Затерянные в сновидениях

Александра Фокина-Гордеева

Все есть дар, трагедия – это часть опыта, мудрость понимания, что все идет своим чередом, без нашего разбирательства что и как… Всему свое время и место. А мудрость – это то, что дает нам возможность принимать….

3 глава

От начала и без конца, все время не вовремя

Большие города… зовут нас своими яркими огнями, обещая все и сразу, но ничего конкретно, а люди едут, едут в столицы, забиваясь в них битком набитым… в маленькие квартирки, комнатки… выглядывая в другие, более светлые и большие глаза-окна, — пустые зеркала… слишком толстые и непробиваемые чтобы оправдать природу своей хрупкости, прозрачности. Меня не ждали здесь, как и многих других… но я и не стремилась в Москву, в место своего рождения, которое забросило меня и всю семью, волей случая, на Дальний Восток, даря возможность прорасти в естественных, природных условиях. Видимо, когда вселенная посчитала, что пора платить по счетам, струна натянулась и неотвратимой, магнитной тягой притащила нас в Москву. Всегда интересно путешествовать, перелетать перелетными птицами, колесить по миру, обследовать новые территории.

Мы вернулись в Химки, на 12 этаж в одну из квартир с соседями и лифтами. Сначала было все ново, интересно, мило. Но воздуха не хватало, пространства, свободных лесов и естественно моря! Без воды нет жизни… для меня уж точно! Ничто так не опустошает и в то же время не наполняет собой, как вода… глубина… одиночество… Все, что я могла сделать, это кое-как учиться, выжимать всю себя в балетной школе и найти лошадей… Конкурсы, соревнования, джаз-модерн, выступления и постоянные поездки по разным городам с группой. Это заполнило собой пустоту вне океана и направило мою дикость и любовь к свободе в более-менее спокойное русло, вне саморазрушения.

Я переехала от родителей, как только стукнуло мне 14, к Бабушке в Одинцово, а закончив школу, сразу поступила в спортивное училище. Окончив его — в институт психологии. Кое-как доковыляв до даже не помню какого возраста, сняла квартиру в центре, это было удобнее, во всяком случае свободней, относительно постоянных выступлений и концертов. Конный спорт забросила, оставив возможность для себя заниматься выездкой раз в неделю. Работала много, выступала, снималась в клипах, фильмах, рекламе, творчество всегда прорывалось наружу, открывая интересные возможности и знакомя с красивыми людьми. Я неслась галопом сквозь время, не останавливаясь, чтобы отдышаться или хотя бы рассмотреть в близи, что происходит-то на самом деле… Неумение ждать, обдумывать, всегда заставляло проходить сквозь бетонные стены, круша и ломая все и всех, и естественно, отбивая голову и все выпирающие части, попавших под быстрое восприятие мира.

Ошибаться порой очень интересно, это выводит тебя на новые витки судьбы, умиляя хитросплетениями. Ошиблась номером, попала «не туда» или прямо куда надо… говорили час, потом еще, созванивались по несколько раз в день… Дима фотограф, философ, интересный человек, мы говорили и говорили по телефону, боясь встречи как огня, целый год. Он помог моему пытливому уму и неугомонному желанию познавать все и вся, обрушившись на меня кладезем вселенских знаний. Мы договорились встретиться в самолете в Египет. Так началась для меня новая эпопея путешествий по миру. Дима учил меня магии фотографий, он наотрез отказывался от всех новых технологий, снимая только на пленку и проявляя снимки сам. Гениальный фотограф, гениальный человек, лучший друг! Он заполнил мою голову классикой кино и гениальными музыкантами. У него был отменный вкус и слух, так что попса прошла мимо меня, не оставляя следов. Дед Кен Денс, Лиза Джеральд, Наутилус, Машина времени, Б. Г. Ес и Кинг Кримсон… положили новое начало в творчестве, выступления приняли теперь характер концертов. Я ставила сама танцы и подбирала музыку всей группе, так превратилась в хореографа. С Димкой проколесили весь Египет и многие другие страны, города, выискивая сюжеты для интересных снимков. Сняли несколько фильмов, так похожих на нашу любимую Бараку. Он ознакомил меня с творчеством гениальных режиссеров, так же с балетом и лучшими операми, которыми забивались все полки, в маленькой квартире на Ленинском. Он был мне старшим братом, всезнающим, добрым соратником, выдумок, розыгрышей и забав, отражая тонким юмором мой еще только формировавшийся сарказм. Димкина чистота рыцарства, никогда не переходила поставленных нами с самого начала прозрачных границ, абсолютной невозможности иных отношений. Поэтому я чувствовала себя свободно и легко, могла быть собой, не попадая в капкан чувств. Сколько лет прошло уж, но мы, все еще может без «привет, как дела» позвонить или припереться, завалиться в гости на пару дней. Умение дружить с мальчишками, это, наверное, больше не приятие себя как девочки, это штаны, кепки, длинные футболки на несколько кофт, это отсутствие косметики и каблуков, это когда честно все, и всегда можешь обсудить не прикрываясь масками… это когда с полувзгляда и без театра.

Когда подруга позвонила, у меня замерло сердце, я учуяла странный запах проявленного сна. Знаю я, знаю этот запах, это не в первые меня обдало иным измерением, и пахнуло так что о-го-го! Знать бы где проспать и не прийти не туда. Меня бросило в холод, потом в жар, я покрывалась испариной, сердце колотилось на все лады, как дробильная машина, сбивая в барабанную дробь обычные ритмы, разбивая себя «на вдребезги». Но любопытство было сильнее всего остального. Встреча… проклятая встреча, с тем от чего, от кого долго не имела ни малейшей возможности оттолкнуться, чтобы всплыть… послать себя к чертовой матери и найти себя же в этом раздолбанном на прочь корыте, несущего сквозь чащобу иного, неизведанного. Она сказала, что познакомилась с классными ребятами и прокаталась с ними на перегонки всю ночь, что я должна их увидеть. Наташа прекрасный водитель с очень мальчишеской, даже нагловато-вальяжной манерой вождения, можно сказать прирожденный гонщик, с отличным знанием Москвы и всех объездных дорог. Мы дружим с незапамятных времен, она друг, о таком можно мечтать. Тот, который, если не прилетит, то приползет и решит все вопросы и задачи, разрулит любые, не рулевые проблемы. Я всегда завидовала этому ее прекрасному качеству, у меня не было такой привязанности к людям: ушел — ну и прямой дороги! Вернулся — а кто ты? Откуда? Как зовут? А мы знакомы? Ну как-то так. Потому и ловила себя на абсолютно неоднозначном поведении в ее сторону, но она не особо обижалась, потому каждый раз я испытывала невероятное чувство благодарности за попущение к деталям моего характера.

Мне было совсем немного «цать» и все и вся если не должны, то абсолютно обязаны, воздавать мне все свое внимание, а еще падать ниц и укладываешься штабелями, причем стремительно и сразу, пока на смертельной скорости, явно не вписываясь в поворот, пролетаю мимо. Таскалась за ней по всюду, или она таскала меня… Наташа научила меня разбираться в косметике, водить машину, так как я была самоучкой, объяснила, что есть правила дорожного движения, вызвав невероятное удивление и интерес. Помогла понять, и неплохо разбираться в марках духов, одежды и прочего, чего еще там есть в этом «непонятном мире». Научила одеваться, носить каблуки и юбки, платья, что-либо не а-ля хиппи. Не прятать глаза в пол, при виде мальчиков и не прогонять поклонников мечами и петардами, «не ковырять в носу на людях».

Только вернулась из Шри-Ланки, в полном восторге и заряженности океаном, джунглями и яркими красками новых измерений и пространств… С тяжелым сердцем приняла ее приглашение заехать к Маше, которую я честно говоря не так хорошо знала, и менее всего понимала, что с ней у нее, тем паче, делать. Но Наташа была непоколебима в своем пункте назначения. Мы подъехали к седьмому континенту, в Крылацком и ждали ребят. Вскоре приехала черная, тонированная Ауди А-6, оттуда вышел высокий парень-мальчишка. Я и уткнулась в пространство перед собой даже не обернувшись на подошедшего, но подсмотрела искоса и зло.

— Поехали за нами. — сказала Наташа нагнувшемуся к окну парню.

— Это Леша, это Саша. — сказала Наташа, я отдавала почести угу, глубже уйдя в панель приборов, но сердце чуть не выпрыгнуло прямо на капот.

— Не все же время тебе общаться со старперами! — сказала она про моих «мальчишек», с которыми её знакомила я.

— Они не старперы, а сформировавшиеся личности и им всего не так много — за тридцать пять! И с ними есть, о чем поговорить, в отличие от твои малолеток и маменькиных сынков. — полушутя парировала я ее нападки в сторону Димы. Мы тронулись и покатили…

— Это же дети! Наташа, как ты можешь, ну да ладно, буду читать в слух вам стихи Ахматовой или Маяковского…

Наташа захлебнулась заразительным смехом. Мы курили на кухне, я старалась не смотреть в тревожную для меня часть комнаты. Пили чай и смотрели мои фотки из Шри-Ланки, коих было тьма тьмущая. Причем в хорошем качестве, большие и яркие, снятые творческой, интересной личностью «за 35». Потом мы разъехались, у каждого были свои дела пару-тройку дней.

Через время мы встретились у Леши в Крылатском. Он оказался не ординарным и необычным персонажем. Я еще подумала, что он военный, и похоже офицер, темная лошадка. Так как общаться приходилось с вояками часто, чую их за версту. В нем была некая грустная тайна, которую мне так и не удалось раскрыть. Его друг был смазливым не запоминающимся существом, как дополнительный человек в пространстве, хотя, наверное, был хорош собой. Так возможно устроена красота, ее не видишь фактически, ту, физическую, разве только мельком или любуясь не задеваясь ей, но когда понимаешь, что более ничего нет, то эта красавица или красавец растворяется в пространстве.

Ребята сидели на креслах, я на диване, все смотрели в пол, пытаясь там найти тему для разговора. Я держала в руках огромное красное сердце, устав смотреть в пол, стала нагло разглядывать их в упор. Только теперь понимаю весь эзотерический смысл того предмета в руках судьбы, как будто, оно осталось там, с ним. Когда я проходя мимо Леши на кухню, небрежно положила «свое сердце» на его колени. Наташа с Машей были чем-то заняты, звонили и без конца решали дела. Мы, отбросив наконец то стеснение, умничали, смеялись философствовали, оголяя грани юмора и дружеских подколов, прощупывая друг друга длинными щупальцами разных восприятий.

Затем несколько дней, времени не было, и мы разлетелись словно птицы по делам. Каждый в свое место гнездования. Но, договорившись в четверг, собраться в Пирамиде. Время пролетело, как всегда мимо. Встретились мы уже вечером и каждый принеся для другого хорошее настроение и каплю искренности. Пили чай, кофе, рассказывая истории из жизни, чувствуя себя намного свободней, чем раньше. В таком хорошем настроении, что захотелось сигару. Я люблю курить хороший табак, самокрутки, трубки, кальяны, сигары, только не сигареты — это совсем не вкусно, да и не удобно, тяжело. Мальчишки переглянулись и восхищенно уставились на меня, ожидая возможности уколоть за то, что я выделывала. Леша потом меня дразнил: «Принесите-ка мне сигарку…» — говорила белозубая бестия!

Уже за полночь мы с неохотой оторвались от теплоты общения, в этом напыщенном, холодными расчетливыми наслоениями месте. Собрались по домам. Запрыгнув в машину и растянувшись на сидении, ждала подругу, пока она о чем-то говорила с Лешей. Видела тень обиды на ее лице и только теперь понимаю, что Леша не мог не влюбить в себя кого угодно и скорее всего, так и не сознавшаяся мне в этом никогда Наташа, тоже подпала под его чары.

Он подошел к моей двери:

— Позволь я отвезу тебя домой? — подал мне руку, и я уже ничего не слыша и не видя. Как бандер-лог за Ка пошла, не разбирая ни дороги, ни местности. Мы катались по городу всю ночь, говорили обо всем: вселенной, других мирах, измерениях и как-то осторожно и невзначай подъехали к его дому.

— Я живу не здесь, если ты не заметил, во всяком случае пока. — сказала я лукаво улыбаясь.

— Ну тогда я, пока предлагаю тебе подняться и посмотреть, как тут живу я. — так же лукаво улыбаясь своей белозубой улыбкой сказал он.

Квартира маленькая, но просторная с крохотной кухонькой и небольшим количеством мебели, оказалась обиталищем его сестры. Мы продолжали пить чай, пока голодный желудок не выразил протест. Тогда мы поставили музыку в маленький кассетный магнитофончик и стали слушать сборник музыки, составленный им самим. Он оказался космическим треком, унесшим нас в великое ничто.

На улице уже светало и рассветный час впитывал всю прелесть таинственности, от наших романтических настроений. Уже отрастали длинные тени и пробирались к нам предательски теплыми пальцами. Паузы стали длиннее, фразы короче, движения гибче, наполнились ленивой мягкостью. Взгляды реже попадали в друг друга, застревая в чужих глазах, на неприлично долгое время и накаляя паузы между предложениями до красных пятен на щеках… Он потянулся… и поцеловал меня, больше из любопытства, чем из желания, затем отстранился и посмотрел наклонив голову на бок. Наверное, это была моя возможность удрать, и я пыталась изо всех сил встать и удрать! Наверно мое замешательство было замечено, и он сказал:

— Иди сюда, — это растопило как свечу, больше эмоций внутреннего пожарища, чем слова, преграждая путь к бегству.

Попав под его таинственные чары я осталась, сначала до рассвета, потом до заката… Мы не расставались несколько дней, влипнув друг в друга, не отрываясь не на миг. Боясь, что пространство снова начнет меняться, разделяя нас, если ни временем и не местом, то нашим стремлением к самоконтролю и дикой, нескрываемой тяги к одиночеству. Мне кажется или так и есть, а обычно есть так как кажется… но то, что происходило дальше, дергало нас как марионеток на волшебных нитях судьбы. Шепотом себе на ухо и никому…

«Когда я увидела тебя… дрожь с ознобом пробрала меня насквозь… знала, почуяла все, что будет дальше со мной, полностью зависит от тебя… твоего взгляда, твоих желаний, твоих улыбок твоего «да» и твоего «нет». Полностью влипла в тебя… пропахла тобой насквозь, впитала все оттенки твоих снов… развела границы, заполняя все пространство своей любовью… где на твою почти не осталось места. Многие жизни рядом с тобой… пронеслись сквозь меня заполнив воспоминаниями нашего общего. Мир наших потерь и терзаний друг друга этой неистовой, неловкой, странной, нелепой любовью… Которая ломала нас из жизни в жизнь… круша все вокруг… оставляя выжженные поля, политые кровью разбитых и разбросанных вокруг сердец… Ты сияешь во мне безграничностью чувств, оттенков… даже спустя столько лет, ты не даешь мне покоя оборачиваясь лицами прохожих… Пленяя, тонкими нотками своего запаха в чьих-то духах… очаровываешь тайной и уточненной грустью заколдованного принца с тонкими, длинными пальцами на гибких руках… Твой рост, все еще заставляет оглянуться на рослого и плечистого парня с ровной, плывущей походкой… Гладкость кожи, пульсируя под моими пальцами, многие ночи не дает заснуть, убаюкивая твоим присутствием и пугая до дикости, мыслями о нашей некогда не возможной встречи… о нашей полной принадлежности и абсолютной неподходимостью друг другу… Я вижу твою улыбку-насмешку неловкую, с неправильным прикусом и белоснежными зубами, чувственными и обветренными губами…

Помню гладкость твоих волос под моими руками… И как смешно и очаровательно они взъерошены, когда ты такой огромный сидишь на маленьком стульчике совсем в углу, напротив холодильника, улыбаясь куришь, теряясь в клубах дыма! Еще многие года только владелиц того же транспорта, что и твой, мог иметь надежду познакомиться со мной…

Господи! Все, любая мелочь, с толикой твоих движений, твоего взгляда, походки, имени, все что, даже немногим напоминало о тебе или тебя, могло напрочь сбить меня с толку и заморочить мне голову, притупить внутренние, распознавательное чутье! И пытаться быть со мной рядом на твоем месте… жадно упиваясь моим сложным замешательством.

Во вселенной нет ничего, сильнее моей любви к тебе!

И нет ничего более голодного по твоей любви ко мне!

О Боже! Как странна и многогранна, саркастична

Моя любовь к тебе, мой друг!

Ты проявляешься в других, меня сжимая сотней рук.

Тебя я чувствую во всех, кто заставляет обернуться,

Остановиться, замедлить бег и оглянуться.

Твой поворот, твою походку я узнаю везде.

Твой силуэт, твой запах меня заманивал

В объятья чуждых мне по духу персонажей.

Скажу, как на духу, по ним себя я не размажу!

Маня и всячески цепляя, кто чем, и кто как мог…

Не смог никак с тобой во мне уладить.

Я никогда не видела тебя, во снах.

В мелодиях морских, в парениях чаек вдоль прилива,

В берущих за душу, дождливых, хмурых днях.

В лице прохожего, не опуская огненный свой взгляд

Тебя я вижу, зрю, ты там и здесь, живешь со мною рядом

Ты отражение мое, мой след, мое проклятье и услада!

Я знаю, что по чем и по-другому мне не надо!

Тебя я зрю сквозь двери и преграды!

Ты заполняешь все вокруг, мой друг!

Ты так прекрасен, своей Божественною красотой.

И пусть проявлен ты лишь в качествах чужих,

Они мне так сродни, что я их собираю

В магический ларец, дабы открыть

И приманить тебя, забрать свои доспехи,

И воссиять с сияющим мечем, любви и мудрости.

Я постараюсь дорасти до твоего плеча.

И вечностью наполниться и счастьем

Чтобы не требовать прикрыть дыру,

А целостностью стать и благодатью.

И изливать любовь, не требуя взамен,

Тех перемен, что не готовы сдаться в плен

Пленительного счастья без пристрастья.

Я так ждала, когда же, перестану прикрывать свою наготу твоими руками… Когда перестану переключать свое забвение тобой, на забытье в другом. И можно ли наконец-то, не впиваться друг в друга, цепляя линиями, неестественной толщины… Может твой страх это антидот моей смелости, или эта смелость прикрытия страхов, живущих во мне еще с незапамятных времен!?

Я помню тебя еще с детства, знаю, что любила тебя всегда, читала твои ненаписанные письма… Писала неотправленные, отравленные ожиданием и ограниченные безрассудством возраста…

Мысли о тебе острые и цепкие, я не могу от них защититься. Они проникают в меня сладкой негой, постоянным замиранием духа. А еще это похоже на болезнь с ознобом… ты… зацепляешься за все внутренние и расширяешься, уничтожая все, что не о тебе… ты убиваешь меня, вдохновляя на подвиг… подвиги… Пронося в меня желание жить, отравляя его невозможностью такой жизни. И тебя пугает только то, что ты тоже вне кожи, рядом со мной. Боишься той бешеной гонки, которой являюсь я. Ты знаешь, каждая мысль о тебе звучит, как звон стекла, плохо спрятанного от детей сервиза. Но ничего, я рада тебе… ты перестала быть во мне проявлением бунтарства и дикости, во всяком случае пока… я очень на это надеюсь. Жалкая, ничтожно липкая и абсолютно не естественная надежда на примирение с самой собой, вне нас… Она является очень громко заявив о своем прибытие, да так, что под вечер следующего дня я все еще усмехаюсь ее наглости, да и своему попустительству. Проклятая скорость… Я застряла в тебе… Где бы я не была, все начинается от тебя и что бы не делала, заканчивается тобой. Ты есть причина и следствие… Я только теперь, спустя тринадцать лет понимаю, что ты, твой силуэт затмил мою любовь к Высшему! Вот откуда наш разрыв и кровь на полях сражений за каждый миг встречи… Как мне сохранить было свою целостность, с разорванной крышей и порванным нутром, с огромной зияющей дырой в оторванной голове! Конечно, там всем на верху было необыкновенно весело, смотреть на весь этот накрош или мясной вагон фарша, в который нас раскатало чертовой любовной мясорубкой!

Временами мне кажется, что я похожа на невидимую сефиру Даат на древе жизни, которая вросла в твое древо, переплетаясь корнями, а удар молнии, долженствующий проходить сквозь все сефироты, в моем дереве долбит и долбит в одно и тоже место. Многими жизнями, макая меня в одну и ту же лужу собственного бессилия и мракобесия. Мы снова пытались изжить причину нашего притяжения и отторжения… И ты снова удрал от всего этого… Какая меня в водоворот самых разрозненных мыслей… Ты еще не вспомнил, поэтому для тебя моя любовь тяжелее тяжелого, а твоя ко мне отзывается ужасом, во всех твоих движениях и действиях. Я не могу найти тебя, но смогу ли я уважать себя, снова и снова бросаясь в человеческое, ломая «рога» и сбивая в кровь «копыта»… Отбрасывать главное — то зачем я здесь. Когда же наступит светлый миг, в котором я выберу не тебя… а себя… А ты не просто исчезаешь — ты появляешься в самые беззащитные моменты моих путей, сталкиваясь на очередном перекрестке лоб в лоб, снова влипая друг в друга с яростным остервенением и теряя на прочь голову… тоже мне всадники без головы оба два… И я рада, по возможности счастлива… в этой идиотической попытке выбраться из человеческого понимания происходящих во мне метаморфоз. А иначе можно сойти с ума, иначе откуда столько вдохновения, столько безупречности, безумия и яростных попыток быть рядом не смотря ни на что. Но одиночество, привычка его, настолько глубоко упершись в нас с обеих концов, придавливала своим весом, заставляя разлетаться от очередного столкновения по кустам, бежать сломя голову, без оглядки, сверкая пятками… Без тебя, там, где ты мог замечательно вписаться в интерьер моего мира… или не мог… или не ты… Но ты уходил все дальше и глубже, в неведомое мне и не проницаемое для моего взора, бросая меня в пучину цинизма и сарказма… Я долго не могла простить тебе выбор, который ты сделал, но знаю точно, сама всегда выбирала тоже, что и ты… Так и не смогла открыть, не одного твоего подарка… отдавая их бабушкам в переходах…