Голкипер. Нас ведут

Алексей Аимин

По жанру – это повесть-микс. Документальность материала удивительно сочетается с историей и мистикой.События разворачиваются в небольшом городке на фоне рутинной жизни 2000-х. Но главный герой живет и в экстремальных ситуациях времен СССР.Две эти жизни разделяют три десятилетия по времени, и тысячи километров пути.Однако они связаны тугим узлом, ведь и там и там затронуты вопросы нигде и никогда не теряющие актуальность:– Кто мы на этой Земле?– Кто нас ведет?

РУБИКОН

Юлий Цезарь, воскликнув: — Жребий брошен!

со своими легионами перешел реку Рубикон

Это означало, что назад пути нет.

Вовка встал поздно, около десяти. С вечера его мучили нехорошие предчувствия, и он никак не мог заснуть, а ночью даже пару раз просыпался.

Он попытался переключиться.

Сегодня суббота и к тому же его день рождения — можно и поваляться. Да, сегодня ему исполняется 22 года, уже двадцать два. Но, что-то заставило его встать и подойти к окну.

Погода была отменная. У подъезда сидели на своем посту божьи одуванчики Клавдия и Липа. Сосед, из дома напротив, выгуливал своих плюгавых песиков, а в центре двора под сиренью Виктор Михалыч резался в шахматы с мужиком по прозвищу Цезарь. Вовка вспомнил, как вчера Михалыч подколол его:

— Это в дневнике две двойки — цифры не очень приятные, а в жизни — самое то. Знаешь, сейчас предложи — любой свои две пятерки или две четверки на твои двойки обменяет.

Вовка еще не решил, куда со Светкой пойдут вечером — в кафешку или отметят этот день дома вместе с Михалычем. Светка настаивала на втором варианте.

Он вышел на кухню и тут услышал истошный крик Клавдии. Несколько секунд и он у окна. В доме напротив, на четвертом этаже он увидел маленькую девочку, судорожно хватавшуюся за оконную раму. Михалыч уже влезал на козырек подъезда.

— Хочет добраться до нее по балконам — сообразил Вовка, — но окно ведь на четвертом, успеет ли?

Вовка рванулся на помощь. Вот он уже во дворе.

Михалыч стоял на балконе четвертого этажа и готовился к прыжку. Вовка сразу понял, что он задумал и куда именно надо бежать. Ниже этажом вправо.

Он на одном вдохе взлетел к дверям нужной квартиры.

Сердце разрывалось от напряжения.

Вовка барабанил изо всех сил.

Неумолимо бежали. секунды

— Неужели никого нет?!..

Есть! Чьи-то шаги…

Заспанная физиономия мужчины. Вовка оттолкнул его и ринулся на балкон. Открыв дверь, он увидел сидящую хнычущую девочку. Поднял ее и передал все еще ничего не понимающему хозяину. Сам же бросился к Михалычу, вернее, к его рукам, которые медленно сползали по прутьям балконной решетки.

Перегнувшись через перила, Вовка попытался ухватить руку, но не успел. Он увидел лишь удаляющиеся глаза Михалыча, в которых читался вопрос:

«Как малышка?» и еще что-то…

Теперь вниз!

Вовка первым оказался рядом с лежащим навзничь Михалычем. Он принялся делать ему искусственное дыхание, но через несколько минут понял его бесполезность.

Вместе с Цезарем они перенесли Михалыча и положили на траву.

Потом они сидели на скамейке, и Вовка корил себя последними словами за то, что всего лишь на одну-две секунды не успел и непроизвольно подвывал.

Пал Палыч, так звали Цезаря, как мог, успокаивал его, хотя и сам был потрясен случившимся:

— Рубикон перейден — задумчиво и одновременно утвердительно произнес Палыч — назад дороги нет. Знаю, он смерти не боялся, не раз ей в глаза смотрел. Цельный был человек!

Дальше все происходило как в тумане. Толпа соседей, скорая помощь, охающие старушки, Клавдия и Липа рассказывают зевакам о случившемся — с каждым разом все красочнее.

За чертой

Михалыча похоронили рядом с женой на Смоленском кладбище. Вовка успел лишь к концу процессии и едва успел бросить в могилу горсть земли со словами:

— Пусть земля ему будет пухом.

Прощай батя…

Это уже позже он узнал, что в древние времена когда хоронили погибших на их могилы люди носили землю шапками, шлемами, корзинами насыпая сопки и курганы И чем достойнее были погибшие, тем выше были их могилы, ведь землю приносили и позже — в дни поминовения.

Провожающих было совсем мало — невестка с внуком и все. Сын Дмитрий находился в плавании. Вовка рассказал, как все произошло.

Невестка, убрав набежавшую слезу с горечью прокомментировала:

— Это на него похоже — спасатель…

Всюду лез, все-то ему было надо, то кого-то грудью прикроет, то из проруби вытащит. И сам рано ушел, и жену туда раньше времени отправил! — но, увидев Вовкин взгляд, сбавила тон:

— Всю жизнь она за него боялась, переживала…

Поправив венок, она попрощалась и ушла.

Вовка стоял у глиняного холмика в прострации:

— Что теперь-то?..

Но тут он вспомнил, как Михалыч собирался погулять на их со Светкой свадьбе.

— Как же он тогда сказал?…

«Это на поминки не приглашают…»

Вовка прошел до ближайшего магазина и вернулся на кладбище. Он видел, куда направились могильщики, и пошел к ним. Зайдя в бытовку, он безошибочно определил старшего — крупного бородача.

— Мужики, давайте помянем хорошего человека.

Старший хмыкнул:

— А здесь, почитай, все кладбище хорошими людьми заселено. Кто ж про покойников плохое скажет? А кто он тебе?

— Никто.

— Значит, и правда хороший человек. У нас сейчас только говнюков всяких с музыкой толпами хоронят, а хороших людей и при жизни не ценят и после смерти быстрее забыть стараются. Они ж как укор всем оставшимся!

Вовка ехал домой и под стук колес электропоезда вспоминал, вспоминал, вспоминал…

Знал он Михалыча всего ничего, но ближе человека в жизни не встречал. И это несмотря на то, что по возрасту, тот мог бы быть его дедом. Но между ними была какая-то невидимая связь — чувствовал, как их притягивало друг к другу.

Но больше всего мучил его еще вопрос:

— Что же было в последнем взгляде Михалыча?

Это было какое-то послание адресовано именно ему и он ощутил какой-то толчок.

Что-то необычное было и в резюме паталогоанатома:

— Сердце разорвано как граната — никогда такого не видел — возможно, умер до того как упал.

Вовка чувствовал себя после свершившегося совсем другим человеком, как будто в его теле поселился кто-то еще. Но это его почему-то совсем не тревожило.

Он вспомнил слова Палыча: Рубикон пройден — назад дороги нет. Это было сказано и о нем — прежним Вовкой он уже никогда не будет!

И еще он вспомнил слова Михалыча:

Незачем бояться смерти: когда мы живем — смерти еще нет, а когда она наступает — то нас уже нет — ты уже за чертой.

Вовка все прокручивал и прокручивал в памяти последние секунды жизни Михалыча и тот самый взгляд. В какой-то момент его словно осенило — это была его просьба-наказ:

«Продолжай!..»