День К. Сказки для взрослых

Александр Станиславович Сих

В сборник включены как старые, ранее публиковавшиеся, так и новые произведения автора, с реально сказочными или, скорее, со сказочно реальными сюжетами. Сказки, они и есть сказки. Даже если не совсем сказки. Даже если совсем не сказки. В общем, решать читателю, что сказка, а что нет. Где улыбнуться, а где задуматься и поразмышлять. А что для взрослых, так это лишь для того, чтобы уберечь не созревшие умы от чрезмерных умственных перегрузок. И только! Поэтому читать приглашаются все!

© Александр Станиславович Сих, 2020

ISBN 978-5-0050-1418-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

День К

Глава 1

Сегодня Первое апреля. Да, да, именно так — с большой буквы «П». Большой праздник. Годовщина! Нет. Ну что вы! Ну какой день смеха для дурака?! Это старый праздник, который празднуют, без отрыва от производства, давно. Так давно, что истоков его уже не помнит ни один дурак. А тут ясно и чётко написано — годовщина. Первый год празднуют. Потому что год назад было не до веселья. Не скажу, что всем, но очень многим. Даже не то что не до веселья, а дело, прямо скажем, доходило до драм и трагедий.

Но то год назад, а сегодня празднуют все, даже те, кому совсем не радостно. Очень многих терзает ностальгия по былым временам, гложет душу, покусывая её и пощипывая. Но вида они не подают, и свою грусть-печаль искусно прячут за напускным весельем, прилюдно переплёвывая эйфорией радости людей искренне веселящихся.

Нынче эти человеческие хамелеоны с удовольствием несут транспаранты, энергично выкрикивают лозунги, принимают активное участие в сожжении карикатурного чучела коррупционера. И только дома, уединившись, пускают горькую слезу сожаления в наполненный стакан с водкой и, с надрывом в душе и болью в сердце, поминают усопшие возможности могущественной карьерной лестницы. Потому что год назад, по какой-то злой иронии судьбы и по чьему-то шутливо-фантастическому умыслу, чиновникам была оставлена их карьерная лестница, но тех былых возможностей, которые она услужливо предоставляла по мере продвижения вверх, уже не стало. И не то чтобы не стало, а просто пользоваться этими самыми возможностями стало крайне небезопасно. Да что там небезопасно — страшно! Страшно до потери сознания от одной мысли, что вдруг случится то же самое, что и год назад. От подобных провидческих фантазий чиновников всех рангов и мастей била нервная дрожь, с рапирным покалыванием в область сердца. Вот такой был сегодня день. «Великий День Коррупционера»! Так его обозначили в календаре, и Президент, лёгким мановением воли, по значимости приравнял сей знаменательный день к самым большим гражданским праздникам. Вторым, естественно, после Дня Победы.

А начало этому невероятному празднику было положено год назад, в утро 31 марта. Именно в этот день произошла странная и роковая встреча, повлёкшая событие, взбудоражившее всё мировое сообщество. Итак, год назад.

В то солнечное утро Президента разбудил не кто иной, как некий незнакомец. Как он к нему попал, минуя незамеченным более чем многочисленную охрану, неизвестно. Даже самому Президенту. Описывать внешность незнакомца не станем, потому что она нам также не известна, а Президент скрывает не только его внешность, но и сам факт встречи.

— А, это ты, — сказал Президент, раскрыв глаза. У другого они, скорее всего, полезли бы из орбит, но у Президента лишь слегка округлились. — Не ожидал. Каким ветром занесло?

— Ветром может занести пыль в глаза, — серьёзно ответил гость, но после, хитро усмехнувшись, добавил. — Впрочем, пускать пыль в глаза ваш брат политик более искусный мастак, чем самый сильный ураган. Чем «сирокко» в Сахаре.

— Ну, до тебя, я думаю, в этом аспекте, нам вместе взятым так далеко, как последнему грешнику до рая.

— Оно может и так, но ты особо не дерзи, — шутливо погрозил пальцем незнакомец.

— Я хотел тебе польстить, — оправдался Президент.

— Не надо, — протяжно ответил тот. — Я не люблю лесть. Я очень хорошо знаю ей цену. Она колеблется, как курс акций, в зависимости от потребностей льстеца к возможностям объекта лести. Как первое, так и второе крайне нестабильно. А по сути — грош цена! Тем более, я зашёл в гости по собственной инициативе. Мимоходом. И в лести совершенно не нуждаюсь.

Президент сел на кровати и сунул ноги в тапочки.

— Мимоходом? — спросил он лишь для того, чтобы что-то сказать, а в это время успеть подумать.

Незнакомец это понял, но ответил:

— Да, я у тебя транзитом. Держу путь на Запад.

— Да?! — обрадованно воскликнул Президент. — Может, извини, поспособствуешь с кредитами? Тебе же раз плюнуть!

Незнакомец согласился:

— Мне действительно — раз плюнуть. Только делать этого я не стану. И не потому, что не хочу тебе помочь. Отнюдь. Тут вопрос в другом. Кто будет отдавать? Ты? Не смеши меня. Отдавать придётся народу, а ему и так не сладко. А твои сладкие слова всегда на деле отдают горечью.

— С каких это пор ты стал беспокоиться о народе? — с плохо скрываемой язвительностью спросил Президент.

— С недавних, — беззлобно отсёк незнакомец, но вдаваться в подробности не стал. А вместо этого пустил в ход лёгкую кавалерию. — Я ещё понимаю спортивные арены, но зачем понастроил столько дворцовых резиденций? Из злата и хрусталя! Спрашивается, из каких-таких средств?

— Эти деньги не из бюджета, — вяло огрызнулся Президент.

— Ну, конечно! — негромко воскликнул гость, саркастически ухмыльнувшись. — Честно заработал на продаже собственного урожая картошки?! — И, метнув яркий взгляд, сделал вывод. — Даже если бы ты засадил картошкой всю Европу, и то не хватило бы прибыли, чтобы оплатить все твои сооружения, средства передвижения и многочисленную охрану. Помнишь такой афоризм: «Бедному не хватает многого, алчному — решительно всего»? Не про тебя ли сказано?

— Нет, не про меня, — резким тоном возразил Президент. — Деньги мне нужны не ради самих денег, а чтобы…

— Насытить ненасытную гордыню, — закончил незнакомец. — Я знаю, что ты не дурак. А также мне понятно твоё желание войти в историю первым, а лучше — единственным, правителем, кардинально преобразившим страну. Ты прекрасно знаешь, что потомки оценивают не гуманные поступки, милосердие и добродетель правителя, а его дела. Его достижения. И плевать, какой ценой или какими жертвами эти достижения достигаются. Вот такой парадокс: современники хотят свобод и материальных благ, а потомки смотрят на искусство, культуру и технические достижения. Да, люди глупы, лицемерны и недальновидны. Вот поэтому они получают то, что заслуживают. Хотя, конечно, всегда ищут крайнего.

Президент недоуменно посмотрел на гостя.

— То ты мне устраиваешь разнос на пустом месте, — сказал он с лёгкой улыбкой, — то потом делаешь заключение, которое я трактую, как одобрение?! Что-то ты противоречишь сам себе?!

Чуть помолчав, гость, озорно посмотрев по сторонам, шёпотом ответил:

— В последнее время во мне происходят непонятные метаморфозы. Начинаю страдать раздвоением личности. — И, уже придав голосу громкости и твёрдости, заявил. — Ты прав, долой хилую сентиментальность. — И тут же поинтересовался. — Я так понимаю, что и дальше собираешься президенствовать?!

Президент подозрительно посмотрел на незнакомца.

— Я не могу бросить страну на произвол судьбы, — осторожно ответил он, а потом добавил. — Хотя за президентское кресло не держусь.

Незнакомец рассмеялся.

— Охотно верю! — воскликнул он. — Уже не ты за него держишься, а оно за тебя. Президентское кресло приросло к тебе намертво. Вы слились, пустили обоюдные корни, которые переплелись мёртвыми узлами. Видимо, теперь, чтобы вас разъединить, потребуется хирургическое вмешательство?!

— Что ты имеешь в виду? — подавшись вперёд, спросил хозяин.

— Ничего я не имею в виду, — как-то грустно ответил гость. — Ладно, достаточно разговоров на отвлечённые темы. Вернёмся к текущим делам.

Президент попытался вступить в дискуссию и полемику по данной, совсем для него не отвлечённой, теме, и даже для этого поднял руку, но был вежливо остановлен:

— Ты же знаешь, что я всё знаю, ну и зачем, скажи на милость, бурные потоки ненужных слов? Если бы твои потоки из интервью и водопады из выступлений превратить в настоящую воду, то уже давно был бы очередной потоп. У меня к тебе, по такому случаю, другое предложение. Ты же знаешь, если я к кому-либо захожу в гости, то, как и полагается, не с пустыми руками. Всегда найдётся какой-нибудь подарочек.

Президент сразу оживился, сразу плюнув на то, что гость имел в виду:

— Позволь, я хотя бы влезу в брюки, умоюсь и прикажу подать завтрак?! За чашкой горячего чая и беседа теплее становится.

Гость улыбнулся:

— Ух, хитёр, пройдоха! Давай, только быстро, мне недосуг.

— Я мигом!

И Президент тотчас умчался по кабинетам утренних процедур, предварительно озадачив камердинера, в лице личного секретаря, подачей завтрака. И ещё предупредил, что для всех, абсолютно, без всяких исключений, он, Президент, занят. На неопределённый срок.

Час действительно пролетел мигом, и камердинеру пришлось три раза заваривать свежий чай, тогда как незнакомец, молча и терпеливо, рассматривал в окно городской пейзаж.

— Прошу меня извинить, — сказал раскрасневшийся Президент, подходя к столу, — не мог не посетить спортзал. — Потом, с некоторой долей досады, добавил. — Прямо нездоровая мания оздоровления! Если с утра не потаскаю гирю или не промчусь на велотренажёре несколько десятков километров, потом целый день чувствую себя разбитым. Не могу без спорта.

У гостя скользнула лукавая усмешка:

— Я это знаю. Как, впрочем, и многое другое тоже.

— В таком случае, милости прошу составить мне компанию в скромной трапезе!

— Покорно благодарю, — гость слегка склонил голову. — Но чай я уже выпил, а от всего остального у меня изжога. Я и так у тебя задержался больше предполагаемого, поэтому, не мешкая, приступим к делу.

— К делу? — недоуменно переспросил Президент. — А подарок?

На этот раз незнакомец улыбнулся снисходительно.

— Экий ты смешной, — сказал он. — Подарок, это моё к тебе благоволение, которое я могу выразить в чём угодно. Вот какое твоё самое заветное желание? Вот чего тебе хотелось бы больше всего?

— Эх, — Президент с досадой махнул рукой, смахнув ненароком чашку, которая разбилась и, плюнув на которую, сказал. — Мой дорогой, если бы ты знал, как чертовски не хватает денег! — Секунду помедлив, добавил. — Стране. У меня столько задумок, планов…

— Знаешь такое выражение, — перебил гость, — хочешь рассмешить Бога, поделись своими планами? Не боишься… рассмешить?

Президент мгновенно перешёл на шёпот:

— Но я же никому. Ни-ни. Вот только тебе намекнул.

— Н-да, тонкий намёк. Я бы сказал — дипломатический. Ладно, не бойся, я никому даже не намекну. — И, задумавшись, повторил желание-жалобу Президента. — Денег, говоришь?

— Ага.

Незнакомец закрыл глаза, с минуту покачался на стуле, а затем, подавшись вперёд, сипло прошептал:

— Понимаешь, просто так денег я тебе дать не могу…

— А я не просто так, — бестактно перебил Президент. — Ты скажи, что надо сделать?

Гость оказался очень терпеливым субъектом:

— Ты меня не понял. Я не могу вот взять, да и завалить тебя валютной массой. Мне, в свою очередь, её также требуется откуда-то извлечь. Ничто не возникает из ничего и не превращается обратно в ничто. Предлагаешь кого-нибудь из мировых тузов ограбить на десяток-другой миллиардов?

Блеск глаз и мимика всего остального лица кричали трубным гласом за подобное рационализаторское предложение, но Президент, неимоверным усилием своей несгибаемой воли, заткнул глас, и негодующе воскликнул:

— Ну что ты! Что ты! Не надо никого грабить! Мы мирные люди… Вот если бы…

— Что? Не тяни кота за хвост!

Но Президент не торопился.

— Вот если бы, — наконец медленно заговорил он, устремив в дальний угол комнаты философско-отстранённый взгляд, — всех коррупционеров, от мало до велика, взять с поличным, да врезать им с конфискацией…

Незнакомец закончил:

— То все тюрьмы, а также военные казармы, окажутся переполненными.

Президент, как было это ни печально, вынужден был согласиться:

— Да, пожалуй, ты прав, — и сразу же воскликнул оптимистично. — Но идея-то хороша! Согласись? Тут надо поразмыслить, доработать.

И гость охотно согласился:

— Что-то в этом есть… карикатурно-сатирическое. А идея, действительно, не так уж плоха, и я, кажется, придумал, как её воплотить в жизнь. Я тебе помогу только тем, что в моих силах, но вся оперативная работа будет за тобой. И не надо никого сажать, только добровольно-принудительная экспроприация нечестно нажитых средств. Но, не обессудь, тебе придётся мобилизовать всех своих верных опричников, наделить их неограниченными полномочиями, рассредоточить по всей стране, и там, в связке с местными, более-менее честными, силовиками, собирать урожай.

— Раз дело того стоит, оголю свои тылы, а соберу! — воодушевлённо воскликнул Президент, и вдруг с интересом спросил. — А как мои люди узнают, кто более честный, а кто менее?

— Не переживай, — по-прежнему улыбаясь, успокоил гость. — Это сразу будет бросаться в глаза. Сейчас я введу тебя в курс моей выдумки. Слушай внимательно, какую шутку мы разыграем завтра. Вот это будет первое апреля! Вот это будет потеха! Но, — незнакомец хитро, и одновременно серьёзно, посмотрел на Президента, — должен тебя предупредить, что за последствия отвечать тебе. Я не знаю, во что это может вылиться в конечном итоге. В балансе, так сказать. Ну так как — не передумал?

— Нет! — Президент всегда был твёрд в своих решениях, особенно, когда дело касалось денег.

Глава 2

В ночь на первое апреля мэр города N спал плохо. Нет, ему не снились кошмары и «кровавые мальчики» не преследовали его с целью вендетты. Он этого не заслуживал, потому что был добрейшей души человек. Он любил жизнь, любил свою семью, любил свой дом, огромный особняк, любил веселье и застолье, любил деньги, потому что без них ничего выше перечисленного не было бы, и страстно любил работу, которая давала деньги, которые предоставляли всё предыдущее, да и, чего там скрывать, многое и многое другое.

Спал мэр плохо по другой причине. Всю ночь ему очень сильно чесались то умный, высокий лоб с залысинами, то правая волосатая рука, а то и одновременно всё вместе, что приводило к некоторым неудобствам. Оставшейся левой рукой невозможно чесать сразу два объекта, а зуд был просто нестерпимый. Мэр ворочался и нервничал… от мысли об ограниченности человеческих возможностей. Ведь, куда удобней было бы, будь человек создан по подобию индийского бога Шивы: и на работе сподручнее, да и дома масса удобств. А сколько одновременно можно лапать женщин!

— Хватит уже ворочаться! — услышал он голос одной из них, которая спала рядом и носила трагическое прозвище — жена. — Не хочешь спать сам, не мешай другим. Завтра не выходной.

— Уснёшь тут! — буркнул мэр, но был рад, что жена проснулась. Всё есть кому пожаловаться. — И рад бы уснуть, да не могу.

— Бессонница? — с участием, но без сочувствия спросила жена, не открывая глаз.

— Какая к чёрту бессонница! — зло прорычал мэр. — Проклятая чесотка доконала вконец!

— В конец? — с чисто женской иронией и кокетством спросила супруга, и даже растянула губы в подобие улыбки.

— Дура! — любя ответил градоначальник, которому было не до шуток. — Лоб свербит, ладонь зудит, да так, что готов мясо содрать.

— На лбу?

— И на лбу тоже!

— Которая рука чешется: правая? левая? — спросила женщина, поняв, что уснуть не получится.

— Правая.

— А ты правша?

— А ты до сих пор не знаешь?

— Откуда мне знать?! Твоя же рука.

— Каждый день вместе за семейным столом пищу поглощаем.

— Пищу ты поглощаешь ртом, а взятки берёшь на лапу. Вот я и спрашиваю — на которую? Если на правую, то чешется к деньгам. Тебе сегодня кто-то отвалит здоровенный куш. Возьми на работу рюкзак.

— Дура, — повторил муж без прежней эмоции, но и без особой ласки. — Языком, что помелом. А лоб тогда к чему?

— Лоб может чесаться только к одному — к рогам!

— Вот ведь дура! — повторил любимое слово и посмотрел на светящиеся цифры часов. — Уже пять, пойду умоюсь и посмотрю, что там за зараза такая. А ты выдвигайся к кухне, завари кофе.

Мэр, высокий и широкоплечий мужчина, встал, почёсывая поочерёдно то лоб, то руку, которая на работе служила «лапой», и, шлёпая тапочками, вышел в коридор, освещаемый полной луной, держа курс в личную туалетную комнату.

Жена же повернулась на внушительный бочок, сопроводив сие действие словами:

— Что я, дура, что ли?! Рано ещё!

Но уснуть бедной женщине было, всё-таки, не суждено. Не прошло и десяти минут, как раздался душераздирающий короткий крик, плавно переросший в продолжительный стон, чем-то напоминающий волчий вой.

Жена открыла глаза:

— Ну что там опять стряслось, у этого оборотня без погон? Своим воем сейчас весь дом переполошит, тать такая! Может, луна подействовала, полнолуние всё-таки?!

Она уже собралась было идти на зов, как услышала топот бегущих ног к спальне. «Такого ещё не было, — подумала супруга и обратно укрылась одеялом. — Что он там такое страшное увидел? Инопланетянин из унитаза вылез? Или домовой, увидев собрата, захотел провести сравнительный анализ шерстистости лап? — И завершила свои интеллектуальные размышления печальной надеждой. — А может, просто неожиданно сошёл с ума?»

Она, может быть, ещё и поразмышляла бы, но времени на это у неё уже не было. Мэр влетел в спальню, как метеорит в атмосферу, излучая яркое свечение ужаса и растерянности. Хлопнул рукой по включателю и в одну секунду покрыл расстояние от двери до кровати. Приблизил к не утратившему привлекательности лицу жены своё мужественное чело, с тонким ртом, большим носом и маленькими, но сильно вытаращенными глазками, и дрожащим, охрипшим голосом, тыча себя пальцем в лоб, спросил:

— Что это такое? Что это значит? Откуда? Как? Почему?

Женщина широко открыла рот, всплеснула руками, а затем, с глухим стоном, приложила обе ладошки к открытому рту.

— Что это? — в ужасе простонала она.

— Это я у тебя спрашиваю, что это такое и как это понимать? — вскричал мэр, хлопая себя ладонью по лбу, на котором крупным, красно-багровым шрифтом чётко вырисовывалась буква «К», один конец которой упирался в переносицу, а второй уходил в жидкую растительность на голове.

Жена, уже успевшая закрыть рот, протянула к букве дрожащую руку и с опаской, указательным пальцем, потрогала таинственное изображение. Муж со злостью ударил по руке, а она, осенённая мыслью, выдвинула предположение:

— Это же начальная буква твоего имени! Константин!

— Ага! — мужа, почему-то, это не удовлетворило. — Костя! Костик! Костян! Кастусик! Дура!

Он, конечно, был не в себе, и понять его можно, но на очередное оскорбление жена обиделась:

— Сам дурак! Так тебе и надо! А ещё лучше, чтобы у тебя на лбу появилась ещё одна буква — «Д»! Не надо было бы представляться, всем и так было бы ясно, что перед ними — Константин Дурак!

Мэр в семье, случалось, был хамоват — а кто из нас идеал? — но дураком не был никогда и нигде.

— Да не имя это моё! — сказал он хоть и повышенным тоном, но уже без злости, а глаза наполнились тоской «вечного жида».

— А что? Скажи, если знаешь? Зачем орать-то? — задавала вопросы женщина, вновь услышав в сердце голос жалости и сострадания.

Мужчина уныло посмотрел ей в глаза и обречённо ответил:

— Это клеймо. Символ, отражающий мою суть и неожиданно выползший наружу. Чёртова метка, как главная улика наглядного доказательства со стороны обвинения. Я только что это понял, будто эту мысль кто-то силком впихнул в мой мозг.

— Милый, это называется озарением, и с этим всё понятно, — блеснула эрудицией жена. — А вот что означает то, что ты говорил до этого?

Муж отвёл задумчивый взгляд в сторону и с апатией меланхолика пояснил:

— Рано или поздно для каждого приходит час расплаты, а этот знак оповещает меня о его приближении.

Женщина несколько секунд морщила лоб, что говорило о бурной умственной деятельности, но потом это занятие ей наскучило, она плюнула и откровенно спросила:

— Да скажи же толком, что означает эта проклятая буква?

— Всё просто, дорогая. Это слово — коррупционер.

Жена отреагировала мгновенно, потому что данное объяснение ей совершенно не понравилось. Она фыркнула и высокомерно заявила:

— Фу, какое глупое и противное слово! И с чего ты это взял? Это твоё озарение тебе подсказало? А может обуявший страх? Или проснувшаяся совесть проникла в подсознание?

Внешне мэр казался спокойным.

— Абсолютно не важно, кто мне подсказал, но у меня есть железное доказательство моего предположения. Вот оно! — сказал он и протянул жене раскрытую правую ладонь.

Жена опять ахнула, но рот открывать не стала и руками не махала. Только вновь указательным пальцем провела по ладони мужа линию и тихо сказала:

— Надо же, какие-то циферки?!

— Поразительная наблюдательность! — рявкнул мэр, сжав при этом руку в кулак, а женщина еле успела одёрнуть палец, избегнув, таким образом, потенциального перелома. — Может, есть версия, что эти циферки означают?

Жена, польщённая доверием мужа, страждущего помощи, выдвинула гипотезу, на её взгляд вполне логичную и всё разъясняющую:

— Может, это номер твоего счёта в банке?

Мужчина удивлённо посмотрел на верную подругу жизни, явно обескураженный неожиданным предположением. Такого мышления от собственной жены градоначальник не ожидал. «Да, — подумал он, — а ведь она не так далека от истины, как кажется».

— Ты права, — сказал в голос, глядя ополоумевшими глазами поверх головы супруги. — Это счёт. Только не мой, а ко мне. Прислали своеобразный чек к оплате.

— Кто прислал?

— О, дорогая, тебе лучше этого не знать, — ответил он и, подумав, добавил. — Да и мне тоже. — И тут мэр сорвался. — Но почему мне? Чем я провинился? Неужели я хуже всех? За что такое несправедливое наказание?

— Ну, запричитал! Заскулил! Мужчина, называется?! Если не хочешь говорить, кто прислал, не говори, но хотя бы объясни, что за чек? Мне же интересно!

Мэр сделал глубокий вдох и медленный выдох.

— Циферки на моей ладошке, — он старался говорить спокойно, — это сумма. Сумма, я так думаю, всей денежной массы, которую я принимал этой самой дланью, в обход официальной бухгалтерии и минуя департамент по налогам и сборам.

Жена не была совсем уж дурой, какой в разговоре пытался всё время представить любящий муж, и, наконец, сообразила, о чём тот толкует. И с придыханием спросила:

— Ты думаешь, кто-то подсчитал все… подарки, которые ты получил за всю жизнь честной и безупречной службы? А потом, неизвестно как, выгравировал это безобразие на теле? Но как? Это немыслимо! Мистика!

Мужчина пристально посмотрел в глаза супруги, стараясь понять, нет ли в словах о честной и безупречной службе насмешки или, чего хуже, скрытого злобного сарказма. Но глаза благоверной выражали невинную наивность, лёгкое недоумение, граничащее со страхом перед неизвестностью, и искреннее желание понять.

В отношении жены муж успокоился, но на вопрос не ответил, а задал свой, не обращённый ни к кому лично, и носящий слегка философский характер:

— Неужели так много?

Женщины, по своей сути, в подавляющем большинстве, существа более меркантильные и практичные, нежели мужчины, наиболее оптимально адаптированные к грубым и каверзным реалиям сугубо материальной жизни.

— Интересно, а в какой валюте эта сумма? — спросила жена, с умным видом посмотрев на мужа.

Тот ещё раз с удивлением глянул на супругу. Да, а ведь действительно, в какой? Вопрос совсем не праздный. Хорошо бы, чтобы в рублях, хоть какое-то облегчение.

Мэр вновь раскрыл ладонь, повернув её в сторону лучшего освещения, и они вдвоём принялись пристально изучать исписанную поверхность.

— Вот, вот, смотри, возле мизинца! — довольная тем, что нашла первой, воскликнула жена. — Видишь знак? Это доллары.

— Какой кошмар! — озабоченно ответил градоначальник и опустил голову.

Но и тут семейная половинка попыталась утешить:

— Хорошо, что не ЕВРО. Согласись?

Муж нехотя согласился:

— Да, конечно, но хрен редьки не слаще.

— И вообще, — женщина и здесь стала первой набираться мужества в противостоянии беде, — кто тебе сказал, что ты должен всё это вернуть? И куда? И кому? Может, это просто информация к твоему сведению?

— Информация к размышлению, — без эмоций повторил мэр легендарную фразу.

— А нечего тут размышлять! — в женщине проснулся энтузиазм, готовый ради благородной цели горы свернуть. Ну, или, хотя бы, передвинуть. — Нечего сидеть, понурив голову! Надо думать, как избавиться от этой коросты! От этого мерзкого поклёпа на честного человека! От этого противного доноса! Ишь, чего удумали! — Она ни к кому лично претензий не предъявляла, но готова была вступить за поруганную честь мужа в смертельный бой с кем угодно, хоть с самим… — Такую сумму им вынь да положь! — И тут, перейдя от абстрактных восклицаний к конкретике, обратилась к флегматичному мужу. — Надо мази попробовать. Натереть и забинтовать.

— Какие мази? — вяло, почти безразлично, муж, с повышенной ответственностью государственного мужа, ухватился за протянутую тонкую соломинку.

— Неважно! Любые, какие только найду в нашей аптечке.

— А-а, — он разочарованно махнул рукой, — ты лучше скажи, как мне на работу в таком виде идти?

Оптимистичная женщина и здесь не видела никаких препятствий:

— А так и пойдёшь. Сейчас принесу мазь и бинт.

— И что я скажу, если меня спросят? — сомневался нерешительный супруг.

— Эка невидаль! Проще простого! Оступился, зацепился, поскользнулся, одним словом — упал. Ушиб руку и рассёк лоб. Бытовая травма. Вот и всё.

Но вдруг, немножко покумекав, передумала:

— А ты вообще не ходи на работу! Заболел! Температура! Большая! Лоб горит! — После этих слов они переглянулись, но молча. — И не надо никому ничего объяснять. Мэр ты или не мэр? А если мэр, разве не имеешь права заболеть?

Мужчина приободрился и согласился:

— Да, правильно. Ничего страшного не случится, если один день не выйду на службу. — И вновь опечалился. — Один день? А если не пройдёт? Если эта зараза на всю оставшуюся жизнь? О-о-о!

Он застонал и схватился за голову.

— Хватит ныть! Этим делу не поможешь. Мы что-нибудь придумаем. Так… — жена встала, накинула халат, на ноги натянула тёплые носки и твёрдым голосом, не терпящим возражений, сказала. — Сиди здесь. Пока ещё все спят, пойду, приготовлю лёгкий завтрак и принесу сюда. И не спорь, не умирать же от голода из-за такого пустяка!

— Пустяка? — муж был ошеломлён и потрясён таким безразличием жены к драме, а возможно, и трагедии всей его жизни. — И это ты называешь пустяком?

— Конечно, — в голосе не чувствовалось безразличия, а лишь уверенное спокойствие. — Вон, я где-то слышала, или видела, а может когда-то читала, это не важно, что у сильно верующих людей тоже иногда появляются стигматы, но никто же их за это не сажает в тюрьму?! Вот если, упаси боже, тебя застукают на месте пре… на рабочем месте с деньгами, нагло подсунутыми подлым провокатором, тогда дело уже другое. А так…

Мэр трижды сплюнул и столько же раз постучал о красное дерево спинки кровати. Женщина суеверно повторила процедуру.

После завтрака, тщательно втерев «диклофенак» и «капсикам» в руку и лоб мужа, жена аккуратно забинтовала прокажённые места, и мэр стал походить на боевого командира, израненного в неравном бою с врагами.

Она ещё раз внимательно осмотрела проделанную работу и, оставшись удовлетворённой, сообщила перечень дальнейших действий:

— Пойду в душ, потом отправлю на работу сына с невесткой, соберу в школу внуков, предупрежу у себя на службе, что задержусь, а ты сиди здесь тихо и негромко смотри телевизор. Я всем скажу, что тебе сильно нездоровится и ты, приняв лекарство, отдыхаешь. Спишь.

Мужчина равнодушно махнул рукой:

— Делай, как знаешь. А я, часов в семь, позвоню заму и предупрежу, что меня сегодня не будет — заболел. А тебе не помешало бы перед работай заехать в поликлинику и взять, на всякий случай, мне бюллетень. На недельку.

— Именно это я и собиралась сделать. Отдыхай, боец невидимого фронта.

Мэр раскрыл рот, чтобы ругнуться, но супруги уже не было. А было уже без десяти минут шесть. В шесть начинался подъём для старшей возрастной группы, а в семь — для младшей. Он приляг на кровать, закрыл покрасневшие глаза и стал ждать. Телевизор в это утро был ему неприятен.

И только теперь, оставшись один, государственный функционер осознал весь ужас и всю нелепость сложившейся ситуации. Случай был настолько невероятен и фантастичен, что мощный аналитический ум и здравый, давно трезвый рассудок, воспитанный в лучших традициях отрицания всего, чего нельзя было потрогать и пощупать, категорически отказывался верить в реальность произошедшего.

Но факт, крупно отпечатанный на собственных частях тела, и который он мог и трогать, и щупать, и видеть, вступал в острое противоречие со всеми его идеологическими и хозяйственно-руководящими знаниями. Его гибкость ума, как у человека грубой материи, наиболее оптимально проявлялась там, где предоставленную государством материю нужно было раскроить таким образом, чтобы все нужные люди, включая в первую очередь себя, могли пошить себе всё что угодно, а все остальные — хотя бы слегка прикрыть свой срам. Остальное, выходящее за эти рамки, в головном мозге не укладывалось. А вот спинной мозг, который, при загадочных и пугающих обстоятельствах, пускал на спину припрятанные мурашки, открыто вступал в дискуссию с главным, утверждая обратное — мол, в жизни бывает такое, что ты, закройщик, даже представить не можешь.

Мэр твёрдо стоял на стороне головного и страстно убеждал себя, что ничего подобного не может быть, потому что этого быть не может никогда! Но неизвестно откуда, неизвестно кто, но кто-то и откуда-то навязчиво внушал мысль, что призрак до сих пор бродит, и не только по Европе, но и по всему миру, а вот совсем недавно навестил здешние места, лично удостоив чести своим визитом такого уважаемого человека, как мэр. Но с какой целью хитрый и коварный призрак, и вовсе не коммунизма, среди ночи заглянул к нему? А цель была отнюдь не благородная. Сей подлый призрак решил его опорочить и унизить, втоптать в грязь доброе имя и уничтожить авторитет государственного деятеля. Дискредитировать его незапятнанную репутацию в глазах коллег, товарищей и… электората.

Мэра била мелкая дрожь, называемая ознобом, спинной мозг начинал выпускать противных мурашек, а в головном начинался сумбур. «Так, наверное, медленно сходят с ума?» — подумал вопросительно градоначальник, и в страхе затряс головой, пытаясь, видимо, таким образом освободиться от навязчивых мыслей. В голове зазвенело, что привело мэра в ещё больший ужас. Он вскочил с кровати, схватил руками перебинтованную голову, выпучил глаза, и после этого понял, что звонит телефон.

Звонил зам: его преданный друг, ибо в любую минуту готовый предать; его надёжный товарищ, в любой трудный момент готовый подставить… не плечо — ножку; его верный соратник, помогающий в кройке материи, но жаждущий перехватить главные муниципальные ножницы в свои руки.

Но то, что услышал мэр от выше охарактеризованной особы, повергло его в психологический шок, а в его душу закрались злорадно-радостные ощущения сомнения и восторга. После первых же фраз первого помощника, он понял, что тот врёт самым наглым образом. Но это обстоятельство его не огорчило, а как раз наоборот — обрадовало. Потому что хозяин города понял главную суть сей лжи — он не одинок в нагрянувшей беде! Он готов был голову сложить на плахе, но был на сто процентов уверен, что тот же призрак оставил те же отметины на тех же местах у его зама.

Мэр воспрянул духом, а на лице скользнула ехидная ухмылка.

— Голова, говоришь, раскалывается?! — грозно вопрошал он, но всё его естество, от митохондрии до вакуоли, ликовало. — Упал на ступеньках? Расшиб лоб и поранил руку? Ай-яй-яй! Как думаешь, сотрясение есть? Ах, есть?! И даже сильное?! Тошнит?! И голова кружится?! Идти не можешь?! Ох, бедолага, ох, ты бедненький. Да, понимаю и сочувствую. Искренне. По-дружески. По-товарищески. По-братски. Врача на дом не хочешь вызвать? А, ты надеешься, что всё само собой пройдёт?! Рассосётся?! Растворится?! Исчезнет?! — И уже шёпотом. — Хорошо бы.

Градоначальник выждал долгую паузу, не придавая значения тому, какую околесицу нёс его заместитель. Ему давно всё стало ясно. Кто-то подлый и коварный наслал ни них обоих страшное проклятие! Как пить дать… жаждущему, здесь без чёрной магии не обошлось!

Впрочем, как в первое, так и во второе мэр не верил, а свято верил в демагогию, материю и цифры. Именно с них он и решил начать:

— Успокоился? — строго спросил начальник подчинённого. — А теперь и ты давай, по-дружески, по-товарищески, по-братски, начистоту, как будто это твоё последнее слово, выкладывай, какая цифра отображена на твоей пострадавшей руке?

Наступила гнетущая тишина, лишь по ту сторону слышалось тихое сопение, означающее сомнение и недоверие. Мэр ждал честных, мужских признаний, но из телефона сквозило девственной нерешительностью, патологической боязнью, и, наконец, откровенной трусостью. Штурмом взять крепость не получилось, придётся приступить к осаде.

— Ну что ты весь скукожился? — приступил он к психологической обработке. — Что ты напрягся? Сбрось засов и открой дверь, ведь к тебе стучится лучший друг! Распахни славянскую душу, потомок Моисея! — На этом психологическая увертюра кончилась, началась сама соната, по жёсткости звучания напоминающая «нотки» Вагнера. — Ты что, дурак?! Ты позвонил мне, чтобы снабдить мои уши макаронными изделиями?! Ну? Что ж ты молчишь, как пень? Если я спрашиваю о таких подробностях, то, видимо, я откуда-то это знаю! Как думаешь — откуда? Или у тебя от страха все извилины переплелись? Совсем соображать перестал? Думай! Кумекай! Ну вот, наконец. Молодец! С возвращением… рассудка.

После прорыва психологической плотины, нахлынувший поток эмоций, порой сумбурных и противоречивых, градоначальник слушал молча. Лишь мужественное лицо отражало весь спектр чувств: он то беззвучно улыбался, то морщился, то озорно подмигивал, а один раз даже показал телефону язык. Но вот, наконец, и ему предоставили слово.

— Да, я согласен, явление более чем странное. Неординарное явление. Из ряда вон выходящее явление. Аномальное явление, требующее… Что? Сенсация? Пожалуй, что так, только эту сенсацию надо держать… Куда попасть? Мировая слава? Что-то тебя после клинического приступа страха здорово отпустило?! Так отпустило, что ты окончательно спятил! Зачем тебе мировая слава в тюрьме? Тебе оно надо? То-то! Не о том думаешь, дорогой! Тут надо пораскинуть мозгами, как избавиться от этой напасти. Как вытравить эту дурацкую букву и эти проклятые цифры! Да, кстати, я прослушал. Так какая, ты говоришь, у тебя итоговая сумма? А, ты ничего не говоришь?! Что-что? Это коммерческая тайна? Ну-ну, понятно. Только смотри, хранитель тайн, чтобы твоя сокровенная тайна не стала достоянием гласности в узких специализированных кругах, замкнутых на определённых специфических ведомствах. А-а-а, вот видишь, как хорошо иметь в трудную минуту под рукой друга, товарища и брата. И это тоже хорошо. И с этим с тобою согласен. Да, не время для дружеской грызни и товарищеских распрей. Надо сплотиться. Надо думать. Надо соображать… Извини, дорогой, тут ко мне параллельный звонок. Я тебе потом перезвоню. А, чтоб у тебя на лбу ещё кое-что выросло!

Но перезвонить и узнать, не выросло ли у друга ещё кое-что, мэру также было не суждено. Потому что на его телефон звонки посыпались чередой. Звонили начальники отделов, секторов, звонила главбух, и все наперебой твердили о массовой эпидемии, поразившей наповал их подчинённых и свалившей с ног их самих. Одним словом, никто не в состоянии выйти на службу, требующей полной самоотдачи во благо народа. И хозяин города с ужасом осознал, что вся верхушка муниципального правления парализована. Всех безжалостно скосил страшный и непонятный недуг. Но он ещё не догадывался, что этот самый недуг нанёс сокрушительный удар по всем без исключения, вне зависимости от занимаемой должности, полученного образования и профиля работы, сферам городской жизни. Это была катастрофа государственного масштаба, размах которой был ему ещё неведом.

Мэр в первый момент так возликовал от полученной информации, что готов был пуститься в пляс. Он не один! И их не два! И не три! Их много! Но потом вдруг опять погрустнел. Если одному, или двум, или трём, ещё можно было выплыть сухим и незамеченным, то это невозможно будет сделать в том случае, когда весь городской корабль пойдёт ко дну. О государственном «Титанике», как уже упоминалось, он ещё понятия не имел.

Градоначальник встрепенулся и посмотрел на часы — они показывали цифру девять. Он и не заметил, как остался дома один, не считая пришедшей кухарки и личного водителя, который, уже зная о болезни шефа, тем не менее, бессовестно ошивался на кухне.

Хозяин города (пока ещё), как и дома (тоже пока ещё), вышел из спальни, опёрся о перила и посмотрел вниз. В просторной гостиной царили тишина и порядок. Никого. Как всё было бы замечательно, если бы не… Вследствие нервных потрясений в нём опять разыгрался аппетит. Из кухни доносились приглушённые голоса: кухарка, молодая женщина, готовила обед, а водитель, пользуясь своим статусом, набивал желудок, что называется — на халяву, и вёл непринуждённую беседу, состоящую в основном из пошлых анекдотов, намёков и предложений. Обычное дело и обычный персонаж — интеллектуальная личность с алчными глазами шакала, мощными челюстями гиены и преданностью собаки. Подобные типы всегда беззаветно преданы, но лишь до того момента, пока их хозяин крепко стоит на ногах, а если и садится, то исключительно в своё кресло, которое под ним ни в коем случае не должно шататься.

Кресло под мэром ещё не шаталось, но, начиная с раннего утра, ноги давали сбой, вплоть до полной гуттаперчевости. Сейчас, впрочем, кальция в костях прибавилось, но не настолько, правда, чтобы чувствовать себя уверенно у штурвала городского фрегата при надвигающемся шторме.

Он набрал в лёгкие воздуха, открыл рот для голосового сигнала, но в этот момент раздался опережающий сигнал. Кто-то настойчиво жал кнопку звонка с улицы, возле высокой кованой калитки. Казалось бы, обычное дело, мало ли кому взбрело в голову зайти в гости к мэру?! С утра. Без записи. Без звонка. Без предупреждения. Да может и не к нему вовсе?! Кто знает, кто здесь шляется в отсутствие хозяев!? Причин могло быть уйма, и даже больше, случись такое в любой другой день, но только не сегодня. Сегодня хозяин не верил никому и ничему, перестал верить в случайности и совпадения. Обнажённые нервы обострили интуицию, а животный страх развил до предела звериное чутьё, маниакальную подозрительность и нюх на опасность.

Мэр весь вспотел, руку и лоб под слоем бинта начало жечь, из ног мгновенно улетучился весь кальций, а в глазах поплыли радужные круги, в середине которых ярко светились золотистые буквы «К». О еде он уже больше не помышлял. И вообще, он напрочь перестал о чём-либо помышлять, успев лишь выпустить набранный в лёгкие воздух. Потеря сознания, в отличие от потери совести, явление кратковременное и не столь повальное.

Очнулся почтенный и уважаемый глава городской администрации в собственной кровати. Понаблюдал с минуту потолок, припоминая последний эпизод, на котором была приостановлена жизненная кинолента, он морально готовился к самому худшему, втайне надеясь на смягчающие вину обстоятельства, главным аргументом из которых служил всемирно известный постулат о слабости человеческой натуры. Мол, что тут взять, да, грешен, а кто нынче праведник, но глубоко, очень глубоко раскаиваюсь.

Но, как выяснилось позже, трём посторонним мужчинам в штатском, находящимся в его спальне, было актуальным только «что тут взять», а остальное находилось за рамками их компетентности и принадлежало совершенно другой епархии.

— Здравствуйте, господин мэр, — сказал черноволосый, с пронзительным взглядом, мужчина, сидящий на стуле возле письменного столика, по всей вероятности — главный.

Мэр, не поднимая головы, спросил:

— Где я? Что случилось?

— Могу вас уверить, что вы в надёжных руках, — говорил только сидящий. — И под такой же надёжной защитой. И ничего страшного пока не случилось. Вам уже лучше?

Хозяин, обеспокоенный неопределённым и пугающим «пока», устало закрыл глаза и тихо спросил:

— Вы искренне полагаете, что мне может быть лучше?

Мужчина в чёрном костюме излучал оптимизм:

— Я не только полагаю, но я в этом абсолютно убеждён. Вам надо только сбросить давящий на вас груз, как вы молниеносно почувствуете чудесное облегчение. Уверяю вас, это проверено опытом.

Первоначальный бесконтрольный страх сменился тягостным волнением, которое действительно тупо давило на все органы внутреннего содержания, особенно — на сердце. Давления на душу и совесть мэр не ощущал, потому что всегда сомневался в присутствии первой и в необходимости второй, а посему о душевном волнении имел смутные литературные познания.

— Как вы сюда попали? — сухо задал первый вопрос, потом следующий. — Кто вас впустил?

— Впустил нас ваш водитель, как он представился, довольно вежливый молодой человек, — охотно отвечал сидящий. — Но это не имеет ровным счётом никакого значения. В любом случае, мы сюда вошли бы.

— Даже так? У вас есть на это полномочия? Кто же вы?

Главный сделал небрежный жест рукой. Человек возле окна открыл папку, извлёк лист бумаги и протянул хозяину дома. Тот стал внимательно читать, и написанное, по всему, производило на него весьма сильное впечатление. Мэр вновь покрылся испариной, лицо покраснело, глаза заслезились, а руки задрожали. С трудом дочитав до конца, где, как последний гвоздь в гробу, подводящий черту земному бытию, отчётливо виднелся размашистый автограф Президента, он нервно вернул бумагу и осипшим голосом спросил:

— Значит, всё было заранее известно? Это какой-то секретный научный эксперимент? Но как такое возможно?

Мужчина встал со стула.

— На эти вопросы у меня нет ответов, — сказал он. — Они вне плоскости моих должностных обязанностей. Я лишь строго исполняю распоряжения и инструкции Президента, а вы, уважаемый господин мэр, не о том сейчас думаете. В данную минуту ваши мысли должны быть поглощены исключительно вашей персоной и её будущим. Возможно, незавидным будущим. Я ведь не зря намекнул о непосильном грузе. — Человек в костюме и с полномочиями выждал паузу. — Ну, так как? Будем сбрасывать этот самый груз? Или будем усугублять?

Градоначальник искоса посмотрел на свою забинтованную руку и глаза его затуманились, а к горлу, как обычно в таких случаях, подкатил ком, спровоцировав в пустом желудке спазмы.

— Вы, простите, о каком грузе говорите? — вопрос дался с большим трудом.

— Я так понимаю, что будем усугублять? — впервые в голосе агента прозвучали жёсткие и властные нотки.

Ком мгновенно провалился в желудок, где тут же был атакован желудочным соком.

— Нет! Ни в коем случае! Ну что вы! — изворачиваясь, залепетал мэр. — Я всегда рад! И помочь, и сбросить! Только, вот, знать бы — что?

На этот раз человек беззлобно усмехнулся:

— Ну, честное слово, господин мэр, вы как ребёнок, у которого забирают любимую игрушку. Вы же читали бумагу, анализировали, а значит, понимаете, что нам многое известно. Нужны лишь детали. А если точнее, нужна только одна деталь, но важная.

— Какая? — спросил совсем тихо упирающийся градоначальник, отведя взгляд в сторону.

— Та, которая намертво запечатлена на вашей правой руке, под толстым слоем бинта. — Агент с неограниченными полномочиями добродушно улыбался. — Вы можете сами себе помочь только в том случае, если безоговорочно пойдёте на полное сотрудничество. Решайтесь!

Мэр понял, что сопротивляться глупо и бесполезно, по крайней мере, именно эта мысль посетила его измученный мозг. Не те это ребята, которых можно легко выставить за дверь. А вот они, при упорном неповиновении, разбинтуют не только руку, но и всю его тёмную бухгалтерию, а потом, без сожаления, захлопнут за его спиной тяжёлую железную дверь. Однако, если нельзя сопротивляться, то торговаться никто не запрещает, благо, этим миром движет коммерция.

— Хорошо, я согласен, — нарочито беззаботно сказал он, и стал медленно освобождаться от бинта. — Может, я и вёл себя как ребёнок, но любимая игрушка уж больно дорогая. Честно вам признаюсь, что я сам был крайне удивлён её стоимостью. Думаю, господа, вы также будете шокированы увиденной цифрой.

— Нас невозможно удивить и шокировать, это наша привилегия. Вы сами, буквально полчаса назад, могли в этом убедиться.

— О, это правда. Тут мне возразить нечего. Вы можете до смерти шокировать!

Человек в строгом костюме принял такой же строгий вид:

— Это только тех, кто нагло пытается юлить и делать из нас дураков, проявляя, тем самым, неуважение не только к нам, но и к самому Президенту.

— Да вы что такое говорите! — воскликнул мэр, в порыве искреннего уважения, граничащего с проявлением суеверного идолопоклонства. — Только не к Президенту! Ни за что и никогда! Да я лучше себе эту самую руку отрублю! — Затем, для убедительности, добавил. — Отгрызу!

Наконец, он освободил руку от бинта и, заискивающе глядя в глаза приблизившегося полномочного агента, ласковым голосом пропел:

— Уважаемый товарищ, может, как-нибудь договоримся тет-а-тет? Без огласки? Найдём взаимовыгодные точки соприкосновения? Очень не хотелось бы…

Но ледяной холод, исходивший из глаз напротив, вынудил градоначальника внутренне содрогнуться и замолчать. Он был неприятно удивлён, что великая магия денег не произвела своими волшебными чарами не только ожидаемого эффекта, а совсем наоборот — вызвала ненавистное отторжение. «Либо опасается коллег, либо редкостный фанатик», — подумал мэр с сожалением, подразумевая под редкостным фанатиком редкостного идиота.

Тот, в свою очередь, спокойно переписал цифры и протянул подчинённому, дав указание:

— Ты составляй по всей форме протокол, а я с господином мэром буду договариваться и искать точки соприкосновения.

Подчинённый глянул в листок и присвистнул, а господин мэр обрадованно воскликнул:

— Давайте! Давайте договариваться и искать! Умные люди всегда смогут договориться, если они достаточно умны не только для того, чтобы уметь зарабатывать деньги, но и достаточно мудры для того, чтобы легко делиться ими с друзьями.

— Прекрасно сказано! — воскликнул агент. — Вот сейчас мы и узнаем, насколько вы мудры.

— Давайте узнаем, и вы убедитесь, что я очень мудрый и не жадный человек, умеющий быть благодарным до конца жизни.

— Посмотрим. Я вам предлагаю два варианта решения проблемы. Вариант первый, — вы категорически отрицаете очевидный факт, и мы, под чутким руководством Президента, занимаемся вашим делом и телом вплотную. Вас устраивает такой вариант?

Мэр в ужасе недоумевал, но решил события не форсировать. Надо выждать. Может, второй вариант окажется более приемлемым.

— Ни в коем случае, уважаемый, — шёпотом ответил он, глядя собеседнику в подбородок, не осмеливаясь посмотреть в глаза.

— Прекрасно! — опять воскликнул нежданный гость, ставший вдруг хозяином… положения. — В таком случае, остаётся только второй вариант. Но дабы в дальнейшем пресечь всякие пошлые поползновения, ставлю в известность — другой альтернативы нет, как не будет и третьего варианта. Ну что, излагать второй вариант?

Градоначальник, скорее всего уже бывший, после такого предупреждения грустно осознал, что в своих надеждах он ошибся. Того, чего он ждал и к чему стремился, не последует. Утратив последние иллюзии, он опустил голову и прошептал:

— Да.

Но человек в чёрном, обладавший масштабными полномочиями, нисколько ими не кичился и не возносился, из озорства тиранически запугивая и унижая жертву, а совсем наоборот — он всячески старался поддержать и приободрить свою жертву. А всё потому, что он был профессионалом высочайшего класса и всегда чётко понимал, что главное — результат. Он человека видел насквозь, даже если тот не падал в обморок, и, исходя из этого, выбирал тактику поведения.

— Вы зря заранее посыпаете голову пеплом, — агент говорил мягко, почти ласково. — Всё не так уж сумрачно в вашей дальнейшей судьбе. Вот послушайте, что от вас требуется. Вы сейчас присядете к столику и напишете полное признание в хищении означенной суммы. А мы, взамен, предоставляем вам срок, но уже не тюремный, а только обязательный для уплаты данной суммы в пользу государства. Компенсировать ему, так сказать, понесённый по вашей вине ущерб.

— Но это же немыслимо! — в отчаянии воскликнул мэр. — Где я возьму такие огромные деньги!

Агент, сочувственно улыбнувшись, развёл руки в стороны:

— Тут я вам, конечно, не советчик, для этого существуют другие органы, но могу предположить, что образ жизни и среду обитания придётся поменять. Зачем вам этот дворец? А также придётся избавиться от лишней, в повседневной жизни вовсе не обязательной, роскоши, в виде дорогих автомобилей и всяких глупых безделушек, именуемых драгоценностями. Вот всё это я и имел в виду, когда говорил о непосильном грузе.

— Но даже всего этого не хватит, чтобы покрыть… недостачу!

Сердобольный агент и здесь утешил и успокоил:

— Государство всегда идёт навстречу сознательным гражданам, добросовестно выполняющими взятые обязательства. Оставшаяся сумма будет ежемесячно взыскиваться из вашей зарплаты. Я думаю, процентов двадцать, не больше. Так что, ещё можно жить!

Высокопоставленный чиновник выглядел окончательно растерянным от нахлынувших противоречивых чувств. От тюрьмы, вроде бы, избавлен, а вот от сумы, заплатив такую сумму, ещё неизвестно. Но из двух зол, как известно, выбирают…

— А где и кем я теперь смогу работать? — голос на последнем слове предательски дрогнул.

— Ну, если вас не устраивает должность мэра, то на ваше усмотрение. Ограничений государство не ставит.

Мэр ошалело посмотрел на по-прежнему улыбающегося агента:

— Разве меня не снимут с поста?

Мужчина наклонился к самому уху мздоимца и доверительно зашептал:

— Если всех с клеймом снять, я уж не говорю посадить, то чиновничий аппарат страны оголится наполовину. Минимум. А это уже государственный коллапс. А руководитель вы, в целом, не плохой. По крайней мере, Президент по работе претензий к вам не имеет, а когда избавитесь от злостной чиновничьей зависимости, то и подавно. Таким образом, вам предоставляется редкостный шанс оправдать высокое доверие. Да, я думаю, после сегодняшнего инцидента многие задумаются над своим поведением. Из тех, конечно, кто останется в живых и в здравом рассудке.

— Неужели нас так много? — скорее обрадованно, чем удивлённо спросил мэр, и совсем, как оказалось, не бывший.

Агент глянул на своих подчинённых, стоявших на достаточном расстоянии, чтобы не услышать его шёпота.

— Скажу больше, по секрету: все депутаты, весь кабинет министров, то бишь, наше правительство, ходят, кто рискнул выйти, в кепи с длинными козырьками и белых перчатках. Даже сам Президент, по такому знаменательному случаю, отменил все речи и перенёс все встречи, и только по телефону принимает наши доклады о проделанной работе. Вот такие обстоят дела. Только это между нами. Т-с-с-с, — и приложил свой палец к губам мэра. — Идите, пишите.

Но в этот момент затрезвонил телефон. Звонила жена. Градоначальник умоляюще посмотрел на своего спасителя:

— Товарищ начальник, можно ответить жене?

И человек, с ледяным взглядом и добрым сердцем, дал добро:

— Быстренько обрадуйте супругу и бегом к столу. Время не ждёт! Не вы у нас один. У нас ещё уйма работы… аж до полуночи.