Царство. 1951–1954

Александр Струев, 2015

Роман «Царство» рассказывает о времени правления Н.С. Хрущева. Умирает Сталин, начинается умопомрачительная, не знающая передышки, борьба за власть. Одного за другим сбрасывает с Олимпа хитрый и расчетливый Никита Сергеевич Хрущев. Сначала низвергнут и лишен жизни Лаврентий Берия, потом потеснен Георгий Маленков, через два года разоблачена «антипартийная группа» во главе с Молотовым. Лишился постов и званий героический маршал Жуков, отстранен от работы премьер Булганин. Что же будет дальше, кому достанется трон? Ему, Хрущеву. Теперь он будет вести Армию Социализма вперед, теперь Хрущев ответственен за счастье будущих поколений. А страна живет обычной размеренной жизнью – школьники учатся, девушки модничают, золотая молодежь веселится, влюбляется, рождаются дети, старики ворчат, но по всюду кипит работа – ничто не стоит на месте: строятся дома, заводы, электростанции, дороги, добываются в недрах земли полезные ископаемые, ракеты стартуют к звездам, время спешит вперед, да так, что не замечаешь, как меняются времена года за окном. Страшно жить? И да, и нет, но так интересно жить, и, главное – весело! На дворе стояли 1951–1954 годы…

5 мая, вторник

Никита Сергеевич вернулся домой поздно. Сильно хлопнув дверью, он прямо с порога бросил на подоконник шляпу, как-то неаккуратно опустил на стул плащ и, присев на скамеечку, стал, охая, переобуваться.

— Что случилось? — встревоженно спросила Нина Петровна. Она всегда дожидалась, пока муж возвратится с работы.

— Васю Сталина в тюрьму закрыли!

— Когда?

— Сегодня.

— За что?

— Так на совещании решили.

— На каком совещании?

— На Президиуме.

— За что?

— Берия с Молотовым потребовали. Аморальный Васька тип, это ладно, так ведь против руководства страны выступил, вот до чего докатился!

— Обычный пьяница! — возразила Нина Петровна.

— Не обычный. Он пьяница-Сталин, с длинным грязным языком! — оборвал жену Никита Сергеевич. — Ты думаешь, я этому аресту рад? Я не рад, я считаю, что надо кончать с арестами! Лаврентий волю почувствует и разойдется!

— Он же его убьет! — охнула жена.

— Руки по Сталиным чешутся. До судороги! — хмуро подтвердил Никита Сергеевич. — И Лаврик, и Вячеслав поквитаться с Иосифом хотят — и поквитаются!

Хрущев обул тапки и, облокотившись на стену, кряхтя, поднялся.

— На магнитофон беседу с корреспондентом «Би-би-си» записали, где Васька всех полощет. У англичанина удалось пленку отнять, как ее прослушали, так ахнули — что он там наплел! Вот и заткнули в тюрьму.

— А что Маленков? — спросила Нина Петровна.

— Маленков? — развернувшись к жене, угрюмо ответил супруг. — Маленков отмалчивается. Я Булганину позвонил, он на Президиуме не был, спрашиваю: «Что делать будем, Николай?» Коля трубку бросил, через полчаса ко мне прикатил: «Ты в своем уме, по телефону такое спрашивать?!» Ему Васю не жалко, он о себе печется. Да все мы такие, лилипуты! — махнул рукою Никита Сергеевич и присел возле жены. — Эх, Вася, Вася! Сам себя подвел! Сидел бы тихо, глядишь, и пожил бы.

Нина Петровна взяла мужа за руку.

— Никого твой Берия не боится, — проговорила она. — А ты с ним говорил, пробовал смягчить его?

— Как смягчишь? Ни его, ни Молотова с места не сдвинешь, они упертые, злопамятные, — уставился на супругу Хрущев. — Василия предупреждали — молчи, не открывай рот в общественных местах! Разве слушал? Как танк пер, как таран! На каждом углу кричит: отца отравили, от медицинской помощи изолировали, дождались, пока умрет. Заговор! — процитировал Никита Сергеевич.

— За-го-вор! — ахнула Нина Петровна.

— И знаешь, кого в числе заговорщиков Васька называл?

— Кого?

— Берия, тот, понятно, главный, — перечислял Никита Сергеевич. — Маленкова к убийству приписал, он же председателем Совета министров стал, а третий — я. Вот злобная троица!

— Вы действительно Сталина отравили?! — ужаснулась Нина Петровна.

Хрущев с изумлением взглянул на жену и, скорчив дурацкую гримасу, ответил:

— А ты не помнишь, как я яд в ступке толок?!

Нина Петровна не поняла сарказма.

— Ты к нему подберись, попробуй, к Сталину! — распалялся муж. — Мы отравили! Это ж надо додуматься! Когда издох, чего лицемерить, обрадовались. Все обрадовались, и я, и Молотов, и лучший друг Каганович, а Берия, тот на седьмое небо от счастья взлетел. Точно сдурели от радости, потому что Сталин каждого истерзал! А тут — на тебе, отравили, растрезвонили! Сталина не знают. Эх, люди, люди! — проворчал муж, и устало побрел в спальню.

Дождь ходил кругами: просыплется на землю, придавит траву, расшерудит листья, уйдет, а через час-другой снова стучит в окна грозными каплями — не дождь, а прямо наводнение! После жары, которая приближала столбик термометра к тридцати, Подмосковье, охваченное внезапными ливнями, остывало. Ночью наглухо закрывали окна и форточки, и снова стали укрываться одеялами, отложив в сторонку тонкую простынку, под которой несколько дней назад было вполне уютно. Со всех сторон дул резкий ветер, небо гремело.

— Валентина, ты на стол не собирай, — проговорил комендант дачи Василия Иосифовича. — Ужинать никто не придет.

— В Москве остались? — прилежно поправляя скатерть, проговорила женщина.

Комендант кашлянул: «Что ей отвечать?»

— Василий Иосифович арестован! — без предисловий отчеканил он.

— Кто арестован? — онемела Валя.

— Василий Иосифович арестован!

— Кем?

— Да кем, глупая ты голова! МГБ арестовал! — выпалил майор и, хлопнув дверью, вышел из комнаты.

Валя стояла ошарашенная этим страшным известием: «Васенька арестован? За что? За какие прегрешенья? Это какая-то путаница, какой-то вздор! Что он говорит? Напутал, уж верно, напутал! Нет, нет!»

Она крепче и крепче сжимала руки и вдруг со всех ног кинулась вдогонку майору: распахнула дверь, пробежала в прихожую, выскочила на крыльцо, у которого послушно ожидала служебная «Победа» и куда на заднее сиденье и забрался комендант дачи.

— Постойте! — закричала Валентина. — Стойте!

Комендант уже устроился на сиденье, ему пришлось снова высунуться наружу.

— Чего тебе?

— Вы сказали, что Васю, Василия Иосифовича арестовали?

Майор кивнул:

— Сказал.

— Это неправда! — заламывала руки старушка.

— Правда! — отозвался майор, продвинулся в глубину салона и резко захлопнул дверь машины. «Победа» тронулась.

— Неправда! — стояла и повторяла Валентина, глядя вслед удаляющемуся автомобилю. — Неправда, неправда! Такого не может быть!

Она развернулась и уже совсем неторопливо пошла в дом и принялась снова собирать на стол. Не поверила безмозглому солдафону, решила во что бы то ни стало дождаться Василия Иосифовича, пусть и под утро, пусть и не совсем трезвого, в сопровождении сумасбродной компании, но дождаться, развеять грязные наговоры, поглядеть в его добрые дорогие глазки, обнять — ведь Васенька теперь был для нее самым родным, самым хорошим!

Конец ознакомительного фрагмента.