Голкипер. Нас ведут

Алексей Аимин

По жанру – это повесть-микс. Документальность материала удивительно сочетается с историей и мистикой.События разворачиваются в небольшом городке на фоне рутинной жизни 2000-х. Но главный герой живет и в экстремальных ситуациях времен СССР.Две эти жизни разделяют три десятилетия по времени, и тысячи километров пути.Однако они связаны тугим узлом, ведь и там и там затронуты вопросы нигде и никогда не теряющие актуальность:– Кто мы на этой Земле?– Кто нас ведет?

ПОЛГОДА НАЗАД

Память о том, кого уважали и

Любили, с годами не меркнет…

Под равномерное покачивание вагона в голове одна за другой возникали картины из недалекого прошлого. Полгода назад Вовке повезло, он снял комнату в центре города рядом с работой и всего за тысячу в месяц. Давно уже ему хотелось пожить одному, самостоятельно.

Вовкина мать с отчимом жили в поселке кирпичного завода — от райцентра три остановки на электричке. Но дело даже не в дороге — до работы около часа. Осточертело ему жить в доме отчима с его армейскими замашками советских времен.

Просто он сам только полгода как отслужил. А когда вернулся, родного дома как не бывало — сгорел дотла. Вот мать и перебралась к своему давнишнему ухажеру, которому почти десять лет во взаимности отказывала.

— Жизнь штука сложная, порой она ведет людей против их желаний и устремлений, особенно тех, кто перестает бороться — так, довольно мудро рассуждал Вовка в неполные 22 года.

А ведь в школе он был твердым троечником. Вовка никогда не делал уроки, ему достаточно было внимательно послушать преподавателя, чтобы понять суть вопроса. Он всегда отличался живостью ума, был среди сверстников заводилой и числился хулиганом.

Учитывая такие «способности», а еще «дурную наследственность» (отец сидел, мать, по меркам соседей была легкого поведения), все предрекали ему незавидное будущее.

Однако Вовка твердо решил опровергнуть это пророчество. Еще до армии он окончил ПТУ по профессии столяр-краснодеревщик, а сейчас подумывал, куда бы пойти учиться дальше.

Виктор Михайлович, хозяин квартиры, показал его комнату и места общего пользования. Потом четко определил обязанности, предупредил по части женского пола, отдал ключи и ушел к себе.

— Аскет какой-то, — подумал Вовка, осмотрев нехитрый кухонный скарб, — да и хрен с ним, лишь бы с наставлениями не лез. Вообще хозяин Вовке поначалу не очень понравился: седой, сухощавый, к тому же военный пенсионер:

— Прямо ужас какой-то — прет на него эта масть цвета хаки и прет!

В возрасте Вовка не разбирался, считал так: раз пенсионер — значит за шестьдесят. Одним словом, древность! Но вопреки ожиданиям сосед с наставлениями не лез, замечаний тоже не делал. Да и Вовка поводов к этому не давал, соблюдал порядок и девушек не водил — у него их на тот момент и не было.

Когда-то была в поселке первая любовь. Со школьных лет дружили, целовались. Из армии его почти дождалась. Он слышал армейскую прибаутку:

Дембель Гриша, вернувшийся домой,

еще по надписям в лифте понял,

что Ира его не дождалась!

Но не верил, что это будет и о нем. За два месяца до его дембеля его Оля выскочила замуж за распальцованного парня при импортной «тачке».

Потому Вовка в настоящее время к женскому полу находился в полной оппозиции, то есть твердо стоял под лозунгом:

«Все бабы стервы!»

Именно с такой позицией он и познакомил хозяина квартиры, сославшись на пример из своего пока еще небогатого опыта.

— Э-э, милый, это взгляд однобокий. Ты поставь себя на их место.

— С чего это я на их место должен вставать?

— Ну ладно, давай по-другому. Каждый из нас хочет жить хорошо, и человек постоянно ищет то, что ему нужно. У женщин и мужчин в желаниях различия вроде бы совсем незначительные:

мы ищем, где нам лучше устроиться,

а они — как им лучше устроиться.

Мужику что? Ему собраться — только подпоясаться, а у женщин всегда в перспективе хвост, с которым далеко не убежишь. Потому и любовь у них все же с большей долей расчета. Не всегда, конечно…

— Все равно, Виктор Михайлович, с ними кашу не сваришь!

— И без них тоже, — улыбнулся хозяин. — Ты вот что, зови меня просто Михалыч, мне так привычней, а то пока имя-отчество выговариваешь — мысль недолго потерять. А вот тебе вопросик на досуге поразмышлять: в чем связь корня жизни именуемого женьшень со словом женщина?

Сосед ушел в свою комнату. Вовка задумался. Нет, не похож Михалыч на всех тех вояк которые ему попадались, совсем не похож. Да еще этот шрам, выступающий из-под ворота рубахи, который Вовка только сейчас заметил.

Работа

Вовка работал в частном предприятии по производству мягкой мебели. За полгода Вовка освоил все операции и мог подменить любого из бригады. А еще он без проблем мог остаться и на вторую смену. Именно потому он числился в хороших работниках, свидетельством тому зарплата, которая порядком подросла и он даже помогал матери.

Работа не так тяжелая как занудная.

Вот ребята и тренировались в словоблудии по поводу изготавливаемой продукции:

Со словом мать — рифмуется кровать

Хорошие мужики на дороге не валяются. Они валяются на диване.

Дружу с диваном… На него всегда можно положиться!

О сколько нам открытий чудных готовит этот вот диван!

В первое время, когда Вовка еще жил в поселке, он после работы с приятелями часто оттягивался пивком.

Общество отчима ему было невыносимо, и он старался вернуться домой попозже, а то и вовсе заночевать в цеху, благо выбор диванов здесь был большой. Основными темами в его новой компании были две — девочки и автомобили. Здесь процветали хвастовство постельными подвигами и мечты — в основном об импортных «тачках». В конце концов, все сводилось к простейшей схеме:

чтобы снять девочек, нужна тачка, чтобы заиметь тачку — нужны деньги.

Вовке эти разговоры быстро стали надоедать, и когда он заимел свою комнату, эти посиделки стал посещать все реже и реже. Приходя с работы домой, он часто валялся перед телевизором и размышлял о своей дальнейшей жизни.

Будущее просматривалось неясно, но финал у него рисовался во всей красе. Вот он на шикарном джипе обгоняет устаревший БМВ, в котором сидит Оля со своим хмырем, и Вовка небрежно машет им рукой.

— Эх, было бы с кем посоветоваться, кто бы хоть подсказал, — размышлял он, — а то ни друзей, ни приятелей… Пока он долг Родине отдавал, все куда-то поразбежались, поразъехались.

Все чаще Вовка стал думать о своем соседе Михалыче. Не раз он возвращался к их мимолетному разговору о женщинах. А тут еще в их фирменном магазине новая девочка появилась, вот уже неделю как с ним переглядывается. Так что кухонная тема, похоже, еще не закончена.

Подтолкнул его к ее развитию его новый приятель Пашка. Он работал в агентстве недвижимости, которое находилось рядом с их салоном-магазином. Именно он подыскал ему эту комнату. Пашка про хозяина поведал так:

— Мужик из Питера, жена у него недавно умерла. Там он квартиру продал, а купил здесь, может, деньги были нужны, может, ближе к природе потянуло.

Про квартиранта была такая наводка: чтобы молодой, не употребляющий и чтоб после армии — как раз про тебя.

Пашка тоже обратил внимание на девочку из салона, пошутив, что здесь она вряд ли долго проработает, кто-нибудь купит как приложение к мягкой мебели, больно уж хорошо она на фоне диванов смотрится. Непонятно почему, но Вовку это задело.

Двор

Было около десяти утра, во дворе было тихо и пусто. За углом еще шаркала метла припозднившегося дворника, а у первого подъезда сидела пожилая женщина, рядом с которой стоял костыль.

Михалыч сидел на скамеечке в глубине двора. На шахматной доске были расставлены фигуры, но его партнер Пал Палыч запаздывал.

Но вот, наконец, из дома напротив, вышел грузноватый пенсионер и засеменил в его сторону.

— Михалыч… — приподняв руку, поприветствовал опоздавший.

— Палыч… — легким кивком ответил тот, и показал на доску — какие выбираете?

Палыч, пробубнив что-то про слонов Александра Македонского выбрал белые и двинул вперед пешку.

Они были знакомы меньше месяца. Пал Палыч был учителем истории. Он по его рассказам прожил в этом дворе уже два десятка лет, а в городке все сорок и знал все почти про всех дворовых обитателях трех многоквартирных домов и одного еще сталинской постройки.

Пять лет назад в это время Палыч под руководством супруги пахал бы на собственных шести сотках. Но теперь дача была заброшена, супруга больна, и уже не первый год летние каникулы Палыч проводил в городе, читая лекции всем желающим.

Желающих было немного и потому Цезарь был очень рад новому знакомству, видя в новом соседе интересного собеседника. Михалыч давно знал прозвище своего напарника, но называл его так лишь мысленно — возраст уже не позволял.

Из-за угла вывернули две пожилые женщины с журналами и брошюрками в руках. Они окинули взглядом двор и не спеша направились в их сторону.

— Во! Свидетели Иеговы¹ пожаловали, — сообщил Палыч, — не спится им бедным, круглые сутки миссию выполняют. Сейчас спрашивать будут: а вы знаете, как зовут Бога? — заключительную часть фразы он произнес гнусавым голосом.

Женщины подошли, поздоровались и та, что моложе, обращаясь к новому для них человеку, действительно обратилась с вопросом, правда, не по тексту «суфлера» Палыча:

— Вы верите, что на Земле будет конец света?

— Верю, — вроде как подыграл Михалыч.

— А вы хотите спастись?

— Нет, не хочу.

И если первый ответ полностью вписывался в заранее подготовленный сценарий с непросвещенными, то второй ставил жирный крест на его продолжении в нужном русле. После заученных наводящих вопросов, очередной прозвучал намного искренней:

— А почему?

— Потому что все мои предки, все мои родные и близкие, не успев приобщиться к вашему единственно-верному учению, уже не спаслись. Так я уж заодно с ними — в общую кучу.

— А может, все-таки… — вторая женщина протянула Михалычу брошюрку и журнал.

— Может…

Взяв предложенную литературу, он положил ее рядом с собой на скамейку, и как бы оправдывая свой поступок пояснил:

— Надо же знать, кто нам какое светлое будущее обещает.

Он посмотрел красочный журнал на дорогой глянцевой бумаге.

Картинки были яркими и впечатляли.

Грешникам не спастись…

— Башня какая-то… сторожевая. Стращают…

— Слизали с Вавилонской. — откликнулся Цезарь, — Только там хотели до Бога добраться, а здесь наоборот, сторожат, чтобы кроме них никто до Бога не добрался.

— У них башня, у масонов пирамида. И там и там надо карабкаться к месту под солнцем и поближе к высшему начальству.

— Абсолютно правильно мыслишь, — похвалил Цезарь, — а вообще это ведь прообраз карьерной лестницы — все пирамиды ступенчатые, только из-за масштабности не так в глаза бросается.

— Был я рядом с ними — видел…

Женщины, о чем-то переговариваясь, пошли дальше, а Палыч провожая их взглядом многозначительно сообщил:

— Смотри, как они сейчас Клавдию обойдут. В прошлый раз она их так своим костылем отходила — бежали прытко! Она-то истинно православная, а православные ух как могут врезать, даже и костылем!

Действительно, проходя мимо клавдиной скамейки, женщины прижались к противоположной обочине и ускорили шаг.

Михалыч вспомнил фразу своего фронтового товарища Вадима, которую он запомнил почти слово в слово:

«Каждая религия считает иноверцев врагами и просит у Бога их покарать. Бог в растерянности…»

Палыч поведал о Клавдии Антоновне:

— Нрав у нее будет покруче, чем у Екатерины Великой. Когда в тюремной охране работала — все по струнке перед ней стояли. А лет пятнадцать назад они с мужем на своей машине в аварию попали, так что ей пришлось отнять обе ноги. Но она так лихо на протезах ходит, что не каждый догадается, что без ног.

Воля-то у нее — во! — и поднял зажатый кулак.

После чего продолжил:

— Потом муж от нее ушел, и не потому, что подлец какой — он и сейчас ее изредка навещает, — а потому, что и-зв-е-ла! — Последнее слово он произнес по слогам и тут же переключился:

— Михалыч, а тебе мат!

— Действительно… Прямо как в той шахматной задаче: белые начинают и выигрывают.

Теперь моя очередь.

Расставляя фигуры, Михалыч вспомнил, как он впервые проходя мимо Клавдии угостил ее яблоком. Та попыталась отказаться, но быстро сдалась.

Потом она стала жаловаться на высокие цены, на то, что хорошие лекарства и свежие фрукты ей не по карману, а ведь надо и в церковь что-нибудь отнести.

На ее вопросы о своем семейном положении, не развивая тему, Михалыч ответил, что он вдовец, а о материальном — на жизнь хватает.

— Она и с дочкой и зятем не ладит, все указывает, как им жить, как внуков воспитывать, все тяжкие на них вешает.

— Да уж, — вполголоса добавил Михалыч, — взгляд у нее прокурорский.

— Клавдия вовсю грехи замаливает, — продолжил Палыч, — считает, что это за спесь и гордыню ее Боженька покарал. На другой конец города в храм ездит, а там пешком от вокзала почти километр, ни одну крупную службу не пропускает.

Только толку-то, — он махнул рукой, — обратно уже ничего не вернешь, рубикон пройден.

Михалыч знал, что это выражение Юлия Цезаря, но показывать свою осведомленность не стал, чтоб Палыч не заподозрил в этом намек на его прозвище.

Вовка вышел во двор. В глубине двора на скамеечке за шахматной доской сидели Михалыч с Цезарем. — Прямо как в старинных фильмах из шестидесятых — застойные времена. А впрочем, чего им еще остается — доживают. Это у нас еще все впереди, а у них уже все давно сзади.

Когда он вышел к Клавдии уже присоединилась еще одна сиделица в платочке. Обе они с синхронным поворотом головы проводили Вовку немного осуждающим взглядом.

Полного осуждения у них обычно удостаивались местные хип-хопы, в шортах, с пирсингами и невообразимыми прическами на головах и девочки в коротких юбочках. Вовка же был прилично одет и причесан, и вся его вина видимо состояла в том, что был молод.

А мы ведь такими не были…

В это время раздался шум. Из окна четвертого этажа одного из домов послышались ругань и плач ребенка. Михалыч вопросительно посмотрел на своего визави.

— Это у Ковалевых. Была семья как семья, квартиру вот получили — одними из последних. Успели еще по советской очереди. Двух дочек Бог дал. Старшей теперь годков двенадцать, а младшая лет пять назад родилась — Катей зовут.

Больная девочка, у нее что-то с позвоночником.

А мать два года назад взяла и укатила с проезжим гастролером. Мужу Кольке этот довесок оставила. Он-то работает, а за ребенком постоянного пригляда нет, когда старшенькая, когда соседка, а когда и одну запирают в квартирееЙ скучно одной, она все на окно забирается, — любит во двор смотреть. Вот и сейчас похоже соседка видимо, пришла покормить и с подоконника ее снимала. Жизнь у многих такая, что не позавидуешь.

— Да уж, за что боролись…

Кстати, Палыч, ты вроде проиграл, так что один — один.

Молодежь

На следующий день у Вовки был внеплановый выходной, должок сменщика, — не все же ему по две смены пахать. Он хорошо выспался, встал, умылся и пошел на кухню.

Выглянул в окно посмотреть на погодные условия, — погодка отличная.

В глубине двора на скамеечке за шахматной доской сидели Михалыч с Цезарем. — Прямо как в старинных фильмах из шестидесятых — застойные времена. А впрочем, чего им еще остается — доживают. Это у нас еще все впереди, а у них уже все давно сзади.

Допив чай, Вовка прошел в свою комнату. Он уже знал куда пойдет, хотя по-прежнему врал самому себе, что это ничего не значит, однако пересмотр имеющейся одежды говорил об обратном. Наконец, надел светлые брюки и белую тенниску.

Подойдя к зеркалу, он оглядел себя:

— Конечно не голливудский красавец, но ничего, в меру накачан, рост за 180, серо-голубые глаза, умный взгляд… — это я себе, пожалуй, польстил, — заканчивая осмотр, подумал Вовка.

— Надо бы что-то и потеплей, вдруг загуляемся до утра?

В его воображении рисовались картины одна другой лучше.

— Размечтался!.. — остановил он себя.

В скромном гардеробе нашлась только трикотажная куртка с капюшоном, да и та по шву разошлась. Иголками и нитками он запастись еще не успел, — придется попросить у Михалыча.

Он подошел к его комнате и постучал.

— Заходи — услышал он его голос из-за двери.

Михалыч сидел за письменным столом у окна, на котором лежали газеты, журналы и несколько книг. Он вопросительно взглянул на Володьку.

— Мне бы иголку с ниткой.

Михалыч достал из нижнего ящика стола шкатулку.

— Ну, кажись, у тебя личная жизнь налаживается?

— А почему вы так решили?

— Светишься изнутри.

— Так заметно?

— Да нет, если не приглядываться.

Вовка не утерпел и рассказал Михалычу о своей Светлане, в мыслях он ее уже называл своей.

— Ну-ну, — подбодрил Михалыч, — ты только не торопись, не поддавайся целиком чувствам, ведь нам еще и разум дан:

Пусть разум твой направляет дела.

Он душу твою не допустит до зла.

— Это вы сами придумали?

— Да где уж мне, был такой восточный поэт Фирдоуси.

Но он тоже понял, что бесполезно втолковывать — вам говори, не говори, у вас всегда по-своему.

Хотя по-своему вы правы — можно долго и упорно строить планы на будущее, а в это время жизнь будет проходить мимо.

— Да нет, почему же… — Вовка решил запомнить это выражение для будущего свидания. А пока окинул взглядом комнату.

Обстановка была такая же аскетическая, что и на кухне. Рядом с письменным столом книжный шкаф, в одном углу стоял диван, в другом тренажер. Из мебели было еще кресло и тумба с телевизором.

Михалыч в это время смотрел на Вовку и думал:

— Парень как парень, но что-то в нем есть, он это сразу почувствовал — стержень какой-то. и…. он наконец нашел нужное слово — цепкость. Именно с такими в разведку ходят.

— Немного же вы нажили, — заключил осмотр Вовка, — а бабки вами интересуются, считают завидным женихом.

— Какой я жених, к другой жизни уже готовлюсь, а там все это барахло, не пригодится.

— Вы что в Бога верите?

— Верю. Правда, не в такого, в которого эти твои бабки верят. Я не в сказки верю, а больше на факты опираюсь, особенно те, которые современная наука не в силах объяснить.

Ты про академика Вавилова слышал?

Вовка невразумительно мотнул головой.

— Так вот, в начале 30-х годов прошлого века он исследовал дикие и культурные сорта пшеницы, и сделал вывод, что из дикой пшеницы, культурная получиться никак не могла. Для этого надо было хромосомный ряд переделать, что даже сегодняшней науке не под силу. Без вмешательства извне… — Михалыч поднял взгляд к потолку, после чего взглянул на Вовку, — тот его внимательно слушал.

И тогда он открыл статью в научно-популярном журнале с фото академика и продолжил:

Николай Вавилов в своем кабинете

— Мало того, что культурная пшеница появилась сразу же в нескольких местах на земле.

— А зачем это было Богу надо?

— Вот это вопрос по существу!

Михалыч сам не заметил, как распалился

— Все не так просто!

После возникшей паузы, Вовка спросил:

— А что стало с Вавиловым?

— Опубликовав свои исследования в 1934 году, он, сам того не подозревая, подписал себе смертный приговор. В период борьбы с религией, намек на высшие силы это было уж слишком. К тому же на место земного бога уже претендовал «отец народов» — товарищ Сталин. Надеюсь, о нем ты все же что-то слышал?

На этот раз Вовка кивнул твердо. Он подошел к книжному шкафу. Основная часть книг была крупногабаритной — справочная литература и словари. На одной из полок, он увидел хрустальную селедочницу на которой лежало перо необычной формы чистейше белого цвета. В середине его был виден небольшой надлом.

— А это у вас что?

— Сувенир из Африки.

— Отдыхать туда ездили?

— Да нет, воевать пришлось. Будет время, я тебе обязательно расскажу.

Вовка ушел, а Михалыч, вновь вернулся в свою молодость, туда, к событиям тридцатилетней давности, где он был просто Виктором. Да нет, пожалуй, уже под сорок лет прошло…

Примечания

1

деятельность организации запрещена в РФ