плыть. Несколько женщин повалились на спины и отказались двигаться дальше. Крокодил начал бить их хвостом. Но они не вставали. Вдруг больно стало всем нам, словно ток ударил по рукам и ногам. Крокодил злобно щерился и рычал. Не сговариваясь, мы подняли тех женщин и потащили их за собой.

Как-то утром я проснулась от ветерка, холодившего голову. Дрожащей рукой провела по ней и не обнаружила волос.

— Власоедки гнездо свили, — проходивший мимо Крокодил кивнул на огромный пук разноцветных волос, висевший в соседних кустах.

Мне хотелось заплакать, но сил не было.

— Нет волос — нет проблем, — тренер успокаивающе похлопал меня по голове.

На пятнадцатый день мы дружным строем бежали к космодрому. Замученные, все в грязи, только на плечах блестели разноцветные значки. Но все равно в такт, плечо к плечу, локоть к локтю. Даже Крокодил на своих коротеньких лапках отстал от нас.

Мы успели. Я еще забежала в душ, а потом удивленно смотрела в зеркало. Сияющая кожа без единой морщинки, скулы, подбородок, плоский живот, стройные ноги, подтянутая попа. Я не верила своим глазам. Выглядела и чувствовала себя лет на шестнадцать, ладно, на двадцать.

На Землю к мужу я не вернулась. Зачем мне нужен толстый хомяк, не пробовавший уру-муру. Мы с Кроком наладили туда экспорт грязи и жирососок. На очереди власоедки. Идеальная эпиляция на всю жизнь.

Чёрная Рука

Лариса Тихонова

Молодая учительница английского Далила Филаретовна Бабушкина имела сразу два прозвища: Бабаня и Дебила Фиолетовая. В конце концов, она с этим смирилась. Про прозвища у учителей надо было помнить при поступлении в пединститут, но тогда хотелось верить в призвание. Теперь же, на третий год работы в обычной школе, вера в высокое предназначение педагога сдулась под гнётом реальности — современная школота в основной своей массе забивать мозги учёбой не собиралась. А вот погнобить друг друга или учителя — всегда пожалуйста! И доведённая однажды до отчаяния, до состояния «дайте мне автомат!», Далила покинула класс посредине урока и побежала к директору. Не жаловаться, увольняться.

Директор уволить молодого специалиста не пожелал, и уж тем более в самом начале учебного года. Зато разрешил в виде исключения уйти из школы пораньше. «Погуляйте, милочка, где-нибудь в тишине, такое роскошное бабье лето. Потом купите и съешьте торт, — отечески ворковал директор. — Ещё фильм какой-нибудь, непременно советский, про школу, посмотрите. Да хоть „Доживём до понедельника“, давно уже мой реальный девиз! Только не забудьте подготовиться к завтрашней контрольной».

Далила, послушная положительная девушка, собиралась так и поступить, но потом вдруг совершила очень странный для себя поступок. Вместо тортика купила литровую бутылку пива и, практически не отрываясь, с наслаждением высосала её в первом же скверике.

Алкоголь подействовал на податливый организм коварно. После пива учительница купила ещё и водку, которую взялась распивать почему-то на автобусной остановке. Но там оказалось не комфортно, кто-то всё время лез поучать и стыдить, и тогда, уже в сумерках, Далила загрузила себя в такси и приказала водителю отвезти в самое тихое место.

Тишина в том месте действительно стояла особенная, а обилие несколько однообразных, часто повторяющихся скульптурных композиций нисколько не тяготило. Ещё было много лавочек и маленьких вазонов с живыми и искусственными цветами, назойливых людей не оказалось совсем, Далиле не понравилась только недобро щурившаяся на неё луна. Поэтому, допив остатки водки, девушка показала луне язык, после чего погрузилась в мирный сон.

Пробудилась на жёсткой лавочке от карканья вороны и от ощущения, что замёрзла. И тут же замечательно согрелась, увидев сгрудившиеся вокруг могильные кресты. Однако всё ещё бродивший в крови алкоголь и смягчил испуг, и настроил на философский лад. Далила даже залюбовалась засыпанным золотой листвой старым кладбищем, пока не полезла в телефон посмотреть время. И вот тогда бросилась бежать, словно из-под земли полезли мертвецы: первый урок в школе уже шёл, вторым была её контрольная!

Приведя себя в порядок в такси и пулей залетев в кабинет английского, Далила поприветствовала недовольно загудевший класс, сильно разочарованный, что опоздавшая Бабаня всё-таки явилась. Потом школьники принялись выёживаться: шуметь, отпрашиваться в туалет и медпункт, а ещё врать, будто бы о контрольной их не предупреждали. Далила в это время торопливо подготовила доску и полезла в свою объёмную сумку за очками. И вдруг наткнулась на что-то непонятное — длинное, липкое и странно пованивающее.

«Успели, шалопаи, подсунуть, пока стояла спиной», — подумала учительница и вытянула из сумки… отрезанную по локоть человеческую руку! Чёрную и жуткую! Задыхаясь от ужаса, Далила отбросила её на свой стол, и рука упала странно, не плашмя. Застыла вертикально на локтевом срезе, да ещё с растопыренными, словно для всеобщего приветствия пальцами.

Класс чуть подвис, а затем выматерился в едином порыве! Потом самые впечатлённые принялись проявлять свой интеллект.

— Чё за шняшка?! Из магазина хэллоуинских приколов?

— Я, блин, реально очканул!

— Я тоже чуть не обосрался!

— Бабаня, где нарыла?

— В каком смысле нарыла? — пролепетала бедная учительница, ни на минуту не забывая о ночи на кладбище. Неужели под воздействием проклятого алкоголя она действительно могла ЭТО НАРЫТЬ?

— Далила Филаретовна, вы не имеете права так пугать! Вас надо выгнать из школы вместе с этой дрянью! — раздался высокомерный девичий голосок с парты у окна.

И вот тут Чёрная Рука неожиданно отреагировала. Она вдруг резко сжала пальцы в кулак, оставив средний вызывающе оттопыренным! Класс восхищённо загомонил.

— Всё, раскрываем тетрадки и начинаем писать контрольную! — попыталась завладеть их вниманием немного успокоившаяся учительница. Видимо рука мертвеца действительно сувенир из магазина страшилок, сейчас каких только не бывает.

Однако девочка, словившая «фак», успокаиваться не собиралась.

— А вот теперь, Дебила ты Фиолетовая, из школы точно вылетишь! Моя мама об этом позаботится!

И тогда воздух в классе вдруг потемнел. Уютные стены угрюмо обветшали, а потолок, став щелястым, со скрипом прогнулся.

В этом пугающем пространстве Чёрная Рука вдруг медленно воспарила на манер гроба панночки и неумолимо скользнула в сторону провинившейся. Настигла её в углу, уже затянутом отвратительной паутиной, и… отвесила завывающей от ужаса девчонке подзатыльник. Короткий, но незабываемый воспитательный процесс уложился в какую-то минуту, после чего разруха и паутина из класса исчезли, Чёрная Рука юркнула в сумку учительницы, а ставшие шёлковыми школьники принялись усердно писать контрольную. На своего педагога они теперь боялись даже смотреть, потому и не заметили, как смятение на лице Далилы в какой-то момент сменилось мрачным торжеством.

С тех пор, как говорят, англичанка всегда носит руку мертвеца с собой. Авторитет учительницы теперь огромен, поменялось и прозвище — школьники весьма почтительно величают её Маман Вуду.

Правда, слухам о подзатыльнике от Чёрной Руки верят не все, а зря! Самый неуправляемый сложный класс вдруг стал для всех примером, за ним подтянулись и другие классы, в которых преподавала Далила Филаретовна. Сама же она заслужила звание «Лучший учитель».

День непослушания

Арсений Абалкин

А вот ещё такая история была. Объявили в одном пионерском лагере День непослушания. Ну, это когда дети вместо взрослых всем командуют, а взрослые, наоборот, слушаться должны.

И был мальчик такой в третьем отряде… На первый взгляд — мальчик как мальчик, худенький, вихрастый. Ничего особенного, тихоня. Вожатая Леночка его вовсю гоняла, воспитательница Варвара рохлей называла за медлительность. А физрук, тот вообще гнобил, потому что мальчик этот неспортивный был — ни отжаться, ни подтянуться, ни в футбол погонять.

— Ну хорошо, пусть «Бог», если тебе так понятнее, — сказал… сказала… сказало… а как оно вообще могло сказать, у него и рта-то не было!

Глядя на переливающиеся в темноте разноцветные крылья, Миша испытывал одновременно ужас и восторг. Собственно, то, что явилось в ответ на его горячую молитву об избавлении от проклятого лагеря, выглядело как гигантская бабочка, состоящая из одних только крыльев. Многочисленные пары крыльев трепетали во все стороны, а холодноватый голос звучал прямо в голове.

— В конце концов, важен результат, не так ли? — «Бабочка» стала серебристой, по ней пошли фиолетовые круги. — Вот завтра всё и увидишь. Твой контроль над ситуацией станет абсолютным!

В ответ на непонимающий взгляд третьеклассника голос в голове досадливо пояснил:

— Ну, все будут делать то, что ты захочешь. Так что всё в твоих руках. На целый день. И ничего тебе за это не будет. Ну, пока, некогда мне тут с тобой возиться, спи.

…Дверь в палату распахнулась и со звериным воплем «Падъё-о-о-о-ом!!!!!» ворвалась задорная Леночка. Пионеров подбросило с тощих казённых матрацев.

Здоровенный кабан Матвейчук, пробегая мимо Миши, как всегда, пихнул его плечом, а тот тоже, как всегда, обречённо пробормотал:

— Хватит пихаться, ну сколько можно!

Толстая морда Матвейчука повернулась, пятерня сжалась в кулак… и вдруг он глупо заморгал, будто не веря сам себе, и растерянно проговорил:

— Извини, Миша, я больше не буду пихаться.

Глаза его округлились, он попятился и сел на кровать.

Сердце Миши подпрыгнуло. Не сон? Не сон?!

— Елена Валерьевна, а сегодня же День непослушания, да? — решился он.

— Не раскатывай губу, Пилипенко, — на лету отрезала Леночка.

— А можно я директором лагеря буду? — пискнул Миша.

Леночка обернулась с насмешливым видом, открыла рот и…

— Конечно, Миша. Мы все будем рады выполнять твои распоряжения. — Глаза Леночки в панике метались от одного пионера к другому.

Их разговор привлёк общее внимание.

— Ты чё выдумал, Пилипенко… — послышался чей-то голос слева.

И Миша, ещё боясь поверить, быстро сказал полушёпотом:

— Все на зарядку!

Пацаны — кто уже одетый в спортивку, кто просто в трусах — удивительно слаженно потрусили во двор. Туда же поспешила и Леночка. Потрясённый Миша пошёл следом.

Увидев на улице физрука, он ощутил первый прилив злобной радости.

— Доброе утро, Клим Иваныч, — голос его звучал уже намного увереннее. Физрук ещё только начал разворачиваться своим дородным корпусом, а Миша уже скомандовал:

— Отжаться!

Клим Иваныч рухнул как подкошенный и, отжавшись, замер в ожидании следующих команд.

— Сто раз! — с улыбкой добавил пионер.

…Хрипя и плача — привыкнув всё же больше налегать на свисток, чем на гантели — жертва зарядки кое-как поднялась на ноги.

— Какой же вы, Клим Иваныч, защитник Родины? — повторил Миша мантру физрука. — Вас же любой враг соплёй перешибёт. Небось всё книжки читаете, а как нормы ГТО сдавать, так вас нет. А ну, бегом двадцать кругов!

— Пожа-а-алуйста… — просипел взмокший физрук.

— Разговорчики! — опять же, по-физруковски, ответил Миша и неспешно пошёл в столовую.

Глядя прямо в лицо рыхлой поварихе, он негромко, но чётко произнёс:

— Жри сама эту кашу!

Повариха икнула, взяла половник и покорно начала есть серую, склизкую и комковатую манную кашу прямо из гигантской кастрюли. Притихшие было пионеры развеселились.

— Что, не нравится? — ухохатывались жестокие дети, наблюдая, как тётка давится своим несъедобным варевом.

— Елена Валерьевна! — Миша между тем уже повернулся к вожатой. — А у вас сегодня конкурс строя и песни.

Леночка энергично закивала головой, кажется, радуясь, что легко отделалась. Радость эта была преждевременной — Миша только входил во вкус.

…Сборный отряд вожатых и воспитателей уже в пятидесятый раз проходил маршем по сцене, стараясь высоко вскидывать ноги и печатать шаг. Со страдальческих лиц ручьями тёк пот. Нездоровый оскал, долженствующий изображать улыбку, пугал.

— Не плачь, девчо! Онка! Прай! Дут да! Жди! — истошно вопил директор Геннадий Петрович.

Но угодить Мише было непросто.

— Не, ну что ж вы такие рохли, ни задора пионерского, ни огонька, — мягко пожурил он. — Это никуда не годится. Варвара Михайловна носок не тянет, и вообще — всё несинхронно, неслаженно… А слова, Елена Валерьевна, за вас Пушкин учить будет? Вы думаете, я не вижу, что вы только губами шевелите — и то невпопад?

Сборище и впрямь имело вид жалкий: грузные тётки и дядьки, нелепо взбрыкивая немолодыми ногами, надсадно и нестройно вопили развесёлую песню про солдата, которого ждёт девчонка. Бравый вид имел только Виктор, шофер директора. Да и тот к семидесятому проходу по сцене как-то сник.

Устал от зрелища и Миша. Сладко зевнув и потянувшись, он скомандовал:

— А теперь — на линейку!

Варвара бурно зарыдала от счастья, Геннадий Петрович рухнул, где стоял, Виктор утирал пот.

На линейке стояли как обычно — отряд за отрядом, с вожатыми и воспитателями. Директор с измученным от строя и песни лицом тоже присутствовал — лености Миша не поощрял.

После торжественного поднятия флага пионер произнёс в микрофон:

— А теперь поговорим о вашем поведении.

И не без удовольствия увидел, как сжались педагоги, как у кого-то забегали глаза, как кое-кто потупился, а кое-кто и покраснел.

— Начнём с вас, Геннадий Петрович, — обернулся Миша к директору. — Выйдите из строя и перед лицом своих товарищей расскажите, в чём провинились. И не вздумайте крутить, мне уже всё доложили.

Про «доложили» он соврал для солидности; директор всегда так говорил, чтобы вывести на чистую воду предполагаемого хулигана. «Признавайся, это ты стекло разбил? Не лги, мне уже доложили!»

Директор шагнул вперёд, приложил руку к груди и мучительно выкрикнул:

— Да, это правда! Мы с Виктором любим друг друга!

Кто-то прыснул, кто-то сдавленно охнул. В глазах Леночки метался восторг, а Варвара почему-то закачала головой, повторяя, как заведённая: «Ну, всё понятно, теперь всё понятно, всё понятно теперь…»

Третьеклассник Миша ожидал чего-нибудь повеселее — тема любви во всей её неоднозначности его пока мало интересовала.

Он нетерпеливо топнул ногой и приказал:

— Про другое признавайтесь!

На это директор задрожал и, запинаясь, выдавил:

— Шефскую помощь присвоил… на ремонт эстрады… И с мяса тоже… ну, это… — И он расплакался, размазывая слёзы по пухлому лицу.

Мише стало скучно.

— Ладно, отбой. Так и быть, День непослушания закончился!

Впрочем, подумав секунду, беспощадный пионер подытожил:

— Объявляется Месяц непослушания!

Дрёма

Павел Мохначев

Моё пробуждение похоже на отчаянный рывок из тёмной и влажной бездны глубокого озера на поверхность, залитую ослепительным светом. Свет неприятный, режущий. Как и крик. Кто это так орёт? Я ору. Запах крови и чего-то ужасно казённого. Чужие руки настойчиво тычут мне в рот тёплое, мягкое и податливое. Тычут, забивая и запихивая поглубже внутрь мой истошный вопль. О, как же невыносимо болит, словно сдавленная невидимым обручем, голова! Спать, спать. Надо немного поспать…

Просыпаюсь от женского многоголосья и почему-то стоя.

— Смотрите, смотрите на него! Он идёт! Сам! Коленька, иди к маме! Боится, за диван держится, а всё равно идёт! Ух ты, моя красотуля!

Как же меня шатает. Я болен? С похмелья? Нет, не похоже… Коля. Какое звонкое имя. Это я? Как странно смотреть на этих людей снизу вверх. Они похожи на огромные раскачивающиеся деревья с протянутыми ко мне руками-ветвями. Или это я так раскачиваюсь? Чёрт! Нога предательски подгибается и я, стремительно набирая скорость, лечу лицом навстречу неприятно коричневому дощатому полу. Ай, как больно! Ору, захлёбываясь чем-то горячим с металлическим привкусом. Спать, скорее спать. Во сне быстрее заживёт…

— Соловьёв! Николай!!! — требовательный и раздражённый женский голос наотмашь бьёт в моё рыхлое сознание, и отдаётся эхом в пустой и загаженной помётом улетевших снов голове, — Не смей спать на уроке! Встал и быстро пошёл к доске, хватит глазами пол протирать! Завтра пусть мать или отец в учительской появятся, и, да, дневник мне сюда неси. Я запишу, чтобы ты передать мои слова не забыл! Соловьёв!!! Не смей опять засыпать!

Какой у неё противный каркающий голос! Уши даже заныли. Ещё и грозится, карга старая. Не пойду я ни к какой доске. Спать, спать. Может так поскорее вырасту…

— Ааааа!!! Да! Да! Коленька, родной, да!!! Хорошо то как! Ешё! Да! Коляяяя! Ох, счастье ты моё!

А и вправду хорошо. Очень хорошо! Она такая интересная и милая. Запах тонкий цветочный от неё и целуется нежно и чувственно. Может ещё разок? Но, нет! И так всё замечательно. Расслабленность во всем теле разлилась. Спать, спать. После такого только спать…

— Домой приеду, меня там встретит вся родня!

— Толпа друзей и мама милая моя!

Дружный рев десятки молодых глоток, под гитару в потном вагоне, раскачивает застоявшийся горячий воздух. Качается не только вагон на рельсах. Перед глазами плывёт и плацкарт с узкими полками, и толпа разодетых в парадную форму с аксельбантами и беретами дембелей. Меня тошнит. Сколько мы уже выпили? И какой день это продолжается? Вот и китель я свой парадный заблевал. Надо проспаться. Хмель во сне лучше выходит. Армию я похоже проспал. Может это и к лучшему. Всё, спать, спать…

— Коля! Коляяяя!!! Хватит дрыхнуть! Время половина седьмого уже! Нинке я кашу сварила, а Сашке не забудь от горла сироп дать. Теплее их одевай, днём метель обещали. Ну всё, я на работу. И не смей опять глаза закрывать!

Звук звонкого поцелуя в щёку немного развеивает, начинающую вновь сгущаться дремоту. А поцелуй то знакомый. И запах такой родной. Она немного располнела, но так даже сексуальнее. Эх, надо было тогда ещё разочек, перед сном то! Дети не в духе. Капризничают в своих кроватках. Сейчас, сейчас. Надо вставать. Кормить их, одевать и бежать сквозь утренний мороз сначала в детский сад, а потом на работу. Хорошо, что мне хотя бы к девяти, не как ей. А как зовут то её? Совсем память от недосыпа раскрошилась. С маленькими разве выспишься?! Сейчас, всего две минутки буквально и вперёд! Чуть-чуть совсем полежу…

— Николай Степанович! Вы же хороший специалист! Могли бы сейчас уже минимум начальником отдела работать. В перспективе и до моей должности бы доросли. У вас прекрасные навыки, но вид у вас, извините, постоянно отсутствующий! На каждом совещании это наблюдаю. Вы в каких облаках витаете?!

Шероховатый голос шефа больно сдирает с меня нежные ростки едва пробившихся сновидений. Что-то интересное снилось, не помню что. Надо бы ответить ему. Возразить аргументировано. Хотя, похоже, плакала моя квартальная премия. Ну и чего оправдываться тогда? Промолчу. От этой монотонной работы вечно в сон клонит. Не заснуть бы прямо на совещании. Никак нельзя сейчас засыыы….

— Ирод, ирод ты!!! Коля, ты же мне всю жизнь сломал через колено! И зачем только я за тебя вышла?! У всех вон жизнь кипит! Квартиры, накопления, путешествия! А ты… взгляд этот твой собачий, вечно пустой! Вот скажи, когда тебе дети последний раз звонили, а?! Не помнишь?!

Как же я не люблю наши с ней скандалы. Только проснулся, а она уже шумит с утра. Ну разве по-людски так? Постарела она. Впрочем, как и я. Давно забыл какие они на вкус, губы у неё. И как звать не помню. Спрячусь я лучше лицом в подушку, чего скандал поддерживать? Остынет потихоньку. Сейчас спящим прикинусь, глядишь и пронесёт. Сейчас, сейчас…

— Вадик! Хватит дедушку дёргать! Он старенький, не мучай ты его, видишь задремал?

— Ну, мам! Я с ним поиграть хочу!

— Вадик, он как бабу Таню схоронил, так и высох весь за последние пару месяцев. Горюет он. Позже поиграете.

Таня… её звали Таня! Точно! Надо же! Уже и внуки у меня. Вон, как жизнь быстро пролетает. Как сон! Совсем мало сил осталось. Сейчас немного подремлю и потом с этим. Как его? С Вадиком буду свой жизненный путь вспоминать. Посплю пока…

Ух ты! Первый раз в тишине проснулся! Хорошо то как! Вроде даже выспался нормально первый раз в жизни. А чего тихо то так? И темно. И тесно, пальцами не пошевелить. Пахнет досками свежими, сыростью земляной и ещё какой-то гадостью. Неужели я….?!!! О, Господи! Нет, нет, нет-нет-нет-нет-неееееет!!!! Спать! Скорее спать! Чёрт! Не спится совсем! Сон, проклятый никак не идёт! А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!!!…

…………………………

Пронзительный крик и мои глаза беспощадно слепит жгучий искусственный свет. Запах свежей крови и лекарств. О, как же болит моя, словно сдавленная невидимым обручем, голова. Кто же это так орёт?!!! Неужели я?!

Гадание по металлу

Анастасия Голикова

Гадатель жил в спальном районе с дефицитом парковочных мест. Клавдии пришлось оставить машину за несколько домов от нужного и лавировать между лужами. Указанная в сообщении пятиэтажка не отличалась от соседних, подъезд пах мочой, а снизу фанерной двери в квартиру виднелся пыльный отпечаток ботинка. Зажав в кулаке висящий на шее золотой кулон в виде птицы, женщина боролась с желанием уйти. «Но ведь не могло же у Людки все само так складно повернуться? И если уж этот… специалист по металлу… ей помог, то и мне поможет. Но совушку ни за что не отдам». Взявшаяся для нажатия на звонок решительность полностью испарилась, стоило распахнуться двери квартиры.

Черная толстовка с принтом пентаграммы, всякие руны на массивных грубо сделанных железных кольцах — если мужчина и хотел произвести впечатление человека, связанного с потусторонним, то сделал это крайне лениво.

— Роман? — неуверенно обратилась Клавдия. — Я от Людмилы.

— Заходь, — посторонился гадатель.

Его захламленная однушка тоже казалась скопищем вещей, призванных произвести впечатление на наивных дурачков бюджетными средствами: всюду на стенах какие-то демоны, черепа, с трудом читаемые непонятные слова… но все это на простых бумажных плакатах. Роман указал женщине на потрепанный диван, а себе притащил табурет с кухни. Между ними — обшарпанный журнальный столик, на столике — череп. Разумеется, не настоящий, чуть ли не аквариумное украшение. Гадатель взял череп, откинул макушку-крышку, и поставил его на место. Клавдия увидела внутри пепел.

— Вы собрались жечь мой кулон? Я не согласна!

Роман ухмыльнулся и закурил. Свободной рукой роясь в смартфоне, он стряхнул пепел в череп.

— Может, приступим? Я на работу опаздываю, — попыталась Клавдия спрятать смущение за раздражением.

— Ща, — ответил гадатель, не отлипая от телефона. Неожиданно он протянул свой Хiaomi с паутинкой трещин Клавдии. Экран показывал плейлист на несколько сотен композиций с названиями «Дорожка 001», «Дорожка 234» и так далее. — Выбери любую. Потом переключи на другую, как захошь. Повторяй, пока не надоест.

После первого нажатия телефон начал издавать мерзкие неописуемые звуки. Клавдия испугалась и, прокрутив ленту списка, выбрала другую дорожку. Вой по меньшей мере настоящей банши разнесся по квартирке, а потом вдруг началась музыка. Просто тяжелая музыка. «Что? Серьезно? Этот металл?! Да он сумасшедший. Или ряженый». Машинально тыкнув в экран еще раз, Клавдия положила телефон на стол и демонстративно скрестила руки на груди.

— О, Abbath, — хмыкнул Роман, потом глубоко затянулся и обратился к женщине: — Я вижу два пути. В одном ставки на пределе, другой — безопасный, но долгий. В обоих случаях тебе нужно будет сделать то, что я скажу. В точности. Какой выберешь?

— Первый, — с вызовом ответила Клавдия. Теперь она видела в мужчине только шутку подруги.

— Деньги.

Гадатель взял протянутые купюры и, не пересчитывая, небрежно засунул их в карман.

— Попёхаемся?

— Простите?!

— Чпокнемся. Ну, потрахаемся. Это поднимет тебе настроение и даже понравится, учитывая, как давно у тебя мужика не было. Да и много времени не отнимет, хех.

«Вот Людка, вот сучка. Не прощу».

— Я скорее соглашусь на более народные средства. Голой разбрызгивать козью слюну в полночь в лесу или неделю носить подмышкой абрикос, — ответила Клавдия.

— Ща обидно было. Я просто вижу ключевые события, а ты выбрала крутую дорогу и была предупреждена.

— Ах! И что же случится, если я тебе не дам?

— Ты скоро сдохнешь, — ответил Роман. Внутри у женщины все похолодело, она резко поднялась с продавленного дивана, а гадатель добавил: — В окружении десятка кошек.

Страх исчез.

— Очень смешно. Обхохочешься просто. Мудак.

Клавдия решительно зашагала к выходу, готовая в любой момент выхватить перцовый баллончик. Благо она не разувалась, входя в этот свинарник. Пока Люда на работе, до нее трудно дозвониться, но она уж постарается. И все выскажет этой юмористке.

Когда за гостьей захлопнулась дверь, Роман нахмурился. Чудесная акустическая находка в виде сочетания звуков пилы с приглушенными ударами колокола закончилась, заиграл «Sverdets Vei» — «Taake», но мужчина не дослушал даже до тарелок. «Я не позволю!» — рычал он, влезая в берцы. Роман не был уверен, что успеет спасти ее.

Трижды обещав бросить курить и едва не схлопотав инфаркт, он добежал до соседней улицы и разбил нос зализанному типу в лакированных туфлях. Взяв чужой портфель под взглядом оцепеневших прохожих, Роман запустил его в одну из луж, после чего, мурлыкая под нос «а man lies in the corner, covered with blood», довольный, побрел к дому.

Наука гадания по металлу здорово облегчала жизнь, но, к сожалению, навсегда лишила Романа возможности просто наслаждаться чудесными песнями о неповторимой природе Норвегии.

* * *

Пока шофер вел его серебристый BMW по «спальнику», пытаясь миновать взявшуюся из ниоткуда пробку, Иван Конин пребывал в философско-похмельной меланхолии. Почему-то именно сейчас, дождливым осенним понедельником в 11:44 утра, ему стало невыносимо тошно от окружающих его тупых кукол.

Ему бы женщину работящую, зрелую, но еще миловидную, совсем не из его круга. И чтоб познакомиться не в дорогом отеле, а, например, в парке. Она бы читала книгу, которая ему нравится, и он бы подошел, завязалась беседа… Воображение рисовало аккуратную даму в строгом платье, но с парой выбившихся из прически прядей, легким румянцем и блеском в глазах. «Как бывает у баб после того, как их славно отжарят», — подумал Иван, и такая формулировка нисколько не умалила его возвышенного настроя. «Вот прямо сейчас шла бы такая, а Саня ее обрызгал! Я бы велел остановиться, вышел извиняться. А она бы смущалась. Тут у нее зазвонил бы телефон, и это была бы моя любимая песня…» — совсем замечтавшийся Конин выглянул в окно, но шофер Саня окатил из лужи только какого-то помятого металлиста.

* * *

«Удивительны переплетения судеб», — думал Роман, показывая средний палец облившей его тачке. Если бы его клиентка вышла на двадцать минут позже, смущенная и довольная, то знакомство ее с будущим мужем стало бы одной из тех милых романтических историй, услышав которые бабы говорят «Ооооо…». А так, полная ярости и негодования, Клавдия орала в телефон за рулем и, проскочив на красный, влетела в грузовик службы по отлову бездомных животных. Насмерть. Один из пострадавших в аварии, но сбежавших псов, похромав на запах самой вкусной шавермы в городе, улегся подыхать прямо перед ларьком. Сердобольный Джамиль вышел за прилавок, ужаснулся состоянию собаки, взял оглушенную животину на руки, намереваясь отнести ее в ветклинику, но вспомнил, что надо закрыть дверь и выключить огонь. Со скулящим грузом он вернулся на свое рабочее место, и это был бы не лучший момент для визита санитарного инспектора с на редкость мерзким характером и в крайне плохом настроении. К счастью, тот был занят разглядыванием мокрых документов, которые теперь даже для подтирания зада не годились, в очереди травмпункта.

Шавермачная, которую Роман любил всем сердцем, была спасена.

Кафка был не прав

Михаил Гречанников

Проснувшись утром с похмелья, Гриша Зуев обнаружил, что за ночь превратился в таракана. Из-за отсутствия шеи он не мог разглядеть всё своё тело, но видел членистые лапки. А повернувшись всем своим коричневым телом, которое, к слову, было размером с человека, он увидел в зеркальной дверце платяного шкафа своё отражение и обомлел.

Сам Гриша выбрал бы другое слово, но я оставлю так — обомлел.

Жил Гриша в одной квартире с престарелыми родителями и младшей сестрой. Навряд ли они хорошо отреагируют на подобное, подумал Гриша, но потом пошевелил усиками — он хотел пожать плечами, но получилось лишь пошевелить усиками — и направился к двери. Благо, дверь в комнату была без замка, поэтому Гриша лишь толкнул её головой, и та открылась.

В зале сидели его родители — Любовь Павловна и Валерий Алексеевич — и смотрели новости по телевизору.

— Доброе утро, Григорий, — поздоровалась Любовь Павловна, не оборачиваясь.

Пока Гриша раздумывал, как привлечь внимание родителей, в комнату вошла сестра. Она его сперва тоже не заметила, так как не отрывала глаз от телефона.

— Всего пятьдесят просмотров! — горестно воскликнула она. — Ну когда я уже буду известным блогером?

Подняв взгляд, чтобы увидеть сочувствие в глазах Гриши, она увидела таракана и замерла. А потом так тяжело выругалась, что оба родителя подскочили на диване.

— Оксана! — охнула мать. — Что ты себе…

Тут она увидела Гришу и осеклась. Быстро перекрестилась и взглянула на мужа. Тот нахмурился, погладил усы и потянулся за тапкой.

— Говорил же, от соседей тараканы прут, — недовольно сказал он. — Как алкаши там эти поселились, так и развелось тварей.

— Погоди! — взвизгнула Оксана. — На нём же Гришина футболка!

— Он что же это, Гришку сожрал? — удивился отец.

— Да нет, какое сожрал, — отмахнулась сестра. — Это и есть Гриша! Чувствуете, как от него перегаром пахнет?

— Точно ведь, — подхватила мать. — Вон, татуировка его, «Никто кроме нас», на боку проступает.

— Как же это? — Отец озадаченно почесал затылок. — Почему?

— А я говорила, что прививку делать не надо! — победно воскликнула Любовь Павловна. — И вышка эта новая тоже, небось, облучением на него повлияла! Так мы и сами со дня на день в тараканов превратимся!

— А что делать-то будем? — спросил Валерий Алексеевич.

— «Скорую» вызвать надо! — Любовь Павловна схватилась за телефон.

— Погоди-ка, мама, — медленно, словно в трансе сказала Оксана. — У меня есть идейка…

Видео с гигантским тараканом быстро набрали миллионы просмотров. Оксана заключила несколько выгодных контрактов на рекламу, её канал стал одним из самых популярных на Ютубе. Первые видео были посвящены гипотезам о причине аномалии, но вскоре людям это надоело, и тогда девушка стала снимать смешные ролики для ТикТока, где наряжала таракана в человеческую одежду, катала его на машине по городу, ходила с ним по магазинам и даже на выборы.

Вскоре она заработала достаточно, чтобы купить два хороших дома — один родителям, а другой себе. Гришу, как основной источник дохода, она оставила у себя. Жил он в сарае у дома, за здоровьем Гриши следили его личные ветеринар и диетолог.

Общественность долго гудела по поводу происшествия. Особенно остро встал вопрос о гражданстве — считать ли огромного таракана членом общества или животным? Спустя несколько ток-шоу и визитов к представителям власти, Гришу признали гражданином, а документы ему заменили на новые.

Воспользовавшись случаем, власти заявили, что наша страна — самая демократичная страна в мире, ведь здесь даже таракан может стать членом общества. Страна возможностей, так сказать.

Не менее важные дебаты разгорелись среди церковников на профильных телеканалах. Есть ли у таракана душа? Попадёт ли он в рай после смерти? Интересовались Гришей и учёные, и власти. Но близко к Грише их Оксана не подпускала, в запросах отказывала, а внимание общественности не давало страждущим закрыть глаза на права Гриши как гражданина.

А чего же хотел сам Гриша? Да бросьте, неужели вы думаете, что его кто-то спрашивал? Поначалу он всё пытался наладить контакт с сестрой или родителями, чтобы высказывать пожелания, но Оксана эти попытки игнорировала, ибо они были ей не выгодны, а после отселения родителей в жизни Гриши и вовсе не осталось людей, которые могли бы интересоваться его мнением.

Но в целом остаток жизни прошёл у Гриши неплохо. Он протянул около года, после чего умер от старости. Ветеринар, который втайне ставил на нём опыты по заказу учёных, утверждал, что это ещё большой срок — благодаря прекрасным условиям Гриша протянул куда дольше любого таракана. Похороны Гриши прошли очень пышно, над его могилой плакали все топовые артисты и блогеры, а концерты-прощания с Григорием «Насекомым» Зуевым проводились пять раз, и каждый концерт собирал тысячи зрителей.

Оксана получила Нобелевскую премию мира и написала несколько автобиографических книг: «Мой брат — таракан», «Я есть гуманизм» и так далее. Конец.

Ну ладно, ладно, скажу, что Гриша думал на самом деле. Он был вполне счастлив, ведь всё равно ничего больше в жизни у него не было. Работу на заводе он до этого потерял, потому что работник из него был никакой. Его бывшие коллеги не раз ещё говорили, что своими новыми членистыми лапками он не смог бы сделать хуже, чем делал руками. Девушка его бросила, когда он по пьяни переспал с её подругой, ведь Гриша не был верным. Никаких амбиций у Гриши не было, а пил он всё чаще и чаще. Так что беззаботная жизнь в достатке была именно тем, о чём он и мечтал. А мечты имеют обыкновение сбываться не совсем так, как мы ожидаем.

Жаль только, что жил он недолго, но от выпивки он умер бы и того раньше.

Вот теперь точно конец.

Не судьба

Дарья Странник

Лука делал обычную пробежку по парку, когда увидел симпатичную незнакомку. Под белоснежным одноразовым комбинезоном угадывалась женственная фигура. Один рыжий локон аккуратно выбивался из под шапочки «Шарлотты». Розовая медицинская маска гармонировала с резиновыми сапожками и перчатками, которые красиво, без морщин, обтягивали худые длинные пальчики.

Понравилось Луке и увлечение девушки спортом: стоя на гигиеническом коврике, она выполняла сложные гимнастические упражнения.

Лука раздвинул плечи, набрал воздуха в грудь, приблизился на расстояние двух метров и затрусил на месте.

— Привет! Как здоровье?

Светлые глаза девушки с одобрением скользнули по высокой спортивной фигуре Луки, брови слегка приподнялись, в приятном удивление отмечая недешёвый медицинско-спортивный костюм известной марки.

— Привет! Утренний тест показал оптимальный результат. Как сам?

— Здоров и полон энергии, — подмигнул Лука. — Стандартные прививки освежены два дня назад.

— Мои — вчера.

— Круто. Я Лука.

— Марина, — представилась девушка.

Их беседу прервал приближающейся шум ватаги детей. С криками они преследовали запыхавшегося мальчика с болтающейся на одном ухе маске.

— Помогите! — крикнул он Луке и Марине.

— Эй, стоп, не подходи ближе! Что случилось-то? — спросил Лука.

С одобрением он отметил, что Марина достала из рюкзачка балончик дезинфекционного спрея и щедро оросила воздушное пространство между ними и мальчиком.

— У моей маски порвалась резинка…

— А запасной нет! — крикнул один из подоспевших детей.

— И он чихнул! В мою сторону! — поддержала заплаканная девочка.

Марина испуганно вскрикнула, Лука невольно задержал дыхание, а потом взорвался:

— А ну пошёл отсюда, пока я не вызвал комитет здоровья!

Поняв, что помощи ждать неоткуда, мальчик ринулся дальше, дети бросились вслед, не подбегая слишком близко, но метко кидая в беглеца камни и ветки.

— Куда только родители смотрят! — нахмурилась Марина.

Лука кивнул.

Над их головами раздался гул истребителей. Прикрыв глаза рукой от солнца, девушка и парень проследили взглядом за полётом самолётов.

— В Новокарантиново?

— Скорее всего. Те ещё придурки, у них неизлечимая форма вируса TO-4,5, а они пытаются прорваться через оцепление.

— Какой эгоизм! — возмутилась Марина.

— И не говори! Так, — Лука кивнул в направлении неба, — надёжней. — И сменил тему: — Может, обменяемся справками?

— Почему бы и нет?

Марина достала из кармана смартфон и повернула его монитором к Луке. То же самое проделал и он.

— Паспорт прививок… Справка от участкового врача… от венеролога… стоматолога… психолога.

— У меня ещё от окулиста — линзы ношу, — смущённо призналась Марины.

— У совершенных людей должны быть маленькие недостатки, — подмигнул Лука. — У меня пломба на нижнем правом моляре.

На дороге показался человек, прижимающий руку к груди. Он сделал несколько неуверенных шагов и упал.

— Сердце? — предположила Марина.

— Или пьяный, — равнодушно ответил Лука.

— Вызовем врачей?

— У него фитнес-браслет, если что-то не так, автоматически вызовет помощь.

— А, точно. А ты внимательный!

Окрылённый комплиментом Лука решился пригласить Марину на прогулку — разумеется, с соблюдением социальной дистанции, когда раздался звук сирены.

— Внимание! Внимание! — загремел из громкоговорителей тревожный голос. — Обнаружена новая мутация апрельского вируса третьего поколения. Немедленно направляйтесь в клинику, в которой вы зарегистрированы и пройдите тест. Внимание!..

— Вот ведь… — расстроился Лука и спросил с надеждой: — Я зарегистрирован в сорок шестой, а ты?

— Пятьдесят первой, — печально ответила девушка, сворачивая коврик. — Не судьба.

— Не судьба, — вздохнул парень и потрусил к выходу из парка, сделав большой крюк вокруг неподвижного тела упавшего мужчины.

«Наверное, — думал Лука, — так и лучше. Слишком легкомысленно знакомиться на улице. Давно пора зарегистрироваться на сайте с солидной рекламой «Незамужние девушки из вашей очереди на прививку ожидают встречи с вами!»

Нечаянный полётъ

Арина Городецкая

Линочка Котикова была в высшей степени воспитанная барышня. Хорошие манеры она, как говорится, впитала с молоком матери. С раннего детства она изо всех сил старалась быть милой и послушной. Когда их семейство гуляло в парке, знакомые, с умилением глядя на Линочку, говорили: «До чего же хорошенькая у вас девочка!» И Линочка радовалась: больше всего на свете она любила, когда её хвалили.

Но если вы думаете, что жизнь Линочкина была весёлой и приятной, вы глубоко заблуждаетесь. Являя собой натуру утончённую и эфемерную, она совершенно не выносила, если её журили или попрекали. (По-настоящему бранить её, ясное дело, было не за что!) В такие минуты Линочка чувствовала себя глубоко несчастной и тут же принималась плакать. Поэтому главнейшая её забота всегда состояла в том, чтобы, не дай бог, не заругали.

Всё, что Линочка делала, продиктовано было горячим желанием нравиться другим. При этом она вовсе не задавалась вопросом, для чего ей надо им нравиться. А только хотелось ей, чтобы и суровый дворник, и скаредная квартирная хозяйка, и клиенты в универсальном магазине, где Линочка служила продавщицей, все как один думали: «Ах, какая милая и славная барышня!» Её вообще очень живо волновало, что о ней подумают. Мысль эта никогда не покидала её красивой белокурой головки.

Вдобавок к тому, Линочка выросла страшно застенчивой. На улице, встречаясь глазами с прохожими, она всегда поспешно потуплялась. Иногда она даже стеснялась здороваться со знакомыми и потому делала вид, что не замечает их. При этом она рассеянно отворачивалась или начинала неестественно вертеть головой, будто бы глазея по сторонам. Особенное же смущение вызывали в ней мужчины, с их медвежьими ухватками, грубыми голосами и развязными манерами. Когда молодцеватые приказчики в торговых рядах зазывали её в свои лавки, она шарахалась от них, как от чёрта. «Только б не оконфузиться!» — проносилось в такие минуты в её мозгу. — «Ещё подумают…»

Короче говоря, Линочка была трусиха. Но посудите сами, большой ли то грех, коли трусиха прехорошенькая?

Однако тому, кто желает всем угодить, приходится нелегко. Ведь угождая одному, можно запросто тем самым вызвать неудовольствие другого. Вот где западня!

Васю Курочкина-Дальских из отдела мужского платья Линочка изо всех сослуживцев отличала особо. Вася был человек отнюдь неординарный: он бредил космическими странствиями и чужими мирами. Год тому приехавши из Калуги, всё твердил он про тамошнего своего знакомца-чудака по фамилии Циолковский. Когда магазин пустовал, Вася взахлёб рассказывал о таинственных летательных аппаратах, бороздящих небо над американскими штатами. Он был убеждён, что пришельцы с далёких планет давно уж разгуливают по Петербургу как у себя дома.

— Не далее как третьего дня в газетах было-с: один почтенный господин пошёл ночью прогуляться, да и исчез. Окончательно! Куда б ему деться? Ясное дело — ОНИ забрали, для опытов. А вот послушайте, что пишут из Калифорнии: «Мистер В. Г. Хопкинс, сообщивший нам о неопознанном воздушном корабле, лично забирался в него. Там встретил он бородатого командира в серебристом облачении, благородного сложения и с величественным выражением лица, а с ним обнажённую золотоволосую красавицу». Можно ли теперь сомневаться в ИХ существовании?

Линочка слушала, приоткрыв ротик и старательно поддакивая. Васе ей отчего-то хотелось нравиться ещё более, чем всем прочим.

— Ах, вот бы и мне такое приключение, — мечтательно прощебетала она, представляя, как Вася в серебристом облачении увозит её в голубые дали.

— А пирамиды Египта, наконец? Не древние же с их примитивными орудиями выстроили этакие махины! Натурально, и там без НИХ не обошлось! — продолжал между тем разоряться Вася.

До чего же светлый ум, восхищалась про себя Линочка, никакой мужицкой грубости, да и собой недурён. Чтобы не оконфузиться перед Васей, она даже выписала иллюстрированный журнал под грозным и загадочным названием «Смрадъ Лампадъ» и прочитывала его от корки до корки.

— Между прочим, и в правительстве-с… — Вася пучил глаза и делал значительное лицо. — Конечно, власти скрывают, но мы-то люди неглупые, понимаем-с… Как пить дать, кругом ОНИ!

Линочка преданно кивала, не сводя с Васи умильного взгляда, а управляющий Козин, старый, толстый и обыкновенный, проворчал строго:

— Горазды же вы языком молоть, молодой человек. Отнесите-ка лучше заказ на Садовую. А вас, милочка, уж клиентка заждалась.

— Сию минуту бегу, Пётр Иваныч!

Линочка поспешно бросилась в дамское отделение, опасливо косясь на управляющего. Как бы не заругал! Он ведь и из жалованья вычесть может!

Вечером, когда на Невском уже зажгли электричество, Козин вызвал Линочку в свой кабинет на верхнем этаже. «Распекать будет!» — с ужасом поняла она, но делать нечего — пошла. «А ведь не слушай я тогда Васю, что бы он про меня подумал? Ах, до чего скверно получилось!»

Вопреки опасениям Линочки, управляющий встретил её ласково и сказал, что пригласил к себе по важному делу.

— Я, знаете ли, давно за вами наблюдаю. И вижу, что вы девица в высшей степени положительная, скромная и услужливая.

Зардевшись от нежданной похвалы, Линочка мило потупилась. Пётр Иваныч придвинулся поближе и произнёс, явно волнуясь:

— Я слышал ваш давешний разговор и убедился, что вы сами, добровольно, желаете… И потому именно на вас остановил я свой выбор.

«Ах, какой пассаж!» — в панике подумала Линочка. — «Сейчас предложение руки и сердца сделает! Но ведь он старый, толстый и скучный, не то что Ва…»

— Для пользы НАШЕГО дела вы подходите идеально! — торжественно заключил её визави.

С этими словами он отдёрнул штору, и за окном стал виден висящий в воздухе сигарообразный объект с тремя мерцающими красными огнями.

Линочка совсем растерялась и только хлопала мгновенно намокшими глазками. Пётр же Иваныч распахнул окно и схватил бедняжку за руку.

— Прошу на борт! — проговорил он. — И будем без церемоний! Личина эта мне, признаться, порядком надоела.

Твидовый его костюм вдруг сверкнул серебристой чешуёй. Вслед за тем он широко разинул рот, и оттуда полезли толстые шевелящиеся сине-зелёные щупальца с присосками на концах.

— Ой! — пискнула Линочка и немедленно лишилась чувств.

Больше ни её, ни управляющего Козина никто не видел. Вася Курочкин-Дальских по-прежнему служит в универсальном магазине на Невском. Когда при нём вспоминают о Линочке, он хмыкает и презрительно выпячивает губу. «Сбежать с престарелым, заурядным любовником! Экая пошлая, неоригинальная мелодрама!»

Новый господин

Анастасия Голикова

— Что? — растерялся я, позабыв, о чем спрашивал.

— Что? — не понял Мортимер.

Наверно, я сказал какую-то чушь: потому-то дворецкий и оторопел. А что он мне ответил, кстати? Не могу сообразить… Это все Барри! «Посиди со мной. Я не алкаш, чтоб пить один». Тьфу!

— Мне… сейчас идти… дальше убирать листву, да? — я с трудом подбирал слова, стараясь не дышать в сторону Мортимера и выглядеть естественно.

— Именно! — воскликнул дворецкий с явным облегчением. — Мистер Клод звонил. Он прибудет к семи, — на меня глянули очень многозначительно, — вместе с наследником. Постарайтесь управиться к этому времени, мистер Ллойд.

Странное ощущение дежавю растаяло, уступив место маленькому довольству. Мадам, упокой Господь ее душу, звала нас по именам, а наводнившие поместье после ее смерти свидетели динозавров — две сестры и один зять — по фамилиям. Но дворецкий, обращаясь ко мне, Карлу и Барри, никогда не забывал отметить, что говорит именно с «мистером». И это было чертовски приятно!

Я вернулся к своим обязанностям садовника, думая о том, какой Мортимер милейший человек. Взять хотя бы как он расстраивается и переживает, если читает в газете об очередных исчезнувших из соседних деревень. Очень трогательно. Мы-то все здешние и привыкли к такому: в графстве и волки, и болота. Но, справедливости ради, Мортимеру освоиться было сложнее: с тех пор, как он стал работать у мадам, люди начали пропадать намного чаще.

Наследник, молодой симпатичный мужчина, приехал в семь вместе с адвокатом покойной. Мне новый господин показался вежливым и приятным, он явно не собирался никого увольнять и чинить свои порядки.

Весь следующий день господин праздно и бесцельно бродил по особняку, пристройкам и саду. В желании городского американца разглядывать интерьер английского поместья не находилось ничего странного, но в самом «разглядывании» неестественности было хоть отбавляй. Господин вставал у какого-то предмета почти в упор, молча смотрел на него, не прикасаясь, и просто уходил. А потом возвращался и снова пялился на эту же вещь. Я мог понять, если бы он разглядывал картины, доспехи, вазы и прочий антиквариат, которого в доме в избытке. Но господин мог застыть у телефона, мусорного ведра или моих резиновых сапог.

А еще он ни черта не помнил. Иначе зачем ему задавать по несколько раз в день одни и те же вопросы о мадам, о пропавших в округе людях, об истории имения? Не просто уточнять какие-то факты, а спрашивать слово в слово? Иногда он протягивал фотографии или письма, которые уже показывал, и интересовался чужим мнением. Приходилось повторяться — зачем же расстраивать человека? Мортимеру как дворецкому было тяжелее всех. Мало того, что ему нужно было ухаживать за капризными сестрами покойной, так господин еще и забывал, какие распоряжения собирался ему дать. Подзывал, а потом говорил: «Нет, ничего». И так раз десять за день!

Вдобавок ко всему, мы хватились очень многих предметов. Но не драгоценностей или чего-то ценного. В основном Барри жаловался на исчезнувшие инструменты, потом и у меня испарилась лопата на пару с сапогами, Лидия сетовала на утрату заколок, хотя их она, скорее всего, просто потеряла. Апофеозом всего стала пропажа огнетушителя.

Я, Лидия и Карл больше часа шептались на кухне после ужина, пытаясь понять, что происходило с господином, но разобрались только когда к беседе присоединился дворецкий. Он утомился, выслушивая очередные воспоминания госпожи Анны, но нашел в себе силы все нам объяснить. Мортимер предположил, что господин болен, и оттого мадам завещала имение столь дальнему родственнику, внуку покойного брата. Хотела порадовать молодого человека, которому, очевидно, недолго осталось. «Может, опухоль мозга, может, последствия травмы. Симптомы могут быть самые разные. Провалы в памяти, ужасное зрение, даже клептомания», — подводил итог дворецкий, когда на кухню ввалился Барри. Он был сильно напуган и еще сильнее пьян.

— Я видел господина! И огнетушитель!

— Барри, успокойся. Мы знаем, что он его украл…

— Молчите и слушайте! Я был в сарае…

— Где ты прячешь бутылочку?

— Да не в этом дело! Господин вошел без ничего! А потом здоровенный огнетушитель возник у него в руках! Из ниоткуда! Я своими глазами видел. Но так не бывает, — Барри трясло.

— Может, он нес его в руке, а потом поднял на свет?

— Нет! Огнетушитель просто появился. Я не вру! И я не спятил! Черная магия!

Барри выскочил на улицу хохоча, Мортимер с Карлом кинулись следом, Лидия разрыдалась, и я остался ее утешать. Бедный Барри! Бутылка все же его сгубила.

Когда Лидия успокоилась, мы присоединились к остальным, пытающимся отправить Барри на боковую. Он все орал, что физика больше не работает и что он легкий, как перышко, и вот-вот полетит. Стоило Барри захрапеть, как мы с облегчением разошлись по нашим коморкам. После такого длинного дня я заснул, едва голова коснулась подушки. Ночью, правда, разок проснулся — вдохнуть снотворное, пропитавшее тряпку, которую кто-то прижимал к моему лицу.

Очнувшись в следующий раз, я не понял, где нахожусь и почему не могу двигаться. Голова гудела, перед глазами плыло, но постепенно все отчетливее вырисовывался дворецкий с пилой в руках.

— Не волнуйтесь, мистер Ллойд. Больно будет только в начале. Потом вы потеряете сознание.

Мортимер был хорошим человеком, он не стал бы мне врать. Но, к сожалению, даже он мог совершать ошибки. Больно было очень долго. До самого моего конца…

Выронив метлу, я кинулся в дом и сразу натолкнулся на дворецкого: он стоял посреди холла с крайне бледным, даже испуганным лицом. Я мгновенно понял, что он — как я. Тоже в шутку озвучил какое-то глупое желание странному незнакомцу, не ожидая исполнения.

— Это я должен был быть американцем, который обнаружит и победит тебя, понимаешь? — выпалил я. — Осознаешь всю глубину иронии? Сказав, что я не прочь жить в компьютерной игре, я хотел стать крутым и неумирающим протагонистом, а не безликой жертвой с парой реплик! Тем более в квесте!

Дворецкий почти минуту ошарашенно таращился на меня. Наконец, он тихо ответил:

— Я не очень понимаю, что значит «игра» и «протагонист» в ваших словах. Но я знаю слово «ирония». И она в том, мистер Ллойд, или как вас там…

Я не помнил «как меня там».

–…Что больше всего на свете я ненавижу две вещи. Стариков. И англичан.

— Что ты пожелал? — задал я вопрос, уже не зная зачем. Меня наполняли только смятение и чувство дежавю.

Дворецкий ответил с улыбкой, почему-то заставившей меня подумать о пиле.

— Вечность заниматься любимым делом безнаказанно.

— Что? — растерялся я, позабыв, о чем спрашивал.

— Что? — не понял Мортимер. Его лицо вытянулось.

Наверно, я сказал какую-то чушь: потому-то дворецкий и оторопел. Он хмурился, будто силясь что-то вспомнить. А что Мортимер мне ответил, кстати? Не могу сообразить…

— Мне… сейчас идти… дальше убирать листву, да? — промямлил я, стараясь выглядеть естественно.

— Именно! — воскликнул дворецкий. Его лицо расслабилось. — Мистер Клод звонил. Он прибудет к семи вместе с наследником. Постарайтесь управиться к этому времени, мистер Ллойд.

Странное ощущение дежавю растаяло, я вернулся к своим обязанностям садовника.

Побег из могилы

Кирилл Ахундов

Очнулся в темноте. На жестком и холодном полу. Или это земля? Лежу, вытянувшись. Как мертвец. Блин, я умер? Поморгал… упс! А глаз-то у меня нет! Или есть, но не работают. Глазные яблоки не вращаются. К хренам яблоки ¬ — кто я? Где я?

Не могу пошевелиться, не чувствую рук и ног. Даже рта раскрыть не могу. Парализован и ослеп?

Как ни странно, это предположение не вызвало паники. Главное, я мыслю, следовательно, существую, заявил Аристотель. Или Познер.

В пробудившемся мозгу резво закопошились идеи. Словно цыплята в инкубаторе вылупились.

Первое соображение: это не сон!

Тогда погадаем. Допустим, я был у бабы, потом не вовремя явился ее муж, и она спрятала меня под кроватью. Для надежности замаскировала чемоданом. Ну, на троечку эта версия сойдет. Все же лучше, чем лежать… в гробу. Ёк макалёк! Я умер?

Или как бы умер, меня закопали, а сейчас вот проснулся от этой самой летаргии. Ух, как все плохо — я бы застонал, но рта не было. Или он заклеен. Господи, а вдруг какие-то бандиты меня связали, сунули в багажник, везут убивать. Тьфу… маразм.

Спокойно! Не паниковать! У меня просто пьяный бред. Бухал, перебрал, отключился, а белочка утащила в дупло. Типа вытрезвитель. Полежу во тьме, приду в себя, опохмелюсь, побреду домой. Эта версия мне понравилась. Я бы даже облегченно вздохнул. Если б мог дышать.

Но я не дышал. Зато чувствовал запах…

Запах! Я принюхался, хотя знал, что нос не работает, да и не было его вообще, носа. И все же я ощущал запах — может, впитывал его обездвиженным туловищем, лишенным рук и ног. Пахло мертвечиной!

Я в морге. Лежу после аварии, изрезанный патологоанатомами. Поэтому не могу двигаться. Эта жуткая мысль почему-то успокоила. Появился фундамент, на котором я разложил свои соображения.

Итак, я очнулся в темноте, в незнакомом месте, без рук, без ног, без глаз, носа и рта. Хер-то хоть при мне? К черту хер, потом вернемся к малышу, сейчас о главном! Значит, я попал в аварию, меня выпотрошили и оставили в морге. Стоп! В морге ли?

А человек ли я вообще?

Может, мумия.

Попытался представить себя фараоном в саркофаге. Как там… Хуфу? Пирамиды, сфинкс, священный жук не воодушевили. Хуфу с ними.

Или разобрали на органы. Остался беззубый череп с заначкой мыслишек. Вы все подонки, подонки, подонки! Мысли начали путаться, меня понесло куда-то… я игрушка, примитивный искусственный интеллект со сбоем программы, меня сдали на перепрошивку. Я Иона, проглоченный китом. Пророк во чреве, ага.

Бриллиант в бархатной шкатулке. Вот сейчас загадочная красавица откроет ларец, прикоснется ко мне с вожделением нежными пальчиками.

Я клык в пасти белой акулы-людоеда, погибшей от заворота кишок, потому что она сожрала мутанта, пропитанного радиацией, ГМО и мельдонием.

Семечко, прилипшее к ботинку старого садовника Савельича, любителя клубничного самогона и газеты «Правда». Псих в момент ломки. И тому подобное.

Надо сосредоточиться.

Я жив.

У меня ничего не болит, не хочу ни есть, ни спать, ни трахаться. С последним пунктом определюсь позже. Я бессмертен.

А если я… бог?! Это самое приятное предположение, открывающее заманчивые перспективы. Исполать мне, алоха и марш гладиаторов.

Я бог в зачаточном состоянии. Скоро рожусь. На радостях я потянулся всем телом, словно ребенок после сна…

…и вдруг явно почувствовал, как шевельнулось в груди нечто острое. Кол?!

Итить его через селезенку, оказывается, я вампир! Упырь, вурдалак, кровосос. Дракула, забаненный Высшим Модератором.

Полный песец и катастрофа от великого до смешного.

Горькое открытие. Но оно воодушевило.

Упыри тоже люди. В смысле, имеют права, твари дрожащие.

Прикинул позитив. Нечто вечное, вне времени и пространства. Пока существует эта планета, мы не сгинем, не канем в небытие. Мы будем жить и цвести. С этой мыслью я попытался приподнять голову. Яростный миг сопротивления — и мне удалось выпрямить шею! Макушкой коснулся доски. Так и есть, лежу в гробу.

Думаете, забили в грудь кол, избавились навеки?

Слава КПСС! То есть… да здравствует вампиры и мировой упыризм!

Я рванулся вновь, чувствуя, как тело наливается силой, как начинают шевелиться пальцы, на которых медленно прорастают когти. Что ваша острая палка против моих когтей и клыков?

А ну-ка! Осторожно нащупал тонкий паз в досках гроба и вонзил в эту щель удлиняющийся коготь. Путь к свободе сквозь могильную тоску и мать сыру-землю.

Я взламывал доски, росла моя сила. Я жаждал солнца, хотя сомневался, что яркий свет полезен упырям. Но древний инстинкт, словно навигатор в джипе, направлял меня в сладкий мир тепла, воды, звуков и обладания природой. Пела во мне охота радостного безумия. Аппетит ветра и дождя.

Люди, я скоро встречусь с вами. Кстати, когти еще больше выросли.

Доски, наконец, треснули, скособочились, и я оказался наполовину освобожденным. Что за аферисты гробы делают! Говно, а не гробы, соплей перешибешь. Привет вам от дракулевича…

Двигаться сквозь почву было уже легче. Во мне ширилась мощь, играл кураж. Я пробивался к свободе, как граф. Земля, песок, перегной, щебень, мусор, — раскапывал, как адский крот. Словно потусторонний земснаряд. Дрожь земли, десятая серия. Я Тот, Кто Удрал Из Могилы.

Растолкав последние комочки земли, я с торжествующим воплем рванулся на волю…

…из рыхлой бороздки, пересекающей холмик захоронения, выглянул ликующий бледный росток вьюнка с пружинками гибких усиков.

Посмотрел вниз, вздохнул, спасибо за поддержку, Савельич! За подпитку, которой невольно поделился. За юдоль и душу тебе низкий поклон.

Отдыхай, друг.

Дальше я сам.

Девятый инвестиционный форум

Вячеслав Слесарев

Нужду братья справили прямо на Лиговском проспекте, без особых церемоний, просто подойдя поближе к стене жилого дома. Улица была пуста. Лишь по противоположной стороне, напоминая робота из малобюджетного фантастического фильма, проковыляла какая-то бабка в противогазе и резиновых перчатках по локоть.

Некоторое время они шли молча. Первым молчание нарушил Виктор:

— Похавать бы чего, — тоскливо простонал он.

— Да? И где ты хавчика возьмёшь, гений? — поддел его Моисей.

— Да магазинов кругом хоть жопой жри. Только закрылись все. Из-за этого, как его, вир… — Виктор сосредоточенно пощелкал в воздухе пальцами, — из-за вер… из-за версуса!

— Из-за вируса, даун, — поправил его Моисей, — ви-ру-са!

— Данунах, нет сил терпеть, вот возьму и… — с этими словами Виктор схватил металлическую урну, размахнулся и приложил ею по витрине небольшого продуктового магазинчика. Результата не последовало. Даже после нескольких ударов стекло удалось разве что поцарапать.

— Погодь! Смотри-ка! — Моисей указал на дверь магазинчика. Та была закрыта, но из замка свисала связка ключей. Он повернул ключ и отпер дверь. Тут же заверещала сирена.

— Сигналка! Валим! — Виктор бросил урну на землю, и собрался, было, бежать.

— Херня, я щас её взломаю! — Моисей зашёл внутрь, сорвал со стены огнетушитель и принялся яростно дубасить им по источнику звука — чёрной сирене под потолком. Сирена сначала захрипела, а потом, когда огнетушитель перебил провод, замолкла вовсе.

— Чисто! — крикнул Моисей брату, победно потрясая над головой обеими руками. Перед ними простирался продуктовый супермаркет, ещё не тронутый, затаренный под завязку.

— Это мы неплохо зашли. Тут хавчика — горы, — Моисей схватил с хлебного лотка лепёшку и разом умял её. Потом открыл банку «яги» и залпом её опустошил.

Наевшись и напившись до отвала, братья припасли с собой по сумке с чипсами и пивом, и решили, теперь уже в качестве развлечения, снова отравиться на улицу на променад.

Не пройдя и сотни метров, Виктор заметил, что по левую руку от него семенит стройная женщина, блондинка, лет под сорок. Причёска её растрепалась, но одета она была в элегантный тёмно-красный костюм бизнес-леди. Женщина жадно смотрела, как Виктор запускал руку в пакет с чипсами и отправлял их пригоршнями в рот. Проводив глазами очередную порцию, она, наконец, потянулась к пакету:

— Дай мне, есть хочу! — голос у неё был низкий и весьма сексуальный.

— Э, не! Так не пойдёт, — Виктор убрал от неё подальше пачку, — еда денег стоит. Деньги-то есть? — спросил он, скептически отмечая, что у дамочки нет сумочки.

— Денег? Нееет… — брови женщины поползли вверх.

— Ну, а как же ты платить будешь?

Женщина посмотрела на пачку, потом нетерпеливо покрутилась на месте, и наконец ответила:

— Буду… Писей!

— Ну, вот это совсем другое дело! Тогда идём обратно, в магазин, — Моисей демонстративно позвенел ключами и положил руку даме на плечо.

Жанна Григорьевна — по дороге в магазин братьям удалось узнать, что именно так звали девушку, стояла на коленях на ленте кассового транспортёра и жадно уплетала шоколадки из поставленной перед ней коробки с надписью «Марс». Казалось, она не предавала особого значения тому, что Моисей подошёл к ней сзади, задрал юбку и резким движением сорвал с неё трусики. Потом, когда он сходу приступил к своему делу, было неясно, то ли она мычит от радости потребления батончика, то ли это реакция на происходящий с ней половой акт.

Наскоро справив похоть, Моисей плюхнулся в кресло кассира и закурил взятый здесь же, на кассе, Винстон.

— Вить, ты-то бабу будешь? — спросил он у брата, который всё это время стоял рядом, задумчиво потягивая пиво из бутылки. Тот как-то резко спохватился и судорожно принялся расстёгивать штаны.

— Да не спеши ты так! — добродушно рассмеялся Моисей, отправляя кольцо дыма под потолок, — никуда она не денется. Теперь у нас целая куча времени.

Выйдя в очередной раз подышать воздухом, братья заметили разительные изменения в уличном пейзаже. Прямо перед их магазином, припарковавшись носом в покосившийся столб, стояла полицейская машина. Водитель был придавлен к сиденью подушкой безопасности, и то ли спал, то ли умер. Второй полицейский стоял снаружи машины и сосредоточенно скрёб ногтями дверь. Очевидно, он что-то там забыл или захотел поговорить со своим коллегой, и теперь безуспешно пытался войти внутрь.

— О! Менты! За нами походу приехали? — нахмурился Виктор.

— Может и за нами, только, кажется, им тут и без нас весело, — заметил Моисей.

— Позвольте-ка, господин милицейский, это ручка, она открывается вот так, — он демонстративно дёрнул за ручку, открыл дверь патрульной машины, и сделал пригласительный жест.

Полицейский послушно сел в машину. Дверь за ним захлопнулась.

Через пару минут, когда стекло изнутри запотело, мент принялся искать выход наружу: он стучал коленями в дверь, бил ладонями по стеклу, но всё тщетно. Наконец, он успокоился, опустил голову и заплакал.

— Попался, ментяра! Хрен он теперь оттуда выберется! — обрадовался Виктор.

— Братуха, да мы с тобой тут таких дел натворим! — воскликнул Моисей, — иди-ка сюда! — он в сердцах обнял брата и прижался лбом к его лбу.

— Этот город наш! И мы будем делать здесь всё, что захотим. Мы — банда! — кричал он, тряся брата за плечи. Давай, повторяй за мной: — Мы банда!

Они ещё долго стояли в обнимку, раскачиваясь посреди проспекта, завывая по-волчьи и выкрикивая:

— Мы — банда!..

Из помятой мусорки вывалился клок «Ведомостей». Текст на нём начинался с полуслова:

«…вили особо опасный штамм вируса, получивший кодовое название „Омега“. В отличие от своих предшественников, эта разновидность атакует головной мозг, не затрагивая лёгкие или органы пищеварения. Любопытно, что показатели IQ тестов у заражённых этим штаммом снизились минимум на двадцать пунктов. То есть, люди с высоким интеллектом после заражения показали средние результаты, а люди с посредственным умом — перешли в категорию „лёгкое слабоумие“. Ещё одной особенностью штамма Омега является то, что у перенесших его не остаётся антител. То есть, переболев им, вы буквально сразу можете подхватить этот вирус ещё раз. Проанализировав все эти необычные симптомы, британские эпидемиологи забили…» — на этом текст обрывался.

Осенний питерский ветер поднапрягся и перевернул клок газеты. На обратной стороне был заголовок:

«Девятый инвестиционный форум: умная стратегия научного развития». Ниже шёл текст:

«На открытие очередного Инвестиционного форума в городе на Неве прибыли сооснователи Фонда научных инвестиций, профессора Гарвардского университета, братья Моисей и Виктор Вайнберги. Несмотря на свой молодой возраст, они уже занимают двенадцатую и четырнадцатую строчку в российском списке Форбс. Любопытно, что братьям принадлежит мировой рекорд по уровню интеллекта: сто девяносто и сто восемьдесят две единицы, при том, что средний по человечеству уровень IQ составляет сто единиц. По словам учёных-визионеров, их долгосрочные научные приоритеты включают в себя: открытие принципиально новых видов транспорта, решение глобальных проблем голода, безопасности, демографии, освоение человечеством новых жизненных пространств, в частности — Марса…»

Подкроватный монстр

Сергей Резников

Фреда задолбал этот мелкий. Ух и шило в жопе! Хотелось выпить пивка, ещё разок курнуть на крыльце, посмотреть сериальчик, но пацан со странным именем Густав всё никак не мог угомониться.

— Фред, давай поиглаем в пьятки!

— Не хочу, я устал.

— Я всё маме ласкажу, она тебе не заплатит.

Пришлось играть с этим вымогателем. Фред излазил весь странный, большой и неухоженный дом, пока искал пацана, измазался пылью, иззонозил руки на чердаке. Густав ловко прятался, зная каждую нычку. Найти его было иногда очень трудно. Фред и не заметил, как стрелка часов подступила к одиннадцати вечера.

— Всё, пора спать!

— Нет, давай ещё иглать! — орал Густав. — Ты — нянька, должен слушать меня!

— Ха! Кто тебе такое сказал? Наоборот, нянек слушаются дети. Ты всё путаешь, пацан.

Густав захныкал, размахивая маленькими кулачками. Спорить было бесполезно.

— Ладно, твоя очередь искать.

Фред решил, что слегка напугает мелкого, и тот угомонится. Главное, не переборщить — если расскажет всё мамке, сто заветных баксов не видать как собственных ушей, ещё и на сайте в чёрный список занесёт. Работать бэби-ситтером Фред не любил, но иногда не гнушался таким заработком и в целом справлялся неплохо, если не считать случая с окурками от косячков, найденными родителями одного из мелких во дворе. Тогда его крепко обругали и не заплатили. Но теперь он стал осторожней, все окурки и банки из-под пива прятал в рюкзаке и уносил с собой.

В спальне наверху было душно, окно давно не открывали, постель на кровати валялась грязным комом, а под самой кроватью, где устроился Фред, пахло немытым полом.

«Родители ссыкуна Густава, похоже, те ещё свиньи», — подумал Фред и чуть не чихнул от поднятой пыли. Под кроватью было темно и жутковато. Мелкого пришлось ждать минут пятнадцать, тот словно издевался. Фред захотел в туалет и решил было выбраться наружу, плюнув на дурную затею, но дверь со скрипом открылась, и Густав зашёл в комнату. Маленькие ножки, обутые в красные сандалии, засеменили по полу.

И тут настала пора выхода Фреда. Он дико зарычал, забил руками по кровати.

— Я подкроватный монстр! Смерть тем детям, кто не спит в столь поздний час! Ууууууу!

Густав завизжал и выскочил из комнаты. Фред, слушая удаляющийся топот, опасался, что дал лишка. Но не успел он вылезти из-под кровати, как топот вернулся, и тут же руку Фреда пронзила ужасная боль.

— Получай, подкловатный монстл!

— Аааааааа! — Фред кричал, сжимая другой рукой кровоточащую руку: двух пальцев — как не бывало, а третий болтался на остатках сухожилия и почти перерубленной кости.

«Шрррх» — проскользнуло по полу лезвие топора.

Фред закатился в самый дальний угол подкроватья, воя от боли и пытаясь сорвать с себя футболку. Кровь из раненой руки текла ручьём, и с этим надо было что-то делать.

— Ну что, монстл? Больно? — ехидно поинтересовался мелкий гад. — Папин топол очень остлый! Выходи, и я раскломсаю тебя на кусочки!

Фред даже слова вымолвить не мог, только жалобно скулил. Внезапно на него дохнуло холодом, стало так жутко, что сердце чуть не остановилось, а позвоночник будто льдом наполнился. Даже рука на пару мгновений болеть перестала. Под кроватью был кто-ещё. Уставился на Фреда красными угольками глаз.

— Кто здесь? — прошептал тот.

— Кто надо. Зачем разозлил Густава? Он мне итак проходу не даёт. Думал, хоть передохну, пока вы играете. Но не тут-то было.

— Он маньяк, — прошипел Фред. — Боль в руке вновь вернулась адским огнём. Кто бы ни сидел под кроватью, бояться надо было не его, а Густава с топором.

— Знаю, — ответило нечто, — он загонял меня настолько, что я даже полом поскрипеть не могу. А ведь ещё год назад мог мебелью швыряться.

— Ты приведение?

— Ну, типа того. Можешь считать меня настоящим подкроватным монстром. Давай так, парень, я попробую отвлечь Густава, а ты вылазь и беги отсюда куда подальше.

— У меня рука… я скоро всю кровь потеряю…

— Забеги в ванную. Там есть аптечка. Но только шустрее. Этот сучонок быстрый, как ракета.

— Так может, он узнает меня, когда вылезу.

— Может, и узнает, но помни — ты для него теперь жертва.

— Зачем я вообще связался с этой работой?!

— Зачем ты вообще зашёл в этот дом? Ладно, будь мужиком. Дуй отсюда!

Пока Фред думал, как я связь между «будь мужиком» и позорным бегством, хлопнула оконная рама, раздался утробный смех.

— Не боюсь тебя, подкловатный монстл! — орал Густав. Его топор застрял в стене, и мелкий изо всех сил пытался вытянуть его. В этот момент Фред и выскочил в коридор.

Шипя от боли, он проскользнул в сторону ванной комнаты, захлопнул за собой дверь, запер её на задвижку. Сел на край ванны, тяжело дыша. Слёзы потекли у него из глаз, как только Фред лучше разглядел свою искалеченную руку. Когда искал аптечку, заливая кровью пол, по двери ударили.

— Я знаю, ты там, подкловатный монстл!

Наскоро забинтовывая руку, Фред смотрел на то, как лезвие топора пробивает дверь.

«Хрясь!»

— Густав, перестань, — взмолился Фред. — Это я, нянька. Давай лучше поиграем во что-нибудь другое! Я не монстр!

«Хрусь!»

Дыра в двери всё расширялась, и Фреду ничего не осталось, кроме как открыть небольшое окно ванной комнаты. От тщетных попыток подтянуться руку вновь пронзило острой болью.

Внезапно шум за дверью затих.

— Ты что это, Густав?! — послышался новый голос. Вроде бы женский, но какой-то грубый и хриплый. — Развалил тут полдома, как я погляжу. А где этот чёртов нянька? Он что за тобой вообще не смотрит? Ух и негодник! Я ещё во дворе почуяла запах Мери Джейн¹ и пива.

Фред глазам своим не верил. Огромная, вовсе не женская рука, пальцы которой были увенчаны острыми когтищами, проникла через дыру в двери и начала слепо шарить в поисках задвижки.

— Выходи, нянька. Знаю, ты там, нарколыга проклятый!

Фред не стал дожидаться, пока матушка Густава проникнет в ванную. Из последних сил он подтянулся и, не смотря на жуткую боль и кровь, сочащуюся из повязки, втиснулся в окно. Холодный воздух свободы обдал его лицо, даря надежду. И даже не посмотрев вниз, Фред прыгнул.

* * *

— Задолбали торчки чёртовы, — худой полицейский с презрением глядел на пронзённого пикой металлического забора паренька. — Лезут в этот дом, как мухи на говно. За год уже третий труп.

— Пойду, жильцов опрошу — сказал толстый полицейский.

— Ну, сходи.

— Через пятнадцать минут толстый вернулся, держа в руках мятую бумажку.

— Что это? — спросил худой.

— Да так, заявление. Подкроватный там живёт. Жалуется, что семейка его в конец загнобила. Да ещё якобы научились вызывать нянек для своего малого изверга из обычного мира. Может, раскрутим это дельце?

— Да оно тебе надо? — худой скривился, доставая из пачки сигарету. — Торчки из того мира накурятся и видят то, чего им не положено, а мы тут расследования проводи. Заявление рассмотрим, семейством штрафанём за то, что подкроватного мучают. И вся недолга.

— Ладно, твоя правда.

Спустя минуту, оба полицейских медленно плыли по воздуху на фоне луны, удаляясь от проклятого дома.

Фред осторожно вылез из тела, оттряхнул с себя несуществующий мусор и пошёл в сторону дома. На свой труп он старался не глядеть. Смысла не было, только расстроится. Он знал, зачем залезет в дом. Единственное существо, которое готово общаться с ним в этой жуткой новой жизни, ждало его там. Фред очень хотел поговорить с подкроватным монстром. Главное, проскочить мимо Густава и его матушки.

Примечания

1

Мери Джейн — кодовое выражение на сленге, обозначающее растительный наркотик, в частности — марихуану.