Бывшие в падении

Александра Гейл

– Зачем ты приехал? Капризные губы мужчины изогнулись в высокомерной усмешке. – Уж точно не из-за тебя. – Я так и не думала. Это ложь. Потому что думала я именно так. Боялась его желания со мной поквитаться. – Правильно, Дияра. Я даже обрадовался тому, сколько приятных моментов обещает мне это назначение. Приятных – для меня. – Да, я спрашивала именно об этом. Ты собираешься вышвырнуть меня вон? Сердце тяжело и болезненно бухало в груди в ожидании ответа. Против всех моих ожиданий Поль поднял руку и погладил меня по щеке большим пальцем. – Ну что ты, Дияра. Ты уйдешь сама.

= 2 =

41 — 01.2018

Я влюбилась в Поля Кифера бездумно, бесповоротно и молниеносно. И так, что это увидели буквально все.

Вот я стояла на сцене одна под светом софитов, едва закончив адажио, как вдруг музыка смолкла, и вместе со стуком каблуков мужских туфель в мою жизнь вошел он. Директор нашего театра вроде бы хвалил меня, но я ничего этого не видела и не слышала.

Балет — вид искусства, где красота приравнена к абсолюту. Мы помешаны на ней, начиная с балетных школ, где девочек отбирают по строго определенным параметрам, в числе которых не только танец и предрасположенность к нему. Еще рост, вес, длина шеи, форма лица… Через какое-то время эти параметры завладевают сознанием настолько, что ты начинаешь оценивать окружающих тебя людей именно по таким критериям.

Так вот, я с уверенностью говорю, что вслед за директором театра на сцену ступил самый красивый мужчина из всех, кого я видела. Это было прямое попадание, один прицельный выстрел. Если бы я встретила другого черноволосого черноглазого смуглого мужчину с аккуратной бородой, я бы, пожалуй, без запинки ответила, что он не в моем вкусе. Потому что, вообще-то, таких множество. И ни один из них не производил на меня впечатления. До Поля Кифера я вообще не понимала, кто в моем вкусе. И, если честно, спустя два с половиной года он все еще оставался единственным мужчиной, сумевшим меня взволновать.

Мы стояли с ним на сцене, сцепившись взглядами, и… что-то происходило. Я не понимала, что это такое. Для этого мне не хватало опыта, но не могла не чувствовать. И не мечтать, чтобы все остальные исчезли, и я смогла с ним заговорить не как того требовали условности. А с той искренностью, к которой располагала сцена и свет прожекторов, очерчивавший две наши фигуры.

Кто ты? И кем станешь для меня?

Словно почувствовав что-то неладное, директор театра, Максим Андреевич Беспалов, обернулся к своему спутнику, но, не найдя на лице Кифера восторга, ответного моему, немного успокоился. И я тоже попыталась взять себя в руки и поблагодарить мужчину за теплые слова в адрес моего танца. Но взгляд так и соскальзывал на незнакомца.

— Дияра Огнева, наша маленькая звездочка, — представил меня тем временем Беспалов. Я выдавила улыбку. — Поль Кифер, ваш новый хореограф. В этом сезоне он будет ставить «Эсмеральду». И если этот человек не отдаст тебе главную партию — можешь смело мне на него жаловаться, — пошутил Максим Адреевич, хотя шутка была ужасная. И вообще выставляла меня не с лучшей стороны. Будто мне лет пятнадцать, а то и меньше. Или будто у нас есть какие-то взаимоотношения… Я перевела взгляд на Кифера, пытаясь понять, какое впечатление произвели на него слова директора театра. Но его бесстрастный вид не пропускал настоящего отношения.

— Очень приятно познакомиться, — постаралась я улыбнуться как можно более непринужденно.

Мысленно взмолилась: скажи хоть что-то. Я хочу узнать, какой у тебя голос. Однако Кифер просто кивнул, из-за чего я задумалась, понимает ли он вообще русский язык. Впрочем, он тоже изучал меня. Я это чувствовала на уровне интуиции. Той самой, женской, о которой я до этого дня еще не подозревала.

К восемнадцати годам во мне успел сформироваться забавный раскол. Я родилась и выросла в Казани, до тринадцати лет, несмотря на принадлежность к последователям Терпсихоры, воспитывалась в мусульманских реалиях. А потом переехала в Петербург, где нравы были совсем иными, сексуальные метафоры звучали сплошь и рядом, а балетмейстер и другие мужчины иной раз заходили в женскую раздевалку, как к себе домой. И в моем теле, все еще принадлежавшем девочке, уже росла и крепла женщина. Но до встречи с Полем Кифером она как будто спала.

— Ну, продолжайте, — сухо улыбнулся Беспалов, подозрительно глянув на меня, вновь прилипшую взглядом к Киферу.

Я кивнула, поблагодарила его еще раз и попыталась сосредоточиться на продолжении репетиции. Но я знала, что он остался где-то за кулисами. Его взгляд жег меня. Огонь, закованный в броню его ледяного самообладания.

И я им загорелась. Думала ли я, что в итоге сгорю?

45 — 07.2020

Я наклонилась к крану, прополоскала рот и с чувством сплюнула. Несколько раз. Казалось, таким образом я пыталась исторгнуть из себя остатки унизительного просмотра и воспоминаний о Поле Кифере. Чтоб ему в Петербург вернуться и смыться дождем в Финский залив. Москва — моя! Ну почему было не оставить меня тут в покое, в кордебалете, с моими кровными сорока тысячами зарплаты?! Серьезно, у меня ведь ничего кроме этого не осталось. Неужто так необходимо растоптать последнее?

— Что это вообще было?! С чего в Кифера как сам бес вселился? — воскликнула шумная Эви, влетая в туалет сразу следом за мной.

Я поморщилась. Энтузиазм подруги неожиданно ударил по нервам вместе с пониманием: рано или поздно вскроется, что это он мой мужчина-катастрофа. Эви со Светкой были в курсе части моих проблем — жить под одной крышей и все скрывать не выйдет, — но имен я не называла.

— Кажется, нынче я в «любимчиках», — попыталась я отделаться шуткой.

— Это уж точно. Что он сказал тебе, когда подсел рядом?

Подруга плюхнулась пятой точкой на соседнюю со мной раковину. Не то чтобы среднестатистическая балерина могла ее обрушить, но я все же покосилась на ни в чем не повинный очень даже нужный предмет обихода.

— Сказал, что мое место в кордебалете, — ответила я полуправдой.

— И сразу после этого отобрал в солистки? — недоверчиво прищурилась подруга.

О да, когда Кифер после моих феерических пируэтов вокруг мусорной корзины объявил, что я прохожу на следующий этап мучений, вся труппа вытаращилась на меня, как на чудо чудное.

Но, в отличие от них, я точно знала, почему он меня отобрал. Потому что над танцовщиками кордебалета всласть не поиздеваешься. Что он сделает? Применит абсолютный ад и заставит менять стоять на одной ноге в арабеске на две минуты дольше, чем других? Чтобы та окончательно отвалилась прямо посреди спектакля? Интересно было бы посмотреть, как именно он будет выкручиваться, создавая такие рисунки. Зато на сольную репетицию можно запросто заявиться вместо педагога, чтобы несколько часов кряду делать с учеником что угодно, угрожая увольнением и не позволяя и пикнуть. Хоть заставлять крутить фуэте с шэне всю репетицию напролет!

Но делиться соображениями я, по понятным причинам, не спешила.

— Остальных он смотрел три дня! — ревниво продолжила Эви, не дождавшись моей реакции.

Пришлось напомнить себе, что она правда не понимала, что давит на больную мозоль. Так-то я своих соседок обожала, несмотря на тот факт, что обе они были завидными поросятами местами с любовью к пьяным вечеринкам, неуместной откровенности или занудным нравоучениям. Здоровые девчонки, с которыми не соскучишься. Они своими чудачествами немало разбавляли мою «серую и поломанную жизнь».

— Хочешь, чтобы тебя так посмотрели, чтобы ты выблевала завтрак в мусорное ведро на глазах у всей труппы? Ты хоть представляешь, сколько теперь это будут обсуждать и хихикать по углам?

Я раздраженно сорвала сразу три бумажных полотенца, вытерла рот и руки и прицельно швырнула бумажный комок в мусорное ведро. Уставилась на себя в зеркало и с досадой выдохнула.

— Зато теперь ты вроде как солистка. Если для этого надо всего лишь поблевать — просто покажи мне куда! Я готова тошнить, пока примой не стану.

Я расхохоталась, не сдержавшись. Эви в некотором роде неподражаема.

— Кончай расстраиваться, — игриво толкнула она меня плечом, абсолютно довольная тем, что сумела рассмешить.

Я не шибко распространялась о своем прошлом. О том, что получила первое соло в семнадцать, а ведущую партию — в восемнадцать. О том, что раньше умела заставить человека завороженно замереть на месте всего парой движений. О том, что, видимо, потеряла эту способность вместе с Полем Кифером и укатилась в кордебалет начинать все с нуля.

«Много интересных случаев я видел, но такой откат — впервые».

Было ли мне больно осознавать, что Поль прав? Конечно! В день, когда я увидела имя Алены Лебковской в числе прима-балерин, я разрыдалась в голос и позвонила своему психотерапевту. Ведь не будь я дурой, это могла бы быть я. Это должна была быть я. Но доктор Нестеров вправил мне мозги всего парой фраз: я жива, я здорова, у меня много лет на то, чтобы вернуться на вершину, и в один прекрасный день появятся дети.

Через несколько часов слезы высохли, и я вернулась к своей рутине. Старалась больше об этом не думать. Просто двигаться вперед и быть открытой для нового. Однажды я уже взвалила на себя ответственность, которую не вывезла. Не справилась. Бывает. Я не была готова к тем возможностям, которые мне предоставила жизнь. И дорого за это поплатилась.

— Считаешь, это он меня незаслуженно? — спросила моими губами гордость.

— Не знаю, но ты была очень неплоха. До фуэте, конечно. Там что-то явно пошло не так, — хихикнула подруга легкомысленно.

Знала я, что пошло не так. Кифер понимал, что я не захочу на него смотреть, и намеренно встал, закрывая мне фокусную точку.

Очень сложно оценить себя честно и объективно, не взглянув со стороны. А вот не верить Эви причин не было. Если она говорит, что я была неплоха, значит, так и есть. Эта девушка относилась к числу не просто честных, а мелющих все, что на языке. Признаться, я любила ее больше Светки. Или любила бы больше, не разгуливай по нашей квартире из-за Эви полуголые мужики, без конца претендующие на ванную комнату.

Выходит, Кифер сказал мне про кордебалет, чтобы посильнее уязвить. Забавно, но мне от этой мысли стало чуть легче. С ненавистью Поля мне справиться все же проще, чем с пониманием, что я потеряла свою эмоциональность.

Целых полтора сезона с тех пор, как я сумела устроиться в труппу Рената Мерхеева, меня не замечали и не выделяли. В смысле совсем. Я понимала, что это такое наказание за Питер и сорванную постановку. Понимала, что мне нужно быть благодарной за то, что я вообще осталась в балете. Но… если честно, знай я, что в итоге окажусь навечно «у воды» [последний ряд кордебалета], я бы сменила род деятельности еще в пятнадцать. Кто-то скажет: «Ах, как можно?! Балет либо любишь, либо нет. Все есть жертва во имя искусства». Я почти дошла до понимания, что люблю балет не настолько, чтобы, ни на что не претендуя, годами жить в современном аналоге общежития, отправляя матери каждую свободную копейку и не видя в этом просвета. Но я умею только танцевать. Уж было подумала, что не врет кинематограф. Такими темпами и впрямь до стриптиза дойдешь.

И тут Кифер — снова Кифер, — назначивший меня солисткой, что бы за этим ни стояло. Что принесут эти изменения? Боль? Унижение? Или шанс? Ведь Поль — человек перекати-поле, который уйдет дальше, меняя труппы, театры и страны, ступеньку за ступенькой преодолевая свой путь к вершине мира. Так пощадит ли он меня? Перешагнет или растопчет?

***

Встретиться с психотерапевтом вне очереди всегда было проблемой. Но стоило мне назвать причину, по которой потребовался экстренный совет, как Нестеров согласился задержаться. Этого доктора мне посоветовали еще в петербургской клинике, и я не стала сопротивляться. Посещениями я его не баловала, старалась справляться собственными силами. А то, что до него нужно было добираться от моего дома порядка полутора часов и час от театра, являлось дополнительным стимулом держаться.

В тот день мы сумели встретиться только в десять вечера, после моей репетиции. И едва переступив порог знакомого полутемного кабинета, я уже испытала странное чувство умиротворения. Этот человек — единственный, с кем я говорила о случившемся. Ни друзья, ни родители, ни брат, ни даже Ренат Мерхеев — никто не слышал мою историю целиком. Только психотерапевты. Первый — из клиники, вынужденно, второй — здесь, в Москве.

— Дияра, — встретил меня доктор Нестеров, вставая из-за стола и одним жестом приглашая переместиться в кресло. Когда он подошел ближе, я в очередной раз поразилась тому, что мы одного роста. — Как твои дела?

— Не знаю. Но перспективы точно не очень, — призналась я, сама не понимая, как объяснить состояние тревоги, которое поселилось внутри после первого же взгляда на человека, которого я некогда до беспамятства любила.

— Ты сказала, что ваш новый хореограф — тот самый мужчина из Петербурга. Поль Кифер. Ты не знала заранее о том, что он приедет?

Я отрицательно качнула головой, снова мысленно переживая момент, когда только услышала его голос. Говорить о Поле мне не хотелось. Но я не могла позволить себе спрятать голову в песок, иначе рисковала уйти туда целиком.

— Почему он приехал? — поинтересовался Нестеров, дождавшись, когда я сяду в кресло напротив.

— Антикризисная политика театра. Говорят, его вызвали, чтобы вернуть нам форму. Ну, кроме того, что он собирается ставить спектакль, — пожала я плечами.

— Задам вопрос по-другому: почему он согласился на это место? — поправился мужчина.

— Мне это неизвестно. Намекаете, что он это сделал из-за меня?

— Ну, судя по тому, что ты рассказывала о нем и что я читал сам, это предложение работы было у него единственным едва ли. Твое присутствие в труппе могло сыграть роль.

Едва представив, как Кифер штудирует списки танцовщиков кордебалета в поисках фамилии «Огнева», я улыбнулась. Нет, ну смешно, право слово. Два года назад он был решительно настроен вышвырнуть меня из своей жизни. Вышвырнул. Затем вспомнил, что я такая существую, выбрал наш театр, переехал в Москву… чтобы что? Отфутболить еще дальше? И так будет продолжаться, пока он не допинает меня до самой Казани?

— Да нет, это было бы слишком. Но он искренне хочет, чтобы я ушла. Мы немного поговорили, и он прямо заявил об этом.

Нестеров задумчиво постучал пальцем по своему подбородку.

— А тебе не кажется это странным, Дияра? — поинтересовался он. — Прошло два года. Если он затаил обиду, но решил расквитаться только после того, как ему предложили место, походя, то это поступок инфанта, а не зрелого человека. В чем смысл? Он тебя не любил, а ты — да. И разрыв случился по его инициативе. Не он — обиженная сторона. Но даже если предположить, что ты права, взваливая всю вину на свои хрупкие плечи из-за неудачи на премьере, то неужто ты не расплатилась по счету? Ты провела на реабилитации два месяца, потеряла работу, переехала, еле нашла место и сидишь на копеечном окладе танцовщицы кордебалета без перспектив, пожиная плоды своего поступка. Так не отомщен ли он? Особенно если ты уверена, что единственная причина, по которой он был с тобой — попытки контролировать состояние «главной партии». В которых, к слову, он провалился с треском.

— Вряд ли он провалился бы, будь я с ним честна, — пожала я плечами.

— Действительно странно, что человек с нервным расстройством, готовый пожертвовать здоровьем и даже жизнью ради навязчивой идеи, врал. Вспомни, как тяжело тебе было вернуться к адекватному пониманию себя. Пациенту с таким сложным диагнозом нужна квалифицированная медицинская помощь. А уж никак не новый бойфренд. Если он этого не осознавал — это все равно не твоя ответственность.

Нестеров, конечно, был прав, но что толку винить Кифера? Он пошел на поводу у меня, директора театра и целой толпы людей, которые упорно отрицали серьезность проблемы. Потому что много раз все это видели. Просто… просто у меня оказался более запущенный случай, чем у других. Или первый, который аукнулся таким резонансом.

Сейчас-то я понимаю, какая это дикость, ненормальность, безумие если угодно. Но тогда… мне правда казалось, что я как все, что справлюсь, что удержусь на этой грани…

— Возможно, но сейчас это вторично. Он хочет лишить меня будущего, потому что из-за меня питерский театр был вынужден снять воистину потрясающую постановку, — пожала я плечами.

— Его выгнали из театра после этого?

— Н-нет.

— Закрыли перед ним другие двери?

— Нет.

— Тогда почему ты считаешь ваши ситуации равнозначными? Если он выкинет тебя из труппы Мерхеева, ты потеряешь карьеру вовсе. Ты понимаешь, что на тебя, девушку со сложным диагнозом, толпа взрослых, умных людей свалила всю ответственность за череду неудачных решений, принятых вовсе даже не тобой? Им следовало отправить тебя на лечение, а не назначать на главную партию, усиливая давление и усугубляя проблему.

— Но разве так не всегда бывает? — усмехнулась я горько. — Виноват тот, кто заболел.

— Да, к сожалению, реалии таковы, Дияра, и с этим бесполезно спорить. Но сейчас я хочу понять другое: почему ты до сих пор, все прекрасно понимая, веришь этим людям?

— Потому что… занять точку зрения большинства и принять поставленные условия проще, чем рвать, метать и всех ненавидеть. Я устала ненавидеть.

Я понимала, что звучит это ужасно. И что восхищаются борцами, но с некоторых пор идти поперек я опасалась. Не потому, что меня из-за этого здорово потрепало. Нет: я боялась возвращения болезни. И ужасного, тягостного чувства покинутости всеми, которое стало неизменным ее спутником. Я однажды слышала разговор медперсонала в клинике: она совершенно одна, ей почти никто не звонит, мало шансов, что она выкарабкается. Я здесь. Но не уверена, что сумела бы повторить этот подвиг снова. Вот что страшно.

Была причина, по которой мне часто повторяли: «Твой единственный враг, Дияра, — ты сама». Я так хотела добиться любви людей, которые того не заслуживали, что чуть саму себя не погубила. И это вовсе не в переносном смысле. Я выбрала жизнь. Пусть даже это бесславная, бесперспективная жизнь танцовщицы кордебалета.

— Какая… продуманная позиция. Тогда позволь хотя бы понять, кого именно ты ненавидела? Поля Кифера? — неожиданно сочувственно спросил Нестеров.

— Нет. Поля я ненавидеть так и не научилась.

— Но почему? Это было бы здоровой защитной реакцией на произошедшее. Ты любила этого человека, он тобой воспользовался, предал тебя, оставил в тот момент, когда был нужнее всего. И сейчас, если ты права, он хочет лишить последнего источника дохода тебя и твою семью. Просто потому, что ты притормозила его стремительно набирающую обороты карьеру. Это повод не просто ненавидеть, это повод вцепиться в глотку и разорвать на части, защищая свое. Или хотя бы выгрызть кусок послаще.

— Я все еще верю, что существуют случаи, когда можно и нужно оставить человека. В чем его винить? Мы не были помолвлены или женаты, мы даже встречались всего ничего. Поль действительно хорошо ко мне относился. Единственный искренне пытался мне помочь, хоть и неумело. Как после такого ненавидеть? А я его подставила. Если бы не я, он сейчас был бы одним из самых востребованных хореографов Европы. Ах, видели бы вы, какой была его «Эсмеральда»!

Нестеров некоторое время сидел и просто барабанил пальцами по подлокотнику своего кресла, хмуря брови. Ему явно не нравились мои рассуждения.

— Прости, Дияра, но ты мне сейчас описываешь человека, который был к тебе добр, но возненавидел, стоило тебе порушить его блистательные планы. Вышвырнул, как мусор, зарубил карьеру, а теперь вернулся, чтобы добить. Все характеризует Поля Кифера не как жестокого и безмерно эгоистичного и недалекого карьериста. А это едва ли возможно, учитывая, что он сделал карьеру, конкурируя с развитыми, высокоинтеллектуальными людьми. А сейчас он твой противник. Не следует его недооценивать.

— К чему вы ведете?

— К тому, что до этого дня у меня не было причин сомневаться в твоей оценке ваших прошлых взаимоотношений, но сегодня они появились.

— Потому что он переехал в Москву?

— Именно.

— Хорошо, допустим, я необъективна. Но разве не будет проще сменить труппу или…

— Дияра, без ложной скромности, ты одна из самых поразительных моих пациенток. Тебе кажется, что это мелочи, но после выхода из клиники ты приняла череду очень правильных, взвешенных решений и наладила свою жизнь. Тебе больше не надо бежать и начинать с нуля — так полного выздоровления не добиться. Ты устроилась на стабильную работу, исправила отношение к ситуации в твоей семье, нашла друзей, научилась контролировать психические процессы без внешних стимулов… У тебя остался один незакрытый вопрос: отношения с противоположным полом. Ты даже не пыталась начать с кем-то встречаться. Ты глубоко разочарована и не видишь их ценности. Началось с отца, продолжилось с Кифером. Но это очень хорошо, что он вернулся. Именно новая встреча с ним может прояснить для тебя некоторые моменты, из-за которых твоя версия прежних событий рушится, как карточный домик. Тебе нужно разобраться, что было не так, и научиться избегать этого в будущем.

— Разве моя ложь не есть ответ? — сухо спросила я.

— До встречи с Полем ты держалась. Но как только начала танцевать под его руководством и встречаться с ним, твое состояние резко ухудшилось. Болезнь тебя буквально поглотила. И это она вынудила тебя лгать. Ложь — это следствие, не причина.

Я нервно облизнула губы.

— Допустим, я попытаюсь разобраться, как вы сказали, но как мне продержаться рядом с ним? Я боюсь, что его негатив меня попросту раздавит.

— Я выпишу тебе рецепт на слабенький транквилизатор. Принимать будешь по необходимости. И обязательно держи меня в курсе дел. Два звонка в неделю минимум.

С этими словами Нестеров поднялся из кресла и направился к столу.

41 — 01.2018

Тем днем, прямо перед спектаклем, наш балетмейстер был сильно не в духе. А если совсем честно — орал на весь театр. Человеком он был эмоциональным, но все-таки есть вещи, которые нам, простым танцовщикам, слышать не стоит. А тут, пожалуй, не услышишь только в вакуумных наушниках.

— Беспалов окончательно слетел с катушек. Пригласил этого лягушатника в театр фактически на мое место! И на мою репетицию! Посмел ее прервать! Знаешь, сколько ему лет? — орал Шадрин так, что слышали даже мы в гримерке, готовясь к спектаклю.

Девчонки хихикали, но накладные ресницы клеили, не промахиваясь.

— Двадцать семь. Он всего пять лет в профессии. А уже весь из себя признанная звезда. При этом направо и налево трахается с балеринами, не скрываясь! А Беспалову плевать. Ему плевать! Ох, о чем я говорю? Он и сам с удовольствием раскладывает их у себя в кабинете…

Из моих рук выпала тушь и покатилась по столу. К счастью, это было почти невозможно заметить в суматохе и совсем невозможно понять, что именно выбило меня из колеи. Но как же неприятно было слышать о том, что Кифер не брезгует развлекаться с танцовщицами! Про нравы Беспалова я знала, но мне совсем не хотелось равнять Поля с ним.

О том, что грядет новое назначение, мы были предупреждены. Я прочла биографию Кифера заранее, снимки смотрела. Оттого еще меньше понимала, с какой стати человек, не впечатливший по фото, сокрушил меня одним взглядом вживую.

Поль родился на юге Франции, но поступил в школу балета в Париже. Когда его педагог запланировал вернуться в Россию, Поль уехал с ним, в Петербург. Спустя пять лет он получил травму спины и вердикт врачей о невозможности продолжать танцевальную карьеру. Ему повезло: ему подкинули местечко помощника постановщика балета… и тут что-то пошло не так. Помощник оказался дерзким, энергичным и импульсивным, с собственным и очень отчетливым видением. А у небольшой труппы, для которой они работали, не было избытка свободных средств. И кто-то предложил убрать именитого хореографа, ведь «мальчишка ловкий, задумку он уже знает, а технику вычистить умельцы найдутся». Кифер поработал над начальной идей, что-то дополнил, что-то видоизменил на свой вкус… и тут — выстрелило. Злые языки повторяли, что все заслуга прежнего мастера, но более хитрые и менее консервативные люди предпочли присмотреться к юному дарованию. Второй балет тоже собрал много положительных отзывов. Киферу везло нещадно. Одни с пеной у рта доказывали, что такого просто не может быть, другие тонко улыбались, поддакивая, а затем приглашали Кифера снова и снова… Таким образом, известность Поля росла, противоречивые слухи вызывали ажиотаж, делая отличную рекламу. И поскольку скромностью Поль не отличался, довольно быстро запрашиваемые им гонорары начали вызывать у директоров театров слезы вовсе не умиления.

Человек-скандал, человек-прорыв. В мире, где все привыкли, что совершенство достигается путем долгих, нечеловеческих усилий, его история производила неизгладимое впечатление кажущейся легкостью. Вот только на самом деле он впахивал как лошадь, требуя того же от других. Он мог стерпеть отсутствие таланта, но только не лень.

— Сейчас мы узнаем мно-ого интересного, — весело протянула Алена, врываясь в мои мысли.

Кстати, именно она принесла нам новости о смене хореографа.

— А роли за секс раздает? — живо подключились другие девочки.

— Мужикам вроде Кифера, — хмыкнула Аленка, подкручивая реснички, — спектаклей не хватит, чтобы осчастливить всех жаждущих попасть в его постель.

Не знаю, отчего я разозлилась на девчонок из-за этого разговора. Они обсуждали Поля как предмет, средство для достижения цели. Я, не скрывая неприязни, уставилась на Алену сквозь зеркало. Она это заметила… и замолчала, как будто даже смутившись.

Каково же было мое разочарование, когда после спектакля, отыскивая свободный уголок для звонка маме, я наткнулась на них с Кифером. Они стояли очень близко, лицом к лицу, подперев плечами стену. Она кокетничала так откровенно, что мне стало неловко, а он ей улыбался. И что-то в их манерах навело меня на мысль, что они были знакомы до появления Поля Кифера в нашем театре.

Это был удар. Серьезно? После всего, что она о нем говорила в гримерной, он с ней? В голове мелькнула и исчезла высокопарная мысль начинающего пораженца: ну, если ему ок, то и пусть. Значит, большего не заслуживает. Так я подумала — и усмехнулась сама себе. А внутренний голос ехидно поинтересовался: а большее у нас, значит, ты, Дияра? Серьезно?

Ну, в чем-то да. Когда я только пришла в театр, все ждали, что Алена станет новой примой. Однако, уж не знаю как именно, партия Авроры в первом составе досталась мне. Несмотря на то, что Лебковская танцевала дольше и превосходила меня технически. Я ворвалась в эту бесконечную, жестокую очередь и оттеснила ее. Более эмоциональная, более грациозная, более музыкальная. Я выигрывала у Алены тем, что умела задерживать на себе взгляд зрителей. Так мне, во всяком случае, говорили.

Но какая Киферу разница?

Он ведь «при этом направо и налево трахается с балеринами, не скрываясь».

Танец для сцены, а не для постели. Там важно другое. Тогда я еще не знала, что именно.

Лебковская всегда была самой красивой из наших девочек. Она вообще вызывала у меня стойкие приступы чувства собственной неполноценности. Худенькая, как щепка, высокая, изящная. Ее отец был богат и накоротке с дирекцией нашего театра. И он очень сильно любил свою звездную дочурку.

Короче, Аленка была хороша всем. Но в свои милые, наивные восемнадцать я считала, что необычные люди должны тянуться к необычным. Ведь Кифер… он не мог быть обычным! Обычные люди не манили магнитом окружающих, не вызывали повсеместных пересудов, не делали головокружительную карьеру на одном упрямстве.

А Алена — это светлые волосы, модельный рост, балетная фигура, поставленный танец, неплохие данные, много друзей и выгодных знакомств, раскрученный «Инстаграм» и прочие атрибуты удачливого человека. Что в ней могло быть для Поля Кифера?

Так я думала, пока не увидела Лебковскую в его квартире в день, когда забирала вещи после клиники.