Клуб анонимных мстителей

Александра Байт, 2023

Это место, где сбываются мечты. Это место, где сбываются кошмары. Таинственный клуб, куда допущены лишь избранные, и волей случая ты – одна из них. Но кто же он – владелец этого клуба? У него есть все: деньги, харизма и… власть. Власть над тобой и каждым, кто пришел в этот клуб. Его синие глаза завораживают, а голос заставляет поверить, что только он сможет решить все ваши проблемы. От таких предложений не отказываются. Но за возможность отомстить врагам придется заплатить. Кто-то платит репутацией. Кто-то – послушанием. Кто-то – любовью, а кто-то – и жизнью. Вопрос лишь в том, чем заплатишь ты? Или… кем? Читайте «Клуб анонимных мстителей» Александры Байт – психологический роман с элементами детектива и романтики. Автор приглашает вас заглянуть в душу искусного медиатора и вместе с героями победить в схватке не на жизнь, а на смерть.

Глава 4

Моя статья «выстрелила». Всего через неделю во всех киосках на самом видном месте красовался тонкий скандальный журнал с кричащим заголовком «Известный композитор — вор?» на обложке. Под статьей с коротким, но хлестким названием «Ничего, кроме правды» стояла довольно распространенная фамилия, причем мужская. Договориться с девочкой из издания оказалось проще простого, особенно когда я свела ее с Гением. Тот вмиг обаял новую знакомую и, похоже, хорошенько позолотил ей ручку. А скоро тему подхватили и другие писаки, коршунами слетевшиеся на сенсацию.

В один прекрасный день Рудольфа Карловича пригласили на телевидение. То ли момент выдался удачным — у телевизионщиков на время иссякли обычные сюжеты с тестами ДНК и семейными перипетиями звезд, то ли история вопиющей несправедливости так всех заинтересовала, но факт остается фактом: редакторы идущего в прайм-тайм шоу обратились к нашему дирижеру.

Перед началом очередного собрания группы Мила увела Рудольфа Карловича в глубь так манившего меня коридора, откуда спустя минут десять он появился уже в сопровождении Гения. Ах, значит, я не ошиблась, там располагалось что-то интересное, видимо, личный кабинет нашего блестящего психолога! И мне снова захотелось незаметно скользнуть в этот коридор. Спрятаться в каком-нибудь уголке, узнать, о чем Гений секретничает со своей помощницей, посмотреть, нет ли там других картин… Да бог знает зачем еще, только бы уловить суть витающей в этом коридоре тайны!

Спустя еще несколько дней мы с Анькой сидели у меня и, уплетая заказанную по столь важному поводу пиццу, внимали шустрому ведущему из «ящика». Внизу яркой лентой светилась тема передачи, в которой крупными буквами выделялось уже привычное «вор». Мы прекрасно знали, что Рудольф Карлович согласился на этот эфир лишь с условием, что Гений будет рядом. Тот действительно присутствовал на съемках, скромно сидел среди публики, а после записи передачи скинул нам в мессенджер сообщение: «Фееричное действо. Посмотрите обязательно, получите удовольствие. Будет сюрприз!»

Сначала ведущий долго перечислял заслуги и звания гостя, потом показали «нарезку» самых известных его выступлений. Наконец Рудольфу Карловичу дали слово. Он говорил ровно, с достоинством и спокойным осознанием собственной правоты. Ведущий пытался встрять с провокационными вопросами вроде: «Но разве композитор не помог вам поступить в консерваторию?» — но всякий раз Рудольф Карлович отвергал инсинуации одним взмахом величавой головы.

Потом в студию влетела дочь композитора, полная дама с носом картошкой и глазками-щелочками. Она плюхнулась на соседний диванчик и с места в карьер принялась громко верещать о том, что родителя безжалостно оболгали, а вся ее жизнь с недавних пор превратилась в ад. Звонки журналистов, косые взгляды соседей, вопросы коллег, нелепые обвинения… да мало ли, сколько их, таких «несправедливо оболганных», — вагон и маленькая тележка! Что теперь, верить каждому лгуну?

— Любопытно, что вы сами подняли эту тему, — подхватил бойкий ведущий, словно ждал именно такого поворота, и, заговорщически глядя в камеру, пообещал зрителям: — После рекламы в эту студию войдет человек, утверждающий, что тоже пострадал от действий прославленного композитора. Наш новый гость молчал долгие годы — и решился заговорить только сейчас. Итак, совсем скоро, не переключайтесь!

— О-го-го! Похоже, мы разворошили осиное гнездо. Точнее, ты. Вот она, сила «четвертой власти» в действии, — хохотнула Анька.

Я растерянно улыбнулась. Если честно, совсем не ожидала, что довольно безобидная — и, главное, честная — статья спровоцирует такую шумиху. Но, с другой стороны, я и не жалела, что случайно подкинула эту идею. Правда должна восторжествовать — пусть даже и таким, весьма своеобразным способом.

После выхода статьи Гения так и распирало от успеха «первого настоящего дела нашего клуба», он даже посмаковал особенно удачный, с его точки зрения, пассаж на очередном собрании, хотя мои сотоварищи уже успели прочитать материал.

— «“Справедливость есть право слабого”, — писал когда-то Жозеф Жубер. Его высказыванию уже два столетия, но само понятие “справедливость” продолжает стойко ассоциироваться с бесполезными потугами слабых, беззащитных людей добиться… хотя бы чего-нибудь. Но это — история сильного человека, — Гений отвлекся от статьи и удовлетворенно кивнул, а Рудольф Карлович смущенно потупил взор, — сильного и порядочного. Возможно, всем нам нужно перестать воспринимать такие понятия, как “совесть”, “правда” и “достоинство” в качестве некоего убогого утешения для слабаков. В противном случае порядочный человек обречен всегда оставаться в одиночестве среди равнодушия окружающих и мучиться риторическим “За что?”».

— Круто, — выразил общее мнение Алик, когда Гений закончил читать. С ума сойти, даже его проняло! — Знаете, о чем я сейчас подумал? Недавно стою на перекрестке, пережидаю красный сигнал светофора. С недавних пор я превратился в пешехода, причем примерного — попал в аварию, разбил машину и с тех пор стал тщательнее следовать всем этим правилам. А тут и дорога-то свободна, и ждать целых полторы минуты, и опаздываю — а все же стою, раз положено. Все вокруг преспокойненько бегут, толкают меня, чуть ли пальцем у виска не крутят, мол, «Сам дурак, время есть тут стоять, так другим не мешай!». А ведь в этом, по сути, вся наша жизнь. Кто-то следует правилам — или той же совести, а остальные вот так… бегут, всегда впереди. И плевать, если кого-то оттолкнут, сметут с пути или вовсе сбросят под колеса.

Я взглянула на Алика с интересом. Иначе — чуть ли не впервые с момента знакомства. Как на нестандартную личность, человека со своим мнением, с любопытными наблюдениями, своей — пусть даже вот такой обыденной — философией. Внешнее легкомыслие и богемный имидж помешали сразу оценить это. Странный парень… Сейчас я без колебаний приняла бы его приглашение пропустить по бокальчику и пообщаться, но — вот незадача! — Алик вечно опаздывал на собрания клуба, а по их окончании куда-то усвистывал.

Однажды я заметила, как он воспользовался обычной суматохой в холле, когда одни члены клуба уже прощались с Гением и Милой, а другие получали у охранника телефоны, и скользнул в таинственный коридор. Я не привлекла внимание остальных, не сказала об этом ни одной живой душе — интуиция подсказывала, что увиденное стоит оставить при себе. Кто знает, еще попаду в дурацкое положение, когда на самом деле выяснится, что Алик — тайный сотрудник клуба. Они с Гением были как-то связаны — но как? Это мне еще предстояло выяснить…

–…да очнись ты, Ритка! Зову-зову — не дозовешься, — резко вторгся в мысли голос подруги. — И где ты вечно витаешь? Сейчас пропустишь самое интересное!

И правда, реклама уже прошла, на экране вновь возник говорливый ведущий, кратко напомнивший тему передачи.

— Разбираясь в этой запутанной истории, наши редакторы провели целое расследование. — Эта его фраза, кажется, сопровождала любой подобный эфир, но на сей раз парень из «ящика» сиял, аки солнце ясное, предвкушая колоссальную разборку. — И, судя по всему, то, что мы раскопали, — лишь верхушка айсберга. Встречайте — известная певица, заслуженная артистка страны, любимая миллионами исполнительница! Прошу приветствовать!

Повинуясь призыву, аудитория «дала шуму», который только усилился, стоило гостье выйти под камеры. Полная фигура, удачно упакованная в стройнящее темное платье, холеное, знакомое со шприцем косметолога лицо, уложенная волосок к волоску прическа, сочный узнаваемый голос и невероятный напор — эту даму знали все без исключения. Она картинно повертелась в разные стороны под аплодисменты, купаясь в народной любви, а потом подошла к деликатно поднявшемуся при ее появлении Рудольфу Карловичу и взяла его руку в свои ладони.

— Благодарю вас за смелость и достоинство. Я никогда не решилась бы предать гласности эту историю, если бы не ваш пример, — прочувствованно произнесла певица с не свойственной ей почтительностью и, резко развернувшись, в два шага одолела дистанцию до соседнего дивана. Возвысившись над дочерью композитора, она вдруг разинула рот и заорала, как на базаре: — Что, думала, так и проживешь всю жизнь в иллюзиях о папочке — великом композиторе? Я тебе покажу «нелепые обвинения»! Все расскажу об этом старом развратнике, все!

С трудом взяв себя в руки и усевшись, певица окунулась в воспоминания. Ее речь сопровождалась хлесткими безжалостными эпитетами и пугающе-агрессивными гримасами. Ведущий своими вопросами умело направлял рассказ в нужное скандальное русло, стоя с таким видом, будто испытывает ни с чем не сравнимое блаженство.

История оказалась гаденькой и, увы, не такой уж редкой. Молоденькую, подающую надежды певицу из далекого городка направили на музыкальный фестиваль, жюри которого возглавлял «этот гнусный червь, непонятно с какой стати провозглашенный чуть ли не лучшим композитором страны». Когда талантливая девушка вышла в финал и ей уже прочили Гран-при, мэтр завлек ее в свой гостиничный номер под предлогом обсуждения итоговой композиции. Там и последовало недвусмысленное предложение…

— Представляете мои ужас и омерзение? Я — совсем еще ребенок, первая поездка без мамы, и тут такое! А ведь возносила его до небес, еще радовалась по глупости: такой творец, полубог с музыкального олимпа, хочет дать мне — мне, простой девчонке! — совет по поводу репертуара, — с горечью ухмыльнулась певица. — Конечно, убежала, врезав ему хорошенько по яйц… ох, простите, трудно подобрать приличные слова… И проиграла конкурс. «Прокатили» в финале, без объяснения причин, словно и не было предыдущих двух дней восторженных отзывов. А потом меня будто не стало, на долгие семь лет. Одно слово этого монстра — и нет человека. Не принимали в институт, снимали с конкурсов, не приглашали участвовать в концертах. Иногда я сама начинала сомневаться, существую ли на самом деле. Оставил от меня пустое место — врагу такого не пожелаешь!

Дама потерянно уронила голову, словно эмоциональная речь высосала из нее все силы. Мы с Анькой молчали, сосредоточенно глядя в экран, притихла и впечатленная студия. Даже обычно не в меру активный ведущий держал паузу, осознавая неуместность любых комментариев. Наконец певица подняла глаза, теперь напоминавшие колодцы с темной водой, и тихо произнесла:

— Семь лет жизни… и из-за чего! Я никому не рассказывала об этом, даже маме, — мне было так стыдно! Это сейчас на каждом углу кричат про домогательства, а тогда… Другая жизнь, другое воспитание — вряд ли удалось бы оправдаться. Но мне все-таки повезло: пошла работать на завод в своем городке, там по счастливой случайности попала в ансамбль самодеятельности, меня снова стали выдвигать на конкурсы. Пришли иные времена, это чудовище уже не было таким всесильным. Начала петь романсы, народные песни, постепенно, как говорится, раскрутилась. Сейчас у меня есть все — публика, признание, концерты. Но иногда я думаю, насколько легче, продуктивнее, счастливее была бы моя жизнь — в первую очередь творческая — без этого ужасного случая…

Камера крупным планом выхватила лицо немолодой певицы. Она смотрела прямо на нас — молчаливо протестуя, негодуя, обвиняя человека, которого уже не было на этом свете. По щекам, оставляя бороздки в толстом слое телевизионного грима, струились слезы.

По экрану пробежали титры, а потом вдруг возникла надпись «Вместо послесловия». Перед нами предстали певица и Рудольф Карлович, о чем-то тихо беседующие после эфира и, похоже, не подозревающие, что их продолжают снимать. Наш дирижер явно утешал даму, которая то и дело прикладывала к глазам бумажный носовой платочек и что-то эмоционально говорила. Среди бессвязного бормотания вдруг четко прозвучал обрывок фразы: «есть и другие, я точно знаю, наши случаи — не единичные. Наверняка кто-то еще согласится обнародовать…»

Картинка сменилась, на экране опять возник ведущий, эмоционально замахавший руками:

— «Нет ничего тайного, что не стало бы явным», сегодня мы лишний раз убедились в этом. И, судя по всему, в этой истории рано ставить точку. Наши редакторы продолжают работу. Если вы попали в похожую ситуацию или стали жертвой данного конкретного человека, звоните по телефону, указанному на экране. Пора на всю страну сказать «нет» харассменту и плагиату. «Ничего, кроме правды» — таков наш девиз. На этом — пока все. После нас — вечерние новости, не переключайтесь!

— Вот это да, — ошеломленно протянула Анька и потянулась к пульту, приглушая звук телевизора. — Рит, ты понимаешь, какой хайп поднялся? И в кои-то веки — совершенно справедливо! Офигеть, это же федеральный канал! Телевизионщики своего не упустят, скоро от славы этого «композитора» не останется и следа. А всю эту кашу заварила ты, серая кардинальша! Ну не молчи, скажи, наверняка обидно, что не поставила под статьей свою фамилию?

Нет, мне не было обидно. Напротив, я радовалась, что так и осталась «ноунеймом». Если честно, меня потрясли масштабы, которые приняла эта ситуация, хотя с моим талантом вляпываться в авантюры следовало ожидать чего-то подобного. «Хайп», «ящик», «харассмент» — все это было бесконечно далеко от моей заурядной, если не считать мелких досадных «приключений», жизни. Стоп… неужели я начинала сожалеть о том, что эта самая жизнь перестает быть заурядной?

Я вспомнила харизматичного Гения, патлатого богемного Алика, раздавленного унижением дирижера, худенькую Юлечку с искаженным восприятием собственного тела — и минутную слабость как рукой сняло. Ажиотаж и телепередача ничего не изменили. Зло все так же подлежало осуждению, а справедливость по-прежнему стоило восстанавливать — и плевать, какими средствами. Мне все так же отчаянно требовалась поддержка. Но теперь у меня были люди, готовые эту поддержку оказать. Сообщество единомышленников, частью которого я стала. И нас ждали новые великие дела на благо клуба.

* * *

Креативность покинула мой обычно изобретательный разум — ничего не оставалось, как расписаться в этом на очередном нашем собрании. То ли все мои творческие силы ушли на статью об украденной мелодии, то ли ответственность «серой кардинальши» давила, но мне пока не удавалось подсказать решение очередной задачки.

Мила сегодня отсутствовала, и у дверей нас встречал один из громадных сотрудников службы безопасности. Я не могла точно сказать, видела ли этого парня прежде, — все эти медведеподобные охранники были на одно лицо. На вопросы о Миле Гений лишь отмахнулся: мол, ничего страшного, приболела, навещать не надо, скоро придет в норму.

Мне стало немного не по себе — обычно вежливый и предупредительный с остальными, к своей верной, беззаветно преданной помощнице он относился с нескрываемым пренебрежением. С другой стороны, я ощутила нечто вроде облегчения, ведь в присутствии Милы мне с самого первого дня было неловко за знаки внимания, источаемые в мой адрес ее боссом. Словно я в чем-то виновата!

А знаки эти были, пусть и малозаметные. Взять хотя бы сегодня… Мы долго ломали головы над тем, как помочь Юлечке. Чтобы думалось легче, Гений объявил перерыв и решил угостить нас каким-то нереально вкусным кофе, привезенным из-за границы благодарным клиентом. В другое время этим занялась бы Мила, но в ее отсутствие Гений попросил о помощи Аньку. Та зашлась от радости и поспешила за психологом, который, уже выходя из зала, незаметно для нее улыбнулся и задорно подмигнул мне. Словно хотел сказать: «Конечно, я предпочел бы пообщаться с тобой, но потерплю немного твою болтливую подругу, чтобы не обижалась».

А этот «офигенный мужик» в самом деле был отличным психологом… Сейчас, когда наша группа постепенно сплачивалась, он все явственнее становился лидером, который несет ответственность за каждого. Гений, казалось, был в курсе всех наших дел и безошибочно угадывал малейшие перемены в нашем настроении. А с женщинами по-прежнему держался так, что любая чувствовала его искренний интерес именно к своей персоне. Интересно, была ли у него подруга? Может быть, жена? И что связывало его с Милой?

Словно известный артист с толпой привлеченных его мужской харизмой поклонниц, следующий указаниям хитроумного менеджера, Гений упорно скрывал свою личную жизнь. Имидж этакого брутального отшельника, еще не встретившего «ту самую», очень ему подходил — и автоматически записывал каждую встречную барышню в толпу его визжащих от восторга «групиз». А еще будоражил не самые приличные фантазии — у нас-то с Анькой точно…

— Что это было? — прервал поток мыслей насмешливый голос Алика. — Ну, вот это…

И мой сосед так мастерски передразнил подмигивавшего Гения, что я подскочила на месте. Тот же еле заметный оттенок заносчивости, полное осознание собственной привлекательности и намек на то, что способны уразуметь и почувствовать лишь мы двое…

Ради всего святого, кто же этот Алик? Способный, но пока еще никому не известный актер? Ведь так похоже изобразить другого человека может лишь талантливый лицедей. Или… человек, молящийся на своего кумира и слепо копирующий все его жесты и слова. Мой богемный знакомый меньше всего напоминал фанатика — и уж точно не был ведомым. Хотя… положа руку на сердце, что я знала о фанатиках? Да и об Алике тоже? И снова мне подумалось о том, что передо мной — такой же приближенный к Гению сотрудник клуба, как Мила. Ах, о чем он говорит? Я совсем потеряла нить разговора…

–…сплошной выпендреж. Наш злой Гений — тот еще нарцисс, — потешался между тем Алик. — Ты не можешь этого не замечать! Очаровал всех дам, а Мила и вовсе, похоже, готова за него убить. Как-то я видел щенка, который трусил по дорожке и все время оглядывался на хозяина, а в зубах нес свой же поводок. Вроде дали свободу, резвись на воле, гуляй — не хочу! Но страшно, да и кто ты сам по себе, без хозяина? Так и Мила, все время подсовывает «хозяину» свой поводок.

Похоже, в обойме у Алика было немало подобных образов. Любопытный способ мыслить: травить байки, начиная издалека, и распространять свои наблюдения на актуальные житейские ситуации. Но сейчас меня занимало совсем не это.

— «Злой». Ты не в первый раз называешь его так. Почему?

— А разве это не очевидно? — беззаботно развел руками Алик. — Как еще назвать человека, создавшего клуб, участники которого увлеченно придумывают планы мести и осуществляют их? Конечно, злой. И конечно, гений! Отыгрался на обидчике — и жить стало намного легче!

Я замерла, пораженная его словами. До этого момента мне и в голову не приходило, что в ситуации с дирижером наш коллективный разум — а большей частью, чего греха таить, мой разум — выдал довольно неплохой план возмездия. Не самый тщательно продуманный и мудрый, но логичный и, главное, работающий. Вся эта нынешняя шумиха, поднявшаяся в СМИ, стала одним из этапов банальной мести. Ладно, пусть не банальной, но мести же!

Фиалковые глаза Алика выжидающе смотрели на меня. Совсем я запуталась… Синеокие харизматики, обиженные дирижеры, готовые на все поклонницы — все это следовало хорошенько обмозговать, причем в спокойной обстановке. А пока лучше ничем не выдавать своего смятения.

— Послушай-ка, Алик… — Я с вызовом скрестила руки на груди и ляпнула первое, что пришло в голову: — Ты постоянно его поддразниваешь, развлекаешься тут за чужой счет. И при этом, как я понимаю, давно ходишь на собрания клуба. Зачем? Почему бы просто не перестать тратить время на то, что кажется тебе глупым и смешным?

Но Алик и не думал становиться серьезным.

— Да все просто. Во-первых, с недавних пор у меня появился особый повод здесь торчать… — Он многозначительно посмотрел на меня, а потом снова подмигнул в манере Гения.

Я не удержалась от смеха, хотя в этот момент больше всего мне хотелось запустить в весельчака чем-нибудь потяжелее. Нашел повод для шуток!

— А потом… у меня ведь тоже есть своя история. Пока я не готов откровенничать, но мне есть чему поучиться у нашего злого Гения. Может, я тоже хочу стать злым?

— Так ты учишься у него? — Кажется, наш разговор наконец-то повернул в серьезное русло.

— Да. Как у старшего… товарища, — хмыкнул Алик, не найдя лучшего определения. — Несмотря ни на что, он достоин уважения. У него сильный характер.

Ого, как неожиданно! «Несмотря ни на что» — о чем это он? Неужели Алику известно о Гении чуть больше, чем всем нам? Что-то неблаговидное? И снова намек на какую-то загадку!

Я открыла было рот, чтобы по привычке обрушить на собеседника убийственно-прямой вопрос, но тут двери зала распахнулись. В проеме возникли заметно утомленный, с тоской в синих глазах Гений, державший кофейник, и сияющая как медный пятак Анька с подносом чашек. И попытки вывести Алика на откровенность пришлось отложить до лучших времен.

* * *

Кофеин действительно стимулировал нашу умственную деятельность. После перерыва наконец-то завязалось обсуждение, которое Гений умело направлял в нужное русло. Итак, перед нами стояла задача. Дано: три человека, две девушки и парень, бывшие одноклассники, травившие Юлю. Три переменные, представленные на экране интерактивной доски в виде листаемых Гением скринов страниц из соцсетей. Алгоритм решения: неизвестен. Метод решения: месть. Кстати, а почему снова месть?

Я всматривалась в снимки на экране — обычные, ничем не примечательные молодые люди. Щекастая, простецкого вида мать двоих детишек — и не сказать, что бывшая красавица и звезда класса. Строгая девушка в деловом костюме, запечатленная в офисной обстановке. Парень в майке и шортах, горделиво стоящий у дымящегося мангала.

— Ну, с этой простушкой и так все понятно, — хохотнула Анька. — Нет, вы только не подумайте, ничего не имею против детишек и домохозяек. Но эта… Уже обабилась, скоро будет за центнер весить, да и дети какие-то зашуганные. И, кстати, мужа ни на одном фото нет. Юль, а тебе так важно именно отомстить? По-моему, жизнь уже отплатила ей сполна, так зачем стараться?

— Или та, вторая, — вдохновенно подхватила Жизель. — Вроде все чинно-благородно, и перед нами — успешная бизнесвумен. Но посмотрите, что за брови! В какой подворотне она их делала? А ногти? Такую длину давно не носят! Или сумка — явный фейк, у меня такая же, но настоящая, я-то вижу разницу! Заштатная девица, строящая из себя карьеристку.

— Знаю-знаю, — весело продолжил Гений, — сейчас вы обзовете оставшегося парня гопником и предложите Юлечке все забыть и отпустить, ведь жизнь обидчиков, несмотря на их молодость, уже заурядна и катится по наклонной. Только вся штука в том, что они об этом и не подозревают. Таковы люди — любые события пропускают через себя, на все смотрят своими глазами. Эти — вполне, по-моему, довольны собственным существованием. Сильно сомневаюсь, что кто-то из них хотя бы на долю секунды вспомнит о своем поведении и устыдится. А Юлечка обречена терзаться их гадкими словами каждый божий день — и это, по-вашему, справедливо?

Вопрос был из разряда риторических, и все присутствующие вряд ли стали бы отстаивать иное мнение. Но я, положа руку на сердце, никак не могла понять, чем поможет бедняжке наказание обидчиков. Гению, как психологу, стоило поработать с ней, научить воспринимать себя с достоинством, уверенно. Впереди у нее — вся жизнь, мало ли что еще приключится… И что теперь — на слова каждого мелкого пакостника реагировать нервными расстройствами?

Похоже, чудодейственный кофе все же не помогал. Нам никак не удавалось уловить настроение самой Юлечки — она по-прежнему сидела спокойно, даже отстраненно, глядя прямо перед собой, будто и разговор-то касался не ее. Как же поддержать бедняжку? Да и нужна ли ей наша помощь? В душу уже вкрадывалось разочарование. То ли Гению не удавалось профессионально «раскрутить» нашу героиню на откровения, то ли это окаянный Алик с его речами и — чего греха таить — привлекательностью напрочь отбил у меня желание фонтанировать идеями. Зато подкинул немного пугавшую мысль об истинной цели собраний клуба.

— Да, это несправедливо, — задумчиво протянула я, не успев вовремя прикусить язык. Вот так всегда: стоило в любой компании повиснуть гнетущей тишине, как меня неудержимо тянуло выскочить и развеять напряжение. — Но мы ведь хотим помочь Юлечке. Разве не ради этого мы и собираемся — делиться переживаниями и, главное, поддерживать друг друга? Ей нужно самое искреннее участие — не месть.

— О, — злорадно, с каким-то странным удовольствием бросил Гений и устремил насмешливый взор на Алика, будто констатируя: «Понятно, откуда ветер дует». — Вот так незаметно разложение достигло наших рядов. Впрочем, мы до сих пор не знаем, чего хочет сама Юлечка. Да и ее историю мы рассматриваем весьма поверхностно. Пора исправить это упущение.

Гений подошел к Юлечке и пригласил ее подняться на сцену. Девочка покорно одолела пару ступенек и села на стул, тут же поднесенный невесть откуда взявшимся охранником. Она удобно откинулась на спинке и положила руки на колени — судя по отработанным до автоматизма жестам, этот сеанс был для нее не первым.

— Итак, Юлечка, давай для начала расслабимся. Закрой глаза, пусть тело отдыхает, позволь рукам и ногам обмякнуть. Вдыхай глубоко, ровно — и тут же выдыхай свое напряжение, прочувствуй, как ты избавляешься от него. Вот, хорошо. Как мы с тобой учились. Вдох-выдох, вдох-выдох.

Худенькая девушка на сцене старательно выполняла все команды, которые Гений давал мягким, утешающим, прямо-таки идеально подходящим ситуации голосом. Сейчас, когда глаза Юлечки были закрыты, я могла задержать на ней взгляд, не боясь проявить бестактность. Мне приходилось слышать о ее недуге, и теперь, что греха таить, я искала во внешности Юлечки отпечаток такой, увы, распространенной сейчас болезни. И, к несчастью, находила. Болезненно заостренные коленки, ручки-палочки, резко очерченные, будто обтянутые кожей скулы, жидкие волосы-ниточки, ломкие ногти с облупившимся, не желавшим держаться на них лаком… Конечно, я не раз слышала, что словом убивают. Но, даже выбрав профессию, напрямую связанную со словами и их воздействием, никогда всерьез не верила, что нечто подобное возможно. Теперь же пример несчастной соратницы по клубу убеждал меня в обратном.

— Юлечка, ты ведь росла разумной девочкой, — по-доброму, словно к маленькой, обратился Гений. — Помнишь, ты рассказывала мне, как в детстве мечтала пойти в школу?

— Да, — спокойным, лишенным эмоций голосом отозвалась Юлечка.

— Как хотела подружиться с ребятами?

— Да.

— Как бабушка рассказывала тебе, что впереди — лучшие годы, полные самой искренней дружбы?

— Да.

Каждый такой вопрос, произнесенный ровным тоном, и каждое такое безучастное «Да» погружали в транс не только нашу героиню, но и всех вокруг. Мое сознание окутывало туманом, и я все пыталась ухватиться за упорно ускользавшую мысль: Гений не делал ничего особенного, просто задавал вопросы, но его харизма снова осязаемо заполняла собой все пространство. Только что перед нами стоял человек — неординарный и блестящего ума, но все же человек. И вдруг — ра-а-а-аз! — словно он незаметно переключил тумблер, и на сцене материализовалось существо высшего порядка, знающее наперед все и вся.

Еще с десяток новых «Да», рисовавших в воображении картину жизни дружелюбной домашней крошки с бантиками и бабушкиными пирогами. Наивные школьные надежды, первые попытки пообщаться с ребятами — и резкое, обидное прозвище в ответ. Толчки и смех, равнодушие недалекой, задавленной собственными проблемами учительницы, объявленный без причины бойкот, ненависть стаи озлобленных зверенышей, растянувшаяся на долгие годы… Конечно, у Юлечки были подруги — такие же «отверженные», как она. Но от того, что травля касалась не ее одной, легче не становилось. Вопрос о смене места учебы не стоял — бабушка вскоре умерла, родители работали и не могли провожать дочь на занятия, а до злополучной школы было рукой подать…

— Юлечка, помнишь, ты рассказывала мне о том случае, зимой, на горке? — Гений немного отошел от девушки и замер, сосредоточенно поглаживая подбородок.

— Да.

— Расскажем остальным?

— М-м-м… да.

— Вы катались на горке в каникулы, ты и твои одноклассники. Было весело, они, казалось, подобрели.

— Да, так.

— И ты даже забыла об их поведении, решила их простить?

— Да.

— А потом вы все кубарем скатились вниз, барахтались в снегу, и ты в шутку стянула шапку с одного мальчика.

Даже теперь, когда мой убаюканный разум был не в силах работать хоть сколько-нибудь ясно, я уловила напряжение, вмиг сковавшее фигурку на сцене. Гений не сводил с Юлечки глаз, контролируя ее состояние. И я, искренне переживая за девочку и с волнением ожидая кульминации, верила психологу: он явно знал, что делал.

— И тогда он сказал… Юлечка, не бойся, повтори, что он сказал.

— Я… Я не помню.

— Не волнуйся, так нужно. Я — рядом. Здесь ты можешь не бояться. Он сказал…

— Не знаю…

— Знаешь. Дыши, как мы договаривались, вдох-выдох, вдох-выдох. Надо избавиться от напряжения. Так, умница… Вдох-выдох. Горка, зима, снег. Вы веселитесь.

— Да.

— Тебе кажется, что вы подружились.

— Да.

— И тут мальчик… Ты помнишь, что он сказал.

Последняя фраза прозвучала не вопросительно — утвердительно. Юлечка задышала часто, словно что-то нестерпимо терзало ей грудь. Хрупкое тельце вдруг тряхнуло, словно освобождая из невидимых тисков, блеклые серые глаза распахнулись, а изо рта громко, с убийственным самоуничижением вырвалось:

— «Пошла вон, толстая корова!» Вот что он сказал, тот мальчик… Пошла. Вон. Толстая. Корова. Обо мне. Обо мне!!!

Юлечка зарыдала, да так, что ее фигурка, казалось, вот-вот переломится пополам. Гений бросился к девушке и раскрыл спасительные объятия, Анька помчалась на кухню за водой, Жизель принялась рыться в сумке в поисках успокоительного. Юлечка все рыдала и рыдала, и на какой-то момент мне даже показалось, будто у нее изнутри вырываются сидевшие там годами демоны.

— Я не понимаю, за что? Ведь я так хотела с ними дружить! Это был ад, ад! Я их боялась — привыкла бояться. А они… придумывали новое… каждый день… Ненавижу… ненавижу! Пусть они сдохнут! Все! И они, и их родители, и их дети! Всех ненавижу, всех!!! — бесновалась, трясясь и крича, Юлечка.

Я не верила своим глазам, столь велик был контраст между аморфным, безразличным ко всему подобием тени и этим неистовым, кипящим сгустком ненависти.

— Вот это фокус, просто обряд экзорцизма, — ошеломленно протянул рядом Алик. — Признаться, в первый раз такое вижу. Нет, ну сколько дряни в людях, а? Я про этих зверенышей.

Мне оставалось лишь кивнуть. Пережитое на сегодняшнем собрании основательно истощило мои моральные силы. Я молча наблюдала, как Гений успокаивает Юлечку, как Жизель суетится вокруг нее со стаканом воды. Вспомнилось, как Анька втолковывала мне про то, что иногда важно пройти через травмирующее действо, чтобы освободиться от боли и обрести силы для новой жизни. Хотелось верить, что Юлечку ждало именно это.

Минут через десять все, включая нашу героиню, угомонились. Гений энергично подошел к электронному монитору и стукнул по нему пальцем. Перед нами предстала фотография: симпатичная девочка лет семи с милыми розовыми щечками и толстыми белокурыми косичками. Потребовалось включить все свое воображение, чтобы узнать в этом беззаботном ангелочке нынешнюю Юлю. Я застыла на месте: девочка выглядела немного пухленькой, но не более, это даже придавало ей прелести. Алик был прав, все-таки в людях зачастую сидит редкостная дрянь.

Гений снова стукнул пальцем, и перед нами предстала уже знакомая фотография парня с мангалом.

— Как вы, наверное, уже догадались, мальчик с горки. А те две девушки — из той самой «стаи». Верховодили в классе. И что удумали: подговорили этого парня, чтобы он оказывал Юле знаки внимания. Тот написал ей записку, она по наивности ответила — и на следующий день бумажка висела на всеобщем обозрении. Потом была эта горка… Остальное, думаю, сами понимаете. Мы с Юлечкой много работаем и добились определенного прогресса, но этого недостаточно. Ваши идеи?

— Да морду ему набить, и дело с концом, — махнул рукой Алик, явив татуированное мускулистое предплечье. И великодушно предложил: — Могу устроить в лучшем виде. Повод всегда найдется.

— Скучно, друзья, — иронично протянул Гений. — Ну что это такое: «Набить морду»? Подумайте! Что больнее всего ранит человека? Марина?

— Когда попадают в слабое место, — высказалась Жизель, и Гений кивнул.

— Рудольф Карлович?

— Бессилие.

— В точку! Маргарита?

— Унижение.

— Верно. Алик?

— Согласен с Ритой. Унижение, особенно прилюдное, в присутствии значимого для тебя человека.

— Хорошо. Аня?

— Правда, — с непривычной глубиной и веско, будто ставя точку в дискуссии, произнесла подруга. — Ранит правда.

— Отлично. — Гений одарил нас улыбкой, явно довольный обсуждением. — В следующий раз поговорим об этом подробнее. А пока давайте набросаем конкретный план по ситуации Юли.

— Ну… — заколебалась Жизель. — Я могла бы выяснить что-нибудь о той недокарьеристке. Очевидно, что для нее важна работа, а об этом я знаю все.

— Составлю вам компанию, — поддержала я. В этом не было особой необходимости, но ответственность «серой кардинальши» давила. — Обожаю раскапывать информацию.

— А я попробую пробить что-то об этой матери семейства, — подала голос веснушчатая бой-баба.

— Тогда я займусь тем парнем, — отважилась Анька. — Выясню, какая правда может ранить его.

— Прекрасно. На том и порешим. Выясняем информацию, все друг другу помогаем, — подвел итог собранию Гений. Работа с Юлечкой явно утомила его, но синие глаза горели азартом. — Спасибо, друзья, мы славно поработали! Еще кофе?