Седьмого в тринадцать

Алексей Борисов, 2021

В 1919 году Россия могла пойти другим путем. Каким был бы ее облик в случае краха большевистского эксперимента? Как повели бы себя вожди "белого" движения? Кем стали бы друг для друга вчерашние соратники и союзники?.. Автор отвечает на эти вопросы в жанре захватывающего детектива. Его герои бросят вызов новым заговорщикам, которые ради власти готовы рискнуть судьбой израненной страны. «Седьмого в тринадцать» – книга, над которой не доведется скучать. Здесь нашлось место тайнам, интригам, политическим страстям и простым человеческим чувствам. У многих действующих лиц есть реальные прототипы. И да, настоящая история всегда альтернативна! Повесть вошла в лонг-лист премии "Русский детектив" сезона-2022.

Глава вторая

Полчетвертого на Патриарших

Обратно из Кремля ехали в полной тишине. Ушаков мысленно перебирал услышанное и увиденное на совещании, будучи уверен, что тем же заняты Зыков с Николаевым. Информация, которой с ними любезно поделился Особый отдел (и штабс-капитан это чувствовал), крепко задела шефа военной контрразведки.

Любящий азартные игры капитан Грибков, конечно, должен был обратиться в родное ведомство с рассказом о вербовке, но почему-то подался в государственную охрану. Точнее, не почему-то, а по совету сослуживца, которому он доверился. Сослуживец, в отличие от него, охранял Министерство внутренних дел, его-то и осенила столь плодотворная идея. Ну а дальше дело закрутилось само собой…

Впрочем, это событие было не самым досадным во всей истории. Зыкова откровенно уязвило то, что Особый отдел не поторопился привлечь к расследованию контрразведку. Как витиевато выразился Рудов, ввиду возможной чрезвычайной важности было решено предельно сузить круг посвященных лиц.

— А сейчас вы уже ничего не опасаетесь? — язвительно осведомился Зыков.

Вместо непрошибаемого, как стена, Рудова ему ответил сам Бабушкин.

— Николай Петрович, полноте. Это всё-таки вопрос государственной безопасности, если речь действительно идет о некоем заговоре.

— Вы сами-то верите в существование заговора, Василий Александрович? — парировал военный.

Бабушкин только вздохнул.

— Верить или не верить я не вправе. Но проверить такую версию обязан.

— Вы уж меня простите, но мы собираемся палить из пушки не то, что по воробьям, а по мухам, — развил свою мысль Зыков. — Всерьез подозревать наш офицерский корпус в каких-то тайных намерениях после полной победы над красными… Ладно, какова тогда цель вашего подпольного общества?

— Это нам и предстоит выяснить, если оно есть.

— Опыт подсказывает мне, что мы уклоняемся от решения главной задачи — обеспечения охраны Всероссийского совещания. Вы в курсе, что адмирал придает ему огромное значение, — заключил контрразведчик.

— Конечно, я в курсе. Мне каждый день приносят сводки о состоянии общественного мнения. Накаляется атмосфера, да-с. Чем ближе к выборам, тем непримиримее стороны. Порой кажется, что и война-то не закончилась, — посетовал Бабушкин.

— Мало того, у нас и подполье не дремлет, — заметил Зыков. — Горком большевиков мы общими усилиями прилично потрепали в новогоднюю ночь, но не добили. Теперь, чем ближе к весне, тем выше эсеры поднимают голову. Здесь я ожидаю особенного подвоха. Александр Васильевич, кстати, тоже.

— Знаю, знаю. Верховный правитель эту публику ох как не любит, — покивал генерал. — Ладно, господа, с Божьей помощью приступим.

Итогом совещания в Сенате стало решение провести сегодня совместную операцию. Для нее в принципе всё было готово. Патриотически настроенный Грибков получил от Особого отдела ложную схему постов и кабинетов Военного министерства. На отдельном листке своей рукой, под диктовку сотрудника госохраны, он начертал время смены караулов Алексеевского полка — тоже, разумеется, вымышленное. Обе бумаги были помещены в почтовый конверт без адреса и марок.

Как было условлено с человеком из тайной монархической организации, в половине четвертого капитану Грибкову следовало, не спеша, прогуливаться вокруг Патриаршего пруда. Его соперник по преферансу обещал появиться лично, принять пакет и сей же час вернуть офицеру пехоты злосчастную долговую расписку. Генерал-майор Бабушкин предложил своим коллегам из контрразведки подключиться к наблюдению за неизвестным.

Кто он такой и откуда взялся, заранее выяснить не удалось. Ни один из завсегдатаев ресторана в «Дрездене» знаком с преферансистом не был. Естественно, сыщики Особого отдела аккуратно опросили всех, кого могли, и составили довольно подробный словесный портрет человека. К сожалению, это не помогло продвинуться в расследовании. Филерам столичной полиции лицо с такими приметами было не знакомо. Обратиться же к архивам не было совсем никакой возможности ввиду отсутствия таковых. Старую полицейскую картотеку восставший народ сжег еще в марте семнадцатого, а сотрудники ЧК, в спешке покидая город, тем не менее, успели уничтожить либо прихватить с собой свои досье.

В помощь Особому отделу для экстренной операции на Патриарших полковник Зыков выделил пару агентов наружного наблюдения (прочие, по его словам, были крайне заняты в других местах Москвы) и направил для координации усилий Николаева с Ушаковым. Никого других он не стал привлекать к делу, дабы не расширять круг посвященных.

— Ваши вещи пусть побудут в отделе, отсюда их никто не утащит, — пошутил Николаев.

Ушаков не возражал. Накануне выезда он поел консервированной тушенки, заварил и выпил крепкого чая с сахаром.

— К бою готов! — объявил новый офицер для поручений.

Прихлебывая горячий напиток, штабс-капитан успел пробежаться глазами по газетным полосам. «Речь» львиную долю своего объема уделяла кампании по выборам в Учредительное собрание и грядущему Всероссийскому политическому совещанию. Обозреватель, в качестве псевдонима использовавший инициалы «М.Ф.», писал:

«Вне всякого сомнения, наш Верховный правитель, собирая Всероссийское совещание, проводит своего рода генеральную репетицию Учредительного собрания. Конечно, состав высшего органа, призванного определить форму государственного правления и дать России конституцию, будет иным. Но, тем не менее, по преобладающему настрою делегатов с мест можно будет приблизительно понять, в каком направлении пойдут «отцы-основатели» будущего строя.

В любом случае жизненно важно, чтобы подлинная демократия в России покоилась на твердых началах законности, учитывающих сложившиеся традиции. Без гарантированных прав собственности, свободы собраний и печати, без правительства, ответственного перед парламентом, не будет надлежащей почвы для успешного развития и преодоления страшных последствий братоубийственной войны. Мы верим, что наши герои-добровольцы, отважные казаки и все истинные патриоты земли Русской не напрасно проливали свою кровь на полях сражений!

Да будет так! Да взойдет заря свободы над измученной Россией! Она заслужила этого».

— Я слышал, адмирал и кадетов недолюбливает, — как бы между прочим сказал Николаев, проверяя свой «Смит-и-Вессон».

— Кадеты разные у нас. Пепеляев⁵, например, у Верховного правителя в фаворе: министр внутренних дел. И еще есть люди в правительстве из этой партии, — ответил Ушаков.

— Вы в Омске успели потереться рядом с высшей властью, так что ориентируетесь в ее хитросплетениях, — подполковник загнал револьвер обратно в кобуру.

— Может, и ориентируюсь, но похуже, чем в своем чемодане, — отшутился Ушаков. — А вообще, Верховный правитель — человек непартийный. Тут наши с ним позиции, наверное, полностью совпадают.

— Что там о проливах пишут? — сменил тему Николаев. — Мы ведь за них воевали.

Ушаков перевернул газетную страницу.

— Мальчишка-газетчик кричал об этом, а информации по существу кот наплакал. Больше пишут про наши отношения с Польшей. Поляки не отводят войска на «линию Керзона»⁶, у них вся Галиция, Минск, Борисов, Бобруйск… Наш министр иностранных дел ведет переговоры, Антанта предложила посредничество. О проливах, как я понимаю, мы разговор завели, просто чтобы поднажать на союзников.

— Я тоже думаю, что проливов нам не получить, — трезво оценил ситуацию Николаев. — Не для того в Босфоре стоит внушительная британская эскадра, хотя официально ее держат для моральной поддержки султана.

— До нас в Сибири долетали слухи, будто кое-кто из видных большевиков сбежал в Турцию. Знаете что-нибудь об этом?

— По неподтвержденным данным, у турок объявились Орджоникидзе и Киров. Но не у султана. Якобы их пригрел Кемаль-паша⁷, а эти деятели явились к нему не с пустыми руками. Другую гражданскую войну будут раздувать, видимо, — сказал подполковник.

Тут раздался телефонный звонок, и дежурный офицер сообщил, что за Николаевым и Ушаковым прибыли из Особого отдела.

На Патриарших прудах после обеда во вторник было немноголюдно. Вообще, пережив два года владычества большевиков, Москва на удивление быстро приходила в себя, но здесь, где в любое время года любили отдыхать москвичи, именно сейчас происходила своего рода пересмена. Мамы, бабушки и няни, гулявшие с детьми, как раз увели своих подопечных для еды и отдыха, а для тех, кто так или иначе где-нибудь трудился, час прогулок пока не наступил.

Таинственный преферансист-монархист, похоже, учел данное обстоятельство. Исходя из этого, были предприняты максимальные меры предосторожности. За капитаном Грибковым на месте предполагаемой встречи как бы невзначай наблюдал только дворник возле дома № 32 по Малой Бронной, старательно убиравший снег. Ушаков и Николаев находились по другую сторону замерзшего водоема, на втором этаже небольшого дома, расположенного по Малому Патриаршему переулку.

Жильцов квартиры, выходившей окнами на пруд, деликатно попросили оказать помощь государственной охране, а пока охрана будет решать свои проблемы, никуда не отлучаться без ее ведома. Дополнительное и немаловажное преимущество наблюдателям давали британские армейские восьмикратные бинокли.

— Удивительно нагло они действуют, — тихонько произнес Ушаков, примостившись на подоконнике. — Наплели этому капитану с три короба про Отечество в опасности, про какое-то восстание красных, которое якобы вот-вот начнется. Мол, враг свил гнездо прямо под носом у военного министра.

— Да-да, — кивнул в ответ Николаев. — Это притом, что Михаил Константинович Дитерихс — сам монархист, каких еще поискать.

— Возможно, расчет был на то, что алексеевцы заступили охранять наше здание только неделю назад, а в Московском походе состояли в корпусе Кутепова⁸, — высказал версию штабс-капитан. — Грибков не придворный гвардеец, он обычный служака. Не успел освоиться в новой обстановке, может не знать, кто есть кто.

— Значит, вы в тайное общество не верите, как и шеф?

Ушаков подкрутил настройку бинокля.

— Пожалуй, воздержусь от оценок.

Тем временем капитан 1-го Алексеевского пехотного полка исполнительно зашел на второй круг. Часы старшего агента Епифанова, который устроился рядом с обоими офицерами контрразведки, уже показывали без двадцати четыре.

— Не явится?

На мысль Николаева, высказанную вслух, никто не успел ответить. Со стороны Малого Козихинского переулка на аллею перед прудами ступил одинокий мужчина в коротком сером пальто в мелкую клетку и черной барашковой шапке. Он передвигался уверенной походкой, не торопясь, и, судя по его движениям и осанке, был вполне физически крепок и ловок. Воротник пальто мужчина поднял максимально высоко, и с наблюдательного поста даже в бинокль никак не получалось хорошенько разобрать черты его лица.

— Бывалый, кажется, — заметил Николаев.

Грибков, не меняя темпа, шагал навстречу неизвестному. На глаз, их разделяло метров двадцать пять или чуть больше. По всем четырем сторонам пруда гуляло или направлялось по своим надобностям человек десять, не более, включая обоих конспираторов.

Случай с карточным проигрышем обернулся такими последствиями, что Владимир Богданович Грибков от стыда готов был сквозь землю провалиться. Майор Савельев из 2-го батальона, к которому он обратился за советом, специально направил его в Особый отдел госохраны, чтобы не позориться перед своей, военной контрразведкой. Но грязная история всё равно дошла до нее, и теперь уже ничего нельзя было изменить.

Почему он не отверг предложение этого Юрия Евгеньевича, против которого сел тогда играть в «Дрездене»? Во-первых, чего греха таить, был сильно пьян. Именно в тот раз спиртное почему-то оказало на него тормозящее воздействие. Во-вторых, Юрий Евгеньевич был крайне учтив и обходителен: пригласил выйти покурить, когда обнаружилось, что Грибков не сможет немедленно рассчитаться с ним, убеждал не волноваться. В-третьих, этот пронырливый чёрт прозрачно намекнул на свои связи с сильными мира сего, которые, дескать, вовлечены в тайное общество.

Если же совсем честно, то боевой капитан, участник еще Второго кубанского похода⁹, в ту минуту попросту растерялся. Быть под огнем неприятеля, вести за собой роту, не кланяясь пулям, было для него не в диковинку. А вот играть в мутные шпионские игры, да еще когда в голове гудит, как при артиллерийской канонаде…

В Особом отделе вроде бы вошли в его положение. Задача, как ее сформулировали там, представлялась легкой. Повстречаться с монархистом, не привлекая постороннего внимания, обменять конверт на расписку и сразу отбыть обратно в казарму. Всё остальное, как уверяли его сыщики, они сделают сами.

Лихого преферансиста Грибков узнал метров за двадцать. Тот прикрывал уши и щеки воротом пальто, обе руки прятал в карманах. «Замерз. В окопах не сидел, наверное», — подумал капитан.

— Здравствуйте, Владимир Богданович, — вежливо сказал мастер карточного боя, когда дистанция между ними сократилась до двух метров.

— Здравия желаю, — Грибков постарался придать своему голосу некое радушие.

— Принесли то, что обещали?

— А вы?

— За меня не беспокойтесь, пожалуйста, — дал понять преферансист.

— Покажите, — хрипло потребовал Грибков.

— Простите, но только после вас.

Повисла пауза.

«Ах ты, хлыщ салонный. Тайное общество у него. В революцию опять играете? Мало вам февраля!» — капитан, чьи предки были крепостными в Нижегородской губернии, внезапно закипел ненавистью к зажравшейся аристократии. Какое-то темное чувство поднялось в нем, человеке в целом незлобивом и законопослушном, для которого служба была образом жизни, а карты… что ж, карты оставались единственной мелкой слабостью.

— Что он делает, наш капитан, а? Нет, ну что он делает?!

Подполковник Николаев отнял бинокль от глаз и повернулся к Ушакову.

— Не понимаю…

Старший агент Епифанов среагировал живо.

— Господа офицеры, попрошу за мной.

План, утвержденный в Особом отделе, явно рушился. Грибков и неизвестный в пальто с поднятым воротником проговорили в общей сложности минуты полторы. При этом капитан и не подумал достать конверт, а его собеседник по-прежнему держал в карманах кисти рук. То, что произошло потом, едва не ввергло всех в ступор.

Оба, Грибков и предполагаемый заговорщик, прекратили беседу и вместе двинулись в сторону Малого Козихинского. Теперь, действительно, надо было спешить. Жандармский опыт заранее подсказал сотрудникам государственной охраны хотя бы вчерне предусмотреть разные варианты развития событий.

Конечно, к операции были привлечены не только «дворник» с Епифановым. В улицах и переулках, выходивших на Патриаршие пруды, дежурило еще по паре агентов в штатском, а около наблюдательного пункта стоял экипаж на санном ходу, с плотным кожаным верхом, который полностью скрывал седоков. Извозчики от Особого отдела также ожидали команды чуть дальше на Малой Бронной и в Большом Патриаршем переулке.

— В Козихинском есть наши, — бросил Епифанов, когда он и контрразведчики бежали к санному экипажу.

— Повторите, что вы сказали, — попросил Юрий Евгеньевич.

— Я вам ничего не отдам, пока вы меня не познакомите с вашим начальником, — внятно, почти по слогам повторил Грибков.

«Что у него в карманах? Нож? Револьверы? Будет стрелять прямо здесь? Это вряд ли. Скручу его, если кинется, — жилистый, владеющий приемами рукопашного боя, капитан был уверен в себе. — Скручу, а охрана пусть разбирается».

— Хорошо. Следуйте за мной, — неожиданно мирно ответил преферансист.

Словно никого и ничего не опасаясь, он направился в переулок, будучи на полшага впереди капитана. Такая покладистость изрядно удивила Грибкова. В самом деле, а что дальше? Брать этого деятеля и сдавать сыщикам? Его так и подмывало оглянуться вокруг, проверить, идут ли за ними переодетые агенты, но он твердо помнил наставление охранников: не делать этого ни в коем случае.

В Малом Козихинском, у третьего дома по правой стороне, если считать от Патриарших прудов, тихо стоял извозчик с крытыми санями. Ближайшие прохожие были от него метрах в тридцати впереди, за перекрестком.

— Садитесь, — Юрий Евгеньевич сделал приглашающий жест.

Его гладкое лицо с острым, как у лисы, носом, по-прежнему не выражало ни тревоги, ни удивления.

— Вы первый.

Член тайного общества без возражений отодвинул полог и полез внутрь. Извозчик на козлах даже не шелохнулся.

— Давайте же, — изнутри позвал Юрий Евгеньевич.

Капитан почувствовал себя довольно глупо. Он чуть было не пожалел, что самовольно нарушил инструкции Особого отдела. На секунду свое поведение показалось ему ребячеством.

— Владимир Богданович, вы меня боитесь, что ли?

Такого обращения Грибков стерпеть точно не мог. Придерживая полог левой рукой, он занес ногу, чтобы присоединиться к человеку из «Дрездена». В этот момент возница резко повернулся к нему лицом.

Экипаж, управляемый старшим агентом Епифановым, въехал в Малый Козихинский переулок спустя полминуты. Навстречу ему, от углового дома, сломя голову несся сотрудник «наружки», ранее рьяно изображавший прохожего пролетарской наружности.

— Свернул в Большой Козихинский! — крикнул он.

Сзади подскочил другой «извозчик», из Большого Патриаршего переулка.

— Дуй на Малую Бронную, пусть наши гонят по ней к бульварам и потом по Тверскому. Пулей пусть летят! — приказал пешему агенту подполковник Ивлев из Особого отдела.

Тот помчался, будто за ним собаки гнались.

— Вы прямо по Козихинскому, живо! — гаркнул подполковник Епифанову. — Себя не обнаруживать!

Сам Ивлев, чей пост наблюдения до перемены обстановки был в Большом Патриаршем, велел своему человеку ехать прямо по Малому Козихинскому, а потом дворами повернуть в Богословский переулок. «Слева заходит», — тут же сориентировался Ушаков, неплохо знавший центр Москвы.

Епифанов, как видно, не зря ел хлеб старшего агента. Хвост экипажа, умчавшего члена тайного общества и Грибкова, они увидели на самом углу Большого Козихинского и Большой Бронной. Тот замедлил ход, перед тем как повернуть влево. Из-под распахнувшегося полога на желтоватый утрамбованный снег неуклюже вывалился темный сверток. Или не сверток?..

— Высади на углу, — скомандовал Ушаков.

Он спрыгнул еще до того, как сани остановились. Припал на одно колено, нагнулся.

Перед ним лежал труп капитана Грибкова.

Примечания

5

Пепеляев Виктор Николаевич (родился в 1884 г.) — министр внутренних дел в правительстве России при адмирале Колчаке.

6

Керзон Джордж (родился в 1859 г.) — министр иностранных дел Великобритании. Так называемая «линия Керзона» была рекомендована Верховным советом Антанты как восточная граница Польши.

7

Мустафа Кемаль-паша (родился в 1881 г.) — дивизионный генерал, лидер революции в Османской империи после ее поражения в Первой мировой войне.

8

Кутепов Александр Павлович (родился в 1882 г.) — генерал-лейтенант, командир 1-го армейского корпуса в составе Вооруженных Сил Юга России (ВСЮР), наносившего главный удар в Московском походе 1919 г.

9

Второй Кубанский поход Добровольческой армии в июне-ноябре 1918 г. завершился разгромом Северокавказской Красной армии и ликвидацией власти большевиков на Кубани, Ставрополье и в Черноморской губернии.