Лунные дети-1

Александр Сиваков

Двадцать шестой век. На Земле появляется очень много детей с поразительно высоким уровнем умственного развития. Для малолетних интеллектуалов открываются специальные школы. Обучение начинается в десятилетнем возрасте и проходит более чем жёстко. Первый роман цикла. В школе Навигаторов под Вологдой, где проводится обучение будущих политиков и руководителей высшего звена, начинается новый учебный год.

Глава 4

Я, углубившись в собственные мысли, не сразу расслышала вопрос, а потом подскочила, словно ужаленная. Прямо передо мной стоял мальчик, может быть чуть старше меня самой, и с интересом разглядывал песчаные постройки. Под глазом у него красовался живописный синяк.

— М-можно, — пролепетала я, тоскливо вглядываясь в лицо пришедшего, пытаясь понять, не издевается ли он. Это был первый здешний супер, кто решил пообщаться со мной.

Сразу возникает вопрос — зачем?

Я не исключала, что всё это вполне может закончиться тем, что из кустов выскочит стайка мальчишек, которые осмеют и меня, и моё не в меру детское занятие.

Не доверяла я таким вот предложениям дружбы. Конечно, понимаю, что там, где я собираюсь учиться, ребята не в пример умнее, чем в обычных учебных учреждениях. Однако, по моему глубокому убеждению, мальчишки, какими бы умными они не были, остаются мальчишками.

И этот парень собирается сидеть в одной песочнице со мной? Ни за что не поверю!

Мальчик, похоже, не шутил.

— Я ещё один замок построю! — Решил он, продолжая разглядывать мои постройки. — А потом между ними можно будет перебросить мостик. — И вопросительно посмотрел на меня, словно в моих силах было ему запретить.

Я невольно поморщилась.

«Замок… мостик… Ерунда какая-то в голову лезет… Говорил мне папа, не читай Фрейда!»

Несколько минут мы молча занимались своими делами. Причём я потеряла всякий интерес к тому, что происходит на моём объекте, теперь меня мучил только один вопрос: как с наименьшими потерями выкрутиться из сложившейся ситуации? Ведь если этот парень хоть одному человеку в этой «Штуке» скажет, за каким занятием меня застал, единственное, что мне останется — это уйти в другую школу. Причём я совсем не преувеличиваю. Вряд ли «Штуках» порядки мягче, чем в обычных школах, у меня есть основания подозревать, что совсем нет — гораздо жёстче.

— Тебя как зовут? — Спросил мальчик. Я покосилась на него. Он был в длинных, до колен, шортах и лёгкой джинсовой куртке.

— Настёна. В смысле, Настя.

— Здорово!

— Чего здорового-то? — Не совсем дружелюбно буркнула я, не совсем уверенная в лояльности собеседника.

— Имя красивое. И даже очень.

Я почувствовала, что начинаю краснеть, поэтому склонилась над своим замком, чтобы это не было так сильно заметно.

— А тебя как?

— Никита.

— У тебя имечко тоже ничего, — сочла нужным сказать я.

— И на том спасибо.

Никита, высунув от усердия кончик языка, принялся с помощью указательного пальца в цилиндре самой большой башни проделывать окошечки. Он выглядел обычным мальчишкой и даже на супера не очень походил. Каждый раз, пытаясь его рассмотреть, я задерживалась взглядом на его синяке под правым глазом. Его, судя по всему, поставили совсем недавно: краснота только-только начинала переходить в синеву.

— Ты с какого курса, Никит?

— С первого.

— То есть, уже со второго? — Пришлось уточнить мне.

Не походил он на первоклашку, хоть тресни!

— Нет, с первого.

— Так ты только недавно сюда приехал?

— Ага. А ты что думала?

— Я думала, тебе лет одиннадцать — двенадцать.

— Десять, — улыбнулся мальчик. — Но за комплимент — спасибо.

— Пожалуйста. А почему ты без всего?

— Вещи в главном корпусе оставил и пошёл гулять. Что ещё делать?

Предположение, что Никите столько же, сколько и мне, может быть, мы даже учиться будем в одном классе, сразу настроил меня на дружелюбный лад. Теперь, казалось, даже мельчайшие преграды между нами были устранены. Наш диалог стал постепенно налаживаться.

— Ты издалека, наверное? — Спросил мой собеседник.

— С чего ты взял?

— Мне так показалось.

— Из Питера.

— Надо же! Я тоже! — Воскликнул мальчик. — А где ты там жила?

— Почему — «жила»? Я до сих пор там живу. На Васильевском.

— А я на Петроградке.

— Странно, что мы до этого ни разу не встретились.

— Ничего странного, — рассудительно ответил мальчик. — Питер большой.

Я кивнула, соглашаясь. Да, мол, большой. Третий по величине на планете после Пекина и Москвы — куда уж больше.

— Ты уже устроился?

— Сказали к шести подойти к административному корпусу, а сейчас ещё трёх нет.

Я мельком взглянула на браслет мобильника.

— Как там вообще в «Штуке», нормально, жить можно?

Никита остолбенел. В прямом смысле этого слова. Медленно поднялся и остался стоять, не сводя с меня изумлённого взгляда.

— Так ты тоже только поступила?

— Да.

— А где твои сумки?

— Там, в кустах, — кивнула я.

Последовала немая сцена. Мы молча смотрели друг на друга, и чем больше проходило времени, тем более неприятной становилась пауза. До меня уже стало кое-что доходить.

— А чего ты тогда тут делаешь? — Через минуту обрёл дар речи мой собеседник.

Что мне было отвечать? В песочнице играю?

Я молча поднялась. С удовольствием бы ударила ногой по замку (так и подмывало это сделать), но стало жалко, слишком уж красивым было сооружение.

Никита побагровел и отвернулся. Он оказался не таким любителем эстетики, как я: его замок разлетелся под ударом кеды.

Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что произошло. Мой новый знакомый увидел меня без вещей и подумал, что я старшекурсница. В целях подлизаться к нужному человечку, он начал играть со мной. Теперь он очутился в таком же положении, что и я минуту назад. Если я только намекну кому-нибудь, что он тут копался в песочнице — ребята его заживо съедят.

— Сделаем вид, что всего этого не было, хорошо? — Запинаясь, предложила я.

Это был не самый лучший выход, но больше мне ничего не пришло в голову.

— Хорошо, — едва слышно процедил Никита, глядя в сторону.

Он сделал несколько шагов прочь, но видя, как я копаюсь с чемоданом, заколебался и подошёл ко мне.

— Помочь?

— Помоги.

Мальчик легко подхватил мою сумку, чуть поморщившись от неожиданной тяжести — чемодан, и легко пошёл по дорожке. Я безропотно последовала за ним.

Мы долго молчали.

— У тебя тут чего — кирпичи? — Наконец, спросил он.

— А если я скажу, что да, от этого что-нибудь изменится? Скажешь, чтобы я сама несла? — Вопросом на вопрос ответила я, потом призналась. — Даже не представляю — мамка собирала. Мне самой интересно, что можно напихать в такой громадный чемодан.

— Навряд ли что-нибудь полезное. — Предположил Никита. — Хорошего не может быть так много. Может всю эту радость в пруд зашвырнуть?

Мы как раз проходили возле небольшого водоёма.

— Только попробуй, — я постаралась придать своему голосу угрожающие нотки. — Следующим — сам полетишь.

— Шутка! — Поспешно отозвался мой новый знакомый. Так поспешно, что я сразу поняла — он меня боится.

И не столько меня, сколько того, что я могу о нём рассказать.

Может быть, кому-нибудь и нравится, когда люди его боятся, но я этого не переношу.

— Не соблаговолишь сообщить, куда мы направляем наши стопы?

Никита чуть не выронил сумку от такого высокопарного стиля.

— В главный корпус пойдём.

— Насколько он главный? Главнее всех остальных?

— Я откуда знаю! Называется главным.

— Так и написано? Мелом на стене? Не хочу, конечно, обижать тебя, Никита, но я бы не стала доверять надписям, которые написаны мелом. Тем более, на стене.

— Там табличка висит.

— Это другое дело. Табличка — это признак надёжности и благосостояния. А не помнишь, из чего была табличка?

— В каком смысле?

— Из бумаги, из фанеры, из чего-нибудь ещё?

— Из бронзы.

— Бронза — это здорово. А как ты узнал, что именно из бронзы? Понимаешь, Никита, есть такие люди, которые любят делать далеко идущие выводы. Из обыкновенного предположения, допустим, посредством строгой логики они извлекают вывод, из него — второй, из второго — третий, из третьего — четвёртый, и так далее. Они идут всё дальше и дальше, всё больше убеждаются в своей правоте, но забывают, что то, с чего они начали — это всего-навсего предположение, которое не суть, что правильно. Они бывают очень удивлены, когда понимают, что почему-то все их безукоризненные выводы и предпосылки привели к неверному итогу…

Я чувствовала, что несу полную ерунду, и у меня были все основания полагать, что с каждым словом в глазах Никиты я выгляжу всё глупее и глупее. Но что было делать? Надо же было мне хоть как-то его заболтать. Я сразу поняла, что чем витиеватее я буду говорить, тем больше вероятность, что происшедшее несколько минут назад он постепенно забудет.

Моя уловка сработала. Если бы я выражалась односложно, тем более молчала, Никита продолжал про себя мусолить историю в песочнице и переживал бы. Теперь же у него голова занята совсем другим.

Единственное «но»: тема про основы формальной логики оказалась не настолько захватывающей, насколько мне этого хотелось бы. Пришлось срочно менять направление диалога.

— Ты давно приехал в это благословенное учреждение?

— В семь утра.

— А почему не в пять? Было бы гораздо смешнее.

Никита сделал очень длинную паузу; я подумала, что он принял мои слова за неудачную шутку.

— В темноте грав не люблю водить.

— Ты разве сам его водишь?

— Да. Папка меня уже давно научил.

— И без автопилота?

— Автопилоты — выдумка для недоразвитых.

— Так ты сюда без родителей добрался?

— Ну да.

— На граве?

— На чём же ещё. Не на подводной же лодке!

— И права у тебя есть? — Недоверчиво продолжала допытываться я.

— Права с пятнадцати выдают. Для суперов никто отдельных законов не издавал.

— А как же ты без прав?

— Кто тут смотрит на эти права? — Отмахнулся он. — В Питере — да — на каждом углу патрульные. Там бы я и сотни метров не пролетел. А уже в десяти километрах от города — вообще ни одного.

— И ты такое расстояние один пролетел? — Всё ещё не верила я. — С самого Питера и досюда?!

— Какое ещё «такое»? Если бы я из Сибири летел — это да, честь мне и хвала. А тут всего две области, этим и хвастаться стыдно.

И что мне нужно было на это ответить? Я прожила уже десять лет и за всё это время и двух метров не пролетела на граве самостоятельно, а Никита просто так утверждает… Мальчишка ведь запросто мог совершить вынужденную посадку где-нибудь на границе между Вологодской и Питерской областью — тогда бы пришлось ждать Патрульных. Ладно, может быть, у него не очень умный папа, но мама-то куда смотрит? Или им вместе сын настолько безразличен?

Я снова решила сменить тему разговора. Если нам придётся учиться вместе, у меня ещё будет возможность узнать, что происходит у него в семье. Просто так, из чистого девчоночьего любопытства. А если он окажется в соседнем классе или будет водиться с другой компанией, то это ещё лучше: не придётся загружать голову лишними проблемами.

— И как тебе тут?

— Я пока ещё ничего не знаю, — признался мальчик. — Я сначала по территории гулял. Как-то там всё странно.

— Что именно? — Не поняла я.

— Вообще — всё. Людей почти нет, хоть через день уже учёба начинается. А те, что есть, — так лучше бы их не было. Кому не задай вопрос — или молчат или цедят сквозь зубы, так, что больше и подходить не хочется.

— Это точно, — согласилась я. — Мне тоже довелось на одну компанию набрести. Они себя вели так, словно я им помешала труп закапывать.

— Я этому нисколько не удивляюсь. Даже мне жутковато в школе одному стало. Вот я пошёл найти кого-нибудь из нормальных людей, кто ещё на территорию не зашёл.

— Ты имеешь в виду, там все ТАКИЕ? — Я выделила голосом последнее слово.

— По крайней мере, ты первая из нормальных, кого я встретил. На стоянке, правда, с родителями пацан какой-то целый час торчит, но я к нему подходить не стал, какой-то он болезный. И в главном корпусе ребята с нашего курса сидят, ждут шести часов, но там шумно и все с сумками, кто ест, кто спит, — короче, бардак полный. Я тоже туда не ходок. Так что можно сказать, что я никого не знаю. Ты первая. Кстати, а где твои родители?

— Угадай.

— Ты сирота? — Брякнул он.

— Дурак ты! Я самостоятельная. А родители меня проводили и уже уехали. Что я, сама не доберусь куда нужно?

Никита с таким уважением посмотрел на меня, что я сразу поняла, насколько всё-таки хорошей была идея оставить родственников на стоянке.

Через несколько минут мы добрались до больших деревянных ворот с затейливой резьбой по периметру. «ШКОЛА ЮН» было написано на левой створке. «НЫХ ТАЛАНТОВ» заканчивалось на другой. И внизу, буквами чуть поменьше, надписано: «Отделение Навигаторов»

Большой жёлто-зелёный плакат на перетяжках над воротами гласил: «Добро пожаловать!»

Мы подошли к воротам. На будочке около входа белела новенькая надпись: «Лицам старше шестнадцати лет вход строго запрещён». Я помедлила, остановившись у черты. Мне казалось, что стоит только сделать шаг — и всё тут же будет по-другому.

Мальчик, аккуратно подстриженный, в ослепительно белой рубашке и тёмном костюме вышел из будки, весело посмотрел на нас.

— Чего не заходите? Боитесь?

Я тут же сделала несколько шагов вперёд и остановилась. Не хватало ещё, чтобы меня считали за трусиху.

Появился второй мальчишка, одетый так же элегантно, как первый.

— Удостоверение! — Потребовал он.

Я долго рылась в карманах, прежде чем нашла документ. Мальчик долго сверял моё лицо с распечаткой в удостоверении, затем что-то проверил в базах данных на своём персональнике.

— Туда! — Наконец, кивнул он, весьма широким жестом указывая в глубину территории.

— Куда именно?

— Найдёшь, не маленькая. — И посмотрел на Никиту. — А ты чего туда-сюда шляешься? Stultus!

— Absibi disce omnes! — Не задумываясь, ответил ему мой новый знакомый.

Мальчишка хотел ответить, но потом махнул рукой и ушёл в свою дежурку.

Я не могла не восхититься:

— Ты даже ругаться по латыни умеешь?

Никита смутился.

— Обычный бытовой грубиян. Надо было на место поставить. А ещё супер.

— А о чём вы говорили?

— Ты что, разве латыни не знаешь? — Вытянулось лицо моего собеседника.

Я смутилась.

— Я в языках не очень. Так, кое-что поняла, но не совсем…

— Он сказал, что я дурак, а я ответил, что по себе не нужно судить о других.

— Здорово! Молодец. Это он тебя проверял, «супер» ты или нет. Он уже десять раз меня проверил! Если бы кому-нибудь из обычных детей нужно было сюда пробраться, он бы латынь выучил по любому.

— В десять лет? Не-е, Никита, ты слишком высокого мнения о современных малышах. Если бы он МЕНЯ о чём-нибудь спросил, максимум, что я смогла бы сказать, это «Dura lex, sed lex» или что-нибудь в этом роде.

— Тоже неплохо.

Пройдя вахту. Никита обернулся, с ненавистью посмотрел в сторону каморки дежурных.

— Вырядились! Уроды!

— Чего это ты так на них?

— Неважно…

Мы пошли по широкой асфальтовой дорожке. С обоих сторон стояли небольшие скульптуры. Никита увидел, что я их рассматриваю.

— Навигаторы позапрошлого века, — пояснил он.

— А-а…

Я бы с удовольствием взяла его за руку, слишком непривычно было всё вокруг, но признаться кому-то в своей слабости — тоже удовольствие ещё то.

Долговязая девочка в потёртых, обрезанных чуть выше колен джинсах вскапывала клумбу, часто вытирая тыльной стороной ладони мокрый лоб.

— Поздоровайся с ней, — предложил Никита.

— Зачем?

— Увидишь.

Мне не хотелось далеко уходить от своего спутника, тем не менее, оставив сумки около него, я подошла к девочке. Та бросила на меня быстрый взгляд и невозмутимо продолжила свою работу.

— Здравствуйте.

— Привет, — буркнула девочка и отвернулась.

— Вы не подскажете, где тут первый курс собирается?

Девочка даже не обернулась.

— Не подскажу.

Мне сразу расхотелось с ней разговаривать.

— Теперь ты поняла? — Спросил Никита, когда я возвратилась к нему. — Сборище грубиянов. Мы скоро тоже станем такими.

— Ещё чего! — Я была твёрдо уверена, что кто-кто, но я в любом случае останусь самой собой. — И ещё, кто тебе сказал, что они грубияны? Они просто не хотят ни с кем общаться.

— Не вижу большого отличия.

— Может быть, тут принято ставить новичков на место.

— Зачем? Мы и так только поступили сюда, находимся на самой нижней ступени. Зачем это лишний раз показывать?

— На следующий год, когда сами будем так делать, тогда и узнаем.

— Дурак ты!

— Не обзывайся.

— Прости.

— Ладно.

Вообще-то я вежливая, но тут не смогла сдержаться. Мне и так было не по себе, а тут ещё Никита со своими страшилками.