Царство. 1951–1954

Александр Струев, 2015

Роман «Царство» рассказывает о времени правления Н.С. Хрущева. Умирает Сталин, начинается умопомрачительная, не знающая передышки, борьба за власть. Одного за другим сбрасывает с Олимпа хитрый и расчетливый Никита Сергеевич Хрущев. Сначала низвергнут и лишен жизни Лаврентий Берия, потом потеснен Георгий Маленков, через два года разоблачена «антипартийная группа» во главе с Молотовым. Лишился постов и званий героический маршал Жуков, отстранен от работы премьер Булганин. Что же будет дальше, кому достанется трон? Ему, Хрущеву. Теперь он будет вести Армию Социализма вперед, теперь Хрущев ответственен за счастье будущих поколений. А страна живет обычной размеренной жизнью – школьники учатся, девушки модничают, золотая молодежь веселится, влюбляется, рождаются дети, старики ворчат, но по всюду кипит работа – ничто не стоит на месте: строятся дома, заводы, электростанции, дороги, добываются в недрах земли полезные ископаемые, ракеты стартуют к звездам, время спешит вперед, да так, что не замечаешь, как меняются времена года за окном. Страшно жить? И да, и нет, но так интересно жить, и, главное – весело! На дворе стояли 1951–1954 годы…

27 апреля, понедельник

Последние недели Никита Сергеевич все больше пропадал в Центральном Комитете на Старой площади, отняли его от Москвы, завалили общегосударственными вопросами. Но разве Москву-матушку на произвол судьбы бросишь, в чужие руки отдашь? Не отдашь, не получится. Когда Никиты Сергеевича в горкоме нет, товарищ Фурцева за Москву перед ним ответственная и неограниченной властью наделена. Красивая женщина, как с картинки, высокая, ухоженная, в юности район на соревнованиях по гимнастике представляла. А теперь — большое начальство, руками не дотянуться, не то что дотронуться! А как посмотришь — глаз не оторвешь, все на месте — и ножки точеные, и, извиняюсь, попка, и грудь высокая, как у выпускницы, и головка в игривых локонах. С виду вроде актриса, так нет — второй секретарь Московского городского комитета партии! Страшновато становится. Никому Екатерина Алексеевна не подвластна, один Никита Сергеевич над ней царь и Бог. Злые языки поговаривали, что не случайно зеленоглазую красавицу с обворожительными формами Никита Сергеевич приблизил, могучую власть дал, но майор Букин на расспросы с непрозрачными намеками прямолинейно отвечал: «Врут злые языки, ничего между ними нет!» А Букин от Хрущева ни на шаг, он-то наверняка знал, как там на самом деле. А если и слишком молодая она в руководстве московском, так что здесь плохого? Значит, смышленая, и даже хорошо, что такая нашлась: и к молодежи будет ближе, и женщинам в Москве внимания больше получится.

Никита Сергеевич приехал на совещание торговых работников, которое запланировали еще полгода назад. Когда Хрущев появлялся рядом, Фурцева ликовала, просто светилась — может, и вправду была в него влюблена? Они сели рядом. Периодически Никита Сергеевич что-то шептал ей на ухо.

Уже выступило несколько человек, но совещание шло пресно, формально.

— Жуют, жуют! — недовольно поморщился Хрущев, и глядя на докладчика, громко произнес: — Вы садитесь, мы вас поняли! Можно, товарищи, теперь я скажу?! — и стал подниматься с места.

Зал зааплодировал.

— Я товарищи, выступать не собирался, но от скуки чуть не заснул. Зачем мы совещания собираем? — он уставился в зал. — Я вам отвечу: собираем для того, чтобы острые вопросы поднять, обсосать их. А тут не то что обсосать, тут вздохнуть боятся! План выполнили, рапортуют, следующий — перевыполним! Обещают объемы поднять, обеспечить всем на свете, и дальше в том же духе — как заезженная пластинка! А торговля не заезженная пластинка!

— Если порассуждать, работник торговли — человек в государстве номер один: от его выдержанности, внимания к людям, вежливости зависит настроение, с которым покупатель уйдет из магазина. А куда он уйдет? Домой, на производство, на свидание. Получается, что торговый работник напрямую причастен к тому, что происходит в стране. Тут многие руководители сидят и друг другу поощрительно кивают! Похвалить — это мы всегда хвалим, а вот о недостатках в лицо сказать часто стесняемся. Значит, придется мне говорить. В старое время существовал рассказ про солдата, который пошел в лавку купить сало, а вместо сала купил мыло. Принес он это мыло домой, а дома ему говорят: «Раз деньги заплатил, ешь мыло!» По этой поговорке: «Раз стоит денег, так ешь!» нам торговать не годится. Хочу заострить вопрос на качестве товара, и в первую очередь я говорю про овощи! Надо добиться, чтобы под видом свежих овощей не попадали на прилавки лежалые, испорченные. Надо продавать качественный товар, а не побитую дрянь! Что это за пренебрежительное отношение к человеку, мол, все съедят?! Конечно, будут брать дрянные помидоры и платить за них деньги, если других нет. Надо покончить с бескультурьем!

Как-то я поинтересовался — где начальник, который занимается продовольственным снабжением Москвы? Мне ответили, я дословно не помню, вы можете поправить, если напутаю: или в Кисловодске, купается в кислых водах, или в Сочи, распаривается под лучами нашего замечательного кавказского солнышка. Отдыхает, одним словом. А тут, в Москве, аврал, надо заготовлять на зиму огурцы, помидоры, картошку, другие овощи, а начальник, который отвечает за это дело, видите ли, изволил уехать и там себе прохлаждаться!

Хрущев отыскал глазами начальника Плодовощторга.

— Про вас говорю! Что я сегодня услышал? Услышал, что капусту в Москву в достаточном количестве завезли. Дорогой товарищ Федоров, если мы вас посадим на такой рацион — утром капуста, днем капуста, вечером капуста, сегодня капуста, завтра капуста, послезавтра капуста, что вы скажете через месяц? Одуреете вы, вот что! — Хрущев зло посмотрел на нерадивого руководителя. — Капусту завезли, говорите? Пойдите посмотрите, какую капусту вы людям даете, посмотрите на качество этой капусты! Стыдно должно вам стать, товарищ Федоров! Сообщил он так же, сколько капусты на зиму в засол пойдет, цифрами хвастался. Я как-то приехал на овощную базу и наткнулся как раз на квашеную капусту. «Это что за капуста?» — спрашиваю. «Квашеная», — отвечают. «Хорошая?» — «Очень хорошая». А капуста уже три года киснет, уже черной стала, заплесневела, и не выкидывают ее только потому, что по учету капусты будет числиться меньше! От этой капусты блохи дохнут! Совести у вас нет, вот что! — Никита Сергеевич махнул в сторону Федорова рукой. — Отдельно вами займемся!

— Теперь остановлюсь на продаже готового платья. Вы помните, в газетах был помещен фельетон о девушке и молодом человеке, которые познакомились на курорте, лежа на берегу моря. Они с первого взгляда полюбили друг друга, но когда девушка надела платье от фабрики «Москвошвея», молодой человек не захотел и смотреть на нее — так обезобразила студентку одежда. Покупатель хочет светлое — ему дают темное, он хочет в полоску, ему подсовывают гладкое. Это странно, мягко говоря! Мне как-то пришлось видеть, как парнишка выбирал пиджак. Он утонул в этом пиджаке, но продавщица уверяла, что пиджак в самый раз. К счастью, паренек его не взял. Товарищи, дорогие, обратите на мои слова внимание!

Фурцева что-то поспешно записывала в блокнот.

— Теперь следующее. Передо мной, а я думаю, и перед вами прямо-таки острее острого стоит вопрос — какую продукцию мы доводим до потребителя? К счастью, тут собрались представители многих московских предприятий. Я выбрал некоторые вещи, которые продаются в торговой сети, и хочу их показать.

— Петя! — Никита Сергеевич поманил пальцем помощника. Демичев, прихватив объемную сумку, поспешил к столу президиума совещания.

— Чтобы вы не гадали, — роясь в сумке, проговорил Никита Сергеевич, — сразу подскажу, начнем мы с суповой ложки.

Никита Сергеевич выставил ее перед собой.

— Издали вроде ложка как ложка. Только такой ложкой суп есть нельзя, потому что она абсолютно плоская. Как такой есть? Не издевательство ли?

Он достал второй образец.

— А это цыпленок, игрушка. Так на этикетке написано. Эта игрушка специально для того сделана, чтобы детишек пугать. Если ночью приснится такой цыпленок, ребенок вздрагивать будет! Не знаю, что нужно сделать тому, кто такое делает, да и тому, кто эту дрянь берется продавать! Я прихватил с собой зеркальце, прищепку для белья, куклу, тоже для распугивания детишек предназначенную. Весь мой багаж вы собственными глазами узрите, подержите в руках.

Хрущев опять покопался в сумке.

— Вот пуговица. Ее, понятно, плохо видно, но не сказать про нее не могу. Металл затрачен, время затрачено, люди работали, портили вещь! Почему пуговицей ее обозвали, непонятно — дырочка для пришивания у нее одна. Как ее пришить? Нельзя дальше терпеть такие безобразия! Качество товара решает дело, а вы гонитесь за количеством, наряды закрываете. Вопрос не в речах, не в обещаниях, а в добросовестном труде, в том, чтобы действительно организовать работу и изготовить стоящую вещь. Завод имени Дубова выпускает утюги, которыми совершенно невозможно пользоваться, вместо ручки в утюг ввинчено неудобное кольцо. Что за отношение?! И еще цены. Свистопляска с ценами. На одном конце улицы три рубля вещь стоит, на другом та же вещь — уже пять. Разберитесь! — Хрущев посмотрел на городское руководство. — А не то прокуратура разберется.

А мебель? Вы уж извините, мебель сюда я на горбу приволочь не смог! После войны мы хотели всех усадить, чтобы не стоя, а сидя люди могли покушать, стульев не хватало. Усадили, решили проблему. Красотой тогда мебель не отличалась, делалась просто. Сегодня людям хочется комфорта. Настал черед удовлетворить эстетические чувства человека, а мы — пугаем. Что о нас скажут? У виска пальцем покрутят, получив такую пуговицу, или такую ложку, или стул, на который сесть опасно! Слышу, сидят, возмущаются — деды наши лучше делали! Да какой ты внук, черт тебя возьми, если деды хорошие были, а внук безрукий?! — прокричал Хрущев. — Исправляйтесь, хватит плыть по воле волн!

В зале захлопали.

— Подождите хлопать, подождите! — замахал Хрущев. — И конечно, я не могу смолчать об общественном питании. Там работают такие нахалы, которые перешли все границы! Хозяйки знают, что значит варить суп на пять человек, а если вдруг нужно накормить семь, то чуть разбавят суп водой. Если к вам случайный гость заглянет, вы ему в супе не откажете. А жулик в столовой что делает? Одну четвертую он кладет по сговору с другими жуликами в свой котел, и масло туда кладет, и мясо забирает, и овощи себе откладывает, только про воду забыл, но ее и так в избытке. Это еще хорошо, если одну четвертую сопрет, некоторые умудряются ухватить половину! Знаете, в песне поется о диком утесе на Волге, который мохом оброс? Если есть такой утес в торговой организации — руководитель, которой мохом оброс, так надо с него не мох снимать, а вместе с мохом, к чертовой матери, выдирать и выкидывать!

В зале раздался смех и аплодисменты.

— Некоторые могут сказать — вот Хрущев разошелся, смотрит через такие очки, что в торговле одни жулики. Нет, не одни. Но ведь как получается: если человек ходит около угля — одно дело, а если около меда — совсем другое. Один старается закрыть рот, чтобы пыль угольная не попадала, а тот, что у меда, если язык высунет — не обожжется!