Изменитель жизни

Александр Солин

Наша жизнь по большому счету преступно коротка и осознается нами, когда уже поздно что-либо изменить. В этой издевательской запоздалости и заключено проклятие нашего существования. Так кто же распоряжается ею – мы сами или «пустяковаяповседневность, что течет по улицам, живет во всех домах и правит днями человечества»? Читайте новый роман А. Солина и, возможно, вы найдете ответ.

4

Наутро позвонили, попросили назначить время, и я им назначил на четыре часа пополудни. Приехали те же люди, аккуратно и бесшумно разобрали и вынесли старую кровать, затем занесли и собрали новую и, вежливо распрощавшись, удалились. Аппарат я пристроил в дальнем углу другой комнаты и прикрыл покрывалом.

Через два часа явилась Варвара. Окинула кровать прищуренным взглядом, плюхнулась на нее задом, придирчиво покачалась и улыбнулась, довольная. После этого прошлась по квартире, подбирая разбросанные вещи и, увидев аппарат, спросила:

— А это что?

— Сосед попросил подержать день-другой, — неловко соврал я.

Перед тем как перевоплотиться в любовницу, Варвара пошла на кухню, превратилась в кухарку и приготовила легкий ужин. Собственно говоря, жена и есть совокупность этих двух функций — кухарки и любовницы. Поужинав в атмосфере семейного уюта, мы с улыбчивой доверительностью перебрали последние сплетни и новости, после чего удалились в спальную. Обнажившись и расчеловечившись, мы творили древнейший и примитивнейший, в одном ряду с приемом пищи и опорожнением кишечника акт, что пережил века и достался нам в допотопном виде. В нем то же творческое однообразие, с которым наши дикие предки, присев на корточки, добывали огонь, то же неизменное и обязательное, чем занималось, занимается и будет в обозримом будущем заниматься человечество. С неторопливым смаком орудуя бедрами, я укладывал пули в самое яблочко, затем поворачивал подругу набок, вставлял патрон в патронник и, придерживая за бедра, продолжал набивать патронташ. Притомившись, ложился на спину, а она, усевшись на меня, развальцовывала свое зудливое нутро. Рыба ищет, где лучше, а она — где глубже. Находила и, заведя руки, откидывалась с мечтательным постаныванием. Ненасытная, она прыгала на мне до скулящего восторга, до красной испарины на скулах, до потного потека меж грудей (добротный секс не может быть красивым — тяжелее только бурлакам). Животная ипостась ироничной, вышколенной редакторши гламурного ресурса, который меня, неприкаянного, приютил. За этот исчерпывающий, искрометный, полнокровный, творимый с галльским бесстыдством секс я звал ее Варвара дочь варвара, притом что тесные, однообразные, задыхающиеся от избытка чувств соития с моей скромницей-женой были мне в тысячу раз милее и дороже. Лежа рядом с любовницей, я вспоминал как вслед хрупким, пугливым росткам первых удовольствий в жене махровым цветом распускалась лишенная малейшей тени распущенности чувственность. Как на крепнущем стебле желания наливались соком экзотические листья неведомых ощущений и как радовали глаз и слух кипящие соцветия белоснежных оргазмов. Где любовь — там слезы, где любовь и слезы — там счастье. Я был с ней счастлив, я был безмерно счастлив! Это когда не знаешь, что сказать, но знаешь, что делать. Это исступленное молчание и неистовая жажда жизни, это объятия и поцелуи — одновременно яростные и нежные. И все это теперь в прошлом, путь куда мне заказан.

— Ну вот, теперь другое дело… — очнулась Варвара.

— Ты о чем?

— Об этом ужасном скрипе…

— И все-таки в нем было что-то возбуждающее…

— Возбуждающее ревность… Нет уж, новая кровать — новая жизнь…

С минуту помолчали.

— Скажи, чего бы ты в оставшейся жизни хотела? — спросил я притихшую Варвару.

— Выйти за тебя замуж, — не задумываясь, озвучила она то, что говорила уже не раз, но на чем, слава богу, не настаивала. Надо отдать ей должное: имея к этому времени лаконичный набросок моего прошлого, превратить его в полноценную картину она не стремилась. Младше меня на восемь лет, битая жизнью, разведенная и бездетная, она была умна, образована, тактична, когда надо — язвительна. Ей хватало и опыта, и воображения, чтобы не попрекать меня былым и обходить молчанием грядущее.

— А с чего ты решила, что я тебе подхожу?

— Просто знаю, и все.

— Моя бывшая тоже так считала…

— В отличие от нее я выведу тебя в люди.

— Каким это образом? — подивился я совпадению ее интереса с намерениями владельцев аппарата.

— Я вижу твои сильные и слабые стороны. Будешь меня слушать — пойдешь в гору. Уверена, она тебе по силам.

— То есть, брак по расчету в обмен на гору?

— Почему нет? Или ты спишь со мной из жалости?

— Еще чего! Я что, похож на благотворителя?

— Ты похож на самого себя. Ты умный, красивый, сильный и самостоятельный мужчина. А я? Что ты думаешь обо мне?

— Варюха, ты изящная, утонченная, чувственная, элегантная женщина, и я очень хорошо к тебе отношусь, но для брака этого мало, понимаешь?

— Мало? А ты пойди, поищи! И половины не найдешь!

— А знаешь, почему мы с женой разошлись?

— Почему?

— Я ей изменил. Уж на что я ее любил, а все равно изменил. Изменю и тебе.

— Измену я, конечно, не потерплю, только, надеюсь, до этого не дойдет, — хладнокровно отвечала Варвара. — Это не в твоих интересах. Ты же не собираешься оставаться бобылем до конца жизни?

— Не хотелось бы.

— Тогда должен понять, что повторно наступать на одни и те же грабли непрактично. Серж, милый, если тебе все равно кому изменять — не женись, а если не собираешься больше изменять — женись на мне!

Каждого из нас можно представить в виде хвостатой кометы: пышущее жаром ядро — сиюминутное состояние наших чувств, наше настоящее, и раскаленный, теряющий яркость хвост — наши воспоминания, следы нашего пребывания в прошлом. Как объяснить ей, что вместо раскаленного ядра у меня давно уже холодный камень, за которым тянется поникший хвост непосильных воспоминаний, что мои нынешние переживания и чувства — поддельные и что меня давно уже не интересуют квадратура и кубатура Космоса!

— Хорошо, я подумаю. А пока иди сюда… — потянул я ее к себе.

— Вот видишь, я тебе желанна! Я знаю, тебе со мной хорошо! — успела сказать она, перед тем как я опечатал ей рот.