Притворись моей

Александра Салиева, 2020

«Станешь моей любовницей. И родишь мне сына. Потом – свободна. Мы в расчёте». В первую секунду я решаю, что ослышалась. Во вторую, что он спятил. А в третью – невольно задумываюсь над его дорогостоящим предложением. Почему? Да просто это мой последний шанс…

Глава 6

Свёрнутая в виде кораблика рыба с гарниром из картофеля, синего лука и вяленых маслин пахнет очень аппетитно. Но я всё равно ковыряюсь в ней вилкой, не в силах заставить себя проглотить хоть кусочек. Кажется, обязательно подавлюсь. И без того каждый раз задерживаю дыхание, мечтая слиться с обстановкой, а ещё лучше — испариться, когда ловлю на себе надменный золотисто-карий взор. Всё бы ничего — ну, смотрит и смотрит, не сахарная, не растаю, но мой шеф замечает каждый из этих взглядов. Учитывая то, что он мне рассказывал и спрашивал перед тем, как явились Филатовы, не просто так наблюдает. Об обеденном инциденте ему точно доложили. Не удивлюсь, если с кучей подробностей, которых на самом деле вовсе нет. И кто знает, что теперь меня ждёт. Одно радует, раз уж владельцы «Галеон» здесь, значит позорное увольнение из-за столкновения с Глебом грозит не так уж и скоро. Наверное. Последние пять минут наследник «Галеон» делает вид, будто внимательно изучает контракт, а те, кто вместе с ним — заняты выбором заказа и пустой болтовнёй.

— Ой, ну сколько уже можно только о работе думать? — страдальчески закатывает глаза с томной полуулыбкой блондинка в алом платье.

Её зовут Вера. Фамилию мне не сказали. Девушка — топ-модель, снимающаяся для различных глянцевых журналов. В Россию она прибывает вместе с Михаилом Филатовым в качестве «давней знакомой», то есть без определённого статуса.

— Столько, сколько потребуется, чтобы дочитать до конца, — совсем не ласково отзывается на её слова Глеб.

— Разве ты не занимался этим с утра? — возмущается встречно блондинка. — Скоро ночь будет, а всё одно и то же… — качает головой с выражением полнейшего порицания, а затем разворачивается к Филатову-старшему. — Мне скучно! — заявляет капризно. — А ты обещал, что вы тут быстренько всё подпишете и мы будем развлекаться!

Я еле сдерживаю улыбку. Быков таким порывом вежливости не отличается и открыто ухмыляется. Глеб — мрачнеет. А вот его отец смотрит на девушку с виноватым видом.

— Действительно, сын, весь юридический отдел согласовывал эту сделку, к тому же, несколько недель. Что там ещё такого ты смог найти, чего не нашёл днём? — занимает её сторону.

Так и хочется вставить ехидное замечание о том, что днём он ничего не мог найти, посколько зажимал кое-кого в туалете, попутно заставляя подрабатывать бесплатной прачкой. Хотя я молчу. Но не сам Глеб.

— Днём у меня возникли… — пауза и короткий нечитаемый взгляд на меня, — другие обстоятельства, — кривая усмешка. — Я не просматривал.

Лица отца и его подружки дружно вытягиваются в удивлении.

— Ты об этом не говорил, — задумчиво протягивает Вера.

— Может быть потому, что я не обязан перед тобой отчитываться?

— И что за обстоятельства? — вмешивается в диалог Филатов-старший.

На этот раз Глеб молчит. Упорно концентрируется на строках перед глазами. Родителя это явно не устраивает, но кроме промелькнувшего на лице недовольства, он больше никак не показывает своё неодобрение. Впрочем, неизвестность всё равно длится не так уж и долго.

— Я, конечно, могу ошибаться, но у этих самых обстоятельств длинные тёмные волосы, симпатичные ямочки на щёчках, когда она улыбается, и шикарная девственная задница, — выдаёт всё также задумчиво Вера.

Лично у меня моментально отвисает челюсть.

— Хотя, если учесть её знакомство с Глебом, то, наверное, теперь не такая уж и девственная… — продолжает как ни в чём не бывало размышлять вслух блондинка. — Что? Я всего лишь цитирую то, что услышала от других! — поясняет на такой же шокированный, как у меня, вид Филатова-старшего.

Устало выдохнув, Глеб откладывает документы и переводит внимание на… отца. Ухмылка на физиономии Быкова расползается шире-прежнего, взгляд, направленный на меня — хищный, как у коршуна, почуявшего добычу.

И так неуютно становится. А ещё весьма любопытно, что за «другие» такие, которые обсуждают мою «девственную задницу».

Откуда им вообще знать, что она девственная?!

— Ты опять за с-своё… — шипит тем временем Филатов-старший.

Младший обречённо вздыхает.

— Не трогал я её.

Отец ему явно не верит. Я, кстати, тоже.

— Что за девчонка и где ты успел её подцепить? — мрачно интересуется Михаил.

От сына ответа не дожидается, оборачивается к Вере. Та делает вид, что вообще не причём, с нездоровым энтузиазмом разглядывая свой французский маникюр.

— Я всего лишь сообщила тебе то, что услышала от ребят из охраны, — проговаривает, как бы между прочим. — Других подробностей не знаю, — флегматично хмыкает. — У них спроси, — умолкает, но ненадолго. — Ах, да! — восклицает неестественно радостно. — Вспомнила! Если не ошибаюсь, её зовут точь-в-точь, как милую помощницу Виталия Леонидовича, — одаривает сперва меня, а затем Быкова приторно-ласковыми взглядами. — Забавное совпадение, не правда ли?

Не правда!

Хотя бы потому, что ничего забавного я в этом не вижу.

И ещё тщательнее изучаю содержимое в кожаном переплёте перед своим носом. Да с таким особым усердием, едва Филатов-старший криво улыбается, покосившись в мою сторону, что начинает болеть голова. Ещё полчасика в их компании проведу и буду знать весь текст меню «Орион» наизусть.

— Да, очень интересное совпадение, — недобро прищуривается тем временем мой шеф. — Особенно, если учесть то, насколько редкое это имя, — звучит уже с нотками обещания.

Ничего хорошего, разумеется.

— Кхм-кхм… — прочищаю горло. — Отлучусь ненадолго. Извините, — не выдерживаю затянувшейся паузы.

Несмотря на то, что меня переполняет дикое желание бежать без оглядки, я изо всех сил стараюсь не сильно торопиться, пока встаю со стула и направляюсь в сторону уборной, трусливо мечтая выйти оттуда только к тому моменту, как договор между «Галеон» и нашей компанией будет подписан. Ещё лучше — когда все разойдутся. Жаль, моё временное бегство не помогает ни с осуществлением моих желаний, ни с тем, чтобы остаться одной. Даже дверь за собой не успеваю прикрыть, как моё минутное относительное одиночество нарушено.

— Не так быстро, Дюймовочка.

Дверь снова открыта. И закрыта. Но уже не мной. На замок. А тихий щелчок сработавшего затвора отражается в сознании, подобно приговору.

— Ты что делаешь?! — разворачиваюсь к вторгшемуся без спроса. — Они же теперь точно поймут, что речь обо мне, а не о какой-то там другой!

Судя по убийственно-спокойной физиономии Глеба, его такие «мелочи жизни» не особо волнуют. Он остаётся около запертой им двери, облокотившись на косяк плечом. Видимо, чтоб я не сбежала.

— Все всё поняли ещё до твоего побега и того момента, как я пошёл за тобой, — сообщает он флегматично. — Ты сама себя выдала в тот момент, когда Вера сравнила имена. У тебя же на лице всё написано.

Моему возмущению нет предела.

— То есть, ещё и я виновата, да?!

— Так и есть. Не я же.

А нет. Предел моего возмущения только что расширился.

— Как это не ты? Кто из нас двоих вот уже во второй раз вламывается к другому в туалет?! — откровенно злюсь, сжимая ладони в кулаки. — Какого чёрта ты вообще за мной постоянно таскаешься?!

— Я таскаюсь? — удивляется собеседник. — Милая, если ты вдруг забыла, то напомню, не я — ты дважды за сегодняшний день налетела на меня, как шальная бестия, не я — ты оба раза испортила чужой внешний вид, и не я — а ты каждый раз провоцируешь ситуацию на последствия и продолжение.

Хочется побиться головой об стену. Ещё лучше — побить головой об стену того, кто стоит напротив.

— Я же говорила, я случайно, — процеживаю сквозь зубы.

— Помощницей исполнительного директора компании, с которой мы заключаем контракт, ты тоже оказалась случайно, да? — продолжает бесить меня Глеб. — Что, другого варианта познакомиться со мной ближе не нашлось? — выдаёт уже насмешливо, шагнув ко мне ближе.

Отхожу назад.

— Больно надо мне знакомиться с тобой ближе, — отзываюсь мрачно. — И вообще, выйди отсюда! — указываю ему на дверь.

Бесполезная трата энергии. Ко всему прочему, моя рука перехвачена. Опомниться не успеваю, как меня дёргают на себя, впечатывая в мужское тело.

— Тебе-то может и не надо, но все вокруг теперь другого мнения, Дюймовочка, — тихо и вкрадчиво проговаривает брюнет, вместе со мной шагает в сторону, прижимая к стене.

Понятия не имею, зачем он это делает. Как и не понимаю, почему не сопротивляюсь. Опутывающий разум жар, исходящий от Филатова, слишком быстро туманит мозги, чтобы я могла хоть что-нибудь адекватно анализировать. И всё, что я ещё помню — то, как трудно дышать, как сильно и быстро стучит моё сердце в предвкушении неизведанного.

— Ты ведь уже тогда, в переулке знала, кто я такой, да? — произносит он, склоняясь непозволительно близко. — Не могла не знать. Это же твоя работа.

В какой-то мере он прав. Хотя всё совсем не так. Потому и не признаюсь. Молча смотрю в его глаза, надеясь заставить себя сделать хотя бы один-единственный маленький вдох, ведь кислорода начинает не хватать.

— Давай, Дюймовочка, признавайся, — продолжает Филатов-младший. — Зачем ты провернула со мной все эти номера? — вжимает в стену крепче, заносит руку и неожиданно ласково подбирает пальцами одну из прядок, заводя ту за ухо. — Твой босс тебе приказал? Отвлечь меня? Или что?

Туман в моих мозгах рассеивается в одночасье.

— Похоже, ни за что не угадаешь, — ехидничаю, припомнив сказанное им самим когда-то, толкая мужчину в грудь в попытке освободиться.

Ну, а какой смысл оправдываться? Пусть думает что угодно, мне-то что с того? Я его, скорее всего, всё равно вижу последний раз в жизни. Этой ночью, после подписания договора, семейство Филатовых возвращается в Америку.

— К тому же, никто тебя не тянул за язык, упоминать про «другие обстоятельства», из-за которых ты якобы не смог явиться к нашему исполнительному, — повторно толкаю мужчину в грудь, хотя и эта попытка освободиться тщетна. — Да, я облила тебя. Дважды. Но даже футболку твою постирала в итоге. Так что причём тут твоё столкновение со мной, ваш договор и мой шеф со своими гипотетическими приказами?

Лично я никакой взаимосвязи не улавливаю. Но не Глеб.

— Как это причём? — криво усмехается брюнет. — Из-за тебя ведь… — не договаривает, по-новой вжимает меня собой в твёрдую поверхность.

И лишь теперь до меня доходит, что не только поверхность стены тут твёрдая. То, что снова упирается мне в живот, тоже весьма… ощущается, да.

Шумно сглатываю.

— Вот уже шестнадцать часов, как всё из-за тебя, Дюймовочка, — становится мне ошеломляющим открытием.

Руку с его груди я убираю. Сжимаюсь вся, мечтая обрести навык прохождения сквозь стены, ведь преграда за моей спиной — единственный выход отсюда. Мало того, что Филатов до сих пор прижимает меня собой, одна его ладонь смыкается в кулак, упираясь совсем рядом с моим лицом, а другая — плавно ложится мне на талию, смещается к пояснице и подталкивает ещё плотнее к жаркому сильному телу.

— Прекрати, — всё, на что меня хватает.

Судорожно хватаю ртом воздух, широко распахнутыми глазами глядя на то, как гаснет усмешка на губах Глеба. Черты его лица преобразуются в одно мгновение. Становятся жёсче. Золотисто-карий взор больше не лучится насмешкой и надменностью. Опасный. Голодный. Поглощающий. Плечи мужчины напряжены. Я замечаю, как проступают вены на запястье всё ещё сомкнутой в кулак руки. Та, что на шее — пульсирует всё чаще и чаще. Сам весь — как камень. Неотрывно смотрит на меня, следит за моей малейшей реакцией. Давит кулаком на стену, аж костяшки белеют. И дышит — тяжело, как я, прерывисто, будто никак не может надышаться. Воздух между нами хоть ножом режь. По коже словно электричество пускают. Кажется, ещё чуть-чуть, посыпятся искры. И если я сама понятия не имею, как это исправить, то Глеб…

— Уходи, — доносится от него приглушённо, с болезненными нотками.

Его голос совсем не громкий, не грубый, далеко не приказ — скорее просьба, напоминающая мольбу. Но я всё равно вздрагиваю, будто получаю удар плетью, а также вспоминаю о том, насколько всё происходящее здесь и сейчас неправильно. И без малейших пререканий выполняю сказанное им.

— Спасибо, — не знаю, за что благодарю.

Он так и не отходит, не сдвигается с места. Мне приходится проявить всю свою ловкость, извернуться немыслимым образом, чтобы выскользнуть из капкана мужских объятий. На пояснице остаётся обжигающий след, даже после того, как прикосновение Глеба исчезает, всё равно кажется, каждый его отпечаток со мной, остаётся не только на теле, но и в памяти, буквально въедается в подсознание, ничем не вытравишь. Переступив порог в коридор, я пошатываюсь, спотыкаясь на ровном месте, захлопываю за собой дверь, ни разу не обернувшись, не уверена даже в том, закрываю ли резное деревянное полотно в самом деле. Не волнует. Запутываюсь в подоле платья, до сих пор стараюсь выровнять дыхание, уговаривая себя не тонуть в этих необыкновенно ярких ощущениях, возникших ни с того ни с сего. И тихо ругаюсь последними словами себе под нос, расправляя ткань с цветочным орнаментом, чтобы продолжить путь. Потому и не замечаю сразу, что в коридоре не одна.

— Значит, повышение по карьерной лестнице тебе не нужно, ты вся такая недотрога, а с тем, кто побогаче и посмазливее — можно в любом месте, даже если это общественный туалет? — суровым тоном обвиняет Быков.

Замираю. Перевариваю услышанное. Медленно разгибаюсь, поправляя последнюю складку. За неё же цепляюсь пальцами в надежде найти хоть какую-нибудь точку опоры и не упасть.

— Вы всё не так поняли, — мямлю едва ли убедительно.

Естественно, что мой шеф тоже не верит. В пару шагов оказывается рядом. Нависает надо мной, как грозовая туча.

— Да что ты говоришь? То есть, мне показалось? — фальшиво удивляется он. — Ты когда вообще успела с ним снюхаться, а, недотрога? — спрашивает с требовательными нотками, но ответа не ждёт, цепляет указательным пальцем мой подбородок, приподнимает выше, чтобы я могла вдоволь усвоить то, как он впивается в меня осуждающим взглядом. — Моё терпение закончилось, Варвара Андреевна, — произносит, вернув тону былую серьёзность. — Либо этой же ночью я получу то, что так долго жду, и мы забываем об этом, — кривится, бросив косой взгляд на дверь туалета, — досадном инциденте, либо… — делает театральную паузу, надавливая на подбородок сильнее, — ты уволена, Демидова.

Кажется, будто земля уходит из-под ног. Нет, я не падаю. В груди холодеет. Я не знаю, что сказать, как правильнее отреагировать. Мне нужна эта чёртова работа. Но и ложиться под своего шефа я не собираюсь. Ни при каких обстоятельствах. Неспроста несколько месяцев включаю полную дурочку каждый раз, когда он начинает кидаться намёками на данную тему. Неужели всё? Подобное больше не прокатит? Слишком уж категоричное заявление с его стороны.

— Я… ухожу, — не сразу, но нахожусь со словами.

Никаких резких движений. Пусть не думает, будто перед ним пугливая лань. Нахожу в себе силы и смелость взглянуть в его лицо, когда сообщаю о том, что покидаю его общество. И руку со своего подбородка тоже убираю неспешно, почти лениво, словно ничего особенного не происходит.

— Да? И далеко собираешься? — доносится мне в спину, едва я одолеваю второй шаг.

— Домой, — говорю, как есть. — К себе, — уточняю на всякий случай.

— Ужин ещё не завершён. Ты здесь не на вечеринке и не на свидании, с которого можно сбежать, когда тебе вздумается, — не соглашается со мной Быков. И если я отхожу от него на пару шагов, то он — приближается вновь всего в один. — К тому же я не услышал от тебя вразумительного ответа на тему стремления к твоему повышению, Варвара, — хватает за руку, вынуждая обернуться.

Сжимает на грани с болью. Я едва терплю, чтобы не отдёрнуть конечность.

— Насколько я успела уяснить, моя помощь при заключении контракта вам не требуется, так что и моё присутствие здесь не столь уж и необходимо, — выдаю твёрдым решительным тоном.

Освобождению пленённого запястья это мало помогает, даже после того, как тяну руку на себя. Хватка мужчины становится лишь крепче, теперь в самом деле больно.

— Демидова, не беси меня своей тупостью, — процеживает сквозь зубы Быков. — Ты останешься здесь. Потому что я так сказал. И из ресторана мы уедем вместе. Если, конечно, ты не решила провести остаток своих дней, толкаясь в очереди безработных, прежде уволенных по статье за свою профнепригодность.

Дышать опять становится сложно. Будто на грудь бетонную плиту положили. И глаза подло щиплет. Ещё немного — позорно расплачусь от такой несправедливости.

— Я ухожу, — повторяю сказанное прежде.

Нервно закусываю нижнюю губу, ведь эта боль отвлекает от слёз, немного перекрывает ту, что пронзает запястье. Освободиться так и не получается. Виталий Леонидович продолжает удерживать.

— Это твой последний шанс, Варвара. Больше предлагать не стану: или ты со мной, или на улице, я найду ту, что посговорчивее, — ухмыляется ядовито. — Поверь, потом ещё сама же спасибо скажешь и оценишь всё то, что я тебе предлагаю. Это только в первый раз «стыдно», — замолкает, снова ядовито ухмыляется. — Хотя, думаю, после второго перепихона в туалете тебе уже пора позабыть про стыд. Я — не сопливый мальчишка, всё будет, как надо, снимем номер в отеле, закажу тебе шампанское и всё, что хочешь. Сперва вдоволь расслабишьс-с-с… — дальнейшее застревает в его горле, наряду со сдавленным подвыванием, едва в мужскую физиономию прилетает внушительный кулак.

Моё запястье отпущено. Быков всё с тем же подвыванием хватается за нос. Сквозь его пальцы сочится кровь. Я же в немом шоке оборачиваюсь на возвышающего за моей спиной… Глеба.

— Сам ты… сопливый, — ледяным тоном отчеканивает Филатов. — Падаль, — добавляет, брезгливо скривившись.

В золотисто-карем взоре сверкает чистейшая ярость. Наверное, именно поэтому я не возражаю, когда он сдавливает мою ладонь в своей и тащит за собой по коридору. Едва поспеваю за его решительным размашистым шагом. Только чудом не падаю, спешно подбирая длинный подол платья прямо на ходу, чтоб тот не путался под ногами.

— Ты сюда как добиралась?

— На такси.

— Хорошо, — кивает больше каким-то своим мыслям, нежели сказанному мной, тянет за собой дальше, на улицу.

И только когда мы оказываемся посреди парковочной зоны, я, наконец, прихожу в себя.

— Ты что делаешь? — настороженно смотрю на чёрно-белый Bugatti Veyron, около которого мы останавливаемся.

Секунда, и дверь открыта, без приложения каких-либо видимых мною усилий со стороны Филатова. Мой вопрос также проигнорирован.

— Садись, — командует Глеб.

Окидываю бесстыдно дорогой спорткар скептическим взглядом. А ещё вспоминаю о том, что моя сумка остаётся на стуле, в зале ресторана.

— Нет, — качаю головой. — Спасибо, но мне надо вернуться, — вместе со словами разворачиваюсь ко входу в «Орион».

Так никуда и не иду, застреваю на месте. Вернуться — банально страшно. Ведь там Быков. Он жутко зол. И теперь…

–…точно уволит, — срывается с уст обречённое.

— Это всё, что ты можешь добавить в качестве своей благодарности? — вопросительно выгибает бровь Филатов, перегораживая собой дальнейший путь. — Садись в машину, Дюймовочка.

— Я же уже сказала тебе спасибо. Этого мало? К тому же, разве не ты сам сказал моему шефу, что тот получил за оскорбление в твой адрес? Так за что я должна тебя благодарить? — огрызаюсь в расстройстве. — Не поеду я с тобой никуда.

Если прежде у меня оставался хотя бы мизерный шанс на то, что Быков смягчится, то теперь после того, как он из-за меня получает по морде, а потом все его самые низменные предположения обо мне подтверждаются вместе с моим уходом в компании Филатова-младшего… однозначно уволит! Без вариантов.

— Бл*дь, я и так зол, не зли меня ещё больше своим упрямством, Дюймовочка. Садись в машину, сказал.

И мне бы сказать про забытую вещицу, ради которой я собираюсь вернуться, но где-то глубоко внутри словно невидимый тумблер переключается. А всё этот его ультимативный тон!

— Или что? — бросаю встречно, с вызовом. — Зачем мне садиться в твою машину? Я сюда на такси приехала, на такси и уеду, — хмурюсь, складывая руки на груди.

А то слишком уж заметно дрожат пальцы.

— Я не спрашивал у тебя, каким образом ты собираешься отсюда уехать, Дюймовочка, — мрачно отзывается Филатов. — В машину, сказал, садись, — кивает на кожаное сиденье в салоне.

— А потом что? — хмыкаю злорадно. — Домой отвезёшь? Утрёшь мои слёзы? Утешишь? А я отблагодарю тебя всеми доступными способами? Прямо в этой твоей машине? — где-то здесь мне совершенно точно пора заткнуться, но моя истерика давно сильнее здравого смысла. — Или тоже предложишь номер снять? Шампанское там, все дела, чтоб расслабилась… — накручиваю себя всё больше. — Сказала же: спасибо, за помощь. Но от тебя у меня проблем только прибавляется и прибавляется, если уж на то пошло, так что дальше лучше я сама.

На краю подсознания и вовсе мелькает подлая мысль вернуться не только за клатчем, но и проверить как там Быков, глядишь, если сумею вовремя «подтереть ему кровоточащий нос» и выказать участие, то может быть ещё сжалится… хотя и самой тошно от подобной перспективы.

— Видел я, как ты — «сама», — гневно прищуривается Глеб, умолкает на краткое мгновение. — Или сама сядешь. Или запихну. В багажник.

Не уверена, есть ли у этой нестандартной тачки багажник в принципе, однако оснований не верить ему у меня нет. Впрочем это не значит, что я так просто сдамся.

— Ты не понимаешь! Ты даже не сказал моему шефу, что там, в этом туалете ничего такого не было! Как и днём, в офисе! Они же теперь из-за тебя абсолютно все думают… — даже вслух произносить зазорно, — всякую фигню обо мне! Быков именно из-за этого так сильно обозлился! Он…

— Постоянно к тебе подкатывает с раздумьями, в каком бы ракурсе удачнее тебя трахнуть, а ты терпишь всё это дерьмо, лишь бы удержаться на этой дерьмовой работе? — перебивает меня Филатов.

Не сказать, будто он совсем не прав, однако…

— Не такая уж она и дерьмовая!

Достаточно высокооплачиваемая.

— Да что ты? — фальшиво удивляется брюнет. — Ты самой себе-то хоть веришь? Тупость же полная… — фыркает презрительно.

— Чего-о-о?! Сам ты тупость! Да ты на себя сперва посмотри! Эгоист хренов, считающий, что весь мир крутится вокруг него одного! — закипаю в одно мгновение. — Да что ты обо мне знаешь, чтобы суди… — так и не договариваю.

Обрываю себя, потому что замечаю безмолвного свидетеля своей пылкой тирады. Хотя не в самом его присутствии дело. Высокий мужчина в тёмном строгом костюме неподалёку от нас держит в своих руках… мой клатч! Его-то незнакомец и протягивает, едва я зависаю с офигевшим видом.

— Хорошего вам вечера, Варвара Андреевна, — невозмутимо проговаривает он. — Глеб Михайлович, — кивает Филатову.

Тот ничего не говорит. А до меня, пусть и не сразу, но всё же доходит, кем именно является этот… распорядитель-чужими-клатчами, он же — один-из-ценителей-шикарных-девственных-задниц. Охранник Филатова он, в общем. Вот и то, что мужчина всё также невозмутимо скрывается в стоящем неподалёку тонированном внедорожнике со спецномерами, лишь подтверждает мою догадку.

— Да вы… вы… совсем охренели! — беспомощно пялюсь на свою сумку, в которой начинает пиликать мой мобильник.

И если где-то здесь мне до сих пор кажется, что сегодняшний день хуже уже стать не может, то, стоит взять трубку, как понимаю: всё, произошедшее ещё цветочки. Треклятые «ягодки» меня ждут впереди, ведь…

— Василиса! Где тебя носит?! Я тебе уже полвечера пытаюсь дозвониться! — кричит в трубку женский голос.

Мама явно взволнована. Но я моментально напрягаюсь не от её тона. От того, что её голос звучит на фоне гула городских улиц.

— Мама? — отзываюсь торопливо. — Где ты? Что случилось?

И да, мама, я — Варя, не Василиса. Нет у тебя дочери с именем Василиса. Но это «несущественные мелочи нашей жизни».

— Ариши нигде нет! Я искала её, искала, но никто не говорит мне, где она!

Устало вздыхаю.

— Она на работе, мама. Вернётся утром. У неё ревизия, — поясняю предельно терпеливо. — Ты лучше скажи, где ты и с кем? Ты же с тётей Наташей оставалась, когда я уходила.

Гул городских улиц смешивается с резкими порывами ветра и ещё какого-то шума, чью природу я не в силах разобрать.

— Наталья побежала к своему сыну, ты же знаешь, он у неё адвокат. Они вместе приедут в отделение… — запинается, закашливается, — ну, когда мы узнаем в какое именно отвезли Аришу. Я тебе потому и звоню-звоню, а ты трубку не берёшь! — звучит уже обвинительно. — Вот что ты за сестра такая? Ариша в беде, а ты по ресторанам разгуливаешь!

Вдыхаю глубже. Правда, очень стараюсь проанализировать, заодно — поймать дзен. Выходит откровенно паршиво. Как минимум потому, что ни одному из нас не удаётся различать, где в маминых речах истина, а где воспоминания о фактах, которые на самом деле не имеют места в действительности, могут залезть в мамину голову из какого-нибудь сериала или же сводки новостей, при всём при этом она будет свято верить, что всё происходит именно с ней и теми, кто её окружает.

— В общем, я сейчас за тобой приеду и мы вместе поедем искать Аришу! — не дожидается ответа мама.

Подозрительный шум на фоне её голоса становится отчётливее. Секунда — другая, и я, наконец, осознаю всю широту грядущей катастрофы вместе с тем, что за звук такой мне слышится.

— Мама, а ты где сейчас? — срывается с моих уст вялое.

Я знаю ответ. И получаю подтверждение ему в считанные секунды. Наряду с грохотом столкнувшихся совсем рядом автомобилей.

— Здесь я, Василиса! Уже здесь! Только что припарковалась!

Да…

— Бл*дь!