Ученик

Алексей Викторович Сережкин

Главный герой – обычный школьник, «ботаник». Он прячется от травли одноклассников в своем собственном уютном мирке из книг.Но даже во время летних каникул невозможно отгородиться от внешнего мира, и доведенный до отчаяния подросток вынужден ответить ударом на удар. У него появляется друг по прозвищу Кореец, у которого мальчик учится защищать то, что ему дорого, свои принципы и достоинство. Но неизбежно наступит момент, когда ему придется доказать на деле, что уроки Корейца не прошли даром.

Глава 4

Утром он проснулся под звон будильника, на мгновение подумал, что надо вставать в школу и машинально натянул одеяло повыше и зарылся головой в подушку поглубже. Но потом он вдруг вспомнил все, и жизнь сразу заиграла красками, и сон моментально улетучился. Когда он вскочил с кровати, словно подброшенный пружиной, он уже мысленно был там — рядом с Корейцем, который, как он был убежден, сможет научить его паре хитроумных приемов, которые конечно же позволят ему эффектно расправляться со своими противниками.

Взбудораженный, он выпил чашку чая и, привычно отказавшись от завтрака и не слушая протестов бабушки, помчался, прыгая через две ступеньки, во двор.

Кореец уже сидел на лавочке около подъезда и задумчиво чертил палочкой на земле какие-то окружности и многоугольники. Заметив его появление, он встал, улыбнулся и спросил:

— Ну что, вперед и с песней? Пробежимся немного, — и они побежали трусцой.

— Что посоветуешь — где тут у вас спокойное и тихое место, чтобы можно было позаниматься и никто бы не отвлекал?

С некоторым замешательством и уже немного запыхавшись и перебрав в голове возможные варианты, он нерешительно ответил:

— Думаю, около школы сейчас самое спокойное место. В школьном дворе, — уточнил он после секундной паузы. — Сейчас, я думаю, там пустынно, летом же к школе силой никого не заманишь.

— Ну, что ж, взглянем на твою школу, — пробормотал Кореец, и они продолжили бежать в нужном направлении.

Школьный двор действительно был пустынен, столь ненавистное ему пространство в саду за школой выглядело мирно и спокойно: лавочка, немного покосившийся турник и буйная зелень листвы.

— Ну что, ты научишь меня приемам? — нетерпеливо спросил он, немного отдышавшись, пот начал стекать по его лбу, хотя еще не было жарко.

Кореец, казалось, явно не разделял его энтузиазма.

— Если ты думаешь, что за один день научишься всему, то можешь сразу идти обратно домой и читать свои книжки дальше, — ответил он, подойдя к дереву, и зачем-то поковырял пальцем кору на стволе. Говорил Кореец немного мрачным голосом и выглядел как-то жестко и угрюмо.

— Давай договоримся с тобой сразу, когда мы тренируемся — мы тренируемся. Никакого веселья и игр. Запомни — твердо запомни — одну вещь: просто так научиться чему-либо нельзя.

— Я конечно постараюсь тебе многое объяснить и показать, но добиться результатов ты сможешь только сам. И доказывать что-либо ты должен будешь не мне — не своим друзьям — приятелям, а в первую очередь себе. Именно себя ты должен будешь научиться побеждать.

— Все, что я смогу сделать, — продолжил Кореец, — это просто указать тебе правильную дорогу, путь — на котором ты сделаешь меньше ошибок. Я сам знаю далеко не все, все знать и уметь просто невозможно, но это и не требуется. И это тебе нужно твердо уяснить. Все понял?

Кореец продолжал говорить незнакомым жестким голосом, — и вдруг ему показалось, что Кореец просто не хочет его ничему учить. Ему жалко научить его тем приемам — с помощью которых он разбросал тех хулиганов в школе-интернате — или же он просто не верит в то, что его — такого слабака — вообще можно чему-то научить. Наверное, он просто передумал за ночь — закралась мысль — и ему стало тоскливо и одиноко.

— Сколько обычно человек тебя бьют — двое — трое? — неожиданно спросил Кореец.

— Двое, — ответил он, не поднимая глаз. Двое.

— Нехорошо, — сказал Кореец задумчиво. — Двое на одного, — он хмыкнул.

— Давай, соберись. У тебя получится. Может получиться. Но помни: занятия — это занятия. Никакой расслабухи. Времени у нас мало, а что ты из себя представляешь — еще пока неизвестно. Начинать всегда трудно — и еще. Всегда смотри в глаза. Запомнил? И другу и врагу.

Он поднял глаза и посмотрел на Корейца:

— Запомнил. И я докажу, что что-то из себя представляю, — сказал он твердо, не отводя глаза в сторону.

— Ну вот и отлично, Бро, — произнес Кореец непонятное слово.

— А что такое «Бро»? — переспросил он в замешательстве.

— А это обращение такое. Сокращение от «Бразер» по-английски. Брат значит. Уяснил? Ты какой язык в школе-то учишь?

— Английский, — ответил он, — но училка у нас не очень. Сокращениям всяким не учит, не особо у меня с английским. Пятерки ставят — но…

— Ладно, хватит про пятерки. По физкультуре у тебя тоже видимо, пятерки — раз в отличники выбился.

Он ничего не ответил — сознание того, что его назвали братом произвело на него какой-то странный эффект — он был и рад и горд — и казалось, вели ему сейчас Кореец ударить со всей силы в бетонную стену — он бы сделал это, и доказал бы, что может оправдать доверие. Как много раз в жизни он мечтал, чтобы у него был старший брат, который был бы рядом и мог бы его защитить.

Но брата у него не было.

— Значит так. Уясни себе одну вещь, — сказал Кореец. — Когда ты видишь, что избежать драки не удастся — выбрось из головы свои книги и все остальное. Желательно выбросить из головы вообще все, если получится. У тебя, боюсь, не получится, но стремиться к этому нужно. Не думай ни о хорошем, ни о плохом, постарайся сосредоточиться только на оценке ситуации. Понятно?

— Нет, совсем непонятно, — ответил он. — Что значит оценка ситуации? Что конкретно надо оценивать и как?

— А оценивать нужно вот что. Покажем на примере. Ударь меня кулаком в живот, — Кореец улыбнулся и поднял руки вверх — видимо, для того, чтобы ему проще было попасть в живот, — да не стесняйся, сожми кулак и бей.

Он решил не переспрашивать и действительно попытался выбросить все мысли из головы. Это было очень непохоже на все ситуации, в которых ему доводилось бывать ранее.

До этого всегда у него в ушах стучали молоточки — и что-то липкое копошилось в желудке — сейчас же все казалось каким-то обычным и будничным — и сама мысль о том, что нужно ударить Корейца в живот показалась ему какой-то нелепой. Что в этой ситуации можно было оценить — кроме того, что это все было глупо — он не понял и поэтому, сжав кулак, ударил Корейца в живот.

Ощущения в кулаке были странными — он не решился ударить в полную силу, но все равно ему показалось, что он ударил не в мягкий живот, а во что-то твердое и жесткое — и это ощущение было незнакомым и непривычным. До этого он всегда старался ударить своих обидчиков по лицу — потому что и его всегда били по лицу — по крайней мере сначала, до того, как он падал на землю — и в те редкие моменты, когда ему действительно удавалось попасть, он не ощущал практически ничего.

— Плохо ты оценил ситуацию, — сказал непонятно Кореец и добавил, — показываю на примере.

Что сделал Кореец, он не успел увидеть. Что-то произошло, и он ощутил, что ему нечем дышать. Казалось, что на него упало дерево — или что-то такое же большое и жесткое, как будто его ударили доской или металлическим рельсом — это неуловимо промелькнуло у него в мозгу в тот самый момент, как он оказался на земле. Дышать было по-прежнему нечем, и только спустя показавшиеся вечностью мгновения он смог закашляться и почувствовал, как свежий и удивительно вкусный воздух вновь поступает в легкие. Хорошо, что не позавтракал, — промелькнула и пропала мысль.

— Сейчас и на будущее — не обижайся, — откуда-то издалека до его сознания донесся голос Корейца. Он слышал его, как будто уши у него были заткнуты ватой — слова доносились невнятно и как-то издалека.

— Многое можно объяснить только на примере, так что ты привыкай понемногу.

В голосе Корейца не было издевки, казалось, это действительно был старший брат, и от этой мысли ему стало легче.

— Пока ты не научишься оценивать ситуацию автоматически, машинально, а этого возможно добиться только постоянной практикой — с чем у тебя пока явные проблемы, ты должен оценивать следующее: количество своих противников и их расположение относительно себя, их перемещения и удары — и, одну из самых основных вещей — это вдохи и выдохи.

Ему показалось, что он уже слышал что-то про «вдохи — выдохи», но не смог вспомнить что именно, и поэтому продолжал слушать, каждое слово казалось ему откровением и ключом к решению какой-то очень важной загадки или тайны, что-то типа пиратской карты, указывающей путь к древним сокровищам.

— Любой удар должен достигать своей цели в тот момент, когда твой противник собирается делать вдох. Когда он только что выдохнул — и в его легких осталось совсем немного воздуха. Дышать правильно мало кто умеет, задерживать воздух в себе и соразмерять вдох и выдох с ударами сердца — тоже.

— Ты должен научиться оценивать момент твоего удара таким образом, чтобы наносить его в тот момент, когда ты сам выдыхаешь — и удар должен достигать цели в тот момент, когда противник делает вдох и в его легких совсем мало кислорода.

Это не так сложно — если ты еще до того, как рядом с тобой начнут махать кулаками, сможешь установить ритм дыхания таким образом, чтобы твой выдох приходился на чужой вдох — половина дела сделана. Но, конечно, если противников несколько — тебе будет посложней. Но, — запомни, — это все важно до тех пор, пока мы говорим о самом первом ударе — потом все меняется.

— Что именно меняется? — спросил он, чувствуя, что мало что понимает из слов Корейца.

Тот улыбнулся. — Ну-ка, расскажи мне, как обычно происходят у вас побоища, посвященные контрольным по математике? Кореец огляделся по сторонам.

— Я так понимаю, это все тут и происходит?

Он смутился. Он почувствовал, как у него покраснели уши и щеки — и понял, что не сможет выдавить из себя ни одного слова. Но ему и не пришлось ничего говорить, потому что Кореец продолжал:

— Возьмем тех ребят, «велосипедистов». — Ну, которые хотели отнять у тебя рубль. Что ты сделал?

— Что? — переспросил он в замешательстве.

— Ударил первым. В той ситуации это было абсолютно правильным решением. Ты даже попал ему в физиономию, чем знаешь ли сильно его удивил, но потом? Что ты сделал потом? Ничего. Ты просто стоял и ждал. Ты что, думал, что он повалится на землю от боли, и восхищенные зрители захлопают в ладоши? И что его дружки с перепугу разбегутся?

— Нет, — буркнул он. — Ничего я не ждал. Я не знал, что делать дальше.

— Верно. Ты просто не знал, что делать дальше. И я подозреваю, что та же картина наблюдается и в вашем школьном дворе. Ты ударил, тебя ударили. Примерно раз в пять минут. Так или не так?

— Так, — ответил он. Он не отводил глаз от Корейца и слушал, что тот говорит ему и почему-то свое поведение — которым он так гордился: дать сдачи и ощутить, что никто не может тебя безнаказанно бить — начинало казаться ему глупым. Он понимал, что что-то делал неправильно раньше, и жадно слушал каждое слово. Он знал, что не забудет ничего из сказанного — и сможет прокрутить в памяти снова и снова еще не один раз.

— Запомни главную и основную вещь, — сказал Кореец, — возможно, кто-нибудь скажет или подумает, что это не главное и не основное, боксер какой-нибудь, — в его голосе проскользнули нотки пренебрежительности, а возможно их там и не было — и ему просто показалось, — но меня так учили и именно поэтому заруби это себе на носу.

Он затаил дыхание и старался не пропустить не слова, он перестал слышать чирикание воробьев и бибикание машин на улице неподалеку и в какой-то момент даже пожалел, что не может все записать на бумагу — «вот ботаник» — подумал он про себя с досадой и весь обратился в слух, чтобы не пропустить эту самую «главную и основную» вещь.