Проклятое поместье. ДРАМА

Александр Смолин

Старая графиня Трис Беладонна доживает свой век в заброшенном поместье, где время от времени происходят странные вещи, да и само время остановилось тут для всего живого. Дом пропитан воспоминаниями и призраками, которые приходят к героине по ночам. Больше всего на свете она боится смерти. Ведь час уже близок и Бледная леди идет за ее душой. В книге раскрывается тема страха перед неизвестностью и концом. Трис медленно сходит с ума и уже не отличает реального мира от вымышленного.

ГЛАВА 3 КУКЛЫ

Только безмолвные стены моего дома знают, как мне непросто тут приходится. Мне нужно найти себе более разговорчивых собеседников, которые смогут меня понять. Я направляюсь к дубовому шкафу и вытаскиваю из-под него, потертый временем сундук. Из сундука я достаю три куклы. Я хранила их всю жизнь, как бесценный подарок рано умершего отца и, не доставала с момента переезда в особняк. Несмотря на то, что сундук перепачкан вековой пылью, сами куклы сохранились в безупречном состоянии. Они так напоминают мне детство, то беззаботное время, кода я была еще счастлива.

* * *

Я сижу с куклами за столом и раскладываю кубики рафинада по чашкам. Я люблю пить очень горячий чай, мелкими глоточками, прикусывая драгоценный напиток ломтиком хлеба с земляничным вареньем. Я люблю пить чай больше всего на свете, хотя так было не всегда. В детстве, заставить меня выпить чашечку чая, было равносильно наказанию. Но сейчас, я сижу за столом и любуюсь фарфоровым сервизом в ожидании чаепития. Чайник приятно свистит в камине, и мне пора бы его снять.

В приятных хлопотах, я возвращаюсь обратно за стол уже с чайником, где куклы сидят в терпеливом ожидании начала церемонии. Одетые в пышные бальные платья, кружевные чепчики, и у каждой куклы свой неповторимый цвет кукольных глаз.

Дрожащей рукой я разливаю напиток по чашкам. Чашку горячего чая получит каждая кукла. Белый пар приятно вздымается над чайной гладью. Теперь я не одна, а с рыжеволосой Пэтти, светловолосой Бэтти и темноволосой Анфисой.

«Куклы с человеческими волосами».

Теперь у меня есть с кем перекинуться свежей сплетней.

— Сегодня я видела на потолке старика Хариса, девочки. Я бы сказала, что он порядком раздобрел, и если так пойдет, скажу я вам по секрету, наш толстячок, разучится ползать кверху брюхом, — поднимаю ладонь к губам и смешливо шепчу: — Кому-то пора завязывать с молью.

Но куклы не разделяют мою прекрасную сплетню. Возможно, мне стоит перевести разговор на другую тему и прибавить толику остроумия:

— Говорят, в Медланде, современные модницы предпочитают носить мужские штаны вместо платьев, можете себе такое представить? В наше время только кочегарки носили мужские штаны.

Но куклы упорно отказываются мне отвечать.

— Вижу вам вовсе не смешно… — говорю я им. — Что ж. Можно поговорить о погоде. Сегодня отличный денек.

Я направляюсь к окну, чтобы откинуть шторки. В комнате становится светлее.

Куклы сидят, выставив ручки перед собой, будто собираются пить ими чай.

Разговор не клеится.

Я начинаю терять самообладание.

Быть может за годы одиночества, я разучилась вести светские беседы. Я собираю всю волю в кулак и мягким голосом спрашиваю:

— Пэтти милая, как тебе чай?

Но Пэтти молчит.

Тогда я сама поворачиваю голову Пэтти к себе и отвечаю детским голосом: «Спасибо, Трис дорогуша, я очень люблю чай. Он такой вкусный и душистый».

— А тебе, Бэтти? Как тебе чай, милая? — Я заговариваю тем же голосом, но на этот раз стараюсь сделать его писклявым: — Сказать по правде Триси, я больше предпочитаю «кофэ» или горячий шоколад.

— А мне вообще не нравится ваш чай, госпожа графиня, — высокомерно отвечает Анфиса. — Я предпочитаю газированную воду.

— И почему же? Чай благородный напиток аристократов…

— После того как ты вышла замуж за грязного солдафона, ты потеряла всю свою аристократичность, подруга.

От удивления я лишаюсь дара речи.

— Что ты сказала?

А ведь Анфиса права: многие традиции и манеры, я уже давно не использую в быту, а все из-за той жизни, которой я прожила с Себастианом.

— Может быть, конечно и так, но твой тон…

И тут я вдруг очнулась: я действительно говорю с куклой. Я, сперва, не придала этому значения. Сперва, не придала. А сейчас пришло озарение — кукла заговорила со мной сама.

* * *

Чашка чая опрокидывается со стола и падает на пол. Я жду, что кукла вот-вот моргнет своими глазами сапфирами, но напрасно. В воздухе повисает такая немая пауза, что впору вешать топор. За нами наблюдают две сонные мухи с потолка, которые, почему-то не думают впадать в спячку. Я вновь смотрю на куклу, ожидая продолжения, но Анфиса больше, не говорит, ни слова. А посему я решаю, что возникший между ними разговор был галлюцинацией.

Но неприятное впечатление осталось. Я испытала настоящий конфуз.

— За грязного солдафона… — рассеяно повторяю я. — Себастиан был лучшим гвардейцем короля, вполне себе достойная партия для графини. И с чего это мое воображение обозвало его грязным? — Минута превращается в вечность, тишина начинает звенеть, и я наконец подвожу итог: — Он был сыном мясника и этим все сказано.

Через стол, в большом старинном зеркале, я вижу старуху, застукавшую меня за непристойным для взрослой женщины поведением.

— Ну вот и спятила старая грелка. Играем в куклы.

Я знаю, что до добра такие игры не доведут. В грядущем сумасшествии я не сомневаюсь. Я понимаю, что время мое на исходе и, что мне нужно, как можно скорей исследовать дом, чтобы раскрыть все тайны Себастиана, и возможно отмыть свое имя от грязи. Доказать свою невиновность призракам прошлого, прежде чем уйти на покой.

И теперь заветной целью для меня становится чердак. Ведь именно на чердаке хранятся самые важные ключи-разгадки к той роковой ночи, когда тело убитого наследника было найдено среди гостей, когда свет двора для меня навсегда погас.

Если и есть место, где Себастиан мог хранить свои тайны, то только там. Но я не выходила в другие комнаты вот уже много лет.

Если хорошо подумать, то я бы могла понаблюдать за домом через замочную скважину. Пусть я и старая, но все-таки женщина.

А нам женщинам свойственно любопытство.

* * *

Как гром среди ясного неба раздается звонок в дверь.

Вздрагиваю. Трость выпадает из рук и звонко падает на пол, и катится к черту.

— Кого это там принесло?

Я не жду гостей.

Звонят еще раз! И я снова вздрагиваю.

Перед тем как открыть, я представляю себе гостя. Это может быть почтальон с письмом из королевского замка в Медланде или комиссия, решившая восстановить меня Трис Беладонну, в правах графини. Или возможно нотариус с добрыми вестями о наследстве, которое Себастиан оставил мне на безбедную старость. Вздор! Скорее этот индюк зароет последние гроши под деревом. А может сама королева с извинениями за годы изгнания?

Звонят вновь! На этот раз настойчивей.

Надеясь на добрую встречу, я тороплюсь открыть.

И одариваю гостя самой доброжелательной улыбкой.

И гость отвечает мне тем же.

— Госпожа графиня, какой прекрасный денек, неправда ли? Дожди, наконец, закончились. — Передо мной стоит пухлый мужчина с картофельным носом, одетый в болотный плащ и шляпу.

Живой человек! Первый живой человек за последние две недели после гробовщика Кристофа, но радость моя сменяется печалью, а улыбка полоской разочарования.

Как это не печально признать, но незваный гость из коммунальной службы. Типичный проходимец в поисках легкой наживы.

— Я сделаю вам предложение, от которого вы не сможете отказаться, госпожа Беладонна, — тараторит гость на рекламный манер. — Государство готово заплатить вам компенсацию за выселение и перечислить деньги на счет пансиона для стариков. Ознакомьтесь, пожалуйста, с нашими бумагами.

Мечты разлетаются вдребезги, а настроение тут же портится. Без церемоний я захлопываю перед ним дверь.

— Нахал!

Какие уж там комиссии? Моя персона интересна только потерявшим стыд коммунальщикам и риелторам, жаждущих выгодно продать захудалый клочок земли.

— Госпожа Трис! — кричит из-за двери проходимец. Его голос теперь звучит издали: — Мы слишком долго терпим ваше упрямство! Вам лучше принять наше предложение, пока оно есть. Ваша задолженность по налогам настолько велика, что не будь вы в преклонном возрасте, то давно уже мотали срок на Скалистом побережье с конфискацией имущества и штрафом. Это весьма щедрое предложение. Соглашайтесь! Мы подберем для вас лучшее место.

Я прижимаюсь к дверям спиной. Мне хочется, чтобы незваный гость оставил меня в покое, и я решаю, что если не буду отвечать, то он уйдет. А пока тянется томительное ожидание, я разглядываю собственную комнату, и тут мой взгляд падает на соседние слева дубовые резные створы, обитые железными узорами — двери в запертую парадную комнату. На одной створке виднеется замочная скважина, прикрытая ржавым язычком. Что-то таинственное может меня там ожидать.

— Госпожа Трис!

Он снова меня пугает!

— Убирайтесь прочь с моей земли, пока я не спустила на вас собаку!

Надеюсь, что я припугнула его как следует и теперь он уйдет, хотя собаки у меня никогда не было. Теперь я начинаю об этом жалеть…

Снаружи слышится недовольный кашель, а после, инспектор позволяет себе неслыханную вольность:

— Старая карга!

Он думает, что я не только старая, но и глухая. Да кем он себя возомнил?! Какая наглость! Я вижу недопитую чашку чая на столе, беру ее и иду к двери.

— Хотите, чтобы я вам открыла? Сейчас я открою, господин инспектор!

Распахиваю дверь и плескаю чай ему в лицо. Надеюсь, он все еще горячий.

Щеки инспектора вспыхивают огнем, но я не даю ему раскрыть рта:

— Плебейское отродье! Как смеешь ты называть меня каргой? Я графиня Орлиянская, фрейлина и любимица королевы! За такие слова в мое время тебя бы сослали на каторгу и отрезали язык, червь! Возвращайся к своим господам плебеям и передай им, чтобы не тратили попусту мое время!

Лицо этого мерзавца искажает страдальческая гримаса. Он вытирает очки и, пытаясь сохранить хладнокровие, говорит через нос:

— Я вас умоляю, госпожа графиня, манерам, так и не научились? Мы живем в свободном мире, где все равны, и если вы этого принять не хотите, то помнится мне, вас, с позором выставили со двора, дав вашей графской особе, извините, хорошего пинка под зад. Так что ваши титулы — мыльный пузырь. Я зайду к вам на следующей неделе, Трис, и надеюсь, вы будете более сговорчивы.

Я смотрю на него с полным презрением. Облокачиваюсь на трость, поднимаю подбородок, и, расставляя паузы, спокойно парирую ответ:

— Я, инспектор… может и потеряла в глазах вашей власти свой титул… но уважение к старшим… еще никто не отменял.

— Всего вам доброго, госпожа графиня, — нахал снимает шляпу и слегка кланяется, при этом он ухмыляется, выказывая полное неуважение.

— Все же, пожалуй, я заведу собаку…

* * *

— Хотят выжить меня со свету. Думают, их никогда не коснется старость. Напыщенный индюк. Когда-нибудь и тебя смерть возьмет за шиворот. Тогда ты не будешь так заносчив. Тогда ты узнаешь, каково мне сейчас…

— А ведь и вправду! Почему мне не купить щенка? — Эта идея врывается в мое сознание, словно порыв ветра, и так приходится мне по душе, что я тут же собираюсь в путь, позабыв про страхи. — У меня будет собака! И точка!

Перед тем как выйти я все-таки проверяю, что плут ушел восвояси, и выхожу наружу. Я иду по главной тропинке к воротам, через коридор скрюченных яблонь, спотыкаясь о ветки, озябшая, но в приподнятом расположении духа после маленькой победы над миром, вдыхая осенний воздух полной грудью, и только там, у ворот, я начинаю чувствовать, как слабеют ноги.

Погода может испортиться в любой момент. С севера на графство снова надвигаются тучи. Мне предстоит тяжелый путь до остановки автобуса, а после, еще около десяти миль до местного орлиянского базара, где бы я могла благополучно купить щенка у цыган: лающего, шумного, лохматого — Пушка.

Но я не решаюсь пойти.

Я стою на дороге между поместьем и пустынным полем, обдуваемая ветром, в пальто нараспашку, словно женщина призрак.

Мир видит меня всем своим небом и требует, чтобы я вернулась обратно в «логово». В обитель сорняка и безвременья. Туда, где забор опутан диким виноградом, где гуляет по аллеям ветер и стоит старый дом.

— Убирайся прочь! — слышу я голос ветра с небес.

Конец ознакомительного фрагмента.