Планета Тивит

Александр Харламов, 2019

Журналистка Яна Красовская находит в своей квартире дневник известного художника Митусова и в тот же вечер пропадает из собственной закрытой квартиры, не оставив никаких следов. Дворкин с женой Светланой и ведьмой Агриппиной срочно начинают поиски. Куда исчезла верная подруга? Как это связано с таинственной планетой Тивит и давно умершим уличным художником? На этот раз нашему герою предстоит вступить в схватку с настоящим злом, ведь в похищении подозревают самого сатану.Изображение для оформления обложки книги взято с сайта pixabay.

5

Харьков 2019

Дальше было непонятно. Чернила потекли, расползшись по поверхности тетрадки в непонятное бесформенное пятно. Кто-то пролил на дневник Митусова воду, и где-то семь страниц пришли в негодность. Я закрыл тетрадь и внимательно посмотрел на Янку.

— И что из этого? Обычному человеку нелегко воспринять мир, где все, что было раньше сказкой, обретает реальность…Ничего удивительного, что этого его слегка повернуло!

— Дворкин! Ты дочитал бы до конца! — уверенно кивнула на дневник Красовская, который так и остался у меня в руках. Я без особого энтузиазма повертел тетрадку в синей оплетке. Теперь было понятно, откуда в квартире фонило магией… если ты хоть раз сотворил заклятие, то его след останется в другом ином пространстве навсегда. Именно его я и ощутил, когда зашел в квартиру. Ничего в этом удивительного не было! Судя по дневнику, Митусов часто и довольно сумбурно изучал колдовство, при чем самого темного происхождения. А, как известно, никакие эксперименты с черной магией не заканчиваются хорошо и не проходят бесследно.

— Лучше расскажи мне, что произошло! И что тебя так сильно напугало во всей этой истории? Неужели призрак покойного Олежки приходит к тебе каждую ночь и требует обменять душу на какие-нибудь блага?

— Дворкин! — Янка выбросила окурок в окно, ощутимо стукнув меня по плечу своим маленьким, но довольно весомым кулачком. — Мне реально страшно!

— Это что-то новенькое… — сострил я.

— Придурок! — разозлилась журналистка. — С этой квартирой явно происходит что-то непонятное. Ночами мне кажется, что кто-то ходит по комнате, наблюдает за нами, хлопает дверьми, шепчет эти проклятые слова…

— Какие? — нахмурился я.

— Ну, эти… — Яна побоялась произносить их вслух, указав на отодранные обои, где белой краской было намалевано «Век. Вак». Даже Максиму стало казаться все это…

— Очень интересно, но скорее всего ты ему проела всю плешь до того, что он стал верить в твои идеи и предположения.

— Если ты сейчас не прекратишь, то я тебя ударю! — погрозила мне кулачком Яна. — Мы в паре мест вскрыли еще несколько обоев, отодрали штукатурку, там тоже самое…Вместе с этим бредом написано эта фраза!

— Господи, Яна, ты всегда была человеком, рационально мыслящим! — обратился я к профессиональной гордости моей подруги. — Поверь, я ничего здесь не ощущаю, никакой магии, темной или светлой, только старый отголосок ворожбы, которая тут творилась! Довольно неумело, кстати…

— Очень даже умело! — скривилась Красовская. — Если бы ты до конца прочитал бы дневник Митусова, то понял бы это…

— Ян…

— Мы вас заждались… — на пороге балкона появились Максим с моей верной супругой. — Уже все темы для разговора исчерпали, а вас все нет и нет…

Взгляд Максима упал на тетрадь в моих руках. Он, безусловно, знал, что это такое…И был явно не в восторге от того, что Яна поделилась этим секретом еще с кем-то.

— Пойдем за стол, — предложила Яна, цепляя на лицо свою преувеличенно бодрую и счастливую улыбку, — а то мы, правда, заболтались с Сашкой. Так можно и легкие все прокурить…

— Это я, как доктор, вам говорю! — рассмеялась Светлана. Теперь и она заметила в моих руках непонятную тетрадку. Кивнула на нее, поинтересовавшись:

— А что это такое?

Максим опустил глаза и первым вошел внутрь квартиры, впустив туда облако дыма от моей недокуренной сигареты. Хитрюга Красовская сделал вид, что не расслышала прямого вопроса, последовав за своим мужчиной, но, а мне пришлось соврать, потому что правду говорить, как-то не хотелось. Уж слишком счастливой был моя жена, когда нас оставили сумасбродные приключения, и мы, наконец-то зажили, как обычные нормальные люди.

— У нашей подруги есть некий товарищ по работе, который очень мечтает стать писателем. Вот, он и попросил мне передать его творения, чтобы я мог их оценить по достоинству… — пожал я плечами, сообщив ей первое, что пришло в голову.

— А вы растете, Александр Сергеевич, — прижалась она ко мне всем телом, обнимая за спину, жарко касаясь своими губами мочки моего уха, — классиком становитесь…Подумать только, мой супруг — главный цензор города Харькова!

–Я рад, что ты мною гордишься… — мои мысли были все же далеки от жены, поэтому я, как мог, аккуратно высвободился из ее объятий.

— Дворкин… — окликнула она меня, когда я уже прошел в комнату, глядя на меня тем самым взглядом, который требовал честного ответа.

— Да, моя дорогая!

— А ты мне сейчас не врешь? — прищурилась Светка.

— Ни в коем случае! Проза и ничего больше… — поднял я руки вверх. Шутливо делая вид, что сдаюсь семейному правосудию. — Нам пора…Нехорошо, когда гостей ждут хозяева!

В комнате висело напряженная атмосфера. Максим уткнулся в свою тарелку, так и не проронив ни слова. Красовская усиленно рассматривала рюмки в своем буфете, еле сдерживая слезы. Что-то между ними произошло, какой-то спор, пока нас не было…Светлан неловко пыталась начать какой-то разговор, но тот явно не клеился. Хозяева квартиры отвечали односложно и никак не хотели идти на контакт. В итоге, через минут сорок наши посиделки, впервые за столько времени, свернулись сами собой, оставив после себя горькое послевкусие.

— Нам, наверное, уже пора и честь знать! — улыбнулась моя супруга, вставая со своего места, вежливо улыбаясь. — Все-таки в гостях хорошо, а дома лучше…

— Да…Да… — поспешно согласилась подруга, ухватываясь за это предложение, как за спасательный круг. — Я вас провожу до такси. Подождите, сейчас Дарье с мишкой отрежу немного торта.

Она засуетилась, забегала по кухне в поисках ножа, жена вызвалась ей помогать. Пока женщины справлялись со своими делами, мы с Максимом остались одни.

— Она тебе рассказала о дневнике и записи на стенах? — спросил неожиданно он, прервав свое долгое вечернее молчание, взглянув на меня исподлобья волчьим взглядом, требующим немедленного ответа.

— Конечно, рассказала! — кивнул я. — Даже дала его почитать…

— Яна считает, что ты большой специалист по этим вопросам…Экстрасенс что ли? — продолжил Максим.

— Почти что…Но кое-какие знания у меня присутствуют! — улыбнулся я.

— Я мало верю во всю эту ерунду! Черные кошки, рассыпанная соль, параллельные миры — это все не для меня! Я сугубо практик. Но через свои каналы в МВД мне удалось выяснить про этого Олега Митусова крайне мало. Если это тебе поможет хоть чем-то, то я готов поделиться информацией, потому что я могу верить или не верить в мистику, но с квартирой действительно творится что-то неладное. Может разберешься в этом ты со своими экстрасенсорными способностями?

Я пожал плечами, ничего не ответив, лишь выжидательно посмотрел на своего собеседника. Пусть делится…Если честно, мне до сих пор казалось, что вся эта история надуманная. Какая планета Тивит? Какие обряды и магия? Какие-то непонятные звуки и открывание дверей? Скорее всего, каждому происшествию в этой квартире можно найти логическое объяснение. Может после всего пережитого вместе со мной Янка дует на воду, капая на мозги своему мужу, а тот в свою очередь из-за постоянного пресса уже начинает верить?

— Я внимательно слушаю… — после небольшой паузы продолжил я.

— Олег Митусов родился в Чехословакии 31 января 1953 года, по крайней мере в его документах была именно такая дата, в городе Карловы Вары. Прославился тем, что в середине 1980 годах в Харькове изрисовал стены домов непонятными надписями, некоторые из которых ты видел в нашей квартире. Предположительно страдал шизофренией. Отец — горный инженер, мать медик в посольстве, неоднократно госпитализировался в нашу «пятнашку». Работал директором магазина на Сумской по продаже хозяйственных товаров. Умер в 1999 году в Харьковской психиатрической больнице от туберкулеза легких. Шизофрению заработал по предварительным данным в тот момент, как, отправляясь на троллейбусе на защиту диссертации, забыл ее в автотранспорте. С тех пор его и повернуло! Но дневник говорит об обратном…

— Я понимаю… — кивнул я, видя краем глаза, как наши девочки собираются в прихожей.

— Это все, что удалось нарыть моим операм! Его мать умерла, квартиру продали офису по производству и продаже компьютеров и комплектующих совсем два года назад. Сестра выехала в Израиль, обнаружив у себя тягу к иудейской вере. Допросить ее или что-то узнать, нет пока возможности.

— Спасибо за информацию, Максим, — я встал из-за стола, пожав ему крепкую ладонь. Я обязательно прочту дневник и попробую разобраться в этом «Век…»

— Не надо слишком часто говорить это слова вслух! — неожиданно прервал меня Макс, посматривая по сторонам.

— Что это значит? — нахмурился я.

— Если оно часто звучит, то творятся не совсем понятные мне дела…

— Что ты имеешь в виду?

— То, что Яна называет магией.

— Мальчики, вы скоро? — прокричала из прихожей Красовская.

— Саш, имей совесть! Я уже минут пятнадцать торчу тут одетая! Не могли за столом поговорить?

— Если бы это были наркоманы, убийцы, кто угодно… — напоследок огорошил меня Максим. — Я бы, несомненно, разобрался, но вся эта чертовщина по твоей части, Дворкин! Помоги нам, а я в долгу не останусь!

— Я попробую… — пришлось мне кивнуть и дежурно улыбнуться.

Быстрым шагом я отправился в прихожую, где спрятал свои глаза от настойчивого взгляда жены. Накинул куртку и зашнуровал ботинки.

— Такси вызвали?

— Уже минут пять, как ждет нас под окнами! — недовольно буркнула Светлана, спускаясь вниз первой. Уж она точно знала меня на все сто, понимала, когда я чего-то недоговариваю и теперь дулась, обижаясь на то, что я с ней не поделился.

Мелкий моросящий дождик противно бил в лицо. Черная «Таврия» была припаркована прямо под крыльцом, так что нам не пришлось долго под ним мокнуть. Женщины обнялись, я поцеловал Красовскую в щеку.

— Прочти дневник… — шепнула мне на ухо журналистка, дежурно улыбаясь.

— Обязательно! — махнул я ей рукой на прощание, усаживаясь в легенду отечественного автопрома на заднее сиденье рядом с женой.

Мотор мгновенно взорвался ревом, но тут же заглох, отказываясь заводиться. Водитель ругнулся, стукнув по рулю кулаком.

— Чертова развалюха!

— Что-то не так? — насторожился я.

— Да не заводится! — он выскочил из кабины, впустив промозглую весеннюю погоду в салон. Светка теснее прижалась ко мне. Минуты три копался под капотом, и движок все же заработал, пусть с натугой и хрипами, но затарахтел.

— Опять свечи залило! — ворчливо сообщил он нам, трогая с места.

На прощание я увидел, как Янка махает нам рукой, оставаясь одна в свете бледно-желтого фонаря у своего подъезда. Когда наше такси скрылось за поворотом из двора, она повернулась к двери, кутаясь в пуховик. Ноги в домашних тапочках совсем замерзли.

— Здравствуйте, тетенька! — звонкий детский голос заставил ее вздрогнуть. Журналистка резко обернулась назад, увидев перед собой четырехлетнего мальчика, совсем небольшого роста, коротко стриженного, с блеклыми, почти незаметными волосами. Он был одет явно не по погоде. В короткие шортики синего цвета и аляповатую рубашку со слониками с коротким рукавом. На ногах у него были старые советские кожаные сандалии и скрывающие ноги почти до колен такие же синие гетры.

— Здравствуйте, мальчик… — ошарашено проговорила она, готовая поклясться, что секунду назад на этом месте было пусто. Двери подъезда не хлопали, и никто из них не выходил. Как получилось так, что этот ребенок бесшумно подобрался к ней, да и еще в таком домашнем виде? — Ты кто? Как ты тут оказался? — спросила она, на всякий случай, хватаясь за ручку двери.

Мальчишка сделал уверенный шаг вперед, и Красовскую пробила крупная дрожь. Его голубые глаза вдруг стали темнеть на глазах, превращаясь в беспросветный черный омут. В этом омуте заплясали огненные языки пламени.

— Я пришел к тебе! — чужим, не детским голосом возвестил он. — Ты позвала, я пришел…

— Не-ет! — закричала Янка. — Изыди, тварь!

Журналистка перекрестила наступающего на нее мальчишку, но это не принесло никакого желаемого результата. Лишь тонкие губы ребенка, бывшего вовсе не ребенком, тронула легкая надменная улыбка победителя.

— Глупости какие… — ухмыльнулся он, показывая ряд ровных, словно искусственных зубов. — Мы считали, что вы избавились окончательно от этих предрассудков уже давно.

— Уйди! Изыди! — прошептала Яна, чувствуя, как волна ужаса захлестывает ее с головой. Тело одеревенело. Руки и ноги совсем не слушались, а рука, держащая ручку двери в подъезд, словно превратилась в камень. Ребенок наступал, приближаясь к ней, а ее легкие все сильнее сдавливал ужас. Почему-то женщина была уверена, что нельзя дать ему коснуться ее. Мальчик протянул руку. Огонь полыхнул в его черных глазах сильнее.

— Нет!!! — закричала Янка, выдавливая из себя слова знакомой с детства молитвы. — Отче наш…

Мальчонка отдернул руку в сторону, будто обжегшись. Лицо его презрительно скривилось, но наступать он уже не мог. Его ноги двигались в такт шагам, но тело находилось на месте. Вид был жутковатый.

— Да святится имя твое! Да будет Царствие твое! — твердила Яна, почти скрываясь на крик, вжавшись в дверь подъезда. Ее сознание предательски тонуло в волне ужаса, и она молила об одном, чтобы успеть закончить молитву, прежде чем оно потухнет окончательно.

— Во веки веков, аминь! — закричала она, видя, как мальчика начинает вертеть из стороны в стороны, раскачивая, словно игрушку.

— Аминь! Спаси Господи, нас грешных…

Дитё завертело в непонятно откуда взявшемся вихре. В глазах Янки помутнело, и она потеряла сознание, опустившись на холодный пол подъезда, полностью обессиленная, но уверенная, что в этот раз ей удалось устоять.