Молодость

Александр Сергеевич Долгирев, 2018

Италия 60-х годов – мир кино и политики. Старики живут в плену разочарований своего века, а молодые в тисках лихорадочной эпохи перемен. Сальваторе Кастеллаци вполне устраивает его жизнь, но череда случайных встреч заставляет его попытаться воскресить свое ушедшее счастье, чтобы вновь почувствовать дыхание молодости. Чиро Бертини своей жизнью тоже удовлетворен, но для него у судьбы запасены сюрпризы горького опыта, ведущего к зрелости. Седой Рим знает, что все скоротечно, а потому способен наслаждаться как великими делами, так и малыми историями простых обитателей эпохи.При оформлении обложки использована картина Рафаэля Санти "Форнарина".

Глава 2

Негр

Несмотря на то, что Бруно Диамантино был тесно связан с кино, у Сальваторе он находился в другой категории. Если быть точным, то сразу в двух категориях: «Работа» и «Проститутки». Бруно имел тесные связи с Чинечиттой³ и занимался продюссированием, хотя в титрах его имя появлялось нечасто. Не желая обременять себя лишними печалями, Кастеллаци не особенно вникал в дела Диамантино, которые не касались их совместной работы.

Работа же заключалась в следующем: несколько лет назад Диамантино отыскал где-то в Специи молодого талантливого драматурга по имени Доменико Куадри. Куадри был совершенно нищ и неприкаян. Жил в городе один и зарабатывал тем, что охранял местный театр по ночам. Пьесы Куадри были хороши. Даже очень хороши. Кастеллаци более всех запомнилась история молодого человека, который делает стремительную театральную карьеру в Риме, попадает в римскую богему, в которой быстро проматывает весь свой талант и заработанные деньги, а когда он сам оказывается в нужде, новые «друзья» отказывают ему даже в ночлеге. Незамысловатый сюжет был написан с такой страстью и озлоблением, что обязательно бы нашел своего зрителя. Но нашел он Бруно Диамантино.

Бруно перевез Куадри в Рим, свел с несколькими нужными людьми и создал условия для работы. Диамантино хотел сделать из Доменико автомат по написанию киносценариев, но, то ли Куадри изначально был не готов к столичной жизни, то ли Диамантино слишком сильно на него давил, в общем, молодой человек больше сил вкладывал не в работу, а в безудержные вакханалии. Быстро пристрастившись к героину, Куадри стремительно катился под откос. В этот момент Диамантино и вспомнил о постаревшем и отошедшем от дел Сальваторе Кастеллаци. Они были лично знакомы еще с тех пор, когда Кастеллаци был неопытным сценаристом и помощником режиссера.

План Диамантино был прост и изящен. Бруно создал вокруг Куадри ореол таинственного художника, который бросил вызов закостеневшим нормам морали — это отлично оправдывало алкогольно-наркотические эскапады Доменико. Кастеллаци-же был истинным автором «проникнутых духом борьбы и молодежного бунта» сценариев и пьес, которые Диамантино выдавал за работы молодого гения. Таким образом, по сценариям Кастеллаци было поставлено уже три фильма, а Висконти имел серьезные планы на театральную постановку одной из пьес Сальваторе.

Кастеллаци не видел для себя причин отказываться потому, что, во-первых — изрядно соскучился по настоящей работе, а во-вторых — весьма кстати пришлись щедрые гонорары, предложенные Диамантино, и заметно поправившие немного подзапущенные финансовые дела Сальваторе.

В прошлую их встречу Сальваторе передал Диамантино новый сценарий про парня из деревни, который, перебравшись в город в поисках лучшей жизни, влюбляется в жену хозяина фабрики. Все, разумеется, заканчивалось плохо и было выдержано в настолько пролетарском и антибуржуазном настроении, что просто обязано было понравиться зажиточным буржуа — главным ценителям «неореализма». Впрочем, сперва придирчивый Диамантино должен был принять сценарий.

Бруно жил в сравнительно небольшой квартире, которая, правда, окнами выходила на Колизей. Сальваторе удивляло, что он никогда не видел, чтобы в этой квартире были другие люди, кроме хозяина и пожилой неразговорчивой домработницы, которая и открыла ему дверь. Диамантино был в дурном настроении.

— Вы опоздали, Кастеллаци…

— Да, не уследил за временем. Прошу прощения.

— Читали?

Бруно с силой швырнул журнал, который держал в руках, на свой рабочий стол. Тот прокатился по гладкой поверхности и упал к ногам устроившегося в гостевом кресле Кастеллаци. Сальваторе степенно поднял его и положил обратно на стол. Это был свежий выпуск «Синема Нуово» — одного из самых крупных и самого авторитетного журнала страны посвященного кино. Кастеллаци, разумеется, читал этот выпуск, но любил, когда Диамантино распаляется до криков, поэтому отрицательно помотал головой.

— Эти мерзавцы копают под меня! Выдумали какого-то дерьмо-осведомителя, который рассказал им о моих прибылях с раздутых бюджетов! Да как складно рассказал, Кастеллаци! Я бы и сам поверил в это, если бы не знал, что большая часть этого дерьма — полная чушь… Я найду на них управу. Красные ублюдки! Педерасты!..

Бруно взял паузу, чтобы отдышаться, после чего продолжил в подобном же духе и иссяк только через несколько минут. Все это время Кастеллаци получал искреннее наслаждение. Он не любил Диамантино. К вполне обыденной нелюбви режиссера к тому, кто тычет ему квитанциями и все время напоминает о перерасходе, добавлялась искренняя неприязнь к бессердечному дельцу, который грезил лишь прибылями. Неприязнь эта, впрочем, никогда не вырывалась наружу.

Бруно грузно обрушился в кресло и начал разминать пальцами виски. Через минуту он устало произнес:

— Там и про наши с вами дела есть.

— Неужели?

Сальваторе уже оценил усилия критика, который недвусмысленно указывал на то, что последний фильм по сценарию Куадри отличается от тех, что были раньше. Кастеллаци особенно понравился пассаж про то, что Куадри, сравнивая быт богатых туринских бездельников с условиями жизни обычных работяг с фиатовских заводов, будто бы сочувствует бездельникам и, даже, иронизирует над классовым противостоянием, совсем не оценивая важность политического момента, который переживает республика. Это был один из самых хвалебных критических отзывов, которые Сальваторе получал на свою работу.

— Да, Кастеллаци. Некий борзописец… Ренчи, Ченчи? не помню — к черту его! Этот ублюдок пишет о том, что Куадри стал слишком ироничен по отношению к рабочим, как будто это и не Куадри вовсе. Что вы на это скажете?

— А что здесь можно сказать? Рим меняет людей, синьор Диамантино. Изменил и вашего молодого гения, особенно учитывая его недавние проблемы с законом. К тому же, идут слухи, что у Куадри всерьез пошатнулось здоровье. Не удивительно, что у него определенный кризис революционного духа. Кроме того, он все же не молодеет. Ирония редко доступна молодости — она, скорее, единственная защита зрелости.

Сальваторе подкрепил свои слова улыбкой.

— Вы что, смеетесь надо мной, Кастеллаци?

— Ни в коем случае, синьор Диамантино.

— Так или иначе, любят-то его за молодость и бунтарство, а не за зрелость и иронию.

— Синьор Диамантино, позвольте напомнить, что фильм уже вышел, уже собрал кассу и, в общем, получил не самую плохую критику, а внести изменения в сценарий сейчас… весьма затруднительно. Кроме того, вы всегда можете сказать, что это режиссер неверно понял замысел сценариста и вообще — автор не виноват, что публика слишком примитивна для его гениальности. Эстеты любят такие объяснения.

Диамантино рассеянно кивнул. Он явно думал о чем-то другом и мнение Кастеллаци его не очень интересовало. Установилось молчание. Через несколько минут Сальваторе нарушил его, решив перейти к цели своего визита:

— Вы прочли «Растоптанную розу»?

Диамантино подслеповато посмотрел на Кастеллаци, и Сальваторе вдруг пришло в голову, что Бруно, будучи лишь на несколько лет старше него, выглядел совсем старым и, даже, дряхлым. Впрочем, когда Диамантино пришел в себя и собрался, это впечатление сгладилось.

— Да, посмотрел. Лучше, чем прошлая ваша работа. Из того, что явно не понравилось, это сцена, где фабрикант плачет над портретом жены. Снова ваша клятая двусмысленность, Кастеллаци! Фабрикант — злодей истории, а вы уделяете ему почти столько же внимания, сколько и главному герою. Образ героини… Стефании?

— Розалии.

— Неважно. Образ героини неверен. Она замкнутая в золотой клетке птичка, которая задыхается среди золотых подсвечников, старинных картин и фарфора. Она — жертва. А по вашему сценарию выходит, что она и есть злодей этой истории, который вовлек в нее двух мужчин. Кастеллаци, вы совсем не следите за вкусами зрителя — зритель не любит, когда молодая женщина оказывается отрицательным или хотя бы двусмысленным персонажем. Сейчас мода на сильных женщин, которые бросают вызов своему положению в обществе, а ваша героиня показана неблагодарной интриганкой.

И еще, я вот не очень понял этот прием: зачем вы все время перемещаете повествование в прошлое? Зачем нам сцена знакомства героини с мужем? Зачем сцена того, как он был ранен на Войне? Сейчас так не делается, Кастеллаци. Повествование должно быть сконцентрированно на настоящем. Меньше идиллии, особенно в воспоминаниях — больше грязи. Хотя, это работа постановщика.

Это было тяжело, но Сальваторе в очередной раз справился. Правила были очень просты: Диамантино платит — Кастеллаци подчиняется его требованиям. Отступлений от правил Сальваторе себе не позволял. Он спросил спокойным ровным голосом:

— Мне приниматься за переработку, синьор Диамантино?

Бруно положил руку на подбородок и задумался. Наконец, он заговорил:

— Да. Главное, переработайте сцену с плачущим у портрета жены фабрикантом. Добавьте черного, снимите с него мундир, пусть он застрелится не от горя, а от бессильной злобы…

— Нет!..

Сальваторе все же не выдержал. Впрочем, он смог почти мгновенно вернуть самообладание и избежать возможных проблем:

— Я имею в виду, что сцену очень трудно переделать, сохранив порядок событий. Ее лучше, либо полностью выкинуть, оставив судьбу Гви… фабриканта неизвестной, либо полностью переписать.

Диамантино откинулся на спинку кресла и задумался. Он, похоже, не заметил эмоциональности Кастеллаци. Наконец, Бруно решил:

— Да, выкиньте ее. Пусть судьба фабриканта останется неизвестной. Вообще, поменьше внимания его персоне…

Обсудив еще некоторые детали, Диамантино достал из ящика стола толстый конверт и положил его перед Кастеллаци.

— Вторая часть. Третья после внесения исправлений. Все как обычно.

Сальваторе кивнул и убрал конверт в карман пиджака. Он уже совсем успокоился и теперь ожидал момента, когда Диамантино перейдет из категории «Работа» в категорию «Проститутки».

Примечания

3

Чинечитта — крупнейшая киностудия Италии.