Время возвращать долги

Александра Ронис, 2022

Отсидевший в тюрьме по ложному обвинению Крест рад бы начать все сначала, однако не все готовы забыть его статью. Его жизнь разрушена, а вот та, за чье якобы изнасилование он когда-то сел, живет припеваючи. Где справедливость? Под минутным порывом он вторгается в спокойную жизнь девушки, пытаясь стрясти с нее «долг». Вот только кто кому должен на самом деле? Содержит нецензурную брань.

Глава 1

Несколько лет спустя…

— Здравствуй, мама.

Светловолосый худощавый парень с объемной спортивной сумкой на плече скрипнул дверью калитки словно бы несмело, словно забыл, каково это — переступать порог отчего дома. В глубоко посаженных серых глазах застыло тревожное ожидание — он не знал, как отреагирует мама на его неожиданное появление. Статья у него была «плохая» (не убийство, конечно, но тоже не «легкая»), после оглашения приговора по которой от сердечного приступа умер отец, оставив маму с семилетней дочкой на руках. Так что получалось, что смерть отца была на его совести, и он не знал, простила ли мама его за папу, да и за все остальное.

Мывшая посуду на столе под навесом женщина при звуке знакомого голоса вздрогнула, резко побледнела и, не вытирая мокрых рук, кинулась к сыну.

— Женя! Женечка! Сынок!

Она обнимала его, беспрестанно целовала родные щеки, с которых уже почти ушла юношеская припухлость, и отчаянно пыталась сдержать слезы радости. Когда первая волна эмоций схлынула, унеся с собой спазм в горле, она наконец смогла спросить:

— Ты вышел?! Тебя отпустили?!

Вместо ответа он просто кивнул — теперь спазмом перехватило горло у него. Еще чуть-чуть, и он бы наверное сам заплакал, как в детстве, но мама крепко прижала его к груди и держала так долго-долго, и его постепенно отпустило. Негоже все-таки мужику в двадцать восемь лет реветь как ребенку, пусть даже никто посторонний и не видит.

— А ты изменился, повзрослел, возмужал, — с любовью заглядывая ему в лицо, заметила мама и спохватилась: — А что же мы тут стоим? Пойдем в дом, — и повела как маленького за руку к крыльцу.

Она как будто боялась, что стоит ей выпустить руку сына из своей ладони, и он тут же исчезнет, пропадет еще на долгих восемь лет.

— Раздевайся, Женечка, — засуетилась мама, стоило им переступить порог, бросилась к холодильнику, от него — к плите. Потом убежала внутрь дома, вернулась через минуту с чистым полотенцем: — Освежись, умойся, ты устал с дороги, — и снова занялась готовкой.

Ухо давно отвыкло от маминого «Женечка», поэтому сейчас все внутри отозвалось теплом. Да и просто «Женя» он уже давно не слышал. Все последние годы он был просто «Крест», к тому и привык.

Умывшись с дороги, Крест распаковал подарки для матери и сестры — целый пакет шоколадных конфет, которыми славился город, где он сидел, золотые сережки — Насте, цепочка с кулоном — маме.

— Это тебе.

Он еще раз с удовольствием обнял маму, поцеловал ее в макушку, прячущуюся за тонким платком, однако не скрывающим поседевшие прежде времени волосы — свидетельство перенесенного стресса и многолетних переживаний, — и только сейчас заметил, как сильно она постарела. Кожа на лице и руках, потеряв упругость, стала мягкой, покрылась возрастными пятнами и сетью морщин. Зато глаза были все те же, мамины, добрые и лучистые.

— А где Настя? — спросил Крест, чтобы не дать подступающему к горлу кому выдавить из него слезу.

— Она в школе, — кинув взгляд на висевшие в простенке между окнами настенные часы, ответила мама и еще раз любовно оглядела подарок сына.

— А ты? — задумался Крест. Точно, он ведь еще на автостанции, рассчитавшись с таксистом, гадал, застанет ли кого дома и не лучше ли пойти сразу на работу к маме — в свою бывшую школу.

— А я на больничном, — она, положив цепочку обратно в бархатную коробочку и убрав ее повыше на полку, бросила нарочито беспечно: — Давление.

Крест не успел спросить, насколько серьезны проблемы со здоровьем, потому что за спиной распахнулась дверь и на пороге появилась Настя. Сестренка, которую он помнил совсем еще девочкой. Сейчас же ей было почти пятнадцать.

— Привет…

При виде незнакомого человека Настя замерла. По ней невозможно было сказать, узнала она брата или нет. Она с подозрением и настороженностью оглядывала Креста, не спеша отвечать на его приветствие.

— Насть, это Женечка вернулся, твой брат. Ты не узнала? — ласково и радостно заговорила мама, но сестра тут же ее оборвала:

— Узнала, — бросила она сквозь зубы и, не здороваясь с ним, не подходя, не глядя на растерявшуюся маму, скользнула к себе в комнату, демонстративно шумно задернув за собой шторки, служившие дверью.

— Наверное, в школе что-то случилось, — тихим извиняющимся тоном предположила мама, догадываясь, насколько неприятна сыну эта сцена, на что тот лишь улыбнулся ободряюще — мол, все в порядке.

Пока мама собирала на стол, Крест заново знакомился с домом, перебирая в памяти всплывающие воспоминания. Счастливое детство, не омраченное ни пьянками, ни скандалами. Увлекательные школьные годы, разделенные с верными друзьями. Легко дающаяся учеба и без помощи родителей, учителей в местной школе, занятия спортом. Запоминающийся выпускной, когда он единственный раз в жизни опьянел от шампанского, а затем взрослая жизнь в большом городе. Бюджет в университете, лихое студенчество и мечта стать программистом, которая так и осталась мечтой, после того как его, студента-третьекурсника отчислили из вуза в связи с уголовной статьей. Но даже сейчас, после всей отсидки, вернись Крест в прошлое, он поступил бы точно так же.

— Настена, пойдем обедать. Ты куда?!

Мамин голос отвлек парня от приятных воспоминаний, а громкие, быстрые шаги сестры в сторону входной двери вместо обеденного стола напомнили о далеко не радужном настоящем. Оглушительный хлопок двери окончательно испортил настроение.

Крест усиленно делал вид, что все в порядке, что ничего особенного не произошло, что он всецело поглощен маминой стряпней, по которой и вправду безумно соскучился, но неприятный осадок остался. Скованно чувствовала себя и мама. На ее лицо набежала тень, согнав выражение радости. В который раз Крест задумался, а как они жили все это время? Каким человеком выросла Настя? Понятно, что она еще подросток, но не наложила ли история с ним мрачный отпечаток на ее не до конца сформировавшийся характер? И все равно, если повернуть время вспять, он сделал бы то же самое, даже зная, что сядет.

Уверенный стук в дверь прервал обед, длившийся в молчании, и на пороге возникла кряжистая фигура дяди Миши, маминого брата, жившего в этом же селе. Он по обыкновению неторопливо стянул сапоги, повесил кепку на крючок вешалки, когда-то собранной школьником Женей на уроках труда, вразвалку прошел на кухню.

— С возвращением тебя, что ли, племянник, — дядя Миша протянул короткопалую ладонь, в кожу которой как будто намертво въелась соляра, крепко пожал протянутую для рукопожатия руку Креста. — Ты к нам надолго? Или насовсем вернулся?

Мать засуетилась вокруг стола, накрывая на еще одного человека.

— Как получится, — пожал плечами Крест. Он вообще еще не строил никаких планов, хотел просто побыть дома, насладиться свободой. Теперь подозревал, что просто «насладиться» не получится, придется налаживать отношения с сестрой, которая мало того, что находилась в переходном возрасте, так еще и была для него, по сути, абсолютно незнакомым человеком. Настя совершенно не походила на ту веселую и ласковую девчушку, которую он помнил, ни внешне, ни характером — но, возможно, это было первое, обманчивое впечатление. К тому же он сам запретил маме навещать его в тюрьме, и на какое-то время родственная связь между ними была потеряна. Звонил он сам, редко, не желая лишний раз напоминать матери о том, где и почему ее сын.

— А к нам Настя ваша прибежала, к Машке моей. Лица на ней нет. Сказала, ты приехал, — дядя Миша откусил кусок хлеба, зачерпнул ложкой мясное рагу. — Я сразу к вам.

— Спасибо, дядь Миш, что маме помогал все это время по хозяйству, — совершенно искренне произнес Крест, — особенно когда бати не стало. Без тебя бы не справились.

— А как же иначе? — брат матери качнул головой, прожевывая мясо. — Не мы, то кто? Ты к нам заходи, Машку мою не узнаешь, вымахала девица. А была мелкая, все с твоей Настей собачились, сейчас дружат. Машка в этом году школу заканчивает, поступать будет.

— Как-нибудь зайду, — пообещал племянник, как будто в селе можно было не зайти в гости.

— Ты мне вот что скажи, — шепнул на ухо Кресту дядя, когда мать вышла во двор, — ты и правда ту девку того…? Не верится мне, не был ты таким подонком, да и мать переживает. Ей это все морально тяжело далось. Шутка ли, педагог, завуч школы была, а сын насильником оказался. Шум стоял на весь район.

Крест опустил голову. Решение далось тяжело, но виделось единственно-верным. Лучше мама пусть переживает только об этом, чем еще и о том, что сын отсидел ни за что. Поэтому он растянул губы в непринужденной улыбке и посмотрел в глаза дяди, стараясь не замечать, как взгляд того становится жестким.

— Это все прошлое. Не нужно его ворошить.