Чёрная орхидея

Александра Салиева, 2018

Богатый, успешный, привлекательный… О таких говорят – заветная мечта любой женщины. Но что, если эта заветная мечта на самом деле – худший кошмар наяву? Жестокий, бессердечный зверь, который живёт и дышит насилием. Сопротивляться бессмысленно. Ведь он купил меня. На самом заурядном аукционе. И я сама согласилась стать его рабыней. Зачем? У меня были причины… Когда-нибудь и Он о них узнает.Содержит нецензурную брань.

Глава 4

Лёгкие жжёт от недостатка кислорода. Однако неумолимый душащий жест англичанина не слабеет. Я цепляюсь за его руку обеими ладонями в жалкой попытке ослабить хватку и вкладываю в умоляющий взгляд, направленный на мужчину, как можно больше искренности. То совсем не срабатывает, поэтому вынужденно закрываю глаза, чувствуя, что тело охватывает слабость, а разум наполняется пустотой.

Но и пропасть в желаемом забвении мне не позволено.

— Говори, — мрачно сообщает Маркус.

Он всё же позволяет мне дышать, слегка ослабив нажим, но так и не отпускает.

Первым делом я жадно хватаю ртом воздух и стараюсь сосредоточиться на том, что должна ему сказать. Если останусь стоять на своём — уже понятно, чем всё закончится. Грин только что довольно ярко продемонстрировал степень своего исчерпанного терпения. Но и сознаться не могу.

— Я не понимаю, о чём ты, — шепчу едва ли разборчиво.

Нет, я не настолько тупая, чтобы вновь испытывать чужую выдержку, которой, по всей видимости, и близко не наблюдается. Просто мне требуется хотя бы немного времени, чтобы продумать дальнейшее. И желательно так, чтобы в этот раз Маркус Грин поверил.

— Не понимаешь, значит… — жёстко ухмыляется брюнет.

Ультрамариновый взор наполняется тяжестью, а по пальцам, до сих пор касающимся моего горла, проходит ощутимая судорога. Ухмылка на чужих устах превращается в злобный оскал. Его обладатель перехватывает меня за ворот куртки и бесцеремонно тащит сначала в сторону обочины, а после к виднеющимся вдали виноградникам.

— Видишь ли, Зои Риверс, — ледяным тоном отчеканивает мужчина, пока лично я начинаю задумываться о том, что мне совсем не хочется быть закопанной среди длинных рядов увядающей зелени. — Чистые американские девочки, когда отчаянно нуждаются в финансовой помощи, чтобы вылечить свою безнадёжно больную сестру, обычно берут займы, работают в две-три смены в какой-нибудь ночной забегаловке или обращаются в благотворительный фонд в поисках поддержки, но никак не продают себя на закрытом аукционе, о существовании которого им знать вовсе не положено, — он резко останавливается и смотрит мне прямо в глаза. — Как правило, тех, кого там покупают, туда приводят наркотики, долги или знакомство с плохими ребятами, но точно не чистая совесть, — делает паузу и склоняется ближе, почти касаясь моих губ своими. — И уж точно они не настолько идеальны, как и их безукоризненная история… — выдыхает едва различимым полушёпотом. — Либо пребывают в полном отчаянии, либо… — снова замолкает, а в глазах цвета тёмный ультрамарин вспыхивает предвкушение, — им это просто-напросто нравится… — звучит совсем тихо. — Ни того, ни другого в тебе нет, цветочек. Ночью тебя тошнило от того, что я с тобой сделал. Но при этом ты спасла мне жизнь, хотя моя смерть была бы самым лёгким путём оставить деньги и при этом избавиться от обязательств по контракту.

Он так и не отстраняется. А я не шевелюсь вовсе, обдумывая услышанное, пока мужчина напоказ медленно и плавно тянет за молнию на моей куртке.

— И эта твоя татуировка, — продолжает он задумчиво, вместе с тем проводя ладонью от моего левого бедра выше, с точностью копируя путь затейливого узора рисунка, скрытого юбкой и блузой. — Чёрная орхидея… Всё равно что повесить на себя табличку: “Купи меня, Маркус Грин”.

Шумно сглатываю.

Ведь он чертовски прав!

Перестаралась.

— А теперь я спрошу снова. В последний раз, — обманчиво мягко заговаривает вновь, до сих пор вдавливая в меня свои пальцы, собирая ими шёлк кораллового оттенка. — Как твоё имя?

Больше не смотрит мне в глаза. Но оттого я ничуть не меньше чувствую силу его взгляда, прикованного в данный момент к моему телу. И не могу солгать.

— Я… Я не могу сказать тебе, — признаюсь нехотя, и на этом секунда моей откровенности заканчивается. — Даже если это будет стоить мне жизни, — дополняю виновато.

Последнее, впрочем, не такое уж и лицемерие.

Зажмуриваюсь, отворачиваясь. Готовлюсь к тому моменту, когда Маркус окончательно разозлится.

— Решила, что я тебя убью? — удивлённо отзывается брюнет, вопреки моим ожиданиям. — Нет, цветочек. Это будет слишком легко для тебя. И не принесёт мне никакой пользы, — обхватывает пальцами за подбородок и поворачивает, заставляя снова смотреть на него. — Уж не знаю, что такого произошло в твоей жизни, что ты согласилась шпионить для кого-то около такого, как я, но будь уверена, хуже, чем то, что могу с тобой сделать я, быть точно не может, — звучит откровенным обещанием, а в тёмных глазах вновь разгорается хищный блеск. — С другой стороны, я могу просто оставить тебя здесь, и всё, — тон неожиданно меняется на равнодушный, а мужчина резко отшатывается. — Миллион евро не настолько большая потеря, чтобы терпеть рядом с собой твоё присутствие, — разворачивается и возобновляет путь к стройным рядам живности.

Но уже без меня.

Да твою ж…

— Маркус! — вынужденно бросаюсь за ним следом.

Но он никак не реагирует на мой крик. Учитывая рыхлую травянистую почву и уровень танкетки на моих ботильонах, догнать мужчину удаётся лишь спустя полминуты и уже на территории виноградника. В итоге я всё же спотыкаюсь и машинально хватаю его за руку, чтобы не упасть. Благо, англичанин всё же останавливается и ответно сжимает мою ладонь, не позволяя рухнуть.

— Ты прав, я врала тебе, — проговариваю поспешно. — Мой брат, он… Игрок. Проиграл в карты. Очень много денег. Я не знаю, кто они и что им от тебя нужно. Я лишь делаю то, что мне велят. Мне сказали быть рядом с тобой. И ждать следующих распоряжений, — к горлу подкатывает ком, который я вынуждена проглотить, прежде чем говорить дальше. — Иначе меня пустят по кругу и отправят в какой-нибудь бордель, а брата убьют, — произношу совсем тихо, уставившись на его лаковые ботинки. — Пожалуйста, Маркус, не отказывайся от меня… — дополняю совсем тихо, чувствуя, как на глаза наворачиваются долгожданные слёзы. — Ты ведь хотел себе рабыню, ты получил её. Я сделаю всё, что захочешь. Уж лучше с тобой, чем с ними.

Кто бы знал, чего мне стоит озвучить всё это!

Теперь остаётся только надеяться, что англичанин проникнется моей ничтожностью и беспомощностью… Так и выходит. В какой-то мере.

— Всё, что захочу? — вкрадчиво уточняет Грин и дёргает на себя.

Буквально впечатываюсь в него, а сердце мгновенно начинает биться чаще.

Очевидно же, что я сильно погорячилась, пока сочиняла на ходу историю, основанную на том, что он сам мне поведал об остальных девушках, проданных на аукционе для богатых извращенцев.

— И с чего ты вообще взяла, что со мной будет лучше? — задает новый вопрос, не давая времени ответить на предыдущий. — Может, и я решу поделиться тобой с другими. Знаешь, такие как я, — часто так поступают, — улыбается, вопреки жутким словам, с какой-то странной теплотой и нежностью, заботливо заправляя прядь моих волос за ухо. — Уверена, что жизнь твоего брата-неудачника стоит всей жестокости, которую я на тебе обязательно испробую? У тебя на счету полно денег. Хватит, чтобы отдельный остров себе даже купить, если захочешь. И ты вполне можешь скрыться где-нибудь, где тебя никто и никогда не найдёт… Так что, цветочек, всё ещё уверена, что готова остаться со мной и дать мне всё, что я захочу?

А ведь и в этот раз прав… Сволочь!

Мысли вспыхивают мириадами противоречий.

— Ты не сделаешь этого, — проговариваю глухо.

И сама плохо верю себе.

Но в то же время очень надеюсь, чтобы так оно и было.

— Ладно, — подозрительно легко сдаётся Маркус, беззаботно пожимая плечами.

Мою руку так и не отпускает. Снова возобновляет шествие по направлению вглубь виноградника, потянув меня за собой.

— Ладно? — переспрашиваю вынужденно, подстраиваясь под его шаг. — То есть я останусь с тобой? И никаких других мужчин, кроме тебя, не будет?

Как-то легко он сдаётся, вот и не верится…

— Ну, после того, что ты мне рассказала, я бы тебя в любом случае уже не отпустил, — отзывается Грин. — Как минимум потому, что с твоей помощью я поймаю тех, кто пытается до меня добраться. Так что да, цветочек: ты останешься со мной. А другие мужчины… Зависит от того, как ты себя будешь вести, моя фальшивая рабыня, — выделяет последнее слово насмешливой интонацией. — К тому же… Неужели и правда решила, что я действительно позволю тебе уклониться от условий выполнения контракта и просто так подарю миллион евро? — заканчивает в снисхождении.

Мне требуется добрая минута, чтобы осмыслить всю полноту… Подставы!

— Ты!.. — восклицаю в возмущении.

Я бы ещё много чего добавила, но вряд ли англичанин оценит всю полноту “русского могучего”, а ничего другого в голову пока не приходит.

А раздражение от всей нелепости ситуации растёт и растёт…

Это же надо! Так глупо попасться!

— Лжец? — интересуется встречно Маркус. — Да. Такой же, как и ты, — ухмыляется и останавливается, разворачивая меня к себе. — Паршивое чувство — быть обманутым, не так ли? — вновь касается моих волос, на этот раз поправляя локоны с другой стороны лица, а я с трудом сдерживаюсь, чтобы не отпрянуть назад. — Кстати, об этом, — меняет тему разговора. — Ты правда девственница? Скольких на самом деле ты обслужила до меня? — проводит кончиками пальцев от скулы ниже к губам. — Ну же, признайся честно, маленькая обманщица, а то этот дивный ротик на удивление хорошо справляется… — дальше я слушать просто не в силах.

Свободная рука сама собой замахивается.

Жаль только, реакция потенциальной жертвы пощёчины оказывается чересчур хороша. Он перехватывает мою ладонь совсем близко от его лица. Сжимает слишком сильно и отводит в сторону. И больно не ему, а снова мне.

— Пошёл ты со своими догадками! — вскрикиваю, отдёргивая руку.

Попытка освободиться оказывается безуспешной. К тому же ультрамариновый взор знакомо темнеет и наполняется тяжестью. Маркус бесцеремонно толкает меня к железной решётке, к которой привязаны виноградные лозы.

Сооружение выдерживает удар. В отличие от меня.

Да, я готовилась к чему-то подобному долгое время, но теперь, когда сталкиваюсь с этим в реальности… Поясницу простреливает острой болью. Сердце заходится в бешеном ритме. Громогласные удары отражаются в сознании, подобно ударам молота по наковальне.

Запястья перехвачены одной его рукой и заведены вверх. Вторая ладонь моего персонального мучителя опускается на горло, слегка сдавливая, но не задерживается надолго в одном положении, плавно опускаясь ниже.

— Ты так и не ответила, цветочек, — напоминает о былом Маркус.

Пуговичка за пуговичкой — блуза оказывается расстёгнута, обнажая неприкрытое нижним бельём тело. Холодный ветерок вызывает озноб и мурашки по коже. В то же время моих приоткрытых губ касается горячее дыхание. Мне так и не удаётся что-либо сказать.

Неожиданно нежный, но вместе с тем требовательный и страстный поцелуй отбирает мой кислород. И выворачивает душу. Понятия не имею, что со мной происходит. Но, если бы этот мужчина бил меня плетью в самой жестокой форме, я бы и то не чувствовала столько безудержной внутренней боли. Настолько яркой и необъятной, что она мгновенно заполоняет рассудок, не оставляя мне даже капли здравого смысла. И я тону в этом зыбком омуте. Вязну и пропадаю, оставляя там все истинные мысли и желания. Прячу свои настоящие эмоции глубоко-глубоко, где никто не дотянется до них. Даже я сама.

И только потом возвращаюсь в реальность.

Сжимаю пальцами металлическую решётку над головой, цепляясь за неё, как за какой-нибудь спасительный маяк, в то время как Маркус приподнимает меня выше. Ненадолго поднимаю лицо к хмурому осеннему небу и закрываю глаза.

Ничего не помнить. Не знать. Не чувствовать. Ни ласковых настойчивых прикосновений чужих рук, губ. Ни жаркого дыхания, обжигающего мою ледяную кожу, снова и снова отнимающего способность свободно дышать. Не хочу…

Но я должна.

Ведь просто никогда не бывает.

Нет необходимости переступать через себя повторно и делать что-либо ещё. Достаточно дожить до того момента, когда всё закончится. Физиология сама сделает своё дело. Надо просто потерпеть. Отпустить ту тьму, что я совсем недавно обрела. Поддаться чужой воле. Слегка подыграть. Убедить и Маркуса, и себя, что эта моя очередная ложь ещё вполне может быть правдой.

Неважно, что совсем скоро итог происходящего принесёт очередную волну боли. Ещё более сокрушительную, нежели прежде. Не физическую. Нет. На неё давно плевать. Иначе бы я никогда не решилась на то, во что ввязалась.

— Ох, — единственное, что срывается с моих уст наравне с тихим всхлипом, как только мужская плоть наполняет изнутри одним резким толчком.

Действительно, не больно.

Юбка на мне задрана по пояс, а ноги обвивают мужской торс. По венам снова будто электричество пускают. Мельчайшие разряды пронизывают тело и воспламеняют кровь, норовя повторно сжечь подсознание и превратить в пепел. Я кусаю собственные губы, стараясь сконцентрироваться на этом ощущении и немного грубых глубоких проникновениях, постепенно увеличивающих темп движения внутри меня. Ведь Маркус Грин ни за что не должен знать, насколько мне банально всё равно на то, что он со мной сделает.

Мгновения тянутся целой вечностью, а секунды превращаются в бесконечность, прежде чем столь необходимая искра раскалывает подсознание мириадами осколков наслаждения. Я жадно хватаю ртом воздух и вновь смотрю на затянутое облаками небо, пока мужчина также достигает пика удовольствия. Проходит ещё минимум минута, и только потом он выпускает из своих объятий, отчасти позволяя стоять самостоятельно. Всё равно придерживает, будто бы опасается, что я упаду, тем самым зарождая где-то на краю моего разума новую тень противоречий.

— Убедился? — спрашиваю, но на собеседника не смотрю, хотя и так знаю, что испачкала его своей кровью. Поправляю юбку. — Или мне всё ещё нужно тебе ответить? — уточняю, не справившись с кривой усмешкой на своих губах.

Как только нижняя часть одежды оказывается в порядке, принимаюсь застёгивать блузку, но не удаётся продеть в петлю даже первую пуговицу. Маркус вновь прижимает меня к металлической решётке, сжимая одной рукой за шею. Жест кажется уже настолько привычным, что я совсем не удивлена и не растеряна. Просто жду того, что будет дальше.

— Разговорчивая, строптивая рабыня… — шепчет тихо-тихо и скользит губами по моей скуле, шумно вдыхая. — Мне нравится больше, да… — дарит лёгкий поцелуй в висок, а после дополняет снисходительно: — Но не переходи границу, цветочек. Тебе не понравится то, что ждёт за ней.

Слова не звучат угрозой. Скорее, откровенным обещанием. Наверное, именно поэтому они действуют на меня гораздо больше, нежели мы оба могли ожидать.

Сердце пропускает удар. Я забываю, как надо дышать.

“Три, четыре, семь, шесть, восемь: лепестки цветков мы бросим. Упадут они на оземь — и настанет снова осень”, — звучит в моей голове.

Теперь, когда я больше не тону в своей персональной тьме, боль возвращается. Слишком острая, чтобы я могла так сразу справиться с ней.

— Вот и умница, — по-своему расценивает мою реакцию брюнет.

Он отстраняется. Сам заканчивает поправлять мою одежду, в том числе и верхнюю, а после берёт за руку, и мы продолжаем идти дальше.

— До места, куда мы направлялись перед аварией, осталось чуть больше трёх миль, если идти не по шоссе, — указывает направление впереди себя в скупом пояснении.

Молча киваю, принимая его слова. И, сколь бы ни хотелось прежде поинтересоваться тем, что же это за место такое, раз дорога к нему настолько безлюдна, весь последующий час я смиренно бреду за мужчиной, обдумывая совсем иное.

Сегодняшнее утро слишком сильно изменило мои планы на ближайшее будущее. Теперь, очевидно, придётся импровизировать ещё чаще…