Собрание разных зарисовок и сочинений. Том 1

Алексей Брайдербик

Неизвестный, но милый моему сердцу читатель. Ты открыл книгу, которая состоит из разных рассказов и миниатюр. Все они повествуют о душе и природе, о человеке и животных. Меня терзают разные душевные демоны, и поэтому истории, представленные на страницах, – это способ задушить их.

Я — лис-оборотень

Опять, опять какое-то нелепое или не нелепое, сам запутался — и вовек не распутать, но не особо ожидаемое — это же не повышение по службе и не презент, это их ждешь, так что от нетерпения ногти все сгрызаешь, — превращение! Это уже понемногу, капля за каплей или, если нажать на кнопку «оригинальность» (вот так — раз и все, нажал), песчинка за песчинкой начинает раздражать. Вон как двигаются мои мощные челюсти: туда-сюда, туда-сюда. Главное — не увлечься, не то и до вывиха, как говорится, рукой подать. Жуть. А зубы? Ох, уж эти зубы, резцы, клыки и прочие стоматологические названия, которых я не знаю, потому что образование у меня не в этой сфере, но полагаю, перечисление не ошибочное. Одинокая мать моя женщина, ибо я без твердого мужского плеча рос, сколько же костей мои челюсти в пыль перемололи. Не в пыль, неправильно сказал, скорее так: сколько костей я в мелкое крошево перемолол. Да, теперь в этом видна логика, иначе как это представить? Каким зубам перемолоть в пыль кости… внимание, внимание, каламбур спешит родиться: по зубам? Предложите кто-нибудь или напишите, это же рукописный рассказ, так что дайте более совершенную альтернативу. Предложения — милости прошу! Хотя нет, милости пока не прошу, и не потому, что передумал, причина куда серьезнее и значительнее: логика — последнее, что должно бы беспокоить в моем состоянии. Мысли о зубах тоже — это без обсуждения. Похоже — уж от кого предательства не ожидал, так это от своих сомнений, мне необходим глоток надежды, — вокруг моего состояния теперь выстраиваются все мои мысли. Нарушить бы стройный их ряд, я против саботажа, но сейчас не тот случай, чтобы не писать о нем. Кстати, все бывает кстати!

Я успешно — такого успеха и врагу не пожелаешь, а может быть, наоборот, пожелаешь, все зависит от того, до какой крайности довел, — если, конечно, можно так выразиться, да сказать можно как угодно, тут даже и не знаешь, что исключать — превратился под действием неких неосознанных сил в лиса. Эй, силы, какую табличку для вас подготовить — со словами «злые и непознанные» или «хорошие и естественные»? Я в замешательстве, от которого у меня голова кругом идет и хвост словно с цепи сорвался. Он мог бы отрасти без зуда ниже спины, а то я на плохую гигиену чуть было не стал грешить, но обошлось. А на все прочее удачи не хватило, что ли? Вон как хвост дергается, будто его током ударили. Спокойнее, милый — это я хвосту, а не тем, кто будет это читать, те сами найдут, чем расшалившиеся нервы унять, — спокойнее. Не понимает и не слышит — ну да, не слышит, и на чудесное изменение ситуации не стоит надеяться. Хвост не голова, на нем уши не вырастут как грибы после дождя, или правильнее сказать, точно плесень от влажности — у нее шансов распространиться немного больше, чем у грибов. Взмах хвостом, еще взмах, еще и еще, хорошо. Теперь хвост спокойно висит, и с уговорами покончено! Когда со мной случилось… хм, то, что… Не знаю, слова правды складываются хуже, чем прочие мелкие сочетания букв, видимо, и сами боятся. Смелее, смелее будь, твержу я мысленно, как какое-то заклинание, которое должно быть спасительным, а на деле — с голубиный нос спасения или меньше — черт! Все произошло… эх, ох, и ах, и прочие парные буквы… глубокой ночью: два часа ночи — это же глубокая ночь считается. Я не человек-сова и по ночам не бодрствую. Или в силу своего возраста — мне… напишу так: сначала цифра четыре, потом единица, в целом число мне не нравится, потому и указал его так, как указал — по частям — я стал брюзгой, а на самом деле это время, по правде сказать, совсем детское.

Когда это началось? Когда абсолютно круглая темно-фиолетовая луна — почему-то не темно-алого или темно-красного цвета, с другой стороны, и хорошо: я не выношу вида крови и цвета крови; предупреждаю, про фиолетовый цвет я уже сказал — появилась из-за облаков. Очень жаль, что у самого руки неспособны нарисовать ровный круг. Да и как я могу своими милыми лапками («милыми» — чтобы скрасить свое положение) что-нибудь нарисовать, и не только ими. Лапки хороши, чтобы восторгаться ими, а вот для работы — хуже не придумаешь. Или придумаешь, но потом, не сейчас же ум напрягать. Какое напряжение! Думаю, дело в моей координации — это продолжение мысли о рисовании ровных кругов. Прежде, насколько возможно упомнить, когда бы ни видел луну, а это бывало часто, ее диск ни разу не был настолько идеально круглым. Я не приукрашиваю — преувеличениями не займешь себя, пока ничего не происходит. Но может быть, все проще, чем кажется или может показаться. Кто-то поймет и разберет и это. Я же на самом деле никогда не обращал на луну внимания: ну луна и луна, да — круглая, да — ее контур как будто обвели по крышке, скажем, от банки. Для образа любая крышка не подошла бы — только такая, которой банки закрывают. В целом каков итог?

Все, добавлю «абсолютно», и, как это ни странно, возможно, и мысль с крышкой тоже в топку. Пока не стоит спешить со всех ног и хоть на горячую, хоть на холодную голову бросать в топку — из них материал для растопки хуже некуда. Даже если критическое мышление убеждает: сожги глупость, ума не прибавится от нее, и лишнего не думай — все равно уши нужно кусками ваты заткнуть. Впрочем, с ушами я не прав, в уме голос звучит — так что же, и ум ватой заткнуть?

Едва лунный свет — очень яркий, причем настолько, что под ним можно было налоговую декларацию заполнять, я тем сначала и занимался, видно было каждую букву; можно было даже ради шутки и солнцезащитные очки надеть, ничего себе небесная лампочка — коснулся меня, как я мгновенно почувствовал боль.

Здесь надо угадывать, что это была за боль, или можно сам процесс этого пропустить (надеюсь на это так, что руки в кулачки держу)? Было бы лучше, конечно, хотя и не факт, что это будет работать на пользу истории, и все же попробую положить лисий хвост на угадывание. Боль была не такой острой и пронизывающей, что можно было лишиться любых чувств и сознания тоже — чувство хорошо и сознание не последнюю роль играет, если не первую, но это вопрос медицины, — но и не до того незначительной, чтобы не стоила упоминания. Боль… так себе… какая-то ай — не ай… вытерпеть, не вскрикнув, вполне по силам и по возможностям. Интересно, что же делать человеку, у которого планка переносимости боли ниже всякого плинтуса? Плинтус не грубое слово? Моя боль напоминала желудочный спазм, я даже за живот схватился и стал поглаживать, тереть — но не сильно, не все движения полезны, некоторые боль не унимают, я же именно на это рассчитывал, зачем мне еще и гладить до боли. Все понапрасну, и действия мои, понятно, не панацея, боль не утихала. Где, ну где, я спрашиваю, способ унять ее? Что ее вообще может унять? К слову о спазмах в животе — чем не причина до конца своих дней запомнить правило: мытые продукты — хорошие продукты! Если надо вымыть еду — значит, вымой, не поленись.

Я упал, так как моя координация предательски оставила меня… Дописал бы: показала на прощание средний палец. Так и сделаю, потому что по всем ощущениям никак иначе не получается… На мягкий и пушистый ковер. Он мне когда-то в копеечку влетел, но его мягкость окупает любые «копейки». Хорошо, что я упал не на голый твердый паркет, лишние травмы для моих коленей не тот подарок на всю жизнь, о котором я мечтал. Я не слабый человек, но разве травма — любая травма, не будем сортировать — это то, что закаляет? Нет? Вот и я так думаю!

Короче говоря, я ощутил каждой распадавшейся клеткой тела — возможно, ощущение я описал неправильно, но мне почему-то именно так показалось тогда — и, наверное, душой тоже, тело и душа вроде как в одной связке, потому и ощущения общие, — как претерпеваю основательные, а почему-то не точечные изменения. Вот-вот, это «почему-то» пришлось поместить в предложение. Мое лицо, да и прочие части тела, но начать с лица мне важнее, тем более что лицом я чаще свечу, так что… мое лицо, благодаря которому я пробился в модельный бизнес, сильно вытянулось. Природа поиграла с моей генетикой на славу, хотя я слышал, но не обращал внимания, делать мне больше нечего, не такую формулировку, а что-то вроде: «выиграл в генетическую лотерею». Наверное, слушать надо было лучше, кажется, фраза звучала не так. Жаль, в следующей жизни моя победа обесценится. Я верю в реинкарнацию, не спешите высмеивать меня, а лучше нигде и ни с чем не спешите, хотя если распирает, то, разумеется, какие могут быть ожидания. Да для меня все пути на любые парфюмерные баннеры и на обложки любых косметических каталогов были до сих пор открыты. А что теперь? Вероятно, с лицом будут затруднения, и мелочью такие изменения уже не сочтешь — духу не хватит! Мне что теперь, своей лисьей мордой корм для лис рекламировать? Ну да, для лис, у других покупателей он вряд ли будет востребован — хоть с рекламой, хоть без нее, только с лисами я и буду иметь дело. И еще вопрос с позиции финансового интереса — опять корысть? — всегда она и только она: хотелось бы знать, чтобы не ходить и кровно заработанные копейки или тысячи не выбивать с боем и криком, иногда покричать и побороться приходится, оплата была бы по двойному тарифу или нет? Лучше — да, да! Пропитание не отменишь за ненадобностью, а оно постоянно надобно. Но лучше по тройному тарифу и с какими-нибудь поощрениями (надеюсь, это не жирно?) — брать от жизни надо все, даже если жизнь предлагает всего-то ржавый пятак, вроде «бери, не отворачивая морды, мои подачки».

Уши заострились еще сильнее? Они и без того были у меня всегда такие, что любой эльф позавидовал бы, заостренные. Если, конечно, у эльфов существует такой предмет зависти. Кто их знает, что у них есть, чего нет. Что это я о мифических существах завел разговор, лучше продолжу разговор о лисах, тем более чего уж тут останавливаться — только полный вперед! А это что? Вот неожиданный побочный эффект — кисточки, да не те, которыми краской или белилами стены красят — вообще не про малярные работы речь. А об аккуратных — будто стилист поработал — пучках черных волос на кончиках ушей. Прелесть!

Когти и клыки: когти когтями, они из пальцев выросли. Насмарку пошел дорогой маникюр — да, мужчины в вопросе красоты ногтей не отстают от женщин, — и больше ничего не скажешь. Зато без боли обошлось, так, покалывание, почесывание, хотя чем чесать-то их, пальцами другой руки? Так это же моя другая рука — родная, с ней тоже творится черт знает что! Вернее, я знаю что, но незачем писать то же самое. А вот о клыках могу сказать двумя способами: либо прочитать то, что написал в самом начале — это развязало бы мне руки, поскольку все уже написано. Либо — это уже второй вариант: попросить зоолога. Знаю, не в каждой семье есть такой, но и не каждый в лисиц превращается — не удержался от возражения, каюсь. Попросить его показать клыки лисиц на картинках, как они выглядят. Зрелище, явленное миру во всех цветах и оттенках кошмарности, не для слабонервных и впечатлительных людей. Слабонервные, не смотрите, прошу вас, лучше оцените какой-нибудь натюрморт, или к чему ваша душа обычно прикипает, какую-нибудь приятную картину. Вы же вряд ли согласитесь по ночам вскакивать от собственного крика. Так и соседей потревожить недолго. А кому разборки с соседями принесут благо, да и сна потом ни в одном глазу. Надо ли вам это?

Я весь от кончика носа, который уже не был похож на человеческий, даже надежды не осталось на то, что не все человеческое потеряно для меня, и до задних лап — ноги, родные, что с вами стало? — покрылся плотной рыжей шерстью. Волосы, что с вами стало? Впрочем, и так ясно. Или я перепутал цвет ржавчины и рыжий цвет — и как же не перепутать, это же не черный и белый, нет здесь сильного контраста, отсюда и путаница? Как бы там ни было — прощай, человечность, вернее, человеческий облик. Впрочем, и человечность тоже: как мне теперь носить обувь, а я ее большой поклонник. Босым ходить — нет, лучше сломать себе ноги. С горем пополам? В принципе, остается согласиться: чуть горя там, щепотка радости тут! Мысль о пляже и открытой обуви, которую я очень люблю, очевидно, придется пересмотреть, переработать и в целом много чего еще сделать с ней, и я полагаю, вернее, уже твердо знаю: не в свою пользу или пользу чего-то хорошего для меня. Но моя шерсть такая мягкая и пушистая. Не обошлось без того, чтобы признать: какую-то пользу все же можно извлечь из моей трансформации: уж чего-чего, а найти хоть маленький плюс я не рассчитывал. В целом из-за всего, и того, и этого, пора назвать себя «господином пушком» или как-нибудь еще, но обязательно это название должно быть милым и добрым, чтобы так или иначе подчеркнуть собственную пушистость. А ведь я не пользовался кондиционером или специальным гелем для душа, хотя и без ума от них, у меня вся полка в ванной ими заставлена, причем все исключительно одной марки. Я даже не вспомню о шампуне со смягчающим эффектом, от которого волосы на голове становились мягкими. Или, как этого требует контекст, а не сам я, мои требования вообще из другого ряда, и уж понятно, что не волосы меня волнуют — на всем теле.

Теперь я — лис. Силы! Я сгораю от желания (не по шерсти, хотя я очень хотел так сказать, но потом поправил себя, там нервных окончаний нет, вот кожа — да, ох и богата же она ими; в общем, ошибки не получилось, но проверить стоит) узнать: вы еще со мной? Я разом вскочил на все четыре гибкие крепкие лапы. Здесь есть чему удивиться: прежде мне не была свойственна звериная ловкость, я имею в виду человеческое состояние. Лучше тело, слово «состояние» режет мой авторский и читательский слух. И глаз. С другой стороны, все закономерно, я же не был прежде лисом, к чему бессмысленная демагогия?

Вопрос не для камеры… хотя какая камера, оператором я не устраивался пока работать: пахнет чем-то плохим. Понимаю: ум повредился, оттого камера почудилась. Ладно, вторая попытка: не для бумаги — вновь глупость. Надо заканчивать плодить глупости, не то так и до психиатра недалеко. Кто, кроме него, сможет помочь? Не обойтись? Обойтись! Не для рассказа… о, правило «Бог любит троицу», спасибо, что ты есть, в общем, вопрос: что способно сломать мои лапы? А поднялся я, не пошатываясь, как сломленный старостью, — но тут все еще впереди, никому на роду не написано жить вечно; и не как подкошенный болезнью и усталостью. Прямо не рассказ, а сборник бедствий жизни, как бы депрессию не накликать, они еще как накладывают свой отпечаток — потом поди избавься от него.

Окно в моей комнате открыто, и я могу беспрепятственно убежать.