Четыре столетия пути. Беседы о русской литературе Сибири

Алексей Горшенин

В форме популярных увлекательных бесед автор рассказывает об истории русской литературы Сибири со времени ее зарождения и до наших дней.Издание напоминает о том, что Сибирь всегда была краем самобытной литературы и культуры. Книга рассчитана на широкий круг читателей: от литературоведов, журналистов, краеведов, преподавателей до книголюбов, студентов и школьников.

НАЧАЛО ВЕЛИКИХ ПОТРЯСЕНИЙ

На переломе двух столетий Россия вступила в полосу империалистического развития, и XX век начался для нее резким обострением социальных противоречий. Ему сопутствовала идейная борьба, оружием которой, как всегда и везде были философия, искусство, литература.

Прокладка Транссибирской магистрали стимулировала быструю капитализацию Сибири, а с ней — и революционное движение: первые стачки возникли именно среди строителей железной дороги. Но, пожалуй, самый сильный порыв революционного ветра ворвался в Сибирь со ссыльными марксистами, пришедшими на смену народовольцам.

За порогом двадцатого столетия

Оживление литературной жизни Сибири

В атмосфере нарастающей политической активности жила в это время вся Сибирь и сибирская литература, в том числе.

С событиями русской революции 1905 года связано, например, возникновение так называемой «Молодой литературы Сибири». Это движение инициировало приход в сибирскую словесность целой группы талантливых писателей: Г. Гребенщикова, А. Новоселова, Ис. Гольдберга, Ф. Березовского, Г. Вяткина. А. Жилякова. Сюда же можно отнести прозаиков и поэтов из Европейской России, по разным причинам оказавшихся в Сибири и выросших здесь в серьезных писателей: В. Шишкова, Ф. Гладкова, П. Драверта. Идейная направленность культурной программы движения заключалась в побуждении самосознания сибиряков и требованиях демократических преобразований в крае.

Новое литературное движение в Сибири развивалось довольно быстро и вскоре обрело общероссийскую известность. Его участники регулярно выступали в столичной прессе, что и дало повод русской критике того времени объединить их в группу «Молодая литература Сибири» (впервые так назвал движение в 1913 году критик Л. Шумиловский), хотя как такового организационного объединения под этим названием в Сибири не было. При отсутствии формальной организации объединяющими центрами для писателей движения становились томские журналы «Молодая Сибирь» и «Сибирская новь», барнаульская газета «Жизнь Алтая», «Сборники сибиряков» 1906 и 1908 годов.

Приход в «большую» российскую литературу молодых писателей-сибиряков внесло свежую струю, особые колорит и оригинальность.

В то же время, сама сибирская литература в начале XX века развивалась главным образом в русле критического реализма и революционно-демократических традиций отечественной словесности. И этим во многом отличалась от общерусского литературного процесса той поры, в котором очень сильны были декадентские течения: символизм, футуризм и т. д. К тому же творчество писателей Сибири выделялось отчетливо выраженными социальными мотивами и гражданственностью. Видимо, давали знать о себе кричащие контрасты сибирской действительности, которые писатели края никак не могли обойти своим вниманием.

Вместе с тем, беспощадно обнажая мрачные стороны жизни, писатели Сибири начала XX века оставались оптимистами и верили в преображение родного края, его обновленное будущее. А это вело к художественному переосмыслению традиционного образа Сибири как «проклятой страны» каторги и ссылки. Сибирская литература окончательно преодолевает условно-отвлеченные описания угрюмого края снегов, морозов, кандального звона и воссоздает подлинные его картины, наполненные природными и социальными контрастами.

Оживление литературной жизни в Сибири сопровождалось возникновением новых печатных органов. Первым в 1901 году в Томске появился «Сибирский наблюдатель». Художественной литературе в этом альманахе отводилось места не очень много, и публиковались здесь в основном начинающие авторы. Дожил он до 1905 года.

В 1909 году там же, в Томске, стал выходить двухнедельный «художественный журнал, посвященный литературе, общественной жизни, искусствам и и наукам» «Молодая Сибирь». Большая заслуга в его организации принадлежала Вяч. Шишкову, который был и активным автором издания. Здесь тоже публиковались по большей части литераторы, делавшие первые шаги. «Молодая Сибирь» просуществовала меньше года.

Были и другие периодические издания, публиковавшие произведения художественной литературы. Правда, столь же не долговечные. Дольше других продержался «Сибирский студент», выходивший также в Томске с 1914 до 1917 года. Печатались здесь Вяч. Шишков, Г. Гребенщиков, Г. Потанин, Г. Вяткин и некоторые другие, уже достаточно известные в ту пору сибирские писатели.

После революции 1905 года, хитроумно обходя цензурные рогатки, стали возникать в разных городах Сибири сатирические журналы: «Бич», «Бубенцы», «Ёрш», «Красный смех», «Осы», «Рабочий-юморист» — в Томске; «Жало», «Овод», «Паут» — в Иркутске; «Фонарь» — в Красноярске; «Брызги» — во Владивостоке. Лопались они, как мыльные пузыри, но были боевые, задиристые, будоражили обывателя и пугали местные власти. Хотя по-настоящему смелых, а уж тем более художественно ярких и сильных вещей, в них почти не встречалось.

«Певцы рабочего класса»

На стыке двух веков докатываются до Сибири волны литературного течения, зародившегося в недрах революционно-освободительного движения. Оно получило название «пролетарская литература» и отличалось тем, что не просто отображало жизнь рабочего люда и беднейших слоев населения, но и становилось при этом идеологическим оружием для своего класса в борьбе с политическими противниками.

Наиболее заметными представителями этого литературного направления в Сибири и «певцами рабочего класса» были В. Бахметьев и Ф. Березовский.

Владимир Матвеевич Бахметьев (1885 — 1963) родился в городе Землянске Воронежской губернии, в семье служащих. Окончил уездное училище. С юных лет участвовал в революционном движении. В 1908 году он был уволен со службы и выслан в Сибирь, где продолжал активную революционную деятельность среди типографских рабочих, железнодорожников, торговых служащих Новониколаевска. В 1909 году В. Бахметьев вступил в Обскую группу РСДРП (б), стал редактором газеты социал-демократического направления «Обская жизнь». За публикацию и распространение антиправительственных материалов в ноябре 1912 года газету закрыли, а В. Бахметьева арестовали и отправили сначала в тюрьму, а потом в Нарымскую ссылку.

После Октябрьской революции В. Бахметьев был членом Томского комитета РСДРП и Томского губисполкома, комиссаром по народному просвещению Томской губернии, некоторое время заведовал отделом народного образования в Новониколаевске, а потом редактировал газеты в Томске, Казани, Воронеже.

Как прозаик дебютировал в сибирской периодике в 1910 году. Публиковался в журналах «Сибирская неделя», «Сибирские записки», «Сибирский студент».

С 1921 года жил в Москве, где вступил в литературную группу «Кузница». Выпустил в столице книги «На земле» (1924), «Шаги» (1933) и др. Наиболее известным его произведением стал роман «Преступление Мартына».

В. Бахметьев — пролетарский писатель, все творчество которого было связано с Сибирью. Сибирские впечатления, раздумья о судьбах трудового народа, жизнь ссыльных революционеров — становятся основой большинства его произведений. Они, как правило, насыщены острыми сюжетными коллизиями и драматическими событиями. Герои В. Бахметьева ведут непримиримую борьбу с существующим порядком вещей.

Феоктист Алексеевич Березовский (1877 — 1952), в отличие от В. Бахметьева, — коренной сибиряк. Родился в Омске, в рабочей семье. Отец Ф. Березовского погиб в Русско-Турецкую войну. Рано оставшись сиротой, Ф. Березовский прошел тяжелые жизненные университеты: работал на спичечной фабрике, батрачил, пел в церковном хоре, был регентом, телеграфистом…

Большая часть жизни Ф. Березовского была неразрывно связана с Сибирью. На ее земле он сформировался в революционера и писателя. Причем оба пути — революционный и творческий — начинались у него почти одновременно, шли в одном направлении, то тесно переплетаясь, а то и просто накладываясь друг на друга. Ф. Березовский говорил по этому поводу: «Считаю себя простым солдатом революции. А свое художественное творчество рассматриваю как одну из революционных обязанностей…». И многие факты его жизни это убедительно подтверждают.

В 1900 году в омской газете «Степной край» Ф. Березовский напечатал свой первый рассказа «Картинка из серенькой жизни». К этому времени в жандармских донесениях он значится как лицо неблагонадежное. В 1900 — 1904 годах Ф. Березовский опубликовал ряд рассказов в «Восточном обозрении». С началом первой русской революции он становится активным ее участником, одним из руководителей вооруженного выступления железнодорожных рабочих на станции Зима в 1904 году. В 1905-м Ф. Березовский — председатель стачечного комитета в Иркутске. После подавления выступления был арестован, приговорен к расстрелу, но позже выслан в Омск, где, связанный с революционным движением, находился на нелегальном положении.

В Первую мировую войну в 1916 году Ф. Березовский был мобилизован и воевал на Турецком фронте. 1918 — 1919 годы стали для него временем борьбы за советскую власть в Сибири.

После освобождения Омска от колчаковцев Ф. Березовский избирался депутатом Омского горсовета, но в родном городе задержался ненадолго: по приказу партии большевиков работал на ответственных постах в разных городах Сибири — возглавлял Новониколаевский уездный исполком, затем Енисейский губисполком. Здесь же, в Красноярске, редактировал газету «Красноярский рабочий», а несколько позже — «Советскую Сибирь», которая выходила сначала в Омске, потом, в 1921 году, переехала в Новониколаевск.

В 1922-м Ф. Березовский стал одним из организаторов журнала «Сибирские огни», входил в состав первой редколлегии. А его рассказ «Варвара» вместе с повестью Л. Сейфуллиной «Четыре главы» увидел свет в самом первом номере журнала и был встречен читателями с большим интересом.

Окрыленный успехом, Ф. Березовский на одном дыхании написал повесть «Мать». Опубликованная в 1923 году, она стала самым известным произведением писателя.

В центре ее — жена рабочего, который вместе со старшим сыном ведет подпольную революционную борьбу. Вначале Степанида Зубкова (так зовут главную героиню) лишь со стороны наблюдает и переживает за близких ей людей. Но вскоре и сама присоединяется к ним. Дело мужа и сына становится и ее кровным делом, ради которого она не жалеет жизни.

Сразу вспоминается Ниловна из горьковской «Матери». Связь между произведениями действительно весьма ощутима. Перекликаются даже финальные сцены повестей. Тем не менее, Ф. Березовский не просто повторил А. Горького, а по-своему продолжил рассказ о судьбе русской женщины в новых условиях революционной борьбы (против колчаковщины за советскую власть в Сибири). Захватывая стремительным сюжетом и остротой драматических событий, повесть являет читателям сильный и цельный характер женщины-сибирячки.

Успех эта повесть имела очень большой. Она неоднократно переиздавалась, переводилась на многие языки. Именно с ней Ф. Березовский прочно вошёл в русскую литературу.

К судьбам женским Ф. Березовский возвращался еще не раз. И прежде всего в романе «Бабьи тропы» (1926). Сюжетным его стержнем стала история сибирячки, прошедшей трудный путь от забитой приниженной крестьянки до женщины, поднявшейся на защиту своих прав и человеческого достоинства. Многое пришлось пережить на этом пути главной героине Настасье Ширяевой: и личную трагедию, и разочарование в боге, и кровавую междоусобицу Гражданской войны… Роман «Бабьи тропы» носит эпический характер. Заглядывая в прошлое Сибири, автор на его фоне пытается осмыслить современные ему будни и проблемы. Не всегда, правда, при этом достигая художественной глубины и убедительности.

К моменту выхода романа «Бабьи тропы» Ф. Березовский уже жил в Москве, куда переехал в 1924 году. Сотрудничал в столичных журналах. Издал ряд книг: «Коммуна «Красный октябрь» (1924), «Таежные застрельщики» (1926), «Под звон кандальный» (1932) и др., в которых писал о железнодорожниках, большевистском подполье, жизни кочевых казахов на крутом социальном переломе…

Годы Великой Отечественной войны Ф. Березовский провел в Омске. И до последних дней своих оставался «солдатом революции», которой было, по существу, посвящено все его творчество.

Универсальная творческая личность, или Наука поэзии не помеха

Весьма примечательными фигурами литературной Сибири первой половины XX века были Г. Вяткин и П. Драверт.

Георгий Андреевич Вяткин (1885 — 1937) принадлежал к тому типу универсальных творческих личностей, которые ярко проявляются в самых разных ипостасях. Стихи и поэмы, повести и рассказы, фельетоны и публицистика, критика и литературоведческие работы (превосходно знал А. Пушкина и Ф. Достоевского, много и интересно писал о них) — все это, принадлежащее перу Г. Вяткина, щедро рассыпано по страницам сибирской периодики первой трети XX века. К сожалению, творческое наследие этого писателя до сих пор воедино не собрано и как следует не изучено. Наверное, потому современный читатель Г. Вяткина знает плохо. А ведь еще до революции он был одним из самых признанных поэтов Сибири.

Родился Г. Вяткин в Омске, в семье старшего урядника омской казачьей станицы. Но на исходе XX века семья Вяткиных переезжает в Томск. Георгий какое-то время посещает церковно-приходскую школу, а после окончания учительской семинарии с пятнадцати лет уже и сам преподает в сельской школе. В 1902 — 1903 годах он обучался в Казанском учительском институте, но был отчислен за эпиграммы на преподавателей. По возвращении в Томск работал в газете «Сибирская жизнь» корректором, репортером, фельетонистом.

Первое стихотворение Г. Вяткина в 1900 году также опубликовала «Сибирская жизнь», когда юному поэту едва исполнилось 14. А всего через пять лет его произведения охотно печатают многие российские журналы — от «Сибирского наблюдателя» и «Сибирских записок» до «Вестника Европы», «Нивы» и «Летописи». В 1907 году в Томске выходит первый поэтический сборник Г. Вяткина «Грезы Севера». А в 1917-м появляются сразу три его книги: «Опечаленная радость» и «Золотая листва» — в Петрограде и «Алтай» — в Омске. В 1912 году Г. Вяткин удостаивается Всероссийской литературной премии имени Н. В. Гоголя за лучший рассказ («Праздник»).

В 1914 — 1915 годах Г. Вяткин сотрудничает с харьковской газетой «Утро», путешествует по Финляндии, Польше, Алтаю. Идет Первая мировая война, и Г. Вяткина призывают в армию, где он служит в санитарных частях Северного фронта вплоть до революционного 1917 года.

Октябрьский переворот Г. Вяткин не принял. Он возвращается сначала в Томск, а осенью 1918-го оказывается в Омске, который к этому времени становится российской столицей. Адмирал Колчак приглашает Г. Вяткина на работу в отдел газетных обзоров, и в качестве корреспондента поэт сопровождает Верховного главнокомандующего в его поездках на фронт. Помимо того, Г. Вяткин активно участвует в издании журналов «Единая Россия», «Возрождение», «Отечество», читает в колчаковских войсках лекции по русской литературе. В 1919 году Г. Вяткин становится членом Всероссийского географического общества.

После разгрома колчаковщины Г. Вяткин бежит с адмиралом в Иркутск. Здесь его арестовывают и возвращают в Омск. Но приговор военного трибунала оказался неожиданно мягким — поражение в выборных правах. Г. Вяткин продолжает много работать в газетах и журналах, создавать стихи и художественную прозу. Но пишет в основном о природе, далекой российской истории. С большевиками ему по-прежнему не по пути.

В 1925-м Г. Вяткин переехал в Новониколаевск. Отныне его жизнь тесно связана с этим городом, «Сибирскими огнями», Сибирской советской энциклопедией, для которой им написан целый ряд статей на разные темы и журналом для детей и юношества «Товарищ», инициатором издания, редактором и ведущим автором которого был Г. Вяткин.

Творческий путь Г. Вяткина начался на пороге XX века — времени расцвета русского декаданса. Самыми модными поэтами были тогда символистами, но достаточно еще мощно звучал реализм, представленный творчеством А. Чехова, Л. Толстого, В. Короленко, А. Горького.

Молодой Г. Вяткин любовно воспринимал оба эти течения. Он вообще жадно впитывал все, что было талантливо и оригинально. Естественно, что и лирический герой раннего Г. Вяткина — типичный представитель своей эпохи, в котором смешались и неудовлетворенность жизнью, и жажда дела, и неясность пути, но при этом — и «любовь ко всему, что живет и цветет на земле». Оптимизм такого рода декадентам был не свойственен, и здесь Г. Вяткин с ними заметно расходился, хотя еще долгое время испытывал в своей поэтике их влияние.

Впрочем, не их одних. В одном из писем он пишет: «Литературные влияния шли в следующем порядке: в ранней юности — Надсон. Несколько позднее Достоевский и Бальмонт. В более зрелые годы Пушкин, Чехов и Блок. После революции — Горький и Роланд». Но, несмотря ни на какие влияния, Г. Вяткин оставался самобытным, тонко чувствовавшим слово поэтом. Да и влияния свои по мере творческого роста он успешно преодолевал.

Г. Вяткин дооктябрьского периода интересен и как прозаик. В центре его рассказов русский интеллигент, который самоотверженно трудится в гуще народа и во благо его. Здесь слышны уже чеховские нотки, но жизненный материал и угол зрения художника — свои, не заемные.

К переломному семнадцатому году В. Вяткин пришел сложившимся литератором, однако, вопреки тому обстоятельству, что в дореволюционные годы мечтал об очистительной буре, большевистскую революцию он не принял. Более того — буря грянула, а настроение поэта изменилось на противоположное. («Пусть мечется черная буря! // Но всё исцелит тишина»). И не потому, что Г. Вяткин — выходец из среды старой мелкобуржуазной интеллигенции — перед лицом социальных потрясений растерялся (как трактует официальное советское литературоведение), а скорей в силу того, что поэт воочию убедился, насколько разрушительны и беспощадны силы «всеочистительной грозы», в которой он видел теперь «дым и пламень», «кровавый мрак и пыль», где нет места для «клочка лазури и детского смеха», и где даже сердце способно обратиться в «камень глухой для неба и земли».

Если дооктябрьская поэзия у Г. Вяткина была ограничена в основном лирикой, то в дальнейшем диапазон ее значительно расширяется. Поэт осваивает крупные формы и создает две большие исторические поэмы — «Франциск Ассизский» и «Сказ о Ермаковом походе». Если в первой еще весьма ощутимы излюбленные мотивы его лирики (чувство любви ко всему живому и ненависть к аскетизму, которые он выразил, правда, не через лирического, а исторического персонажа — религиозного полуеретика начала XIII века), то вторая поэма — вещь по-настоящему эпическая. В «Сказе о Ермаковом походе» речь идет об одном из важнейших моментов сибирской истории. Поэму пронизывает мысль о том, что завоевание и присоединение Сибири к России — дело народное, что именно народ стал не только активным его исполнителем, но и душой.

К концу своей жизни Г. Вяткин от поэзии отошел и полностью переключился на прозу. Последним, а также самым крупным и значительным его произведением стал роман «Открытыми глазами», посвященный происходившим в Советской России социальным процессам. Сложный, неоднозначный этот роман и отклики вызвал у современников разные. Одни упрекали писателя в излишней восторженности отдельных мест, другие, наоборот, в искажении действительности. Но как бы то ни было, произведение это осталось заметным фактом литературной жизни Сибири 1930-х годов.

Г. Вяткин был не только удивительно разносторонним литератором, успешно работавшим во многих жанрах, но и неутомимым просветителем и пропагандистом русской культуры, имевшим, надо сказать, у коллег-писателей огромный авторитет. Г. Вяткин поддерживал тесные творческие связи с А. Горьким, А. Блоком, А.. Куприным, И. Буниным, Р. Роланом…

Новосибирск стал последним пристанищем Г. Вяткина. По надуманному обвинению в контрреволюционном заговоре он был арестован и трагически погиб в застенках НКВД.

Достаточно широкую известность в первые десятилетия XX века получила и поэзия старшего современника Г. Вяткина П. Драверта, большая часть жизни которого была связана с Омском.

Петр Людвигович Драверт (1879 — 1945) родился в Вятке, в семье крупного чиновника. Окончил естественное отделение физико-математического факультета Казанского университета. За участие в революционных студенческих выступлениях ссылался сначала в Пермскую губернию (1901), потом в Якутию (1906), где занимался минералогическими исследованиями. В 1911 году был переведен в Томск под гласный надзор полиции.

Годы Гражданской войны П. Драверт провел в Западной Сибири. В дальнейшем работал ассистентом, профессором минералогии, геологии и геофизики в различных вузах Томска и Омска. Ездил с экспедициями по Сибири и Казахстану. Еще в 1921 году П. Драверт вместе с Л. Куликом принял участие в первой советской метеоритной экспедиции. А в 1929-м участвовал в экспедиции по исследованию Тунгусского метеорита.

В годы Великой Отечественной войны П. Драверт занимался изучением местного строительного материала и топлива, так необходимого народному хозяйству в условиях военного времени.

Будучи разносторонним ученым — геологом, ботаником, краеведом, этнографом, космическим исследователем, — П. Драверт явил и реализовал также свой оригинальный поэтический талант. Еще в начале века он дебютировал со сборником стихов «Тени и отзвуки» (1904), за которым последовало еще несколько книг, увидевших свет в первой четверти двадцатого столетия: «Ряды мгновений» (1908), «Под небом якутского края» (1911), «Стихотворения» (1913), «Сибирь» (1925).

В своем стихотворчестве П. Драверт следовал традициям «научной поэзии» В. Брюсова, с той, правда, разницей, что, в отличие от последнего, опирался не на книжный, а на собственный научный опыт. Лирический герой П. Драверта — ученый-естествоиспытатель, энтузиаст науки, наделенный при этом зрением художника. На лирике П. Драверта лежит печать его научных интересов, а стихи отличаются особой образностью: поэт любит сравнения, эпитеты, метафоры, заимствованные из минералогии. Не случайно некоторые ученые, в частности, академик А. Ферсман рекомендовали стихи П. Драверта в качестве наглядных пособий к курсу описательной минералогии.

Помимо этого, П. Драверт — певец Сибири, которая для него «страна холодная, но живая». И он вдохновенно воспевал ее неподражаемую красоту. Поэзия П. Драверта философична. Звучат в ней и социальные мотивы. Нашли в стихах поэта отражение также жизнь, быт, обычаи эвенков, якутов, ненцев и других малых народов Сибири. И, наконец, П. Драверт — один из пионеров «космической» темы в русской поэзии.

Обращался П. Драверт в своем творчестве и к прозе. В 1909 году появилась его «Повесть о мамонте и ледниковом человеке», впоследствии много раз переизданная и ставшая классикой советской фантастики. Рассказы и очерки П. Драверта нередко можно было встретить на страницах казанских и омских периодических изданий предреволюционной поры.

Трубадуры революции

Значительно активизировала литературную жизнь в Сибири Октябрьская революция 1917 года. Хотя говорить о какой-то цельной упорядоченной картине этой жизни не приходится. Скорее наоборот: она была пестра и раздергана. Не существовало поначалу и печатного органа, способного объединить вокруг себя здоровые творческие силы. Некоторое время, правда, выходила на Алтае книжная серия «Библиотека «Сибирский рассвет». В брошюрках по 30—40 страниц публиковались рассказы и небольшие повести. Среди ее авторов были Вяч. Шишков, Г. Гребенщиков, А. Новоселов, А. Жиляков и даже А. Новиков-Прибой. Печатавшиеся произведения писались еще в дооктябрьскую пору и, естественно, не могли отображать новой революционной действительности. Перечисленные же выше авторы представляли литературу критического реализма, связанную корнями с прошлым.

Однако и у новорожденной советской власти сразу же появились свои трубадуры и «певцы революции». Такие, например, как Федор Лыткин (1897 — 1918) — страстный поэт-агитатор, для стихов которого была характерна лозунговая призывность к борьбе за революционные идеалы:

Вперед, разгневанный народ!

Бушуй, вспененная стихия!

Вперед! На звенья цепи рвет

Освобожденная Россия!

Судьба Ф. Лыткина оказалась трагической. Прожив всего 21 год, он всецело посвятил себя революционной деятельности. В ноябре 1918 года в якутской тайге белогвардейцы захватили врасплох пробивавшийся к своим отряд красноармейцев и учинили жестокую расправу. Среди других погиб и молодой поэт Ф. Лыткин.

Пафосом революционного романтизма отмечены и произведения Николая Янчевского (1892 — 1937), в первую очередь поэма «Октябрь» (1920), в которой автор восторженно славит преображение мира.

С началом Гражданской войны для литературной жизни Сибири наступили тяжелые времена. Колчаковский террор и жестокая цензура сковывали творческие усилия писателей. Но и в таких условиях сибирская литература продолжала жить. Правда, в иных формах.

Широкое распространение получила народная поэзия, рождавшаяся в красноармейских частях и партизанских соединениях. Народные поэты клеймили колчаковцев и воспевали товарищей по оружию. В их стихах и песнях звучали призывы к всенародной борьбе за свободу.

Массовая поэзия периода Гражданской войны в Сибири развивала традиции революционного фольклора. Но и впитывала многие мотивы русской классической поэзии. Партизаны, например, пели переделанного на свой лад «Узника» А. Пушкина. Немало песен пелось на мотив «Варяга». Кроме того, появилась масса частушек, легенд, сказаний, бывальщин.

Народная поэзия жила в Гражданскую войну не только в устной традиции. Велика была роль разного рода листовок, прокламаций, воззваний, значительная часть которых была написана стихами. Охотно народные стихи публиковали и газеты.

Имелись в народной революционной поэзии и свои шедевры. Например, знаменитый «Партизанский гимн»:

По долинам и по взгорьям,

Шла дивизия вперед,

Чтобы с бою взять Приморье —

Белой армии оплот…

Петр Семенович Парфенов (1894 — 1937) был его автором. Родился он в селе Никольское Уфимской губернии, в крестьянской семье. Сменил множество профессий и занятий: батрачил, работал каменщиком, дворником, официантом в ресторане, учительствовал… Объехал Урал, Сибирь, Дальний Восток, побывал в Маньчжурии и Японии. В Первую мировую войну воевал на Западном фронте. Дважды был ранен. Кавалер двух Георгиевских крестов.

В 1917 году он вступил в ряды ВКП (б) и принял активное участие в событиях Октябрьской революции. А с началом Гражданской войны по заданию партии внедрился в колчаковскую контрразведку. Позже командовал полком, дивизией, был комиссаром армии, начальником политуправления Забайкальского фронта.

После окончания Гражданской войны П. Парфенов уехал с Дальнего Востока в Москву, где работал в аппарате ЦК ВКП (б), Госплане, председателем Московского горкома писателей, редактировал журналы «Коллективист» и «Советский путь». П. Парфенов избирался делегатом XIV съезда партии. Но в 1936 году подвергся репрессиям и в 1937 погиб.

Свою литературную деятельность П. Парфенов начал в 1915 году. Стихи, рассказы, фельетоны, статьи печатал в различных газетах и журналах. Создавал также работы историко-революционного и мемуарного характера. В Москве и Ленинграде издал несколько книг. Художественная и документальная проза П. Парфенова посвящена в основном событиям Гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке.

Но все же памятен П. Парфенов в литературе остался прежде всего как автор «Партизанского гимна».

В знакомом нам виде текст «гимна» сложился не сразу. Будучи еще в Сибири, по просьбе своего друга Ефима Мамонтова, собиравшего в единую армию партизан Алтая, П. Парфенов создал в 1919 году агитационную песню «Наше знамя». Окончательная же редакция «гимна» появилась в 1922 году после разгрома белогвардейско-японских соединений у станции Волочаевка Хабаровского края. «Гимн» посвящался 2-й Приамурской дивизии и «светлой памяти Сергея Лазо, сожженного японо-белогвардейцами в паровозной топке».²¹ Огромную популярность «гимн» получил в исполнении военного ансамбля имени Александрова, включившего «По долинам и по взгорьям» в свой репертуар.

Между «молотом» и «наковальней

Октябрьская революция расколола российское общество на противоборствующие лагеря. Гражданская война обострила этот процесс. Ряд сибирских литераторов (Ф. Березовский, Вс. Иванов, Г. Пушкарев, А. Жиляков, К. Урманов) сразу же приняли сторону большевиков. Некоторые (очень незначительная часть) примкнули к колчаковцам. Однако большинство писателей-сибиряков в своих политических взглядах определились не сразу. Они оказались как бы между «молотом» и «наковальней»: Октябрьскую революцию поначалу, а кто-то и навсегда, не приняли, но и колчаковщина вызывала у них внутренний протест и отчуждение. Одни (Г. Гребенщиков) по этой причине эмигрировали, другие (А. Сорокин, Г. Вяткин, Ис. Гольдберг), оставаясь на Родине, долго и мучительно преодолевали в себе раздвоенность. А некоторых талантливых, честных и болеющих за родной край художников слова столкновение с новыми социальными реалиями привело к трагическому финалу. Как случилось это с одним из виднейших сибирских прозаиков предреволюционной поры А. Новоселовым.

Жертва политических игр

Александр Ефимович Новоселов (1884 — 1918) родился в поселке Железинский Павлодарского уезда Семипалатинской губернии, в семье хорунжего Сибирского казачьего войска. Учился в Омском кадетском корпусе. С 1905 по 1917 год был учителем в казачьей школе, воспитателем в Омском пансионате казачьего войска. И каждое лето в составе экспедиций Российского географического общества ездил на Алтай, что дало А. Новоселову богатейший материал для этнографических очерков, составивших впоследствии большой цикл «Лицо моей родины», и художественного творчества.

Уже по первым рассказам молодого писателя становилось ясно, что в литературу приходит художник слова с большим будущим. Творчество А. Новоселова в целом развивалось в русле гуманистических традиций русского реализма с его пристальным вниманием к «маленькому человеку». А. Новоселов прекрасно изучил быт сибирского казачества, алтайских кержаков-старообрядцев. Их жизнь и стала основным содержанием лучших его произведений.

Яркий образ русской женщины из народа создан А. Новоселовым в повести «Мирская». Главная ее героиня Аннушка семнадцатилетней девушкой попадает в женский раскольничий монастырь. Приходит сюда добровольно после гибели всей семьи, вырезанной бандитами.

Автор со знанием дела описывает повседневную жизнь этой обители, внимательно присматривается к заведенному внутреннему распорядку, рисует портреты обитателей монастыря, ведущих постоянную душевную борьбу с мирскими соблазнами и искушениями. Народ тут разный: и полупомешанные старухи, и озлобленные житейскими неудачами люди, и юродивые… Встречаются, однако, и умные, проницательные женщины.

Аннушка, попавшая в такую обстановку в пору цветущей юности, переживает приступы тоски и отчаяния. Случайная встреча с заехавшим в монастырь деревенским парнем Василием взбудоражила ее, наполнила душу светлой радостью.

Недавнюю смиренную послушницу словно подменили, и писатель психологически точно передает душевное состояние героини, которой «до земли хотелось поклониться хорошему, доброму солнышку за тепло, за ласку, за нетронутую молодость».

Еще более тонко переданы в повести и смятение девушки-послушницы после отъезда Василия. Однако, несмотря на бунтующее в ней мирское начало, Аннушка, не без вмешательства прозорливой игуменьи Ксении, угадавшей душевное состояние своей подопечной, остается в монастыре. Под ее же влиянием Аннушке начинает казаться, что здесь, за монастырскими стенами, она обретет свою правду и душевную чистоту. Во имя этого она готова совершить тяжелый нравственный подвиг — «вся изгореть».

С большим искусством А. Новоселов воссоздает шквал чувств, бушующий в этой цельной и непосредственной натуре, решившей подчинить свою плоть и неуемную жажду жизни религиозным догмам.

С грустью и печалью расстается автор повести со своей героиней, глубоко сожалея, что эта красивая сильная молодая женщина с недюжинным характером исковеркала себе жизнь, которая могла бы стать и счастливой, и радостной.

Повесть «Мирская» была опубликована в журнале «Сибирский рассвет» в 1919 году уже после смерти автора. А вот наиболее, пожалуй, масштабная и значительная вещь А. Новоселова — повесть «Беловодье» — появилась в горьковском журнале «Летопись» еще при жизни писателя — в 1917 году.

В повести изображена многогранная картина быта, обычаев и верований старообрядческой алтайской деревни, показаны самобытные и колоритные типы ее обитателей. А сюжетную основу произведения составляют поиски мифического Беловодья, земли обетованной, мечта о которой издавна жила в сознании крестьян-старообрядцев, постоянно гонимых и преследуемых за приверженность к своей вере официальными властями и русской православной церковью.

Всю жизнь искал Беловодье деревенский кузнец-богатырь Панкрат. Не нашел, но не сдался, не смирился и, умирая, завещал сыну продолжать поиски. Выполняя отцовский наказ, Панфил сорок лет потратил на поиски Беловодья. Годами не бывал дома, оставил жену, дочь, хозяйство. Много раз терял товарищей-единоверцев, смотрел смерти в лицо, но не отступался. Наконец, уже будучи стариком, он отправляется в последний свой поход, о котором в живописных подробностях и рассказывается в повести.

Горстка сподвижников, идущих вместе с Панфилом в поисках счастья, вовсе не так единодушна, как кажется. Одного потянул бродяжий дух, другой идет из любопытства, кто-то спасается от постылого жениха, кто-то — от властей. Собственно, один Панфил и верит в существование Беловодья. Он упрямо идет вперед даже тогда, когда его покидают остальные. На этом бесконечном пути Панфил и погибает. Дорога к Беловодью оказывается дорогой к смерти.

Лучшие рассказы и повести А. Новоселова, помимо своих несомненных художественных достоинств, интересны тем, что они ввели в русскую литературу новые темы, приоткрыли завесу над малознакомыми сторонами жизни и быта старообрядческого населения Сибири.

А. Новоселов обещал вырасти в крупного художника, но не успел. Его творческий путь оборвала преждевременная трагическая гибель. А сгубила писателя проснувшаяся вдруг в нем после Февральской революции 1917 года страсть к политической деятельности, в которую он окунулся с головой.

Как политический деятель А. Новоселов, по мнению многих революционеров-профессионалов того времени, был очень слаб и не подготовлен. Однако упрямство и болезненное честолюбие толкали его на непредсказуемые, порой, а то и просто сомнительные поступки.

В мае 1917 года войсковой круг Сибирского казачьего войска избрал его товарищем (помощником) председателя войсковой управы. В ноябре того же года А. Новоселов вступил в партию эсеров и вскоре занял пост комиссара Акмолинской области. А в декабре был делегирован на чрезвычайный съезд областников в Томск, где его избирают в состав Сибирского областного Совета. В январе 1918-го Сибирская областная дума создает правительство автономной Сибири, в котором А. Новоселов становится министром внутренних дел.

Думе он нужен был как средство политической игры. Для самого же А. Новоселова «игра» эта стала роковой. 21 сентября, незадолго до колчаковского переворота, его арестовали, обвинили в «бездействии власти» и предложили, подписав прошение об отставке, убираться из Омска. А. Новоселов наотрез отказался. 23 сентября во время конвоирования в тюрьму, он был убит выстрелом в затылок (якобы при попытке к бегству).

Это коварное злодейское убийство лишило сибирскую литературу одного из самых ярких и самобытных писателей в ее истории.

На исходе Гражданской войны литература Сибири фактически потеряла еще одного замечательного прозаика (по духу и идейно-тематической направленности, кстати, очень близкого А. Новоселову) — Г. Гребенщикова.

«Золоторокотные сказания о нашей матери России»

Георгий Дмитриевич Гребенщиков (1882 — 1964) в дореволюционную пору из писателей-сибиряков пользовался, пожалуй, наибольшей известностью. Многие видели в нем надежду и гордость русской литературы. Высоко отзывался о произведениях Г. Гребенщикова А. Куприн. Восторженно принимал творчество писателя Вяч. Шишков. «Золоторокотными сказаниями о нашей матери России» называл прозу Г. Гребенщикова Ф. Шаляпин. Высоко оценивали первые части романа-эпопеи «Чураевы» В. Короленко и А. Горький.

Родился Г. Гребенщиков в селе Николаевский рудник Бийского уезда Томской губернии, расположившемся в предгорьях Алтая. «Отец, — вспоминал писатель, — крестьянин по духу, по положению горнорабочий из инородцев. Бился он всю жизнь и не видел отдыха, пока все мы — четыре сына и две дочери — не выросли»²². Мать была из казачек с Иртыша. Она хорошо пела народные песни и увлекательно рассказывала сказки. Именно она и приобщила сына к народной поэзии, пробудила у него любовь к родному языку и старинным преданиям.

Большая семья бедствовала, и уже в юные годы Гребенщикову пришлось сменить немало занятий. Был санитаром в больнице, помощником фельдшера, писцом в полицейском участке, письмоводителем в суде, работал лесорубом, крестьянствовал… В дальнейшем служил управляющим нотариальной конторой, золотыми приисками. Учился в Томском университете.

Огромное значение для будущего писателя имело знакомство с творчеством И. Тургенева, в частности, с «Записками охотника», открывшими ему красоту окружающей природы и поэзию повседневного крестьянского труда. «Отсюда и пошло мое любопытство к жизни, к природе, к литературе…»²³ — вспоминал впоследствии Г. Гребенщиков.

«Любопытство» это вылилось вскоре в очерки и рассказы, составившие книжку зарисовок «Отголоски сибирских окраин», которая вышла в 1906 году в Семипалатинске. А годом позже появилась на свет пьеса «Сын народа» о крестьянине, поступившем в университет, но быстро разочаровавшемся в «бессмысленности городской жизни». Она шла на сценах нескольких сибирских театров и имела некоторый успех, чего нельзя было сказать о книжке.

Тем не менее, и она, и пьеса стали стартовой площадкой творческого пути Г. Гребеншикова. С этого времени он много пишет и регулярно публикует свои произведения в различных сибирских изданиях. Более того, и сам активно занимается издательской деятельностью. В 1908 году выпускает и редактирует газету «Омское слово». Правда, просуществовала она всего полгода и «за вредное направление» была закрыта.

В 1909 году Г. Гребенщиков посетил Л. Толстого в Ясной Поляне, где тот благословил молодого сибирского писателя на литературную работу «для народа». И осенью того же года Г. Гребенщиков стал ответственным секретарем томского журнала «Молодая Сибирь». А несколько позднее принял деятельное участие в издании другого журнала — «Сибирская новь».

Тогда же Г. Гребенщиков сблизился с Г. Потаниным, во многом повлиявшим на формировании его этнографических интересов. Принимал он и активное участие в работе Западно-Сибирского отдела Российского географического общества, по поручению которого в 1911 году совершил путешествие по Алтаю. И вполне логично, что именно сибирская, и прежде всего алтайская тема определила направление всего творчества Г. Гребенщикова. В 1913 — 1914 годы Г. Гребенщиков совершает поездки по Сибири с лекцией «Алтайская Русь» и презентацией своих произведений.

Не оставляет Г. Гребенщиков и журналистику. Редактирует газету «Жизнь Алтая», составляет «Алтайский альманах», много публикуется как в сибирской, так и в столичной периодике, обращая на себя внимание читателей и критики, отмечавшей, что Г. Гребенщиков создал новый образ Сибири в «смутное время» разрушения традиционных ценностей под натиском цивилизации, и называвшей его самым ярким и талантливым сибирским писателем.

В разгар Первой мировой войны Г. Гребенщиков отправился в качестве старшего санинструктора на фронт, являясь одновременно военным корреспондентом газеты «Русские ведомости», где публикует множество корреспонденций, зарисовок, рассказов.

Заметную роль в творческой судьбе Г. Гребенщикова сыграл А. Горький, который печатал его в своей «Летописи» и способствовал публикации произведений сибирского писателя-самородка в других центральных изданиях и издательствах. Выходят у Гребенщикова в Петербурге, Одессе и Барнауле и новые книги: «Ханство Батырбека» (1913), «В просторах Сибири» (1913 — 1915), «Змей Горыныч» (1916), «Степь да небо», «В полях» (1917), «Волчья жизнь» (1918), «Любава» (1919).

Ранние произведения Г. Гребенщикова посвящены, в основном, жизни алтайской деревни в период распада патриархального уклада под урбанистическим натиском, борьбе кержаков-раскольников с крестьянами-переселенцами за земельные и лесные угодья. Сильны были в них и мотивы гармонического сосуществования человека и природы. Правда, восхищение природой и трудом сибирского крестьянина в ее благодатных объятиях у раннего Г. Гребенщикова граничит нередко с сентиментальным умилением и сусальностью. При этом он ограничивался обычно простым бытописательством, обходя стороной глубокие социальные противоречия сибирской деревни, возникающие в процессе болезненного процесса капитализации Сибири.

Однако со временем навязчивое морализаторство и народническая идеализация, чем грешили ранние вещи Г. Гребенщикова, уходят из его творчества. Сочувствуя патриархальной деревне, писатель уже не закрывает глаза на мрачные стороны ее жизни: на стяжательство и психологию собственничества, например, или религиозные суеверия и предрассудки.

В рассказе «Колдунья» писатель показывает как изуродована была жизнь девушки из-за религиозной нетерпимости («единоверка» Анка полюбила «спасовца» Федота, вышла за него замуж, а его родня извела невестку своей мракобесной злобой).

Своего рода художественный анализ съедающего все человеческое существо беспредельного эгоизма и стяжательства на примере вполне вроде бы обычной русской женщины дан в повести Г. Гребенщикова «Любава». Засидевшаяся в девках Любава с отчаяния выскочила замуж за старого богатого калмыка, не испытывая к нему ничего, кроме отвращения. Но постепенно, входя во вкус, она прибирает все его хозяйство и фактически губит мужа. Безудержно разрастающаяся раковой опухолью страсть наживы заставляет ее не брезговать никакими средствами. И даже усиливающаяся с каждым днем неприязнь и отчуждение окружающих не останавливают ее. «В больших прищуренных глазах Любавы сверкало лезвие какой-то новой, ядовитой хищности, как жало на конце стрелы, пущенной самой судьбою», — заканчивается повесть, как бы давая понять читателю, что индивидуалистическое общество поражает себе подобных, превращает их в стяжателей и преступников против человечности.

Значительное место в творчестве Г. Гребенщикова занимает жизнь и судьба коренных народов Сибири на капиталистическом витке ее развития. Писатель с большим сочувствием относится к «инородцам». В одной из лучших своих повестей «Ханство Батырбека» Г. Гребенщиков рисует картину обнищания и жестокого притеснения национальных меньшинств, с большой художественной силой запечатлевает трагедию степных кочевников-казахов, чей размеренный «полудикий» быт «века конного» рушится под наступлением «века железного».

Повести и рассказы Г. Гребенщикова предреволюционной поры — это уже произведения зрелого художника, выдержанные в добротной реалистической манере и дававшие все основания видеть далеко идущие перспективы их автора.

1917 год внес значительные коррективы в творческую судьбу Г. Гребенщикова. К революционным событиям он отнесся неоднозначно. Если Февральскую революцию принял восторженно, то Октябрьскую «воспринял как личное оскорбление»²⁴. Во время Гражданской войны Г. Гребенщиков жил в Крыму, уклоняясь от участия в ней на чьей-либо стороне. В сентябре 1920 года в одной из последних партий беженцев покинул Крым и уехал в Константинополь. До 1921 года жил в Турции, затем перебрался во Францию, оттуда в 1924-м — в США.

Главным делом сорока лет жизни Г. Гребенщикова за границей стала многотомная эпопея «Чураевы» — самое крупное и значительное произведение писателя. Ее первую книгу «Братья» он завершил еще в 1916 году. А в 1922 — 1923 годах в Париже под общим названием «Чураевы» были изданы три первых части.

Многоплановое повествование о судьбах отцов и детей нескольких поколений автор назвал «романом-хроникой одной старообрядческой семьи». В сюжетной основе — история жизни трех братьев семейства Чураевых: Анания, Викула и Василия — детей Фирса Платоновича Чураева, крепкого, богатого и прижимистого хозяина. По его стопам идет старший сын Ананий, который вырастает в еще большего стяжателя. Купцом становится Викул. А вот судьба младшего Василия складывается сложнее и противоречивей. Он — человек глубоко религиозный и все время чувствует какую-то неудовлетворенность окружающим миром, постоянное душевное беспокойство. Отличает Василия и то, что он глубоко уважает коренные сибирские народности, хочет быть им полезным. Мечтая посвятить себя миссионерской деятельности, он едет учиться в столицу.

Действие эпопеи разворачивается преимущественно на Алтае, на фоне картин местной природы, буйства ее красок, прекрасно переданных писателем. Роман насыщен острым драматизмом. Особенно те его страницы, в которых рассказывается о столкновении младшего сына с отцом, а так же любви Викула и Василия к дочери московского профессора Наде.

Первые части «Чураевых» вызвали огромный интерес. По словам С. Скитальца, «роман этот, яркой и сильной кистью живописующий быт почти допетровской Руси, по капризу истории нашей страны, чудом уцелевшей в глухих уголках необъятной Сибири, — произвел на читающую публику ошеломляющее впечатление открытия новой, неведомой доселе стране»²⁵. Успех побудил Г. Гребенщикова продолжить эпопею. Она растянулась на 12 частей. Последние четыре так и остались незавершенными.

Но как бы то ни было, «Чураевы» вывели Г. Гребенщикова на мировую литературную арену. Его широко издают за границей. «Леший ухмыляется» (1923), «Волчья сказка» (1927), «Гонец» (1928), «Купава» (1936), «Радонега» (1938) и другие его книги выходят в Париже, Берлине, Нью-Йорке, Солсбери.

Сам он в это время живет и работает в Нью-Йорке и в местечке Саутбюри штата Коннектикут. Здесь, в поселке русских эмигрантов, названном позже Чураевкй, Г. Гребенщиков воплотил свою юношескую мечту об общинном сельскохозяйственном труде духовно близких людей. В Чураевке была построена часовня преподобного Сергия Радонежского, работало издательство «Алатас», возглавляемое Г. Гребенщиковым, которое за время существование выпустило более пятидесяти книг на русском языке, в том числе и его самого.

Живя в Америке, Г. Гребенщиков не забывал свою родину. С лекциями о Сибири писатель выступал во многих городах США. А с 1940 года преподавал историю русской литературы в одном из американских колледжей.

В последние годы жизни Г. Гребенщиков, помимо работы над «Чураевами», писал автобиографическую повесть «Егоркина жизнь»²⁶.

Лучшие литературные произведения Г. Гребенщикова принадлежат к ярким незаурядным явлениям русской реалистической прозы. Но для российского читателя в советское время его творчество по идеологическим причинам было фактически недоступно. Оно и современному читателю известно мало. До сих пор не издано на Родине писателя собрание его сочинений. Но из «песни» русской сибирской литературы «слово» Г. Гребенщикова выкинуть уже невозможно.

Более того, проза Г. Гребенщикова и сегодня не утратила своей социальной и идейно-художественной ценности. Так, скажем, неприятие всякого рода сектантства, звучащее со страниц произведений Г. Гребенщикова, чрезвычайно актуально и ныне, когда активизировалось шарлатанствующее «христолюбивое» разноплеменное воинство. Как и критика российского капитализма, которыми пронизаны многие страницы тех же «Чураевых». А разве проблема крайнего индивидуализма и оголтелого собственничества, фанатичного поклонения «золотому тельцу», которую поднимал почти век назад Г. Гребенщиков, сегодня менее остра? Все это делает его творчество современным и поныне.

Культурная столица Сибири

Но вернемся к литературной ситуации времен революции и Гражданской войны в Сибири. Характерна она была, в том числе, и резким сокращением на ее территории числа периодических изданий. Многие литературные начинания умирали, едва успев родиться. Дольше других продержались журналы «Сибирский рассвет» и «Сибирские записки». «Сибирский рассвет» издавался в Барнауле в 1919 году и печатал иногда довольно интересную прозу. Возникшие еще в 1916 году в Красноярске «Сибирские записки» к 1918 году переживали кризис. Прежние добротные авторы от издания отошли, новые — ничем пока себя не проявили. На закате своего существования «Сибирские записки» примечательны были, пожалуй, только одним: настойчивой пропагандой «областнической идеи» и сибирской автономии. Не случайно самым активным автором журнала в это время был Г. Потанин.

Ну а главным культурным центром Сибири в 1918 — 1920 годах становится Омск. В эту пору здесь собралось немало видных литераторов и деятелей российской культуры. В том числе и бежавших из Центральной России. Таких, например, как известный прозаик А. Толстой, или поэт-футурист и художник Д. Бурлюк.

Пестрому составу собравшейся в Омске творческой интеллигенции вполне соответствовала противоречивая культурно-литературная жизнь тогдашней сибирской столицы. При этом, однако, не раз предпринимались попытки творческого объединения. Первая — еще в 1918 году, когда Вс. Иванов и А. Сорокин создали в Омске «Цех пролетарских писателей и художников Сибири», просуществовавший, правда, очень недолго. После освобождения от колчаковщины в Омске возникло новое объединение — Художественная секция при сибирском отделении Госиздата (ЛИТО). Создавали ее все тот же неутомимый А. Сорокин, Г. Вяткин, а так же И. Ерошин. ЛИТО проводило литературные вечера, выпускало «Живой литературный альманах» и даже замахнулось на полноценное периодическое издание.

Называлось оно «Искусство». На его титуле значилось: «Журнал искусств, литературы и техники». Литературно-художественные материалы соседствовали здесь со статьями об изобразительном искусстве, детской игрушке, литературно-критическими и театральными обзорами. Наиболее сильным был поэтический раздел, в котором печатались стихи Г. Вяткина, П. Драверта, А. Оленича-Гнененко. Здесь же начинал свой творческий путь Л. Мартынов. Жизнь у этого издания тоже была недолгой. В 1921 — 1922 годах увидело свет всего два номера. Материальные трудности не позволили продолжить издание. Но определенную роль в культурной жизни Омска и Сибири оно сыграло.

Что касается самого ЛИТО, то на его базе в конце 1921 года возникла новая литературная организация — «Омская артель писателей и поэтов». Создана она была прежде всего для работы с молодежью, и основное внимание уделяла историко-литературным и теоретическим занятиям, в частности изучению техники стихосложения.

Однако первая такая «артель» возникла несколько ранее, в июле 1921 года в Новониколаевске. «Николаевская артель писателей и поэтов» выпустила альманах «Арпоэпис» «в пользу голодающих», в котором в числе других молодых авторов принимали участие И. Ерошин и К. Урманов. С этой «артели» началась, по существу, литературная жизнь Новониколаевска-Новосибирска.

Но просуществовали обе «артели» не более года. Новониколаевская тихо и незаметно исчезла, когда поздней осенью 1921 года обозначились контуры «Сибирских огней». А омская преобразовалась в конце 1922 года в Омскую организацию работников науки, культуры, литературы и искусств (ОРНАЛИС), которая ставила своей задачей объединить «всех активных работников на поприще науки, литературы и искусств, стоящих на платформе «Красного Октября»²⁷. Впрочем, и это новообразование продержалось лишь до осени 1923 года.

Король писателей

Литературный Омск первых послереволюционных лет и Гражданской войны трудно представить себе без поэта и прозаика, легендарной фигуры своего времени — Антона Семеновича Сорокина (1884 — 1928).

Вы знаете, что в Омске жил король,

Король писателей — Антон Сорокин,

И пламенно играл он эту роль,

И были помыслы его высоки…

Стихи эти принадлежат Л. Мартынову, но «королем писателей» без излишней скромности А. Сорокин называл себя сам. Личность колоритная и оригинальная, он любил шокировать публику. О его скандальных выступлениях и эксцентрических выходках ходили легенды. Однажды он выдвинул себя на Нобелевскую премию и разослал с экземплярами своей рукописи письма главам многих государств, где просил поддержать его кандидатуру.

На обложке одного из своих печатных изданий А. Сорокин типографским способом начертал: «Людей, ограниченных умом, просят не читать». На последней странице той же книжечки была помещена фотография скульптурного портрета автора с надписью: «Проект памятника Антону Сорокину — сибирскому Киплингу, Джеку Лондону и Метерлинку».

Во всем этом, однако, был не просто эпатаж, стремление обратить внимание на собственную персону любой ценой, а и своя позиция. Называя себя еще и «первым сибирским рекламистом», А. Сорокин был убежден в праве писателя на саморекламу. («Талант должен верить в свои силы и не стыдиться говорить о своем таланте громко и всюду»²⁸).

Но на практике самореклама приносила А. Сорокину больше неприятностей: злую критику его произведений, дурную славу полупомешанного сочинителя у части читателей, да и коллег-литераторов — тоже. Так критик Н. Чужак заявлял: «В лице А. Сорокина… мы имеем человека, несомненно, психически больного…».

А ведь при всем при этом «король сибирских писателей» как человек вовсе не соответствовал напяленной на себя маске литературного шута и эксцентрика. Он и сам в том откровенно признавался: «Я объявил себя гением. Имел ли я на это право — вопрос другой, так как в жизни я — самый скромный человек, не страдающий манией величия»²⁹. Тем не менее, как следует из упомянутого уже стихотворения Л. Мартынова, А. Сорокин был для творческой интеллигенции Омска предреволюционной и революционной поры мощным центром духовного притяжения.

Но, не ценя спокойствия ни в грош,

Антон Сорокин собирал, неистов,

Вокруг себя шальную молодежь —

Мечтателей, фантастов, футуристов…

И действительно, кого только можно было не встретить у Сорокина! У него дома собирались художники, писатели, музыканты, ученые, актеры. Здесь читали свои стихи Л. Мартынов, В. Итин, знакомил публику с первыми рассказами будущий автор знаменитых «Партизанских повестей» Вс. Иванов. И, по его признанию, «люди быстро привязывались к нему, причем люди самого различного склада ума и художественных вкусов… Таких людей, как Антон Сорокин, было в Сибири мало»³⁰.

Только ли необычное поведение являлось источником его магнетизма? Да нет, конечно! Как свидетельствует один из представителей «шальной молодежи» Г. Дружинин, «он развивал в нас вкус к художественному слову, знакомил с образцами высокого искусства». (А надо сказать, с некоторыми его достославными носителями А. Сорокин состоял в эпистолярной связи: он переписывался с Чеховым, Буниным, Андреевым, Арцыбашевым, Комиссаржевской…). Кроме того, он всеми силами помогал обосновавшимся в то время в Омске литераторам и художникам, которые частенько находили у него приют и даже спасение.

Что касается «рекламизма» А. Сорокина, то, кроме стремления заявить о себе, это был еще и своеобразный вызов разлагающемуся на глазах обществу, способ противостоять ему. Ведь очень часто личина свихнувшегося интеллигента А. Сорокину была нужна, чтобы сказать во всеуслышание очень серьезные вещи. В этом легко убедиться, прочитав хотя бы «Манифест Антона Сорокина», в котором он едко высмеивает деградирующее общество, или его знаменитые «Скандалы Колчаку».

Фрагменты этой книги впервые появились в печати в 1928 году, незадолго до смерти ее автора. Сквозным героем ее коротких новелл о жизни сибирской интеллигенции во время колчаковшины является сам А. Сорокин. Но здесь не просто автопортрет, а скорее объединенный трагикомичный тип одинокого интеллигента, который под маской шута, прибегая к эпатажу, ведет свою собственную бескровную борьбу с диктатурой Колчака.

Внешний эксцентризм А. Сорокина долгое время заслонял в нем большого интересного писателя. Очень плодотворного и разнообразного. За свою сравнительно недолгую жизнь он написал около двух тысяч произведений. Ценивший его талант А. Горький, настоятельно рекомендовал издавать книги А. Сорокина. Увы, призывы не были услышаны. Только в 1967 году Западно-Сибирскому книжному издательству удалось осуществить горьковское пожелание — выпустить полновесный сборник рассказов А. Сорокина «Напевы ветра».

Проза А. Сорокина неоднозначна и противоречива, как и ее создатель. В самых ярких и характерных своих произведениях он проявился как писатель с выраженной нравственно-философской направленностью. Возможно, оттого в поэтике и стилистике многих его вещей столь ощутимо воздействие Библии и восточного фольклора.

Если же говорить о литературных влияниях, то поначалу А. Сорокин сильнее всего тяготел к Л. Андрееву с его мрачно-трагической аллегоричностью и раннему А. Горькому с его романтическими легендами-сказками. Не случайно любимая художественная форма А. Сорокина — аллегория, а излюбленный жанр — короткий рассказ, новелла. В архиве писателя хранится множество легенд и притч на сюжеты библейской и восточной мифологии, дидактических рассказов, которые сам автор называл «стилизованными примитивами». А наиболее интересные и значительные среди них те, что развивают одну из главных в его творчестве тем — «киргизскую».

А. Сорокин хорошо знал жизнь и быт казахов (а почти все среднеазиатские народы в царской России назывались одним словом — «кыргызы»), их язык, культуру, фольклор. И это объяснимо, ибо он и родился на казахской земле, в городе Павлодаре, в богатой семье староверов-беспоповцев. Из Павлодара семья переехала в Омск. Здесь, после шести лет обучения, А. Сорокин был исключен из гимназии с «волчьим» билетом за незнание, как писал он сам в автобиографии, молитвы «Отче наш». Сорокин поступил счетоводом в управление железной дороги, где и прослужил много лет.

Крупных вещей у А. Сорокина на «киргизскую» тему нет, но в многочисленных рассказах, сказках, легендах и притчах, очень образных и красочных, он затронул многие социальные и духовные проблемы степного народа. Их героями часто выступают народные певцы, сказители-акыны; в тексты его «киргизских» произведений то и дело врывается народная песня, что, кстати, во многом отразилось и в названиях новелл: «Печальные песни Ачара», «Песня Джеменея», «Не пойте песен своих»… Поражает в «киргизских» рассказах А. Сорокина его способность вживаться в духовный мир чужого народа, умение его глазами видеть глубинный смысл явления.

Другой большой и важной темой в творчестве А. Сорокина стала антивоенная. Она проходит в ряде рассказов писателя. Антивоенным пафосом проникнута и одна из самых крупных вещей А. Сорокина — повесть «Хохот Желтого дьявола», опубликованная как раз в канун Первой мировой войны.

«Это мой шедевр», — говорил о повести автор. (Именно ее А. Сорокин сам выдвигал на соискание Нобелевской премии). Произведение действительно весьма впечатляет. Но нетрудно заметить, на что оно опирается. Кроме Библии, это два известных произведения русской литературы, появившихся несколько раньше сорокинского, — «Красный смех» Л. Андреева и «Город Желтого дьявола» А. Горького.

Как и в названных вещах, в повести А. Сорокина нет сквозного сюжета. Это тоже повесть-памфлет, направленная против войны. А. Сорокин видит в войне планетарный ужас и всеобщее сумасшествие. В художественном плане повесть «Хохот Желтого дьявола» с первых и до последних страниц являет собой громадную разветвленную метафору-перевертыш: автор превращает переносный смысл словосочетания «театр военных действий» в реальное, прямо-таки буквальное явление, чем еще резче высвечивает трагедию войны и еще больше подчеркивает «ее великий ужас».

В то же время А. Сорокин не только изобличает преступления войны, но и показывает ту социальную силу, благодаря которой возникает и развивается «золотолапый микроб» войны. И здесь А. Сорокин явно отталкивается от горьковского Желтого дьявола. Правда, его (Сорокина) «дьявол» — не традиционный золотой телец и угнетающая власть денег, а страшная космическая сила, подчинившая мир злой воле, сила, которая и является главной причиной кровопролитных войн между народами.

Зловещий золотой звон слышен и со страниц рассказов А. Сорокина об искусстве и роли художника в обществе. Звон чаще всего погребальный, ибо смертью или помешательством писателя, художника, актера они обычно заканчиваются. Трагедия художника, по мысли А. Сорокина, заключается в том, что, создавая шедевры, обогащающие души людей, он раздает все, чем владеет, и остается нищим. А. Сорокин хорошо понимал социальный смысл этой трагедии. Он видел, как денежный мешок становится хозяином мысли и вкуса, как начинает диктовать свою волю (очень современна мысль эта и сегодня!).

Есть у А. Сорокина очень поучительный рассказ «Свободное слово». Его герой — писатель — страдает оттого, что никто не публикует им написанное, где он говорит правду, одну только правду. Хозяева газет и журналов требуют лжи. Чтобы заработать на хлеб, герой рассказа начинает сочинять в состоянии опьянения, поскольку вино приглушало голос совести и позволяло ему отступить от правды. Его «пьяные» рассказы начинают охотно печатать. Приходит богатство, слава. Постепенно герой привыкает кривить душой, и ложь из-под его пера выходит даже тогда, когда он трезв. С приходом желанной свободы и исчезновением обстоятельств, заставлявших писателя лгать, душа его оказывается уже настолько растленной, что он уже вообще не в состоянии сказать слова правды.

Удивительно прозорливый рассказ! Многим писателям в разное время пришлось пройти через нечто подобное. И очень немногие сохранили в себе свою правду.

Мотив честности художника перекликается в творчестве А. Сорокина еще с одним — мотивом неоцененного по достоинству таланта, мотивом для самого этого писателя очень личным и больным, ибо он остро ощущал собственную недооцененность. В работе «Записки Врубеля» А. Сорокин создает образ гениального живописца (его, кстати, земляка-омича), которого не признает мещанское общество, от которого отворачивается любимая женщина, и слава к которому приходит уже тогда, когда он попадает в сумасшедший дом. И то, что печальная участь Врубеля, вынужденного «за двадцать пять копеек таскать на толкучку свои картины»³¹, — не исключение, А. Сорокин подтверждает и в ряде других своих публицистических выступлений. Так, с горечью пишет он о страшной судьбе поэта-самородка И. Тачалова. Напоминает А. Сорокин и о жалком существовании в условиях российского капитализма многих отечественных писателей. Вс. Иванова, к примеру, вынужденного три года проработать клоуном в балагане. А. Сорокин очень любил Сибирь, но тем трагичней его вывод: «В Сибири могут развиваться таланты, даже гении, для того, чтобы страдать…»³². Увы, и в этом, как показало время, «король писателей» оказался прозорлив.

Представление об А. Сорокине окажется неполным без уяснения его отношения к революции. Революцию он ждал. Развенчивая в своих произведениях капитализм, он был готов к ней, и ее, революцию, объявившую мир народам, право наций на самоопределение, решительно взявшуюся за уничтожение власти золота (то есть все то, против чего так активно всегда выступал А. Сорокин), поначалу радостно принял. Однако жестокость революционного террора и трагедия начавшейся Гражданской войны развеяли его радужные идиллии, и в одном из рассказов писатель восклицает: «И я, десять лет писавший против капитализма, веривший в торжество социализма, не знаю, какими словами кричать мне!» Во многих рассказах-притчах послереволюционных лет А. Сорокин настойчиво проводит мысль о том, что всякая революция способна заменить лишь одну форму рабства другой. Писателю кажется, что революционный переворот может перевести только к анархии и неуправляемости. С приходом к власти Колчака и оказавшись в центре его жесточайшего режима, А. Сорокин снова меняет взгляд на революцию, поскольку колчаковщина оказалась еще страшнее диктатуры пролетариата.

А. Сорокин советского периода (а это восемь лет его жизни) мало похож на прежнего бурного и эксцентричного «короля писателей», «гения Сибири» и «рекламиста». Теперь он «становится просто писателем Антоном Сорокиным, скромно, в меру своего дарования, участвующим в деле создания новой литературы»³³. А изменился он так потому, что в новых условиях изображать «шута Бенеццо» сделалось бессмысленно, ибо «исчезла литературная конкуренция, и каждое подлинно талантливое слово принималось с благодарностью, если оно выражало близкие народу идеалы»³⁴.

Проще же говоря, А. Сорокин приходит, в конце концов, к идее сознательного служения революции, а тем, кто обвинял его в альянсе с советской властью, он откровенно заявлял: «Писатель должен быть агитатором. И я, Антон Сорокин, продался. Продался… за большую цену, и цена эта — лучшая жизнь для новой страны…»³⁵.

То ли действительно отсутствие конкуренции сказалось, то ли просто загнав себя в прокрустово ложе «сознательного служения революции», но в середине 1920-х годов А. Сорокин фактически перестает быть самим собой. От прежнего, оригинального и яркого художника в последние годы его жизни мало что осталось. Нравственно-философскую направленность в его творчестве потеснила идеологическая тенденциозность, а сам он иной раз напоминал героя своего рассказа «Свободное слово». И только иногда, как неожиданное солнце в редкие просветы свинцовых туч, прорывался к читателям хорошо знакомый, независимый и самобытный А. Сорокин, для которого литература — это в первую очередь средство «сказать то, что хочешь». Именно таким предстает он в своеобразном исповедальном лирическом эссе «Человек, который еще не умер», где писатель итожит жизнь, признаваясь в сокровенных думах и крахе многих своих иллюзий.

Последние свои годы А. Сорокин провел в Москве. Солнце «короля писателей» неудержимо закатывалось…

Но, как говорится: «Король умер и — да здравствует король!» Ничто талантливое не исчезает бесследно. И новые поколения читателей еще сумеют по достоинству оценить неповторимое творчество А. Сорокина.

Примечания

21

¹ Об истории создания «Партизанского гимна» его автор рассказывал в журнале «Красноармеец и краснофлотец» (1934, №21). Достаточно подробно освещена она и в материале А. Маравлева «Судьба автора популярной песни» // «Сибирские огни», 2007, №12.

22

² Клейнборт Л. М. Очерки народной литературы. — Л., 1924, с. 150.

23

³Там же, с. 151.

24

⁴ «Сиб. огни», 1922, №5.

25

⁵ Скиталец С. Г. Автор «Чураевых». — ЦГАЛИ. Ф. 484. Оп. 3. №13.

26

⁶ Сибирского читателя с ней почти через четверть века после смерти автора познакомил журнал «Сибирские огни» (1984, №12).

27

⁷ Омский областной архив. Ф. 318, оп. 1, ед. хр. 567, л.. 231.

28

⁸ А. Сорокин. Таланты Сибири и золото. — Омск, 1917, с. 11.

29

⁹ Цит. по кн. Антон Сорокин. Запах родины. — Омск, 1984, с. 238.

30

¹⁰ Там же, с. 236.

31

¹¹ Таланты Сибири и золото. — Омск, 1917, с. 4.

32

¹² Газета для курящих». 1919, 4 февраля, №1. (Редактором ее единственного номера был А. Сорокин).

33

¹³ Беленький Ефим. Антон Сорокин. // Послесловие к кн. Антон Сорокин. Запах родины. — Омск, 1984, с. 256.

34

¹⁴ Там же.

35

¹⁵ «Сибирские огни», 1928, №4, с. 210.