Страна холодного солнца

Александр Саркисов, 2018

Это повесть о знаменательном походе гидрографических судов Черноморского флота, проходившем в то славное время, когда наш военно-морской флаг развевался на самых дальних широтах Мирового океана, а за нами была великая держава – Союз Советских Социалистических Республик.

«Furious Fifties»

Неформальные названия широт сложились у моряков еще в те романтичные времена, когда на морях господствовал парус и паровые машины еще не заволакивали дымом горизонт. Например, в 30 градусах к северу от экватора широты изобилуют слабыми ветрами и штилевой погодой, и из-за длительных задержек остро ощущался дефицит воды и продовольствия. Моряки были вынуждены сбрасывать за борт лошадей, отсюда и название — «лошадиные широты».

Название 40-х широт Южного полушария, для которых характерны сильные западные ветры и частые штормы, — «ревущие сороковые».

Пояс между 50-й и 60-й широтой неподалеку от берегов Антарктиды за свою злонравность получил имя «неистовые пятидесятые». В те времена бесспорными фаворитами морей были англичане, и названия, естественно, звучали на их языке — «furious fifties». Иногда эти широты называют «воющими».

Полярные восточные ветры начинаются на 60-х, которые прозвали «пронзительными шестидесятыми».

На планете есть немало мест, где возникают ветры с дикими скоростями (тайфуны, торнадо), но все они очень скоротечны. На Земле есть только одно место, где ветрено постоянно, — это Южный океан, и если спросить бывалых моряков о самых штормовых местах, то они уверенно укажут именно на него.

Позади Золотая точка и Новый год, и то и другое отмечено с размахом. Распределилась и сфера деятельности судов, нагруженный адмиралами с пресс-группой «Адмирал Владимирский» гордо нес советский флаг по морям и океанам, а «Фаддей Беллинсгаузен», который начальник гидрографии в шутку называл «корабль усатых лейтенантов», пахал как ломовая лошадь.

«Ревущие сороковые» проскочили с попутными работами, «неистовые пятидесятые» встретили свинцовым небом и горбатым морем. «Адмирал Владимирский» пошел дальше на юг выполнять почетную миссию «открытия» Антарктиды, а «Фаддей Беллинсгаузен» остался работать на гидрологическом полигоне.

Все нормальные моряки стараются как можно быстрее проскочить эти неспокойные места, а у гидрографов все не как у людей. Тут философия совсем иная: если для судоводителя посадка на мель — это навигационное происшествие, то для гидрографа — открытие.

Предстоящая постановка многосуточной автономной буйковой станции и производство разовых гидрологических станций в штормовых условиях дело не из приятных — ни поспать тебе, ни пожрать спокойно, ни работу сделать как надо.

На ходовом мостике, в штурманской рубке проходило стихийно созванное совещание. Сидя в кресле, председательствовал начальник штаба капитан 2 ранга Гапонов, на диванчике у переборки расположились командир капитан 3 ранга Ярин и начальник экспедиционного отряда капитан 2 ранга Парашин. Штурман стоял, опершись задом о прокладочный стол, и сосредоточенно крутил в руке карандаш, пытаясь пересчитать его грани.

Ситуация была непростая, и Гапонов не стал оригинальничать, а позволил себе процитировать Чернышевского:

— Ну что, господа гидрографы, что делать будем?

Командир не задумываясь отрезал:

— А что тут думать? Надо докладывать начальнику и отменять все к хренам собачьим!

— Минуточку.

Начал нудить Парашин:

— Вы хоть понимаете, какое научное значение будут иметь наши исследования?

Ярин смерил его презрительным взглядом и про себя подумал: «Ну-ну, ты чужими руками орден себе зарабатываешь, а я геморрой», — а вслух уже без злобы произнес:

— Да ты на себя в зеркало посмотри, где ты, а где наука?!

Гапонов оторвал штурмана от важного занятия:

— Уточни прогноз у метеорологов.

Штурман снял трубку телефона и набрал номер метеолаборатории. После седьмого гудка трубка ответила ленивым голосом:

— Начальник метеолаборатории старший лейтенант Леонтьев, слушаю вас.

— Лео, уточни прогноз на ближайшие сутки.

Ни секунды не колеблясь, Леонтьев уточнил прогноз:

— Полное говно!

Дело в том, что у него была своя собственная шкала прогнозов: нормально, так себе, говно и полное говно. Каждому определению соответствовала конкретная погода, и все это знали.

Штурман повесил трубку и доложил Гапонову:

— Товарищ капитан 2 ранга, ожидается северо-восточный ветер до 25 метров в секунду, море 7 баллов с ухудшением прогноза.

Ярин взорвался:

— Если мы станцию и поставим, то наверняка потеряем!

Начальник штаба в дискуссии не участвовал, он понимал, что командир прав, но при этом был уверен, что Парашин будет ныть перед начальством, доказывая, что станцию поставить было возможно и по вине команды не проведены важные исследования. Подумав, он справедливо рассудил, что лучше получить фитиль за то, что сделал, а не за то, чего не сделал. Не так обидно.

— Командир, идем в точку постановки буйковой станции.

Это уже был приказ, и его не обсуждали. Гапонов склонился над картой, до места постановки станции идти минут сорок, гидрологический полигон представлял из себя раскрученную вокруг буя улитку размером 30 на 30 миль. Нужно было произвести 50 гидрологических станций через каждые 10 миль. Понятно, что в таких условиях о работе с батометрами и речи быть не могло, но на всякий случай, чтобы на корню пресечь фантазии Парашина, Гапонов скомандовал:

— Передайте гидрологам: работать только с отрывными термозондами!

Гидрологи вместе с боцманской командой готовились к постановке буйковой станции. Подняли из трюма буй и вынесли из лаборатории приборы — 12 автономных цифровых измерителей температуры и течения и 12 буквопечатающих вертушек. Гирлянда получалась внушительная, такую быстро не поставишь.

Из штурманской рубки показалась голова штурмана.

— Товарищ командир, вышли в точку постановки буйковой станции.

И началось, хорошо отработанный экипаж и опытные экспедиционные гидрологи крутились, как швейцарский часовой механизм. Оставалось закрепить на тросе несколько приборов, и можно вываливать буй за борт.

Парашин забился в угол за радиолокационной станцией «Дон» и наблюдал за постановкой через иллюминатор, как будто подглядывал в замочную скважину. Судно мотало из стороны в сторону, и командиру с трудом удавалось удерживать его на месте. Палубу давно и плотно накрыло ненормативной лексикой, а Парашина не покидало ощущение, что сейчас его начнут бить. Гапонов не сдержался:

— А ты чего не на палубе?! Иди, командуй своими людьми!

Парашин втянул голову в плечи и, озираясь, огрызнулся:

— Там есть кому руководить.

Буй опустили за борт и отдали стропы, окрашенный в красно-белую полоску с надписью «СОБСТВЕННОСТЬ ВМФ СССР», он сразу начал удаляться от борта.

Штурман записал в судовой журнал время, отсчет лага, координаты, глубину, погоду и характеристики буйковой станции. Проверил написанное и с удовольствием добавил: «Многосуточная буйковая станция поставлена по настоянию начальника экспедиционного отряда капитана 2 ранга Парашина». Даже почерк у него получился какой-то ехидный.

Штурман позвонил гидрологам, была вахта лейтенанта Холодцова, который готовил термозонды к работе.

— Холодцов, через тридцать минут будем в точке производства первой станции.

— Принято.

В принципе у него все было готово, оставалось одеться потеплей и не забыть страховочный конец. Взяв приборы, он вместе с инженером-гидрологом вышел на палубу. Вой ветра и ледяные брызги, больно секущие лицо, несколько охладили трудовой порыв. Судно в очередной раз подбросило и обрушило, Холодцов не удержался и, высоко подкинув ноги, впечатал задницу в палубу.

— Какой мудак?!.

Хотя предложение и было построено как вопросительное, звучало оно как утверждение, но ни в коем случае это не было ругательством. Если у вас в обиходе приняты выражения «взять за яйца» и «пошел в жопу», то в такой стиль органично впишется и «мудак». Такие понятия, как приличие и вульгарность, в расчет не берутся — на флоте благородных девиц нет. Девицы есть, а благородных нет.

Слово «мудак» меткое, полезное и универсальное, оно описывает абсолютно конкретное явление — особь с определенным набором личностных качеств — и является совершенно исчерпывающей характеристикой их носителя.

Флотская специфика, как водится, добавляет колорита. Для любого лейтенанта командир мудак, а для командира любой лейтенант как минимум мудак. А с точки зрения отставника мудаки все, и адмиралы, и лейтенанты, потому как одни «флот просрали», а другие «ни хрена не могут», и вообще раньше все было лучше и правильней.

Перефразируя слова известного поэта Евгения Евтушенко, можно с уверенностью сказать: «Мудак на флоте больше, чем мудак».

Но не все так печально, конечно, мудаки на флоте есть, но их не больше, чем в других видах Вооруженных сил, да и крик души лейтенанта Холодцова имел точного адресата — все знали автора сложившейся ситуации.

Погода ухудшалась на глазах, барометр уверенно падал, прогноз Леонтьева оправдывался на сто процентов.

К утру потеряли буй, никто особо не переживал, все были к этому готовы. Парашин понимал, что пришло время назначать виновных, и стал собирать объяснительные. Работы на полигоне прекратили и начали поиски буйковой станции.

Шли вторые сутки поисков, надежды оставалось все меньше, а погода становилась все хуже. Если в светлое время суток еще можно было уберечь судно от заваливания и ударов, то ночью, в кромешной тьме, это было невозможно. Беспомощность перед стихией ощущалась в полной мере.

Гапонов с командиром не спускались с мостика. Сильное волнение не давало возможности обнаружить буй с помощью радиолокации, экран радиолокационной станции был засвечен огромными волнами. Даже если бы и улыбнулась удача и буй бы обнаружили, то поднять его вместе с приборами все равно не смогли бы.

Чем сложнее ситуация, тем больше людей на ходовом мостике. Инстинкт подсказывал, что рядом с командиром безопаснее. К полуночи подтянулись старший механик и замполит.

Гапонов стоял, держась за поручень пульта управления, его не покидало чувство, что что-то не так.

— Штурман! А где чехол на пульт управления?

— Да его здесь сроду не было. По крайней мере, я его никогда не видел. Зачем он нужен?

Гапонов по отношению к молодежи был терпелив и заботлив и при любой возможности передавал салагам опыт.

— Запомни, морю доверять нельзя никогда! Ты пойми, без твоих мозгов и рук судно всего лишь кусок железа, и против крепкого шторма ему без тебя не выстоять. Ты должен уметь предусмотреть любые варианты и быть к ним готовым.

Штурман внимательно выслушал, правда, не понял, при чем здесь чехол на пульт управления, и послал навигатора его найти. Вскорости тот притащил на мостик бесформенный, пыльный, пахнущий затхлостью ком брезента. При других обстоятельствах он бы получил крепкую взбучку — грязь на мостике не комильфо, но теперь он вместе со штурманом растянул чехол, и они накинули его на пульт управления, стянув понизу крепежными концами.

Судно, содрогаясь, скрипя и постанывая, с трудом забралось на очередной гребень, задержалось на мгновение и рухнуло вниз. Многотонная стена воды обрушилась на судно. Удар был такой силы, что выбило лобовой иллюминатор и вода хлынула в аккурат на пульт управления. До штурмана дошло, зачем нужен чехол.

На мостике вода гуляла по комингсы. Страшно было подумать, что бы произошло, если бы не было чехла, — пульт залило бы водой и короткое замыкание оставило бы судно без управления.

На место выбитого иллюминатора засунули туго свернутый матрас, сразу стих вой ветра и перестала поступать вода. Уцепившись кто за что смог, все тревожно всматривались в непроглядную темень. Это был коллективный молебен первичной парторганизации судна.

Командир вызвал шифровальщика.

— Пиши: «По погодным условиям поиск буйковой станции прекращаю. Командир».

Обычно сонный мичман с энтузиазмом бросился готовить донесение адмиралу.

Цепляясь за поручни, на мостике появился начальник экспедиционного отряда.

— Штурман, ты-то мне и нужен. От тебя объяснительной до сих пор нет.

— Извините, товарищ капитан 2 ранга, если командир прикажет, напишу.

Ярин принял соломоново решение.

Штурман переписал из судового журнала сведения о постановке буйковой станции и в конце добавил: «Выписка верна, командир ОИС “Фаддей Беллинсгаузен” капитан 3 ранга Ярин». Командир с плохо скрываемым злорадством подмахнул и передал выписку Парашину.

Тот читал без интереса, пока не дошел до последней фразы: «Буйковая станция поставлена по настоянию начальника экспедиционного отряда капитана 2 ранга Парашина». Брови поползли вверх, глаза налились кровью.

— Штурман, это что за чушь?!

— Никак нет, это не чушь, это юридический документ.

На лица Ярина и Гапонова, взглядами поощрявших штурмана, легла печать глубокого удовлетворения. От злобы и бессилия начальник экспедиционного отряда скрипел зубами, поиски виновных нужно было прекращать и немедленно начинать нелегкий, долгий процесс списания буйковой станции. А что поделаешь, никуда не деться, так работает бумеранг кармы.