Секретный концлагерь

Александр Тамоников, 2023

При освобождении Кракова контрразведке Красной армии становится известно о существовании на территории Польши детского концлагеря. В нем врачи-изуверы проводят над маленькими пациентами опыты, добывая особые ферменты, из которых изготавливают препарат для омоложения. Группе СМЕРШ капитана Алексея Мажарина приказано выяснить, где именно располагается «фабрика смерти» и можно ли спасти уцелевших детей. Оперативники выясняют, что фашисты успели вывезти лагерь на территорию Германии. Капитан Мажарин идет следом. Однако вскоре становится ясно, что силами небольшой группы освободить пленников не удастся, нужно подкрепление. Но пока готовится десант, в лагере случается непредвиденное…

Глава 2

Оказывается, этот поляк умел говорить по-русски. Не сказать чтобы хорошо, но в общем и целом понять его было можно. Да и многие польские слова для русского уха также были вполне понятны. Что ж, и хорошо, коль оно так. Если ты понимаешь собеседника, а собеседник понимает тебя, то так вы скорее уясните, что вам друг от друга нужно.

Хотя Алексею Мажарину, Кириллу Черных и Семену Мартынку от поляка не нужно было ничего. Наоборот, это поляку было что-то нужно от них. Верней сказать, не конкретно от Мажарина, Черных и Мартынка, а, похоже, от всей Красной армии. Утром на Мажарина вышел начальник полковой разведки подполковник Резунов и сказал ему:

— Тут к нам прибился какой-то поляк. Говорит, что здешний, из Кракова. Говорит, что хочет сообщить какую-то важную весть. Вроде насчет шпионов…

— Каких шпионов? — не понял Мажарин.

— Немецких, каких же еще, — сказал Резунов. — Ну, а поскольку шпионы — это по твоей части, то я думаю, что будет правильно, если я этого поляка сдам тебе, так сказать, с рук на руки. В общем, приезжай и забирай. Он тут, у меня. Может, и вправду он хочет сказать что-то путное…

Мажарин отправил к Резунову Семена Мартынка, он и привез таинственного поляка. И вот сейчас они сидели напротив друг друга и вглядывались друг в дружку. Поляк — в смершевцев, трое смершевцев — в поляка. Поляк был молодым, лет двадцати пяти, с приятным умным лицом и открытым взглядом.

— Как тебя зовут? — спросил Мажарин у поляка.

— Ян Кицак, — ответил поляк.

— Ты здешний? — спросил Мажарин.

— Да, краковский, — ответил поляк. — Все мои… — он запнулся, подыскивая подходящее слово, — моя матка и мой тато, мои дзядек и бабця — все они из Кракова.

— Хороший город — Краков, — сказал Мажарин. — Вот ведь — наполовину разрушенный, а все равно красивый.

— О, так! — согласился поляк. — Доброе место… А будет еще красивее, потому что здесь больше их нет. Немцев.

— Откуда ты знаешь русский язык? — спросил Мартынок.

— О, я плохо знаю вашу мову! — махнул рукой Ян Кицак. — Так, немного. Научился… До войны в Кракове жили русские. Они уцекаць… убегали от Советской власти и поселились в Кракове. Я с ними водился… дружил. И они меня научили мове.

Поляк замолчал и с некоторым испугом стал смотреть на смершевцев, будто соображая, не сболтнул ли он чего лишнего.

— Ты хотел что-то нам сказать? — улыбнувшись, спросил Мажарин.

— Хотел, — кивнул поляк. — Вам или не вам — не знаю. Без разницы. Вот вы меня спрашиваете, значит — вам.

— Мы слушаем, — сказал Мажарин.

— Вначале я хотел запитаць… спросить: кто вы есть, панове офицеры?

— Мы Смерш, — ответил Мажарин. — Означает «смерть шпионам». Мы ловим немецких шпионов и тех, кто им помогает.

— То добре, — кивнул Ян Кицак. — Потому что я хотел рассказать вам… — он на какой-то миг умолк, собираясь с мыслями. — Я хотел рассказать вам о шпионах. О немецких шпионах здесь, в Кракове. Точнее сказать, об одной пани… одной женщине. Я не знаю — может, она и не шпионка, а просто немецкая курва. Знаете, при немцах таких было много. Те, которые помоложе и покрасивее, были с офицерами, другие — с солдатами. Я не хочу их судить… я хочу сказать о другом. Я не знаю, может, это вам совсем не цекаве… не интересно, но…

— Нет-нет, нам очень интересно! — энергично махнул рукой Мажарин. — Мы внимательно слушаем! Рассказывай!

И Ян Кицак рассказал следующее. При фашистах он проживал в Кракове — куда же ему было деваться? Здесь был его дом, здесь жили его родители. Жить было тяжело, надо было где-то работать, чтобы не умереть с голоду, и он устроился чернорабочим в один ресторанчик. Это был ресторан для немецких офицеров, никто другой, можно сказать, сюда не ходил. За исключением, разумеется, женщин, которых приводили с собой офицеры.

До поры до времени Ян Кицак не обращал особого внимания ни на офицеров, ни на их женщин. Не до того ему было, да и опасное это дело — пристально вглядываться в посетителей ресторана, кем бы они ни были.

Но однажды он все же обратил внимание на одну из дам. Почему? Он и сам не знает, почему. Так уж оно получилось, можно сказать, само собой. Во-первых, дама была очень красива, а на красивую женщину поневоле обращаешь внимание. Во-вторых, она постоянно приходила в ресторан с одним и тем же офицером, тогда как большинство других дам то и дело меняли кавалеров. Да оно бы еще и ладно, что с одним, но это был не просто офицер, он был одним из высших чинов краковского гестапо — Кауфман. Его, можно сказать, знал весь Краков, а кто не знал, тот слышал о его страшных кровавых делах. Имя Кауфман было синонимом смерти. И вот с этим человеком-смертью та красивая женщина и приходила в ресторан. Только с ним, и ни с кем больше.

Но и это было еще не все. Еще — каждый раз Кауфман со своей спутницей уединялись в отдельном номере, и никто, пока они там были, не смел даже приблизиться к дверям того номера. За исключением, разумеется, официанта, но и официант каждый раз был один и тот же. Кроме того, эта красивая женщина хорошо говорила по-немецки — Ян однажды совершенно случайно услышал обрывок ее фразы, обращенной к Кауфману. Это был чистейший немецкий язык. Значит, эта женщина, скорее всего, была немкой.

И так продолжалось до той самой поры, пока Красная армия вплотную не подошла к Кракову и не стали слышны орудийные раскаты, доносившиеся с востока. Большая часть постоянных посетителей ресторана, в том числе и сам Кауфман, моментально исчезли. Ян, конечно, не знает, исчезли ли они из Кракова, но вот в ресторане никто из них больше не появлялся.

А вот та самая красивая женщина осталась! И все так же приходила в ресторан, но уже с другим спутником — каким-то поляком, одетым в штатский костюм. И все так же они закрывались в отдельном номере и о чем-то подолгу там беседовали. Правда, обслуживал их уже другой официант. Тот, прежний официант, исчез в одно время вместе с Кауфманом и прочими постоянными посетителями ресторана. Да-да, панове офицеры правильно поняли: ресторан работает все так же, он не закрылся, и потому панове офицеры в любое время могут туда прийти, и там им будут очень рады. Правда, никаких женщин, как это было при немцах, в ресторане уже нет, но панове офицеры могут прийти в ресторан со своими женщинами.

— Значит, ты говоришь, что этот Кауфман сбежал, а та женщина осталась? — уточнил Мажарин.

— Так-так, — подтвердил Ян Кицак. — Она осталась. И это мне кажется странным. Я не понимаю…

— А что же тут непонятного? — усмехнулся Семен Мартынок. — Когда драпаешь — тут не до любовниц. Кто же в таких случаях тащит с собой красоток? Тут бы самому уцелеть… Обычное дело!

— О нет! — горячо возразил Ян Кицак. — Она не была коханкой… любовницей. Она была кем-то другим!

— Почему ты так считаешь? — прищурился Мажарин.

— Она не похожа на коханку, — с сомнением произнес Ян Кицак. — Коханки — они все на одно лицо. Они хоть и не похожи одна на другую, а все равно все на одно лицо. Думаю, панове офицеры понимают, что я хочу сказать. Я в том ресторане видел много коханок… А у этой женщины совсем другое лицо. Совсем другое…

— Другое — это какое? — спросил Мартынок.

— Ну, другое… — поляк беспомощно пошевелил пальцами. — Они похожи на собак. Да, на собак. Я говорю о немецких коханках, других я не видел. Что написано на собачьей морде? Покора своему хозяину. Покорность… Так и у немецких коханок. А у этой женщины — совсем другое лицо. На нем — хлодь… холод. И еще — злоба.

— Ты же сказал, что она — красивая, — с недоумением произнес Семен Мартынок.

— Холод — это тоже красиво, — возразил поляк. — Только это совсем другая врода… красота.

— Ну, и кто же она, по-твоему? — спросил Мажарин.

— Я не знаю, — пожал плечами Ян Кицак. — Кто мне о том скажет? Но я думаю, что… Если она не покинутая коханка, и если она о чем-то говорила с самим Кауфманом, и если их обслуживал один и тот же официант, который тоже пропал из ресторана, как только в город вошла ваша армия, и если Кауфман убежал, а она осталась, и теперь она бывает в ресторане с каком-то поляком, и это каждый раз один и тот же поляк, то…

— То все это — очень даже интересно, — закончил за поляка Мажарин.

— Так-так, — согласился Ян Кицак. — Это очень цекави… Потому я и пришел к вам, чтобы сказать… Я не люблю немцев, — помолчав, добавил он. — Я никогда их не любил. И я хочу вам помочь. Если, конечно, вы мне поверите.

— Как часто эта женщина приходит в ресторан с тем поляком? — спросил Мажарин.

— Так же, как и с Кауфманом, — ответил Ян Кицак. — Два раза в неделю. Всегда только два раза в неделю. По средам и воскресеньям. Ровно в семь часов вечера. Всегда минута в минуту. А в другие дни — никогда.

— Вот как, — задумчиво проговорил Мажарин. — А вот это и впрямь интересно. Всегда минута в минуту… И по тем же самым дням, что и раньше…

— То так, — согласился Ян Кицак.

— А обслуживает их — всегда один и тот же официант? — поинтересовался Черных. — Или каждый раз разные?

— Один и тот же, — ответил Ян. — Он устроился в ресторан совсем недавно — когда из города ушли немцы.

— А кому принадлежит ресторан? — спросил Семен Мартынок. — Ну, кто в нем самый главный хозяин?

— Пан Мирончак, — ответил Ян.

— И кто он такой, этот пан Мирончак? — спросил Мартынок.

— Курва, — поморщился Ян. — Как и все хозяева. Дерет с нас три шкуры, а платит всего пару злотых.

— При немцах он тоже был хозяином ресторана? — спросил Мартынок.

— Так, — ответил поляк.

— Какой сегодня день? — поморщился Мажарин, пытаясь вспомнить.

— Вроде как вторник, — усмехнулся Мартынок.

— Так, вторек, — подтвердил Ян Кицак.

— Значит, завтра эта женщина вместе со своим разлюбезным поляком должна прийти в ресторан, — Мажарин потер лоб. — Ровно к девятнадцати ноль-ноль.

— Наверно, — пожал плечами Ян. — Она всегда приходит в среду и в воскресенье. Почему ей не прийти завтра?

— Угу… — произнес Мажарин и не сказал больше ничего.

Молчал он довольно-таки долго. Мартынок, Черных и Ян Кицак также молчали. Они понимали — Мажарин размышляет. Черных и Мартынок размышляли тоже, да и Ян, кажется, также задумался о чем-то своем.

— А ты-то завтра работаешь? — наконец спросил Мажарин, обращаясь к поляку.

— Так, — ответил тот.

— И ты завтра их увидишь — ту женщину и того поляка, который будет при ней? — спросил Мажарин.

— Если так надо, то увижу, — сказал Ян. — Когда они будут заходить в ресторан. Или когда будут уходить из ресторана.

— Да, надо, — сказал Мажарин. — И не только увидеть, но и проследить за нею. Узнать, куда она отправится из ресторана. Ты смог бы это сделать?

— Я? — удивился поляк.

— Да, ты, — сказал Мажарин. — Проследить. Но только, сам понимаешь, тайно. То есть так, чтобы ни она, ни ее кавалер не обратили на тебя никакого внимания. Справишься?

— Я? — повторил вопрос поляк, еще больше удивляясь.

— Ну, ты же хочешь нам помочь? — спросил Мажарин и в упор взглянул на Яна.

— О, так! — ответил Ян. — Я хочу вам помочь! Но…

— Ты удивлен, что мы так легко тебе доверяемся? — спросил Мажарин.

На это Ян ничего не сказал, лишь опустил голову и развел руками.

— Мы тоже не любим фашистов — так же, как и ты, — усмехнулся Мажарин. — А все остальное — неважно.

Кажется, эти слова произвели на Яна Кицака впечатление. Он поднял голову и также в упор глянул на Мажарина.

— Я сделаю то, что меня просит пан офицер, — твердо сказал он. — Правда, за это меня могут выгнать с работы. За то, что я без спросу ушел…

— Ну, если что, то это дело мы как-нибудь уладим, — пообещал Мартынок. — Мы кто? Красная армия, которая стоит на страже трудового элемента. А ты и есть тот самый трудовой элемент. А этот твой пан Мирончак — эксплуататор и шкура! Неужто мы не защитим тебя от такого кровососа? Ты только намекни, ежели чего. Самолично явлюсь для наведения социальной справедливости.

— Добре, — не слишком уверенно улыбнулся поляк. — Скажу…

— Вот и скажи! — подытожил Семен Мартынок. — И не сомневайся. Потому что кончилось время ваших польских мироедов и шкурников! Теперь наступает твое время!

— Я не разумею… — развел руками Ян.

— Это с непривычки, — хлопнул парня по плечу Мартынок. — Со временем все поймешь. Это та самая наука, которую все понимают очень быстро. И эксплуататоры, и трудовой элемент. А пока — помоги нам, чем можешь. Раз уж ты влез в штаны, то надо их и застегнуть. Иначе получится безобразие.

— Это я понял, — на этот раз улыбка Яна была более уверенной.

— Вот и славно! — сказал Мартынок. — Командир, все прочее объясняй ему сам.

— Нам надо знать, где эта женщина проживает, — сказал Мажарин, обращаясь к Яну. — Или куда она каждый раз направляется, когда уходит из ресторана. Затем: одна она отправляется к себе или вместе со своим кавалером. Ты понимаешь?

— Так, — кивнул Ян Кицак. — Это я разумею. А вот другого я не разумею. А вдруг они выйдут из ресторана и направятся в разные стороны? Что я должен буду делать? За кем мне следить?

— А и вправду, — поразмыслив, сказал Мажарин. — Скорее всего, так оно и будет. То есть они разойдутся в разные стороны. И хорошо бы при этом проследить за обоими. А, Семен?

— Так это мы запросто! — беспечным голосом произнес Мартынок. — Дело привычное.

— Ну, коль привычное, то тебе его и делать, — сказал Мажарин. — Вот только нужно придумать, как его провернуть половчее!

— Половчее, — ухмыльнулся Мартынок, — это когда я буду при даме. Тут уж меня никто ни в чем не заподозрит. А что? Пришел офицерик с барышней в заведение! Обычное дело. Отчего бы советскому офицеру не пригласить даму в ресторацию? Другое дело — где мне ее раздобыть в кратчайшие сроки, такую даму? С первой попавшейся на такое дело не пойдешь… Ладно, подумаем. Итак, этот поляк мой. Провожу до самой колыбельки. Кстати, — Мартынок глянул на Яна. — А почему ты думаешь, что этот кавалер именно поляк?

— А кто же он еще? — спросил Ян.

— Ну, кто… Допустим, немец. Или, может, англичанин. Тут у вас всяких перебывало.

— Нет, — после короткого размышления произнес Ян. — Он поляк. Поляки отличаются от всех других…

— Да ты что? — иронично сощурился Мартынок. — И чем же именно? Может, пояснишь?

— Ладно, не спорьте, — вмешался в разговор Мажарин. — Поляк, не поляк… Какая разница? А вот проследить за ним действительно надо. В общем, так. Ян, ты проследишь за этой дамочкой. А ты, Семен, за ее спутником. Понятно?

— Не совсем, — сказал Мартынок. — А что, если они не пожелают расставаться и после ресторана отправятся вместе в обнимку? Тогда как?

— А тогда Ян будет следить за ними двоими, а ты — его подстраховывать. А то ведь мало ли что? Четыре глаза могут заметить за собой слежку намного проще, чем два.

— Это понятно, — согласился Мартынок.

— Ян, — сказал Мажарин. — Сегодня вторник. Завтра — среда. А в четверг, рано утром, тебе обязательно нужно быть здесь. Расскажешь, что и как. У меня все.

— Так, — коротко произнес поляк и поднялся, намереваясь уйти.

— Погоди-ка, — остановил его Мартынок. — Все-то оно все, да не совсем. В общем, так. В среду, в половине седьмого вечера, я появлюсь в вашем замечательном ресторане. При мне будет дама, прошу это учесть. Хорошо бы нам с тобой там переглянуться. Не обняться и не расцеловаться, а именно переглянуться. Чтобы ты знал, что я — поблизости. И чтобы я тоже знал, что ты рядом. А так — делаем вид, что мы друг друга не знаем. И все: мы с дамой развлекаемся, ты — чистишь картошку. И все ждем, когда появится та самая красавица со своим кавалером. А потом дожидаемся их ухода и двигается следом за ними. Ты, значит, впереди, я с моей дамой — чуть поодаль. А дальше действуем по обстоятельствам. Вот теперь окончательное все.

— Я зрозумев, — ответил Ян, потоптался и добавил: — Я все сделаю. Я могу уже идти?

— Да, — сказал Мажарин. — Спасибо тебе.

— И вас я тоже дзякую бардзо, — ответил Ян Кицак.

— А нас-то за что? — удивился доселе молчавший Черных.

— За то, что поверили, — сказал Ян. — Вы меня не знали, а все равно поверили.

— Ладно, — махнул рукой Мажарин. — Там разберемся. Кстати, как называется тот ресторан?

— «Золотой голубь», — ответил Ян. — И при немцах он так назывался, и сейчас — тоже. Только теперь на нем другая вывеска. Раньше была на немецком, а теперь — на польском.

Он вышел. Смершевцы какое-то время молчали.

— Думаешь, не подведет? — спросил наконец Мартынок у Мажарина.

— Думаю, что нет, — ответил Мажарин. — Иначе зачем ему было к нам приходить? А ведь пришел… Да еще согласился последить за той дамочкой. Мог бы ведь и не соглашаться. Нет, все будет нормально. Толковый парень, нутром чую.

— Может, и толковый, — не стал спорить Мартынок. — А только все равно, для чего такой риск? Могли бы проследить и мы сами. Я — за кавалером, Кирилл — за дамочкой. Или наоборот. И все было бы в норме.

— Поляк — местный, — сказал Мажарин. — Значит, город он знает лучше. А это при слежке — очень важно. А вдруг дамочка вычислит или просто почует за собой хвост и захочет запутать следы? И запутает, как пить дать. А вот если ты хорошо знаешь город, то попробуй-ка тебя вот так запросто объегорь! Так что, я считаю, в данном случае можно и рискнуть.

— Ну да, ну да, — согласился Мартынок, хотя было видно, что он на этот счет придерживается другой мысли. — А теперь, я так понимаю, нам надо подробнее поговорить о той интересной дамочке, — сказал Мартынок. — И обо всех делах вокруг да около… Я правильно понимаю?

— Да, — коротко ответил Мажарин.

— А тогда, — сказал Мартынок, — позвольте мне начать первым. Потому что слушал я нашего славного поляка, и выстроилась у меня интересная концепция.

— Выкладывай свою концепцию, — улыбнулся Мажарин.

— Мыслю так, — начал Мартынок. — Поляк прав — очень интересная эта дамочка. Пока мы не возникли в этом городе, она общалась с немцами. Очень тесно общалась, можно сказать, регулярно.

— На виду у всех и особо не таясь, — дополнил слова товарища Черных.

— Вот именно, — согласился Мартынок. — Да и не просто с каким-нибудь захудалым немчишкой, а с самим этим самым чертом… как его — Кауфманом! О кровавых делах которого по городу гуляли слухи! Ладно, общалась… Но отчего же этот самый Кауфман ударился в бега, а дамочка осталась? А? Ведь риск! Ведь оклемается малость здешний народ, придет в себя — так он же эту самую дамочку поднимет на вилы! Быть того не может, чтобы не поднял, потому что оно везде так случается. Что же, эта самая дамочка не понимает грозящей ей беды? Думаю, понимает. А все равно не думает таиться или, скажем, перекрашиваться в какой-нибудь не такой заметный колер. А почему оно так? А потому что у нее здесь какое-то важное дело. Уж такое важное, что и таиться ей некогда. Или, может, она думает, что пронесет и народ о ней не вспомнит. Но как бы оно ни было, а дело-то, похоже, очень серьезное! Уж такое серьезное, что эта дамочка даже маскироваться не желает! Как она раньше встречалась с Кауфманом, так теперь встречается с каким-то поляком, или кто он есть на самом деле. В том же самом месте и по тем же самым дням. Вот что самое интересное! Остается лишь выяснить, что же это за такое загадочное дело. Убейте меня на месте, но все равно не поверю, что она в эту забегаловку ходит исключительно, чтобы поужинать. Регулярно, дважды в неделю, строго в девятнадцать ноль-ноль. Как, понимаешь ли, какой-нибудь международный поезд маршрутом «Одесса — Париж»! Фух! — и Семен Мартынок устало выдохнул, закончив столь длинную речь.

— Да дело-то, похоже, известное, — предположил Кирилл Черных. — Немецкая шпионка она, это факт. Прежде работала на гестаповца, теперь — на кого-то другого. Или все так же на него, но через третье лицо. Через того поляка… Он, значит, дает ей задания, она перед ним отчитывается. Быть того не может, чтобы немцы, отступая, не оставили здесь своих агентов. Вот она-то и есть такой агент.

— Может, оно и так, — в раздумье произнес Мажарин. — А может, и как-то иначе. Потому что уж слишком открыто она действует. Можно сказать — вся на виду, от макушки до пяток. Как-то не совсем по-шпионски…

— И очень даже по-шпионски! — не согласился Мартынок. — Сам знаешь — надежнее всего затаиться, будучи на виду. Никто и не подумает, что ты таишься, а значит, никто и внимания на тебя не обратит. Это называется… черт, позабыл слово!

— Парадокс, — подсказал Мажарин.

— Может, и парадокс, — согласился Мартынок. — Всякие мудреные слова я запоминаю с трудом по причине своего простого воспитания.

— Да, но наш поляк все же обратил на нее внимание! — не желая окончательно соглашаться с Мартынком, проговорил Мажарин.

— Ну, и что с того? — хмыкнул Мартынок. — Много ли таких найдется, как этот поляк. Он один и нашелся. А все прочие — проходили мимо. Нет, если уж и прятаться, то в самом видном месте! Вовек не догадаешься! Эта дамочка хорошо обосновалась. Вроде бы на виду, а вроде бы ее и не видно.

— И что же мы будем делать с этим парадоксом? — спросил Черных.

— Проследим за ними, а потом, в воскресенье, всех разом и возьмем, — сказал Мажарин. — И дамочку, и ее спутника, и официанта. Думаю, это самое правильное решение.

— А почему бы их не взять сразу? — спросил Черных. — Допустим, завтра же?

— Ну, это просто! — поморщился Мажарин. — Нам надо знать, где они живут. Чтобы одновременно с задержанием устроить в их норах обыск. А то представь: мы их возьмем, а они упрутся и не пожелают говорить, где живут. И пока они будут упираться, кто-то, о ком мы понятия не имеем, наведет чистоту в их жилищах. То есть спрячет все, что нас могло бы заинтересовать. И что тогда? А тогда нам придется всю эту троицу отпускать, да еще и извиняться перед нею. А так у нас будут против них доказательства. Хоть какие-то, а все равно будут. При обыске, а тем более при неожиданном обыске всегда можно найти что-нибудь интересное и стоящее. Сам знаешь.

— Да, конечно, — кивнул Черных. — Это называется эффект неожиданности.

— У всякого человека можно найти что-нибудь хорошее, если как следует его обыскать! — провозгласил Семен Мартынок. — Народная мудрость! Но вот в чем мое недоумение, братцы. Коль мы намерены брать и официанта, то, стало быть, неплохо проследить и за ним. А? Этого труженика мы почему-то упустили из виду. А это непорядок.

— И правда! — хлопнул себя по лбу Мажарин. — Официант! Устроился в ресторан совсем недавно, ту самую красавицу и ее кавалера обслуживает только он, и никто больше…

— Вот о том я и толкую, — поддакнул Мартынок. — Подозрительная личность, этот официант. Как и та красавица со своим кавалером. А это означает, что… — Мартынок не договорил и выразительно посмотрел на Мажарина.

— Да, — согласился Мажарин. — За ним надо бы проследить тоже. Кирилл, это уже твоя задача.

— Понятно, — кивнул Черных. — Проследим.

Они замолчали. Каждый думал о своем, и одновременно все думали об одном и том же.

— И все-таки — что мы имеем в итоге на данный момент? — спросил наконец Мартынок.

— Вот ты нам это и скажи, — усмехнулся Мажарин.

— А что — и скажу, — согласился Мартынок. — Во всех подробностях. Так сказать, блюдо из фактов с добавлением соуса из наших фантазий. Между прочим, тоже народное выражение. Знавал я до войны одного ресторатора в славном городе Одессе. Ну, так это было его любимое выражение. Вот только где сейчас тот ресторатор и есть ли еще его милый ресторанчик? — Мартынок вздохнул. — Я так думаю, что и нет. Потому что весь мир кувырком. Ну, да ладно, что говорить об этом?

Он помолчал, собираясь с мыслями, встал, расправил плечи, прошелся, даже изобразил нечто вроде залихватской короткой чечетки. И только после этого сказал:

— Итак, что мы имеем на данный момент? А на данный момент мы имеем вот что. Есть некая сплоченная группа — как минимум, из трех подозрительных личностей. Значит, красивая дамочка, ее кавалер и при них — официант. Постоянное место их встречи — ресторан «Золотой голубь», где они и встречаются по средам и воскресеньям в девятнадцать ноль-ноль. Повторяю: исключительно по средам и воскресеньям, и каждый раз ровно в семь вечера! Что это такое? Какое-нибудь любовное свидание? Таки нет, как говаривал еще один мой знакомец с прежних времен. На свидание обычно принято опаздывать, встречаться в разные дни и в разное время… Я прав или я не прав?

— Прав, — сказал Мажарин.

— А тогда — позвольте мне продолжить мою ораторию, как любил выражаться мой третий довоенный знакомец. Со слов нашего разлюбезного поляка мы знаем, что до этого дамочка встречалась с других кавалером — неким гестаповцем Кауфманом, о котором по Кракову ходили самые ужасные слухи, и, я так понимаю, не без основания. Причем встречалась — точно по такому же графику и точно в том же самом месте. И что мы можем на все эти чудеса сказать?

И Мартынок по очереди оглядел Мажарина и Черных. А поскольку они ничего не ответили на его вопрос, то он продолжил:

— А сказать мы можем вот что. Очень даже может быть такое, что мы имеем дело с фашистской шпионской группой. Сплоченной, умелой, нахальной и так далее. А ресторан «Золотой голубь» — их постоянное место встречи. Так сказать, явочная квартира, где они обговаривают свои делишки. Что это за делишки, мы, конечно, пока не знаем. Знаем лишь, что в этой группе как минимум три человека: стервозная дамочка, ее кавалер и официант…

— Четыре, — сказал Черных.

— Что четыре? — не понял Мартынок.

— В группе не три, а четыре человека, — пояснил Черных. — Я так думаю… Мы забыли о хозяине ресторана. Как бишь его кличут? — Кирилл вопросительно пошевелил пальцами.

— Пан Мирончак, — припомнил Мажарин.

— Да, — сказал Черных. — Вот именно… Быть того не может, чтобы он ничего не знал и не ведал. Все-таки каждый раз отдельный номер в ресторане на конкретный день и время, одни и те же клиенты, к тому же один и тот же официант… И все это — раз за разом. Разве может хозяин ресторана не обратить на такие чудеса внимание? Поневоле обратил бы. А коль оно так, то и он тоже с ними заодно.

— Ага! — воскликнул Мартынок. — Исполняет роль хозяина явочной квартиры.

— Наверно, — кивнул Черных.

— А что, логично, — сказал Мажарин. — Хозяин ресторана обычно знает всех своих постоянных посетителей. А дамочка со своим кавалером — уж куда как постояннее! Что ж, внесем в список и хозяина.

— И кто же за ним станет следить? — спросил Мартынок. — Наши кадры совсем иссякли.

— А для чего за ним следить? — ответно спросил Мажарин. — Вряд ли он что-нибудь знает об этой даме и ее кавалере. Его номер шестнадцатый — вовремя предоставлять место для встречи. Ну и, я так думаю, выполнять какие-то другие мелкие указания дамочки или ее кавалера. Скажем, принять на работу официантом нужного человека.

— Честно сказать, не представляю, какую роль играет в банде этот официант, — пожал плечами Мартынок. — Получается, вроде бы все при деле: и дамочка с кавалером, и хозяин ресторана. А официант-то для каких надобностей?

— Ну, разные могут быть надобности, — пожал плечами Мажарин. — Может, он нужен для подстраховки. Например, прикрыть дамочку с кавалером, если понадобится. Может такое быть? Думаю, что может. Есть и другое соображение. Он — контролер.

— Это какой такой контролер? — не понял Мартынок, и тут же его осенило: — А, понимаю! Так сказать, представитель вышестоящих инстанций! Для строгого контроля! Чтобы народ на низах не расслаблялся!

— Что-то вроде того, — кивнул Мажарин.

— Вот ведь заразы! — скривился Мартынок. — Все-то у них налажено. И при этом топчутся почти на виду! Вот что меня больше всего раздражает!

— Сам же говорил, что скрываться лучше всего на самом видном месте, — улыбнулся Мажарин.

— Это говорю не я, а народная мудрость, — улыбнулся в ответ Мартынок. — Ну, что, завтра нам предстоит веселый денек? А точнее сказать, веселый вечерок?..