Притворись моей

Александра Салиева, 2020

«Станешь моей любовницей. И родишь мне сына. Потом – свободна. Мы в расчёте». В первую секунду я решаю, что ослышалась. Во вторую, что он спятил. А в третью – невольно задумываюсь над его дорогостоящим предложением. Почему? Да просто это мой последний шанс…

Глава 2

–… и х*р тебе, а не отпускные! Уволю по статье, тебя потом ни одна приличная фирма не возьмёт даже уборщицей, дурёха неблагодарная! — отчитывает меня Быков, едва я являюсь в его кабинет.

Сеанс «какая же моя секретарша — идиотка» длится не меньше десяти минут. В это время я стойко изображаю покаяние, про себя тихонько радуясь тому факту, что накануне вечером оставила на рабочем месте пиджак, который в данный момент прикрывает пятна от пролитого американо, а то бы отхватила ещё и за свой неопрятный вид. Вообще, мне иногда кажется, будто шеф предварительно репетирует перед зеркалом, тренируя своё красноречие по части того, насколько я бездарна и никчёмна. Каждый раз слышу о себе что-нибудь новое. И каждый раз терпеливо молчу о том, что работаю на него по десять-двенадцать часов в сутки, вместо оплачиваемых восьми, без лишних пререканий исполняя любую его прихоть… за исключением одной-единственной, в которой и заключается наша с ним реальная проблема. Не хочу я становиться его любовницей. Он — не желает мириться с этим фактом. А при любом моём малейшем промахе Виталий Леонидович пользуется шансом напомнить о том, насколько важно «проявлять лояльность к своему боссу», не то мне грозит возможность вылететь с работы.

— Ладно, — наконец, заканчивает третировать меня Быков. — Вечером что делаешь? — спрашивает, но ответа не ждёт. — У меня запланирована важная встреча на десять, в «Орионе», надо, чтоб ты всё записала. И оденься поприличнее, — озвучивает непреклонным распоряжением, всё же затронув мою внешность. — Что ты как не девушка, в самом деле? Где нарядное платьице, чулки, изящные босоножки? — вопросительно выгибает бровь. — Обрядилась, как канцелярская крыса, — брезгливо морщится. — Тоску смертную нагоняешь своим видом, ей-богу, — заканчивает в мнимом расстройстве.

Молчу. Лишь закатываю глаза. Да и то в своих мыслях. Прекрасно знаю, никакой рабочей встречи у него в ресторане «Орион» не может быть, тем более, в такое позднее время. Всё же именно я отвечаю за его расписание. Благо, никаких комментариев от меня не требуется. Мужчина лениво взмахивает рукой в сторону двери, негласно веля возвращаться на своё рабочее место.

— До обеда никого не принимать. Отмени всех. Не до них мне сегодня, — бросает напоследок, пока я смиренно оставляю начальство в одиночестве.

— Хорошо, Виталий Леонидович, — киваю, прежде чем выйти в приёмную.

Небольшое помещение с панорамной стеной разделено на две зоны: правая сторона принадлежит секретарю финансового директора, вторая — моя территория, как секретаря исполнительного директора.

— Уволил? — затаив дыхание, интересуется Лиза, едва я оказываюсь на своём рабочем месте.

— Нет, — тяжело вздыхаю, грешным делом задумавшись о том, чтоб лучше уж реально уволил, чем то, что есть. — Как всегда, просто наорал.

Приступ уныния длится недолго. Тряхнув головой, я заставляю себя сконцентрироваться на разборе бумажной почты, покоящейся на краю стола. Но для собеседницы наш разговор не исчерпан.

— И чего тогда расстроилась? — не унимается девушка.

— Снова тащит в ресторан. На этот раз под предлогом деловой встречи, — говорю, как есть, сортируя письма в несколько стопок, в зависимости от содержания. — Сегодня. В десять.

На Лизу не смотрю, но и так ощущаю её сочувствующий взгляд. Всё же у Быкова в нашей компании мало «поклонниц». И дело даже не в том, что мой пятидесятилетний шеф весит два центнера, носит толстенные стекла на переносице из-за своей близорукости, да и вообще по всем внешним параметрам далёк от идеала мужской красоты. Характер у него поганый. В нашей компании, должно быть, не осталось ни одного человека, которого он бы ни оскорбил, притом, не обязательно за дело. Если у Виталия Леонидовича плохое настроение — это уже повод оторваться на первом попавшемся под горячую руку… рукоприкладством Быков, к слову, тоже не чурается.

— И что делать будешь? — тем временем осторожно интересуется секретарь финансового директора.

Если честно, я об этом ещё не думала. Хотя…

— Ничего. Не пойду, — пожимаю плечами.

— А он об этом знает?

— Я похожа на мазохистку? Скажу ему после обеда, когда он станет чуточку добрее. Вечером, в девять надо будет подавать лекарства маме, так что мне совсем не до хождения по ресторанам.

— Как будто кроме тебя больше некому их подать, — скептически хмыкает Лиза, умолкает ненадолго, а через небольшую паузу добавляет серьёзным тоном: — Нужен более веский повод. А то на этот раз точно уволит. Или что ещё похуже придумает.

Та часть меня, что давно мечтает избавиться от надоедливого начальства, в моём воображении опять пожимает плечами в полнейшем безразличии. Но другая — та, что отчаянно нуждается в заработке, принимается соображать, какой предлог действительно подошёл бы лучше и выглядел бы более весомым. Как назло, ничего дельного в голову не приходит.

— Например, какой повод? — быстренько сдаюсь.

Лиза тоже задумывается. Но, в отличие от меня, размышляет недолго.

— Скажи, что сестра сломала руку! — восклицает она и тут же прикусывает язык, опасливо скосившись на дверь, за которой находится Быков, пока я в удивлении смотрю на неё. — Нет, ну а что? Повод же должен быть действительно веский, сама знаешь, — оправдывает степень крайности своей задумки. — А ещё лучше ногу! И не может сама добраться до травмпункта, — понижает голос, заново призадумывается. — Или скажи, что у тебя квартиру ограбили, случился пожар, потоп, взорвалось отопление… — перечисляет самозабвенным тоном.

— Поэтому нарядного платьица у меня нет и никуда пойти с ним я не могу? — хихикаю я в ответ.

— Как вариант, ага, — тоже улыбается Лиза. — Но тогда он сперва потащит тебя по магазинам, а потом предъявит тебе счёт за покупку. И не факт, что денежный, — усмехается многозначительно, пристально разглядывая меня. — Слушай, а обзаведись ты уже парнем. Желательно, качком каким-нибудь, поздоровее, — предлагает новый вариант решения моей проблемы. — Тогда сразу понятно будет, что ему ничего не светит, как бы ни старался!

— А если и тогда не отстанет? — бросаю встречно, всё же Быков сам не отличается понятием верности своей «любимой». — И потом мне сразу с двумя мучайся, да? — передёргиваю плечами.

— Ну, не зна-аю, — не соглашается со мной девушка. — Парень — на то он и парень, чтоб радовал, а не мучил. Тем более, если он будет весь такой высокий, сильный — за таким, как за каменной стеной… — протягивает, откинувшись на спинке кресла, зажмурившись с довольным видом.

— Угу, я одного высокого и сильного сегодня уже встретила, — ворчу встречно. — Только у нас с ним стена не каменная, а кирпичная… — добавляю, прежде чем осознаю, что зря завожу эту тему.

Лиза садится прямее, вперив в меня хищный взгляд.

— Где встретила? Как зовут? Я его знаю? Ты ему хоть номер свой дала? А его номер взяла? Когда встретитесь снова? — моментально закидывает меня вопросами.

Уныло вздыхаю и расстёгиваю пуговицу на пиджаке, демонстрируя кофейные пятна на своей блузке.

— Понятия не имею, как зовут этого придурка, — качаю головой. — Мы с ним тут, — машу рукой в ориентировочном направлении указываемого места, — на углу столкнулись. Кофе разлила, — жалуюсь, не скрывая своего негодования.

— И всё? — разочарованно вздыхает Лиза.

— А должно быть что-то ещё? — усмехаюсь я.

Явно же уже напредставляла себе всего и больше. Неспроста страдальчески закатывает глаза, после чего хмурится, одаривая меня строгим взором, как только слышит мой ответ.

— Слушай, Демидова, ты таким макаром точно останешься старой девой, — проговаривает наставительным тоном. — Извинилась бы, предложила бы ему в качестве возмещения ущерба ещё один кофе, обменялись бы телефонами, снова встретились бы потом… — замолкает и требовательно смотрит, будто я прямо сейчас должна сделать всё озвученное, хотя выдерживает паузу лишь несколько секунд, после чего спохватывается: — Страшный что ли?

Настаёт моя очередь закатывать глаза.

— С чего бы я ему предлагала ещё один кофе, если пострадал мой американо? — ворчливо предъявляю аргументом. — А потом этот хам обозвал меня мелкой и припёр к стенке, заткнув мне рот? — сокращаю наше общение с незнакомцем.

То, что я оробела, как сопливая девица, от одного его грозного вида, я оставляю при себе. В этом сознаваться категорически не хочется. К тому же, Лизу интересуют совершенно другие подробности:

— То есть, не такой уж и страшный? — на свой лад интерпретирует мои слова с многозначительной усмешкой. — К стенке припёр, рот заткнул… Чем ещё занимались? Ты так и не сказала, как его зовут, — напоминает.

— Да не знаю я, как его зовут! — отмахиваюсь, вспоминая о том, что надо бы не о всяких первых встречных брюнетах разговаривать, а исполнять свои служебные обязанности. — И знать не хочу! — заявляю категорично.

Не менее категорично утыкаюсь в письма. Правда, это не особо помогает избавиться от воспоминаний о том, чьё имя меня вроде как абсолютно не интересует. Золотисто-карий высокомерный взор с толикой насмешки преследует моё воображение до самого обеда. И особенно остро в тот момент, когда я узнаю, что этим утром у моего шефа, пока я опаздывала на работу, были «особые клиенты», которые прибыли аж из Нью-Йорка, чтобы этим вечером подписать контракт на много-нулевую сумму, поэтому тащиться этим вечером в ресторан с шефом всё же придётся — работа обязывает.

И кто знает, чем закончится этот вечер, когда иностранцы завершат свою сделку, после чего покинут нас…

— Будешь умницей и красавицей, я тебя не только отвезу домой, но и выпишу премиальные из личного бюджета, — сообщает Виталий Леонидович, когда я захожу к нему, чтобы узнать, какие пожелания у него будут насчёт обеда, потому что он всегда пользуется услугами доставки, не покидая свой офис вплоть до самого вечера. — Надеюсь, мы друг друга достаточно хорошо поняли, Варвара Андреевна? — вопросительно пялится на меня, пройдясь масляным взглядом с головы до ног и обратно, задерживаясь в районе бёдер. — Тебе очень подойдут чёрные чулки.

— У меня нет чулков, — заявляю с самым невозмутимым видом. — Они неудобные. Я их не ношу, — добавляю, чтоб ему не стукнуло в голову их мне приобрести.

Так и хочется прибавить, что в моём гардеробе имеются исключительно старческие панталоны старопамятных времён советского союза, в котором нет и быть не может никакого секса, но этот комментарий я оставляю при себе.

— Плохо, очень плохо, Варвара Андреевна, — нарочито официально тоном проговаривает Быков. — С таким подходом ты по карьерной лестнице никогда не продвинешься.

— С учётом того, что моё высшее экономическое — неоконченное, продвижение по карьерной лестнице мне и так не светит, — отзываюсь всё также невозмутимо.

Шеф понимающе ухмыляется.

— Но ты вполне могла бы завершить учёбу. Если бы захотела.

— Так вы же сами мне сказали, что вам не нужен секретарь на заочном, — припоминаю ему его же слова.

Он их, вероятно, тоже помнит, потому что улыбается в ответ. Да с такой хитринкой, вальяжно откидываясь на спинку своего кресла, что я моментально сожалею о своей болтливости.

— Ну, зачем же так сразу столь категорично, Варвара Андреевна? — протягивает с мурлыкающими нотками мужчина. — Тогда сказал, да. Но ведь мир так переменчив! Я вполне могу изменить своё решение, если на то будут веские основания.

Знаю я эти его «веские основания». Но упорно молчу о них.

— Всё зависит только от твоего желания, Варвара, — уже без «Андреевна» продолжает начальник. — Я всегда иду навстречу тем своим сотрудникам, которые этого действительно заслуживают… — теперь улыбается до того довольно, словно кот, объевшийся сметаны. — Но ты, Варенька, всё никак не хочешь меня понять, — вздыхает он напоказ грустно, хотя улыбочка так и не сходит с его физиономии. — Дресс-код вот, например, не соблюдаешь…

Ни в одном пункте устава предприятия нет требования носить злополучные чулки, на которых его в последнее время особенно клинит. А вот пиджак, который ему не нравится, — как раз есть. Но я игнорирую и этот намёк, быстренько сворачивая тему бесполезного разговора.

— Так что вы будете на обед?

На физиономии Быкова вырисовывается страдальческая гримаса. Но на мой вопрос он всё же отвечает. Оказывается, обедать он собирается не один, в компании одного из утренних гостей, так что обед требуется заказать в двойном эквиваленте. А через некоторое время я спускаюсь на первый этаж, чтобы забрать прибывший с курьером заказ. Чем-чем, а скупостью мой шеф никогда не страдал, так что картонный пакет, переданный мне, выглядит весьма внушительно. Взяла бы обеими руками, но звонит сестра. С учётом, что она прекрасно знает — не стоит меня беспокоить в рабочее время по пустякам, без лишних раздумий беру трубку, обхватив увесистый пакет левой рукой, пока возвращаюсь к лифтам. И конечно, мои ожидания оправдываются в первую же секунду, стоит принять вызов.

— Её нигде нет! — без всяких приветствий вопит моя близняшка. — Я уснула всего лишь на полчаса, просыпаюсь, а её нет!

Здоровенный пакет, который я несу, и без того загораживает половину обзора на пространство холла, так что неудивительно, что я спотыкаюсь на ровном месте. Останавливаюсь, вдыхаю глубже, на мгновение порадовавшись тому, что не роняю свою ценную ношу, а потом стойко ловлю дзен, стараясь не поддаваться сестринской панике.

— То есть как это нигде нет? — интересуюсь встречно. — У соседей смотрела? Около подъезда? Во дворе? Обычно она не уходит далеко.

А ещё моя сестра ни в коем случае не должна была допускать подобной ситуации, но это можно обсудить и позже.

— Говорю же, нигде нет! Я весь этаж обошла, мамы нигде нет!

Глубоко вдыхаю снова, но пойманный дзен безнадёжно ускользает. Да и как иначе? Дело в том, что у нашей мамы синдром расстройства памяти, за ней нужен особый уход, с некоторых пор она совершенно не приспособлена к самостоятельной жизни, и если где-нибудь останется одна, то последствия могут быть мега-катастрофическими.

— Ариша, я сейчас приеду и поищем вместе! — проговариваю, ускоряя шаг настолько быстро, как только получается, разворачиваясь к посту охраны, собираясь попросить доставить пакет вместо меня.

Отпроситься у начальства могу и по телефону. Дорога́ каждая секунда.

— Пока добираюсь, ты ещё раз посмот… — не договариваю.

С громким возгласом, со всей дури врезаюсь в чьё-то каменное тело. Не падаю лишь потому, что это самое тело моментально реагирует и ловит на лету. На него же, вместе со мной, вываливается содержимое пакета, которое включает в себя подло открывшийся контейнер с американским чаудером. Густой суп с беконом — очень горячий, вот уже во второй раз за день я обжигаюсь, попутно проклиная всех тех, кто не смотрит, куда идёт.

— Ай!

— Бл*дь!

Чувство дежавю ударяет по разуму, подобно раскалённой плети. Но и это не самое жуткое.

— Да ну нахрен!

— Опять ты?!