Бродяга, Плутовка и Аристократ

Александр Фарсов, 2023

Нейтан, Гриша и Лотти – обычные дети из детского дома. Они живут в столице нового мира – Артеи – которая восстала из обломков старой цивилизации. Друзья души не чают друг в друге, но внезапно их мирная жизнь приходит к концу, когда они оказываются втянуты в битву между демократами и приверженцами классовой системы. Останутся ли друзья вместе? Станут ли они инструментом эгоистичных взрослых? Или, быть может, взрослые станут орудием в руках детей?

Глава четвертая: Жизнь после

I

«Я безмерно люблю человека, человека творящего и познающего. Но с той же силой я ненавижу человечество, человечество, что уничтожает и топится в праздности», — Откровение человеческое от Григория.

Приют изменился с уходом Нейта. Привычное ворчание Эли сменилось кроткими поучениями, да и задорный смех старших детей больше не доносился со второго этажа. Гриша и Лотти погрузились в тоску. Подолгу Дангель не выходил из мальчишеской комнаты, каждое свою свободную секунду он тратил на книги, полностью забросив обязанности по дому. Шарлота же наоборот размывала грусть в заботе о младшеньких, никогда прежде ребята не были так окружены её вниманием. Она все свои силы отдавала им, лишь бы не думать, лишь бы не вспоминать.

Через неделю пришли результаты теста. Это событие заметно подняло им дух, затворничество Гриши прервалось в тот момент, как настоятельница вошла в его комнату с письмом от университета имени Пауло Гильмеша. Даже сама Роза приободрилась, держа в руке заветный белый конверт. Она пригласила ребят в свой кабинет и лично отдала им письма. Раскрыв их, они держали в руках листочки с закорюками.

— Что это? Не могу прочитать, — недоумевала Лотти.

— Шифр Гильмеша, — уверенно ответил Гриша. — Объем информации слишком велик, поэтому его закриптографировали. Нужен компьютер. Мама, можно?

— Само собой.

Дангель сел за личный стационарный компьютер Розы.

— В каждом аппарате есть специальная программа дешифровки. Та-ак, — он начал вводить данные. — Стим-ком имеет связь со стим-теком, поэтому для получения первичных данных достаточно ввести этот код.

— А зачем тогда всё остальное?

— Тест — это подробная инструкция жизни. С возрастом будет возможность узнать больше о себе, точнее, появятся ответы, как нужно поступать в той или иной ситуации, исходя из твоего характера. Он устроен так, чтобы была возможность корректировки характера с учетом возраста. Но для этого нужно перепроходить тест, система сама попросит это сделать, когда будет необходимость. Сейчас нам доступна лишь базовая информация. Свой открыл, распечатываю… теперь твой, Лотти.

Его глаза заблестели стоило взять теплый кусок бумаги. В нетерпении он принялся читать. Как и ожидалось, результаты были превосходны.

«Уровень интеллекта: 185.

Профессиональная предрасположенность: политика/дипломатия (97 баллов из 100) подробнее ниже, право (93 из 100) подробнее ниже, инженерное дело (85 из 100) подробнее ниже, научная сфера (80 из 100). Желаемая испытуемым специализация: философия (60 из 100), медицина (12 из 100).

Степень деструктивного поведения: в рамках допустимого. Подробности ниже.

… Далее по списку»

— Ох, Гриша! — воскликнула Роза. — Я таких результатов в жизни не видела!

Он чуть задрал нос.

— Просто превосходно, мальчик мой! А что у тебя, Лотти? — с волнением спросила.

Лотти замялась. Она теребила лист перед глазами.

«Уровень интеллекта: 123.

Профессиональная предрасположенность: няня (87 баллов из 100) подробнее ниже, работница сферы образования и опеки (80 из 100) подробнее ниже, предпринимательское дело (80 из 100) подробнее ниже, политика/дипломатия (52 из 100) подробнее ниже. Желаемая испытуемым специализация: няня (87 из 100), медицина (20 из 100).

Далее по списку»

— О-о, Лотти, и у тебя политика есть! Просто замечательно! — восклицала Роза. — Какие же вы у меня удивительные!

— Ну-у… показатели же гораздо ниже, чем у Гриши, — промямлила Шарлотта.

— И что?! — встрял Дангель. — Если они выше отметки 50, это уже отличный результат! Если бы не было предрасположенности, то тест бы не показал. А если есть задатки, то всегда можно их развить!

Лотти неуверенно улыбнулась.

— Спасибо. Но меня волнует моё деструктивное поведение… крайняя степень допустимого.

— Это нормально, — ответила Роза, ехидно улыбаясь. — Мой результат был на отметке критично. Хо-хо-хо, — рассмеялась во весь голос. — Всем нам свойственно шалить. У бродяги Нейта он, наверное, вообще вышел за все рамки дозволенного.

«Нейт», — пронеслось в их головах. Одно только его упоминание подняло со дна тонну воспоминаний.

— Так! Нечего грустить! — заявила Роза, взяв их за плечи. — Пойдемте на кухню, я вас сладостями угощу. Только Эли не говорите, пожалуйста… она и так бузит, что у детей кариес…

Это событие заметно приободрило их, а вместе с ними легкие изменения почувствовали и остальные дети. Пусть недолго, пусть не сильно, но появилась возможность глотнуть свежего воздуха. Но там, где воцарится свет, неизбежно прибудет мрак, словно поддавшись давлению с другой стороны чаши.

«Мрак» прибыл спустя несколько дней и предстал в виде высокого блондина с игривыми янтарными глазами. Яркий выходной костюм из дорогой белой ткани с вышивками золотой нити уютно сидел на его тонком теле.

Войдя в приют, он высокомерно даже презрительно посмотрел на толпу детей, проносящуюся мимо него.

— Никаких манер, — брызнул он в их сторону. — Вы здесь нянечкой будете? — обратился к Эли, сняв цилиндр.

— Да, Выше высокоблагородие, — Эли тут же смекнула, что перед ней аристократ. — Ради чего Вы соизволили прибыть?

— Это не Вашего ума дела, — спокойно ответил мужчина, продолжая источать саму суть гордыни. — Проведите меня к настоятельнице, будьте любезны.

Его свита осталась стоять в парадной, став экспонатом для любопытных глаз ребятишек. Они буквально осадили их. Тем временем Элизабет отвела его к кабинету Розы.

— Вот урод, — фыркнула Диш, покинув их. — «Не Вашего ума дела», — спародировала его высокопарный голос. — Благо Фарль не испортился в таком обществе.

В комнате эти двое остались наедине. Розалия была определенно удивлена встречи с этим человеком. Его лицо, фигура, манера речи нашли отклик в её душе, который пришелся откуда-то из прошлого. Но и аристократ был не менее поражен встречи, точнее, он не ожидал увидеть лицо, что за двадцать лет словно не изменилось.

— Симон Кол Галланд, сын Густава Кол Галланда нынешний глава семьи, — поприветствовала Роза.

Симон чуть улыбнулся. Эта фраза отчеканилась в его памяти.

— Так это правда, — заговорил он, приблизившись к её столу. — Ты обосновалась здесь, Розалия. До меня, конечно, доходили слухи, но я и подумать не мог… А мы то всё думали, куда же пропала выдающаяся дочь рода Бен Кильмани — Розалия Бунтующая.

— Меня так уже сто лет не называли, — ответила, посмеявшись.

Каждое слово отдавало каким-то неясным, гнетущим напряжением между ними.

— Аристократка, которая была ближе всех к упразднению классовой системы, — продолжил Симон, наседающим тоном, — но потерпевшая поражение. Великая Розалия Бунтующая бежала от проигрыша сюда… в гетто. Грустно. И так… иронично.

— А я смотрю, ты не изменился, пусть и прошло больше десяти лет, — ответила она с показным дружелюбием. — Всё такой же напыщенный эксцентричный нарцисс. И судя по тату, гнусная семейка всё тем же составом… без изменений.

— Гнусная семейка, — проговорил он, сжав кулаки. — Да как ты смеешь так говорить про одну из благородных семей?! Оскорбляя нас, ты оскорбляешь себя и своего отца! Ты проста несносна, Розалия!

Она проигнорировала его вспыльчивую реакцию.

— Но ты всегда была остра на язык, — выдал он, резко успокоившись. — Ты верно подметила: я всё ещё женат на Ракшасе. Другую спутницу искать не намерен.

Он показал тонкий узор на безымянном пальце. Это тату символизирует клятву, которую дают супруги во время церемонии бракосочетания. Она пишется на специальном графическом языке и может читаться. Его тату расшифровывалось следующим образом: «Вместе, пока Душа не сделает полный оборот». Смысл тату раскрывает всю серьезность намерений супругов и степень их чувств. Среди аристократов подобное тату считалось очень смелым заявлением.

— Ах, давай опустим эту часть с ностальгией и перейдем к делу, — попросила Роза, расчистив стол от документов. — Симон, зачем ты пришёл?

— Дангель, — лаконично ответил аристократ. — Мне нужен Григорий Дангель.

— Что?! Зачем тебе усыновлять ребенка? — искреннее недоумевая, вопрошала Роза. — Не уж то тот зимний поход в пруд дает о себе знать? — усмехнулась. — Больше не можешь настругать детишек?

— Вовсе нет, — отрезал на корню. — С этим всё в порядке. После Нат у меня родилось ещё двое прекрасных ребятишек. Мои мотивы просты. Я хочу помочь бедному мальчику выбраться из этого смольного болота нищеты. До меня дошли сведения об этом уникальном дитятке, который имеет крайне интересные данные. Такая информация быстро расходится в нужных кругах.

— Не криви душой, Кол Галланд. Я знаю, что ты желаешь усыновить его не из побуждений добродетели. Ты далек от них, как и любой аристократ. Так что отвечай! — властным голосом добавила она.

— У-у, как страшно. Если бы ты осталась в Аристократии, то знала бы… знала бы, что аристократы как класс в скором времени могут и исчезнуть, — выдал Симон неожиданно. — Веяния демократии прошлого, которые ты так любезно привнесла в этот мир, сильно укоренились в рядах низшей палаты. В лице рода Ной Кэмпл.

— Ной Кэмпл? в ней же…

— Именно, — утвердительным тоном сказал Симон, поправляя книги на полке. — Кто бы знал, что один из твоих выходцев — Фарль Ной Кэмпл — станет ключевой фигурой в этом вопросе. Эта семья находилась на самом дне пищевой цепи Аристократии, но с приходом этого мальчишки, — он начал пролистывать книжку, — Кэмплы уже возглавили низшую палату и собираются вторгнуться в круги высшей. Каково было моё удивление, когда я узнал, что паршивец вывалился из твоего приюта. Тогда всё встало на свои места. Я знаю, ты не разделяешь моих консервативных взглядов. И буду честен, меня твоё мнение совершенно не волнует. Но мне нужен этот ребенок, Розалия. Он перспективнее, чем некогда Фарль, и я верю, что в его силах восстановить прежних ход вещей.

— Требовать чего-то от ребенка… В твоём духе, — она с непривычной злобой взглянула на него. — Чего не заручишься поддержкой остальных аристократов? Уверен, они с большим удовольствием поддержат тебя в закабалении простых людей. В чем проблема?

— Остальные не понимают всей опасности сложившейся ситуации. Они слишком заигрались с вином и потаскухам. Нынешнее поколение слепо, оно не способно разглядеть проблему в зародыше. Зайн Такира, к примеру, до сих не могут увидеть в юном Фарле противника под стать себе. Я пытался вразумить Гильмеша, но, видимо, ему нет никакого дела до политики. А твой папа… он вообще интересный случай. Вот и остался один я, который может здраво оценить своего врага.

«Гильмеш». Эта фамилия ещё больше распылила её.

— Фарлю всего 23, ты чуть ли в полтора раза старше его, но всё равно боишься. Какой же ты всё-таки жалкий, Симон, — эти слова никак не задели аристократа. — Так или иначе. Я не стану решать за Гришу. Собери нужные документы, и тогда я позволю тебе хотя бы с ним поговорить.

— И на том спасибо. Тогда к вечеру весь нужный комплект макулатуры будет у тебя на столе. А на этом. До скорой встречи.

Он вышел из кабинета с лицом мрачнее тучи.

«Нужно как можно быстрее заполучить этого ребенка… Пока эта девка не засорила его голову своим идеализмом, если уже не сделала этого. Но даже если так, я всё равно смогу сделать из него прекрасный инструмент. Нужно лишь время и упорство, тогда у меня всё получится. Однако занятно это всё. Наши с ней пути снова пересекаются даже в таких маломальских вопросах».

II

— Гриша, нам нужно кое-что обсудить, — торопливо обратилась Роза. — Отойдем?

Стоило Симону выйти за порог приюта, как настоятельница помчалась разыскивать Григория. Она нашла его в игровой комнате, откуда в спешке увела в библиотеку. Однако назвать это помещение библиотекой можно лишь с натяжкой. Скорее, просто небольшая комната с книжными стеллажами. Она не шла ни в какое сравнение с шикарной библиотекой в родном доме Розалии.

— Что такое, мама? Ты кажешься взволнованной…

— Наверное, ты прав, — на выдохе отозвалась она. — Я, и правда, слегка взвинчена. Ко мне приходил давний знакомый. Вот только что. Не буду ходить вокруг да около, он хочет усыновить тебя, Гриш.

От таких новостей глаза мальчика засияли. На мгновение он даже обрадовался, представив родительский дом, однако он быстро обрёл прежнее хладнокровие. После ухода Нейта молодой Григорий заметно пересмотрел своё понимание семьи: от кровной связи и печати в документе до неких более личных духовных уз.

— Это-о неожиданно. Это ведь благие новости, разве нет? — задался вопросов мальчик.

— Тебе решать, дорогой. Однако я просто обязана рассказать тебе об этом человеке, прежде чем ты примешь решение.

— Я слушаю, — инстинктивно полушёпотом ответил он.

— Тобой заинтересовался Симон Кол Галланд. Знаешь кто это?

— Кол Галланд? — повторил Гриша с вопросительной интонацией. — Они потомки первых сподвижников пророка. Одна из благородных семей.

— Ты, как всегда, блистаешь знаниями, — закатив глаза, похвалила она. — Хоть я вас и старалась держать подальше от всей этой аристократской истории, но ты всё равно как-то умудрился всё разузнать. Небось, и про мою знаешь?

Он покраснел и отвёл взгляд в сторону.

— Чтобы не писали в учебниках, у этой семьи есть и изнанка, — продолжила Роза серьезным тоном, — изнанка, о которой я знаю не понаслышке. Они коварны, Гриш. Вся семейка жадна до власти и статуса, она не поступится ни перед чем ради достижения своей цели. Вся их история вымощена кровью и предательствами. В особенности это касается Симона.

— Почему ты о них так отзываешься, мама? — возмущенно проговорил мальчик. — Они такие же аристократы, как и ты. Более того, вы аристократы одного порядка. Вы ведь воплощение добродетели.

— Уже давно нет… Гриша, Аристократия символ греха и несправедливости, что царит в этом обществе. Они утопли в утехах и совершенно не думают о последствиях своего бездействия. Вся классовая система, вся она рождает лишь ненависть и отделяет людей друг от друга. Отделяет этими огромными уродливыми стенами.

Мальчик впал в ступор. Сейчас Роза активно пропагандировала идеи, которые казались настолько кощунственными, что ни одна незаконная организация не осмеливалась их озвучить. Хотя таковые всё же были.

— Я не понимаю, — в недоумении высказался Гриша. — Миропорядок устроили великие люди прошлого. Это закон, которому нужно следовать. Так сказал пророк Григорий, так сказали его сподвижники. Стены, классовая система — всё это непреложные истины.

Гриша совершенно не предполагал услышать такие слова, слова что так сильно противоречат всему его мировоззрению.

— Милый, — ласково обратилась Роза. — Пророк тоже человек, он мог ошибиться. Он не мог достичь истины, человеку она просто не дана.

«Если не дана человеку, то кому же?». Этот вопрос сам собой всплыл в его в голове. «Ведь, кроме человека, нет никого, кто мог бы знать истину».

— Ты ребёнок и видишь этот мир неполноценно. Я понимаю, тебе тяжело это принять, но я хочу уберечь тебя от этого человека. Он злой… плохой, — добавила, подумав.

— Злой? Плохой? — эти слова вызвали ступор у мальчишки. — То есть бесполезный? — уточнил он.

— Злой в отношении человека значит немного другое, — она замялась, пытаясь подобрать определение. — Плохой — это тот, кто совершает злые поступки, причиняет людям боль.

— Злые?! — ещё больше вопрошал он.

Этих понятий ему было не осознать, мораль общества в котором он вырос никогда не использовала выражения «плохой или хороший человек/поступок». Помимо этого, категории «добра» и «зла» также были изменены и практически изъяты из повседневной речи. Поэтому сейчас мальчик находился в вакууме, ему было невдомёк, почему мама говорит вещи, не соотносящиеся с той действительностью, где он живёт.

— Прости. Я никогда прежде не говорила с тобой так, старалась избегать этих тем. Просто пойми, что Кол Галланду не стоит доверять. Он хочет использовать тебя ради своих целей, использовать твои невероятные способности. Ты меня услышал? — нежным голосом удостоверилась Роза.

— Да, мама, — неуверенно ответил он. — Можно я пойду? Ребята, наверное, уже потеряли.

— Конечно.

— И ещё. Мама, я не хочу уходить из приюта, — добавил, закрывая дверь.

Гриша вышел из комнаты в тревожном состоянии. Он старался обмозговать всё, что сказала Роза. Но никак не мог, противоречия лезли из всех щелей.

«Плохой — это тот, кто совершает злые поступки, причиняет людям боль, — размышлял Дангель. — Злой значит гневный, яростный и в этом духе… это выражение отрицательных эмоции. То есть поступки, которые сделал человек на подобных эмоциях — это плохие поступки. Однако. Как можно расценивать поступок через эмоции, а не через полезность или бесполезность? Если делать так, то поступки станут слишком субъективными, и их нельзя будет оценить умом. Они станут лишь восприятием человека событий… По такой логике, когда мне делают что-то неприятное, причиняют ту же боль, то человек автоматически становится злым. Но ведь нужно понимать состояние человека, его мотивацию, намерения и те последствия, что будут после. Ведь и Нейт получается злой… Он много бед на меня накликал. Но это не так. Он сострадательный и отзывчивый. Выходит, «плохой» — это временное состояние. Человек такой в тот момент, когда совершил нечто плохое… а если это временное, то как можно сказать наверняка, каков человек? Только если это происходит на регулярной основе. Но может ли человек быть всегда «плохим»? И выходит, что антоним «плохому» будет «хороший»? То есть люди делятся на хороших и плохих? Но все поступки на чувственном уровне понимаются субъективно… мы ведь не видим всей картины. В таком случае и воровство — это плохо… но воруют по разным причинам. Тогда получается воровство от голода и воровство по желанию разбогатеть это одно и то же, это плохо. А это не так. Воровство из голода вполне понятно и полезно для себя и тех, ради кого воруешь, чтобы накормить. Я не понимаю… нужно ведь проанализировать у кого украл, сколько и зачем. Соотнести бесполезность с полезностью… как можно сказать однозначно, что что-то плохое? Незаконное и бесполезное звучат куда логичнее и понятнее».

— ААА! — крикнул он, вороша голову. — НЕ ПОНИМАЮ!!

— Ты чего кричишь!! — выдала Лотти. — ИСПУГАЛ!

— Прости-прости… просто голова кипит.

— Будешь так орать, детей перепугаешь, — поучительным тоном проговорила она.

Гриша виновато кивнул.

Роза вслед за Дангелем покинула библиотеку и поднялась в свой кабинет. Там её поджидала Эли.

— Настоятельница, кто это был? — спросила нянька, стоя у двери.

— Ах… это уже неважно, Элизабет.

Она вошла внутрь, минуя Диш.

— Зачем он приходил? — продолжила настаивать она.

— Хочет усыновить Гришу.

— Он не выглядит благонадежным, пусть и аристократ. Беспокойно мне. Вы же не позволите ему забрать от нас ещё и Гришу? Так ведь?

— Это не в моей власти, — резко ответила Роза. — Мальчик должен сам решить.

— Но за Нейта… за Нейта ты решила сама.

Эли возмутилась такому лицемерию со стороны настоятельницы. В такие моменты её речь сама собой менялась на «тыкающую».

— Диш, — отреагировала Роза грозным тоном. — Я поняла свою ошибку в отношении Нейтана. Я не могу выбирать за детей. Но сделанного не воротишь… Пусть хоть Гриша сам выберет.

— Всё равно это как-то… неправильно, — размышляла Эли. — Наша задача находить лучших родителей для детей. Мы не можем пускать всё на самотёк. Я понимаю, нужно учитывать мнение детей, но и самим не терять голову. Пусть Гриша умен, но всё ещё дитё малое.

— Эли. Не части с рассуждениями. Гриша сказал, что не хочет уходить. Не волнуйся. Этот человек не сможет забрать нашего мальчика, и нам в это вмешиваться не нужно. Григорий сам сделает правильный выбор. Я ему уже всё разъяснила.

Диш тяжело вздохнула, слова Розы никак не утешили её.

— Вы изменились, Роза… стали какой-то холодной.

— Всё вокруг меняется. Я просто… просто не хочу поступать также, как поступила с Нейтам, понимаешь?

— Я Вас не обвиняю. Всем было тяжело… Особенно ему, — добавила она полушепотом.

В этот же вечер пришли документы на усыновление, а уже на следующее утро пришёл и сам Кол Галланд в не менее пафосном наряде. Роза представила его Грише и оставила в гостевой комнате. Симон был совсем не похож на Гильмеша: ни фигурой, ни духом. Волосы, уложенные воском; дорогой парфюм; пиджак; лакеи и неосязаемая, но чувственная харизма — всё это недвусмысленно говорило о его высоком статусе.

— Так вот ты какой, Григорий Дангель, — заговорил Симон. — Красивый. Наверное, популярен среди девочек.

— Спасибо за похвалу, но я не стою такой оценки, Ваше высокоблагородие, — сдержано ответил он.

— Вежливый. Это достойная черта. Но, что более важно, ты умеешь правильно говорить. Давай опустим формализм? Обращайся ко мне просто Симон. Приятное тут местечко… светлое. Дети мельтешат, — посмеиваясь, добавил. — У меня у самого двое детей твоего возраста и ещё одна постарше.

— Тут правда… мило, — нервничая, ответил Гриша.

— Вежливый, да ещё и скромный. Чудо просто. Скорее всего, тебе известно, что я друг детства Розалии. Очень давно мы с ней знакомы. Она что-нибудь обо мне говорила?

— Она… она ничего не рассказывала о том времени, когда жила в Аристократии, — произнес мальчик. — К сожалению, до недавнего времени я и знать не знал о Вашем существовании.

— Вот как. Но оно понятно. Аристократы редко публично покидают пределы своей стены и не особо афишируют о своей жизни. Эх, уверен, Розалия крайне нелестно обо мне отзывалась.

Гриша напряженно обдумывал свои слова.

«Он не кажется таким, каким описала, мама, — в голове мальчик тщательно анализировал портрет собеседника. — Спокойный, очень вежливый и наружность его вызывает лишь положительные эмоции. Так ли он «плох»?»

— Мама, назвала Вас плохим человеком, — решился высказаться Григорий. — Правда, я не совсем понял, что это значит.

— Она всегда неясно выражалась. Но я понимаю, что она имела ввиду. Ваше поколение, да и наше тоже, практически не применяет такие понятия к людям. Но, возможно, Розалия в чём-то и права. И я, действительно, плохой.

— Вы же аристократ…

— Аристократы сейчас другие, нежели ранее. Они отошли от добродетели.

— Мама, мне то же самое сказала. Она сказала, что классовая система ошибка.

«Вот ведь девка… уже успела засорить его», — подумал Симон.

Его лицо стало серьезным.

— А как ты считаешь?

— Ну-у… деление общество, на мой взгляд, совершенно оправдано.

— Я также считаю, — подхватил он. — Но нужно признать, что сейчас общество переживает не самые лучшие времена. Я политик, Гриша. И ты должен понимать, что таким, как я, приходится иногда сглаживать углы. Но с тобой я буду прямым, ведь мне важно твоё мнение. Я хочу усыновить тебя не из большой любви к детям, а, исключительно, из-за результатов теста. Моя цель — изменить это общество, не уничтожая его устоев, — эти слова нашли отклик в сердце мальчика. — Аристократы нынче слишком скверны, и я как один из них несу за это ответственность. Что-то нужно менять, чтобы мир не в пал в хаос, откуда не так давно вышел. Последняя война результат того, как жили люди прошлого. И к сожалению, мы начинаем жить точно так же. Гриша, тебе приходилось встречаться с жестокостью и несправедливостью?

Он тут же вспомнил Нейта. Его ногу, руку, избитое лицо, поломанные кости, огромный шрам, кровавый кашель — все издевательства, которые он перенёс будучи безродным. Всю несправедливость, что он пережил. Всем этим пропиталось его сознание.

— Да…

— Как бы не говорили церковники, Рабочий район сродни гетто. Медицина далеко не так доступна, как жителям Центра или тем более Аристократии. Доходы также не близки к идеалу. Нрав жителей груб, не воспитан. И всему виной мы… аристократы. Аристократы, что отошли от нашей главной задачи: помогать людям, прививать им чувство прекрасного и показывать, как должен жить добродетельный гражданин. Поэтому я хочу перед тобой извиниться.

Он встал и поклонился ему в знак раскаяния. Этот жест аристократа к простому человеку немыслим. Такие действия поразили Гришу.

— Что Вы?! Прекратите… Вы не обязаны извиняться за всех. По Вам сразу видно, что Ваша семья продолжает быть настоящими аристократами. Поэтому…

— Нет. Кол Галланды также ужасны. Моя жена и дети. Они… они такие же, как и большинство аристократов. А я всё прекрасно понимаю, но ничего не могу сделать. Для это мне нужен ты. Мальчик чистый, понимающий, какого жить вне роскоши, и имеющий всё, что нужно, чтобы изменить Аристократию. Хотя нет, ты способен изменить всю страну.

Гриша не на шутку воодушевился. «Он сказал то же самое, что рассказала мама. Слово в слово. Но теперь, когда я вижу всю картину и знаю его мотивацию. Я понимаю его. Он не стал кичиться, защищать себя или семью. Он честен со мной».

— Это слишком эгоистично просить тебя… ещё ребенка. Но ты моя последняя надежда. Тебе решать. Заставлять никак не смею. Не думай, что если согласишься, то будешь лишь инструментом. Ты станешь для меня таким же ценным сыном, которого я надеюсь, смогу полюбить всем сердцем, — голос его был нежным, даже успокаивающим.

«Сыном…»

— Так что ты решил? Или, может, тебе нужно время подумать?

— Скажите… Вы, правда, думаете, что это возможно? Возможно заставить эту систему работать правильно?

— Я в это верю, — твердо ответил Симон.

Гриша задумался, пусть внутри всё для себя уже решил.

«Я хочу создать мир, где они будут счастливы».

Это желание поставило точку. Его взгляд вернул рассудительность, а чувство беспокойства растворилось в непоколебимой уверенности и стремлении.

— Я согласен. Если Вы дадите мне шанс построить лучший мир, то я готов приложить все усилия. Но я хочу задать вопрос. А Вы готовы принять простолюдина в свою семью таким, какой он есть?

Глаза Кол Галланда засверкали от радости.

— Я буду рад видеть тебя своим сыном. Надеюсь, мы сможем подружиться.

Они пожали руки.

— В таком случае пойдем. Расскажешь Розалии о своём решении. Только иди вперёд, мне нужно позвонить по делу.

Гриша вышел за дверь. Кол Галланд был больше не в состоянии сдерживать эмоции, он начал смеяться. Нет, скорее, хихикать по крысиному.

— Это было куда проще, чем я думал. Им будет так легко управлять. Какой чудесный ребенок. Просто превосходный. Наивная душа и гениальный ум. Что может быть лучше инструментом для политики? Ха-ха, Роза… Роза… — его голос тут же успокоился, и аристократ вернул себе прежнее самообладания. — С этим мальчиком я смогу разгромить Фарля, с ним весь совет будет принадлежать Кол Галландам.

III

После беседы с Симоном Григорий ожидал у кабинеты Розы. Мальчик не решался заходить один, он вообще боялся говорить матери о своём выборе. Покинуть дом, сменить семью, нарушить данное слово. Ребенок не предполагал, как столько всего разъяснить в одном разговоре. Последнее время Розалия часто засиживалась в своей коморке. Она вся закопалась в бумажках, под конец квартала её как настоятельницу обязали писать различные накладные, справки о расходах и многое другое. Сейчас она писала отчёт в Центральное управление приютами Церкви Единства об усыновлении Нейта. Верхи Церкви были весьма щепетильны в отношении сирот, поэтому требовали строгой отчетности: кто, куда, кому и т.п. Если благонадежность опекуна вызывала вопросы у Церкви, то к семье отправлялись служащие ювенальной юстиции. Но фамилия Гильмеш снимала всякие подозрения, поэтому ему проверки точно не грозили.

Гриша немного помялся под дверью, пока не подошёл Кол Галланд с привычной рабочей ухмылкой.

— Вы кажетесь весёлым, — произнес Гриша. — Вас что-то обрадовало?

— Сын позвонил, рассказал забавную историю, — слукавил он, и бровью не поведя.

— Вы так много времени уделяете семье.

— Я же отец, — ответил Симон. — Это моя обязанность. Семья в принципе крайне важная составляющая добродетельного аристократа. Я знаю лишь одного такого, который полностью лишен семьи.

— И кто же это?

— Николай Флок Гильмеш. Бедняга последний в роду, что весьма грустно. Насколько я помню у него была прелестная жена, но увы… ушла к Душе, когда я был постарше тебя. Ты готов? — Григорий вдохнул и уверенно помотал головой. — Тогда вперед.

За его задорным голосом последовало несколько легких ударов об дверь. Первым в кабинет вошёл Гриша.

— Вы быстро, — произнесла Роза, не отлучаясь от бумаг. — Всё обговорили?

— Достаточно, — холодно ответил Кол Галланд.

Розалия подняла глаза.

— Я, конечно, уже знаю ответ, но формальность требует. Так что ты решил Гриша?

Она была абсолютна уверенна, поэтому даже не волновалась.

— Мама, — робко начал мальчик. — Я хочу в семью Кол Галланд.

Роза раскрыла глаза, она побелела и с дрожью в голосе переспросила:

— Прости мне, видимо, послышалось, — встала из-за стола. — Можешь, пожалуйста, повторить?

— Тебе не послышалось, мама… Я согласен на усыновление.

И тут она бросила взгляд на Симона, который расплылся в улыбке. Измученное лицо Розы вызвало у него смешанные чувства. Аристократ определенно любил выигрывать, и поражение его извечной соперницы явно принесло ему долю удовольствия. Но было в этих эмоциях нечто стороннее. А Роза же ещё не осознавала происходящего в полной мере.

— Гриша… но ты же мне сказал…ОН ОБМАНУЛ ТЕБЯ! — вырвалось у неё. — Чтобы он не наплел, это всё ложь, он лишь использует тебя! СИМОН! Жалкий ты, выродок!

— Мама! — грубо прервал Гриша. — Он рассказал мне всё то, что рассказала ты. Про упадок аристократии, про неправильность этого общества, про то, что я ему нужен только из-за результатов теста. Он был честен со мной.

— И ЭТО ТЕБЯ УСТРАИВАЕТ!? — на эмоциях она бросалась вопросами. — Устраивает быть инструментом?

— Да, если я смогу создать лучший мир. Но… этот мир будет не таким, каким его видишь ты, мама. Я-я… не совсем понимаю твоей позиции. Прости.

Слёзы подступали к её глазам.

— Но… но… — издала она.

— Хватит, Розалия, — вмешался Симон. — Мальчик сказал своё слово. Это уже эгоистично с твоей стороны. Уважай его выбор. Такая бурная реакция недопустима для настоятельницы приюта. Твоя работа — отдавать детей в благополучные семьи. А семья аристократов подходит под все критерии.

Она взяла себя в руки и попросила Гришу выйти. Тот без лишних раздумий послушался её.

— Что ты ему наговорил, Симон?

— Правду и ничего, кроме правды. Он умный. Шустро сообразил, что да как. Не все дети ярые поклонники твоего мировоззрения. Мне всегда было интересно, почему ты такая? Откуда в уме дочери такой благородной семьи столь кощунственные мысли?

— Потому что люди должны быть равны. Это естественных ход вещей.

Он пожал плечами.

— Мне такого никогда не понять. Наше противостояние длилось долгие годы, где я частенько уступал тебе. Оно и не удивительно. Твои способности в политике были гораздо выше моих. Как, впрочем, и у Фарля. Раз уж ты далека нынче от дел совета, то, так и быть, просвещу. Пусть Фарль уступает тебе по результатам теста, но его умение ввести дела принесло больший успех. Плавный подход Фарля симпатичнее аристократам, нежели твои резкие, но точные высказывания. Но и ты, и Ной Кэмпл блекнут с этим самородком, что ты взрастила. На этот раз победа будет за мной. Хочу в знак уважения к твоей семье заверить, что, правда, буду заботиться об этом ребенке, настолько, насколько смогу.

— Ты обещаешь мне это?

— У тебя все равно нет выбора, — ответил он, отмахнувшись. — Придется верить мне на слово. К тому же ты знаешь, что я щепетилен в отношении ценных ресурсов. А на этой прекрасной ноте, пожалуй, и закончим. До скорой встречи, — он уже собирался выходить, как бросил фразу. — И ещё. Я заберу Дангеля через пару дней. Пусть попрощается со всеми.

Хлопнув дверью, он ушел. Однако та самая рабочая ухмылка всё равно оставалась на его лице. Напротив приюта его ожидал личный Атмос, водитель открыл ему дверь, и Симон уселся на мягкое сиденье. Хоть он и был в приподнятом настроении, но острый взгляд выдавал внутреннюю серьёзность.

«Несмотря на ужасный характер… эта женщина просто удивительна. Чтобы вырастить столь одаренных детей нужно иметь не дюжее терпение и навыки, практически каждый здешний ребенок имеет склонность в области политики. Они все лакомый кусочек. Жуткая дамочка…».

Во время обеда Гриша решился сразу рассказать всё семье. Ничего не предвещало внезапных новостей, дети привычно уплетали суп, пока Лотти с Эли разносили тарелки. По всей кухни витал приятный запах лапши со специями, слышалось, как дети с аппетитом кушают, жадно откусывая корки хлеба.

— Ребята, — привлёк к себе внимание Гриша. — Мне нужно кое-что сказать. Сегодня ко мне приходил один человек, с целью меня усыновить… и-и я согласился.

Лотти выронила блюдце, оно разбилось, и бульон медленно растёкся по плитке. Она с дрожью в теле посмотрела на тонкую фигуру друга и не могла поверить. А другие ребята встретили эту весть с восхищением, с аплодисментами и радостными возгласами. Эли же вцепилась в поднос руками, она вся тряслась, но подавляла ту волну печали, что поднялась внутри.

— Это здолово, Глиша, — картавя, проговорил шестилетний Алекс.

— Мы так за тебя радаы — подхватила малодушная Надя.

Дангель обрадовался такой спокойно реакции. Он не любил лишнее волнение. Но стоило ему взглянуть во влажные изумрудные глаза Лотти, как появилось неприятное чувство ниже желудка.

— Гриша, — издала Лотти, подходя, — ты ведь шутишь?.. Так?..

— Лотти, я не шучу.

— Скажи, что это твоя глупая шутка, — проговорила в слезах.

— Я-я… не могу…

— ПРОСТО СКАЖИ ЭТО!

Её зелёные глаза блестели от слёз, она уставилась на него, сжимая кулачки. Дети забеспокоились, улыбки сошли с их лиц. Лотти устроила сцену, детский эгоизм ей это позволял. Она злилась, она грустила, она боялась. Озираясь на толпу ребят, она прокричала:

— ДА ИДИТЕ ВЫ ВСЕ!

Стоило эмоциям выйти наружу, как она уже не могла их остановить. Чтобы не наговорить лишнего, она помчалась в девичью комнату.

— Лотти! Подожди!

Он попытался ухватить её за руку, но она ловко вывернулась. Пытался дотянуться и не смог. Лотти отдалялась. От стресса у него начало не хватать воздуха. Сунув руку в карман, он достал ингалятор. Вдохнув лекарства, Гриша остолбенел. Не знал, как поступить.

— Беги за ней, придурок! — в солдатской манере приказала Эли. — У нас уже есть один идиот, который заставил её плакать. Второго не хватало.

— Угу, — очнулся он.

Гриша покинул кухню, поднялся на второй этаж и встал у открытой двери. На солнечном пятне из единственного не зашторенного окна сидела Лотти. Девочка рыдала, уткнувшись в красный шарф. Слёзы не могли перестать бить ручьём. Гриша аккуратно, на цыпочках вошёл к ней, словно боясь спугнуть.

— Лотти, — тихо окликнул он. — Мы можем поговорить?

— НЕТ! Я не хочу с тобой разговаривать! Вали отсюда! Бросай меня, как и он.

— Я… я… вовсе не бросаю тебя. Я…

— А ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?! — прервала. — Сначала Нейт… теперь ты. ПОЧЕМУ ВЫ ВСЕ ПОКИДАЕТЕ МЕНЯ?!

— Лотти, мы сироты! — не выдержав, выпалил мальчик. — Мы живём в приюте, и совершенно нормально, что рано или поздно мы попадем в другие семьи. Но это же не значит, что мы не сможем общаться.

— Мы уже семья! Я, ты, мама, Эли и Нейт — и все остальные. Мне не нужна другая.

— Мы и не перестанем быть семьёй, даже если будем на расстоянии, — защищался мальчик.

— Знаешь, что я чувствовала, когда он ушёл так внезапно? Я очень долго и упорно вязала ему этот шарф, — теребила его в руках, — хотела подарить на его день рождения… н-но он ушел. Даже не попрощался. Я ощущала себя пустой, брошенной, не нужной. Всё прошлое показалось ложью. Игрой. А теперь мне снова пройти через это, только с тобой?! Скажи, зачем ты уходишь?!

— На то есть причины. Веские причины. Я это делаю ради нас всех, поверь мне.

— Всех или лишь себя?

Этот вопрос сильно его разозлил, но он старался не подавать вида.

— Всё изменилось. Я не смогу теперь вас разнимать, когда вы деретесь, не смогу спорить с тобой, не смогу слушать, как ты споришь с ним. Не смогу смотреть, как Нейт спит, дежуря в столовой, и как ты его отчитываешь. Всё это теперь останется в прошлом. Когда… когда мама с папой умерли, я была совершенно одна. Такое одиночество… оно словно захватило меня. Но у меня появился ты, а затем Нейт с мамой. Я была счастлива, а один миг разрушил всё, чем я дорожила. Я так привыкла к вам, что уже не представляю свою жизнь одной. Только не снова одной…

Гриша задумался, а после ответил, ответил прямо, не тая тех мыслей, что возникли:

— А это не эгоистично, Шарлотта? — она бросила на него взволнованный взгляд. — Разве честно ставить своё благополучие выше нашего? Нейт сможет встать на ноги, а я достичь того, чего всегда хотел. Я никогда не знал жизни вне приюта, мне неведома родительская любовь, как и Нейтану. Тебе нас в этом не понять, не понять какого это чувствовать себя по-настоящему брошенными. Наши чувства для тебя совершенно ничего не значат, Лотти? — опустив голову, он продолжал говорить. — Думаешь, я не ценю тебя, Нейт не ценил? Да нет людей, которые любили бы тебя больше нас! Но я тоже хочу ЖИТЬ! Я тоже хочу хоть что-то оставить после себя!

Лотти не привыкла слушать такой опечаленный голос, наполненный скорбью и разочарованием.

— Если ты, правда, дорожишь, то должна принять эти перемены и идти дальше.

Он замолчал, да и девочка не смогла ничего ответить. Слова укололи её душу, привели к тупику. Гриша ушёл в комнату собирать вещи, так и не проронив утешающей речи. Весь следующий день они не разговаривали, хоть и оба хотели. Розалия даже не предпринимала попыток поговорить с Дангелем. Она в отчаяние заперлась в тесной комнате, не смочь принять обстоятельств.

«Бесполезно с ним разговаривать, — думала Роза. — Если попробую, то он лишь сильнее поверит Симону. Поверит в то, что я бунтарка, идущая против системы. Если бы только я раньше об этом подумала… немного раньше».

Как и обещал, Кол Галланд пришёл через два дня, но на этот раз привёл с собой очаровательную спутницу с золотистыми волосами. Дорогое желтое платье с юбкой почти до пола украшало её стройное тело, а лёгкий макияж придавал слегка смуглой кожи выразительности.

— Познакомься, Гриша, — произнёс Симон. — Это твоя сестра — Натали Кол Галланд.

Девушка с отцовскими глазами, оценивая, посмотрела на мальчика.

— Какой же ты милый! — не выдержав, воскликнула она. — Надеюсь, мы подружимся!

Гриша зачарованно смотрел на семнадцатилетнюю красавицу. Позади ревниво на всё это смотрела Лотти.

— Это твои друзья, полагаю? — спросила Нат, кинув на неё взгляд. — Спасибо, что заботились о Грише, — сказала, дополнив слова улыбкой. — Обещаю, что буду присматривать за ним.

— Ладно. Долгие прощания не требуются, он ведь не в тюрьму уезжает, — посмеялся Симон. — Мы подождем снаружи.

Дангель молча подошёл к Лотти и нежно обнял. Они так и не смогли сказать друг другу и слова. Но влажный взгляд Шарлотты говорил откровенно.

— До скорой встречи, мама, — произнес Гриша.

Роза обняла его и прошептала:

— Будь осторожен. Я знаю Симона и знаю его жену, но не знаю остальных. Если и доверяй, то ему. Хотя бы первое время. Ракшасу сторонись. Поверь мне, мальчик мой.

Он прислушался к её словам.

— Ну что же… Эли, не хворай там. И не слишком прихорашивайся, Фарлю ты и так люба.

— Да иди ты! — покраснев, выдала она.

— Ладно! До встречи, ребятки! — попрощался он, усаживаясь в атмос.

IV

Атмос мчал по улицам Рабочего района. Вот он проехал через проверочный пункт и въехал в Центр. Здания здесь были куда выше, они сверкали, отражая свет с панелей небоскрёбов. Люди в строгих костюмах расхаживали по тротуару, ожидая прибытия Ваппора. Личный транспорт даже тут был доступен далеко не всем. Меньшее пространство создавало ощущение постоянной спешки, какого-то затора на улицах. Гриша смотрел на новые виды с восхищением, на этот раз он не мог оторвать взгляд от окна. Симон и Натали наблюдали за этим с легкой улыбкой.

— Натали, он не очередная твоя игрушка, поняла? — прошептал Симон. — Он ценен, не порть его.

— Конечно, папа, — натянув ласковую ухмылку, ответила дочь.

Они достаточно быстро проскочили район и добрались до Аристократии. Это был совершенно иной мир, наполненный роскошью и богатствами. Помимо аристократов здесь жили некоторые жители Центра — госслужащие и слуги. Каждое здание здесь отличалось красотой, особой эстетикой и изысканностью. Нередко дом отражал семейный статус. Большие участки с личными парками, магазинами, садами могли принадлежать определенному роду. А Кол Галланды, как одна из наиболее влиятельных семей, имела у себя огромные площади не только в Аристократии, но и в других районах и городах. Впереди виднелась Церковь Единства — величественное белое здание возвышалось над всеми постройками, находясь в центре района, словно соединяя все роды высшей палаты Артеи: Кол Галланд, Флок Гильмеш, Бен Кильмани и Зайн Такира. Каждая семья заняла по стороне света, так Кол Галланды располагались на западе, являясь символом Западной Церкви и находясь под их покровительством.

— Гриша, что ты знаешь про благородные семьи? — спросил Симон.

— Прародители этих семей стояли на истоках строительства нынешнего государства. Они были знакомы с пророком Григорием, а также его сподвижником Нейтаном Нортом.

— Верно. Как ты думаешь, почему среди них нет семьи Норт или других родственников пророка?

— Я часто задавался этим вопросом. Так как мы находились на домашнем обучении, мама редко рассказывала про аристократов. Даже о себе.

— Норты отказались входить в первую высшую палату и вскоре пропали насовсем. А пророк не оставил после себя потомства. Изначально число высшей палаты было куда больше, но год за годом семьи затухали или становились бесполезными. И вот нас осталось четверо. Четверо тех, кто хранит верность идеалам пророка. Мир меняется неустанно и с такой скоростью, что не поспеть. Ты видишь в Аристократии блеск и благодетель, а я вижу разруху и скверну. Мы превратились в тех людей прошлого, что уничтожили мир, оставили на нём неизлечимые шрамы. Тебе приходилось быть снаружи?

— В смысле за стенами? Нет.

— А мне да. И я больше не хочу выходить в мир, что породили наши несчастные предки. Демократия — это иллюзия равенства и свободы, ложь, в которую свято верили. Она привела общество к точке, когда общества быть не может. И сейчас эта скверна обмана заползла в ряды совета. И когда она даст свои плоды, мы снова станем глупцами, что надеются на красивые сказки, а не на себя. Ты меня понимаешь?

Он кивнул.

— Молодец. Тебе предстоит много трудиться, чтобы не дать этому случиться. Общество нуждается в таких, как ты, — он погладил его по голове. — О, вот мы и доехали.

Они проехали арку и заехали в сад. Ровным рядом росли декоративные кусты, а в летнюю пору земля здесь была усеяна газоном и цветами. Сейчас же участок был покрыт легким снежным пушком. В воздухе висел приятный аромат, он заполнял салон Атмоса, щекоча нос Гриши. По вымощенной дороге они проехали к особняку. Трёхэтажное каменное здание украшало всё поместье. Его стены были покрыты деревянными панелями, создавая уют, а широкие окна испаряли ауру замкнутости, которая витала во всём районе.

Рабочий район отличался простором и размеренностью, Центральный плотностью и движением, а Аристократия казалась строгой клеткой из-за своего маленького размера.

Гриша вышел из транспорта и вдохнул свежего воздуха. Войдя внутрь, дом выглядел огромным. Большая парадная, коридоры, даже лестница.

— Не люблю чувствовать стеснения, — оправдался Кол Галланд.

Их встретила его жена — Ракшаса. Женщина со смуглой кожей и покрашенными в блонд волосами.

— Вы наконец вернулись, — радостно заговорила она.

— Да, — ответил Симон, позволяя камердинеру снять с себя фрак. — Надеюсь, обед готов?

— Я распорядилась, дорогой, — подхватила Ракшаса с улыбкой.

— Отлично! В таком случае давайте отобедаем. Заодно познакомитесь.

Они прошли в столовую, которая поразила мальчика своими размерами и блюдами. Во главе стола сел Симон, а рядом Ракшаса.

— Ну что же. Минуточку внимания, — постучал вилкой по бокалу. — Давайте знакомиться. Это новый член нашей семьи Григорий Дангель. Пока ещё Дангель, — уточнил он, улыбаясь, — но надеюсь, как только он покажет себя во всей красе, мы сможем посвятить его в Кол Галланды. Гриша, познакомься это моя милая супруга Ракшаса, — сказал, поцеловав её в руку. — С Натали вы уже знакомы, она моя старшая дочь, — она помахала ему ручкой. — А эти двое, — указал на двойняшек, — Константин и Мария. Они твои ровесники.

— Приятно встретиться, — произнес Костя.

— Рада знакомству, — с лёту добавила Мария.

— Я тоже очень рад встречи, — ответил Гриша. — Надеюсь, вы сможете принять меня в свою семью.

— Ох, какой вежливый мальчик! — воскликнула Ракшаса. — Конечно же, ты станешь частью семьи!

За столом они разговорились. Костя и Мария с интересом расспрашивали его о жизни в Рабочем районе и приюте. Казалось, они сразу сдружились, Костя рассказал про свою коллекцию и пригласил Гришу позже заглянуть к нему. Мария пообещала провести экскурсию по дому и показать библиотеку. Семью Кол Галланд называли «золотыми аристократами» из-за цвета их волос. Каждый член семьи был блондином. Дети Симона унаследовали его необыкновенно красивый оттенок волос и глаз. Манящие янтарные глаза окружали Гришу.

— У тебя красивые глаза, — сказала Натали. — Темно-синие, словно дно океана. По-моему, это мило.

Гриша засмущался.

— Пойдем. Я покажу твою комнату. Можно ведь, папа?

— Конечно, Нат. Его вещи должны были уже занести.

Они поднялись в северное крыло особняка на втором этаже. Его комната, как и ожидалось была большой, два окна выходили в сад с прудом. Из них открывался вид на домик для слуг и ещё несколько хозяйственных построек.

— Чего застыл? Не нравится?

— Вовсе нет! Просто у меня раньше никогда не было… своей комнаты.

— Вот оно как. Ладно, обживайся, я вечером ещё заскочу.

По середине комнаты стояла двуспальная кровать, застеленная шелковыми простыней. Слева от входа находился туалет и ванная. Гриша улегся на постель и не мог поверить, что это с ним происходит. Всё было таким непривычным, мир слишком быстро переменился для него. Трепет в сердце не уходил, ведь душой он всё же не был готов к новой семье. Разложив фотографии с приюта, на него резко напала ностальгия. Фото, где по порядку шли Лотти, Нейт и он сам, пробила на чувства. Ему захотелось повидаться со всеми, увидеть снова улыбку Лотти и задиристый взгляд Нейта.

«Как он там?.. Ни весточки не прислал, гаденыш»

В дверь постучались.

— Войдите.

— Вижу привыкаешь потихоньку, — произнёс Симон. — Как тебя обед и комната?

— Всё просто чудесно! Благодарю Вас!

— Рад это слышать. Я думаю, что тебе нужно пару дней отдохнуть, наладить контакты, а уже потом пойдешь в школу.

— В школу? — удивленно спросил мальчик.

— Тебе всего тринадцать, естественно, что ты должен ходить в школу. Я намерен пристроить тебя в элитное учебное заведение в Аристократии — Школу имени Фауста Гильмеша.

— Это ведь отец Николая Флок Гильмеша, — задумавшись, проговорил Гриша. — Вы, должно быть, близко знакомы с ним.

— Конечно. И уже очень много лет. Мой отец был достаточно дружен с ним, а его жена частым гостем в моем доме. А почему спрашиваешь?

— Просто…просто он недавно усыновил моего друга. И я подумал, что, возможно, Вы могли бы организовать встречу с ним. Если это Вас не затруднит, конечно…

— Гильмеш усыновил кого-то из вашего приюта? — удивился Симон. — Интересно. Я попробую что-нибудь сделать.

— Спасибо.

«Что задумал этот старик? — подумал Симон. — Гильмешу сроду не были важны люди. Неужели Роза вырастила кого-то занимательней, чем этот мальчик?».

Вплоть до вечера Гриша разбирал вещи, а как закончил, решил прогуляться по особняку. Хоть в нём и было много слуг, но он всё равно как будто пустовал. Днём каждый уголочек тут пропитан светом, при лунном же свете бесконечные коридоры отдавали тоской. Желтый свет ламп лишь добавлял гнетущего напряжения, да и закоулки казались мрачнее. Тени в это время суток удлинялись, они словно пытались дотянуться до мальчишки, схватить и унести с собой в мир без света.

— Привет, — внезапно окликнул Костя. — Чего один бродишь?

Пухлый мальчик вдруг оказался за его спиной, растянув на лоснящемся лице улыбку.

— Здравствуй. Я хотел погулять. Никогда раньше не был…

— Понятно, — не дав закончить, ответил он. — Пошли коллекцию покажу, обещал ведь.

— А-а? То есть… да, с удовольствием.

Его комната находилась на противоположной стороне от Гришиной. Впрочем, все другие детские располагались в южном крыле.

— Там не прибрано, уж извини. Мне пришлось повозиться, чтобы коллекцию пополнить приличным экземпляром.

— Что коллекционируешь?

— Сейчас и узнаешь. Маше и Нат не нравится. Они говорят, что это отвратительно. Девчонки, что с них взять, — пожал плечами. — Но мы ведь парни. Уверен, ты оценишь.

Он открыл дверь, откуда доносился странный едкий запах. Свет был выключен, идти пришлось наугад.

— А-а… чем здесь так воняет? — закрыв нос, спросил Дангель.

— Привыкнешь со временем. Я тут кукол делаю, поэтому так пахнет.

— Не знал, что процесс создания кукол может создавать такую вонь.

— Ну так, я стараюсь делать максимально реалистичных кукол. Ребята из школы их высоко ценят.

— Продаёшь их?

— Только неудачные экземпляры. Да где же выключатель?! — пытался нащупать на стене.

Подсознание Гриши твердило, что что-то здесь неладно. Почему-то он боялся разгонять эту тьму.

— Вот он, — утвердил, включив свет.

Комната, и правда, была верх дном, везде валялась одежда и пачки от чипсов. Костя с гордостью держал в руках куклу мохнатой собаки.

— Держи, смотри какая мягкая.

— О-о, действительно! И пахнет, как настоящая собака, — засмеялся Григорий. — Как только у тебя получилось? Шерсть, словно собачья. Удивительно!

— Тебе нравится? Я знал, что оценишь. Чтобы шерсть была реалистичной долго старался.

— Кла-асс. Будто собаку глажу. Милая какая, — с восхищением выдал он.

— А тож. Шерсть-то настоящая, — улыбаясь, добавил малец.

— В смысле настоящая? — спросил, продолжая тискать куклу.

— В прямом. Как же иначе добиться такого успеха, если не использовать качественный материал.

Он продолжал говорить, но Гриша уже не слушал, его взгляд схватился за ванную комнату. Дверь была приоткрыта. Там он увидел ведро, окровавленное, как и сам кафель. Из него торчала щенячья лапка, лишенная шерсти. Оголенная и мерзкая. На фоне всё бубнил Костя, пока Гришу охватил страх. Руки задрожали, да так сильно, что он выронил куклу. К горлу подступала тошнота, голова закружилась, и он потерял равновесие. Он побелел, не мог произнести и слова, лишь кряхтел.

— Эй! Ты чего делаешь!? — крикнул Костя, подняв собаку. — Нежнее надо быть. Ещё раз так сделаешь, прибью.

Гриша в шоке смотрел на куклу. Не осознано он отступал, но ноги его подводили, они тряслись

«Он что… что… он…он снял с неё скальп?»

— А-а, — выдал Костя, осознав. — Я забыл дверь закрыть. Какой я невнимательный. Слушай, правда, будь осторожнее, я ведь столько усилий приложил.

Как только он отвернулся, Гриша смылся. Что есть мочи он побежал в свою комнату.

«Этого не может быть! Просто невозможно… это ужас какой-то! Нужно связаться с мамой. Срочно. Срочно. Она должна забрать меня из этого места!».

Он пронесся мимо Натали, даже не заметив. Она обеспокоенно сопроводила его взглядом, а после посмотрела в сторону, откуда он ломился.

— Эх… Костя снова за своё.

Дангель ворвался в свою комнату, спрятавшись под одеялом. Ручьём с него лился холодный пот, воздуха снова не хватало. Грудь сдавливало от страха, и рука инстинктивно хотела потянуться за лекарством. Но его нигде не было. При этом его продолжало тошнить, он всеми силами сдерживал эти позывы. Вскоре он посинел, горло атаковала ужасная боль. Он чувствовал, как конечности начинали неметь, как всё вокруг темнело. Но тут кто-то сорвал с него одеяло и запихнул ингалятор в рот. Он задышал.

— СОВСЕМ ПРИДУРОК! — в гневе крикнула Натали. — Умереть ведь мог!

Его взгляд прояснился.

— Натали… я…я видел, — слёзы проступали на глазах. — Костя… он… он…

— Я знаю. Ничего не говори. Мне очень жаль, что тебе пришлось это увидеть.

— Если ты знаешь, тогда ПОЧЕМУ?! Как аристократский ребенок может заниматься подобным?!

— А что я могу сделать?! — выпалила Нат. — Только отец может его вразумить, а ему нет никакого дела. Он считает это безобидной забавой.

Конец ознакомительного фрагмента.