Шестирукий резидент

Александр Рудазов, 2005

Он ужас, летящий на крыльях ночи! Он демон, скитающийся по самым темным закоулкам самых темных из миров! Он может вязать сразу три носка одновременно! А еще он постоянно слышит голос в своей голове, и это никакая не шизофрения… Не шизофрения, я сказал! Это верный напарник, всегда готовый помочь в трудный час. Правда, только советом. К тому же дурацким. Ах да, и еще один маленький нюанс. Если вам в руки вдруг попадет старинная книга из человеческой кожи и вы пожелаете вызвать демона Лаларту, чтобы он исполнил ваше заветное желание – полы помыть или соседа прирезать, – лучше про него забудьте. Он не придет. По уважительной причине – умер. Зато вместо демона явится именно он – Олег Бритва, тайный резидент Девяти Небес в Лэнге. Явится и пошлет вас куда подальше.

Глава 5

На миг я замер. В стенки черепа (в переносном смысле — черепа у меня нет) упорно стучались два вопроса — как они меня нашли и почему не стреляют? Обычно всегда первым делом стреляют, а уж потом начинают общаться. Нет, иногда общение начинается и пораньше, но оно, как правило, ограничивается одной-двумя простейшими фразами вроде «Стоять, падла!».

Обидно, конечно, но неудивительно.

— Рабан? — растерянно обратился за советом я.

— А чего я-то все время? — заворчал проклятый керанке, явно уходя от ответственности. — Думай сам.

Прожектор выключили. Я осторожно выглянул наружу — таиться дальше не имело смысла. Там стояли четыре машины почти той же модели, что и все остальные, но чуть покрупнее, с вытянутыми крыльями, придающими авто сходство с катером, и окрашенные в синий цвет. На крыше не только антенны, но и мигалки — точно такие же, что и на моей Земле-2006.

— МЫ РАДЫ ПРИВЕТСТВОВАТЬ ВАС НА НАШЕЙ ПЛАНЕТЕ! — заорал пузатый мент с погонами подполковника.

Одновременно с воплями в мегафон он напряженно изучал какую-то книжечку. Несмотря на большое расстояние, я без труда смог прочесть мелкий текст — похоже, что-то вроде пособия по установлению контактов с инопланетянами. Но судя по тому, что я узнал от Рабана, таковых в этом мире пока что не случалось…

Да, начинаю уважать здешние власти — в предусмотрительности им не откажешь.

Мне вдруг стало интересно. За пришельца меня уже принимали, и неоднократно, но контакт устанавливают впервые. И мне захотелось узнать — а как же это будет выглядеть? А то слышать про такие контакты я слышал, но вот видеть, а тем более участвовать… Да еще в качестве пришельца.

Приняв такое решение, я с легкостью перемахнул через перила, распахнул крылья и мягко спланировал вниз. Отдаю должное здешней милиции — никто не убежал. Побледнели слегка, к пистолетам кое-кто потянулся, но стояли прочно, как скалистые утесы.

Зеваки отреагировали более бурно. Но в целом советские граждане этого мира оказались морально устойчивыми — паники не поднялось, никто не кричал и не удирал. Просто показывали на меня пальцами, перешептывались и строили предположения, что сейчас будет. Некоторые фотографировали, один дядька снимал на видеокамеру. Странная какая-то камера — громоздкая, примитивная. Похоже, в этой отрасли технологий они от нас отстают.

Пролетев пятьдесят метров, отделяющих шестнадцатый этаж от земли, я приземлился на свободном пятачке, оставив глубокие царапины в асфальте. Обернувшись к милиции, развел руки, свернул хвост улиткой и попытался обезоруживающе улыбнуться.

Получился жуткий оскал.

— ЗДРАВСТВУЙТЕ, ТОВАРИЩ ПРИШЕЛЕЦ! — заревел в мегафон толстый подполковник. Потом смущенно кашлянул, сообразив, что повышать голос уже не нужно, и передал мегафон подчиненным. — Здравствуйте, товарищ пришелец! Мы рады приветствовать вас на нашей планете! Я подполковник советской милиции Шиханов! От лица всего советского народа категорически приветствую вас на нашей планете! Вся советская милиция рада видеть вас на нашей планете! Весь советский народ приветствует ваше появление! Будучи подполковником советской милиции, я представляю здесь весь советский народ и от его лица приветствую вас на нашей планете!

Я терпеливо слушал. Похоже, подполковник не мог похвастаться богатым словарным запасом — сплошные тавтологии. Фактически, он просто повторял одни и те же фразы, слегка меняя формулировку.

В конце концов, это дошло и до него самого. Он снова смущенно кашлянул, явственно покраснел и пробормотал что-то насчет того, что дальнейший разговор мы продолжим в более подходящих условиях, если, конечно, товарищ пришелец не возражает.

— А можно будет потом город посмотреть? — поднял две правых руки я. Контакт контактом, но у меня все-таки задание. — Достопримечательности всякие, музеи там…

— Разумеется! — просиял подполковник, счастливый, что его вывели из порочного круга приветствия. — Мы вам такую экскурсию устроим — закачаетесь! Пожалуйте в машину, товарищ пришелец.

Загружаясь в авто, я думал, что мне положительно нравятся местные жители. Если, конечно, это не западня. Но даже если и так — все равно нравятся. Еще никогда меня не заманивали в западню так гостеприимно и уважительно.

Меня усадили на заднее сиденье, а по бокам пристроили двух угрюмых сержантов с широченными плечами. Втроем нам было жутко тесно, к тому же мои визави непроизвольно старались отодвинуться подальше.

Хотя получалось плохо — им и вдвоем здесь было бы тесно.

— А куда мы едем? — через некоторое время спросил я. Что творилось за окнами, я не видел — слишком плотно меня облепили со всех сторон.

— Ну, в ГУМ сначала, а там как распорядятся… — задумчиво ответил подполковник Шуханов.

— В ГУМ?.. Зачем?

— По инструкции положено.

— Патрон, в этом мире ГУМ — это Главное Управление Милиции, а не магазин, — перевел мне Рабан.

— Вы не волнуйтесь, товарищ пришелец! — обернулся с переднего сиденья подполковник. — Сделаем все в лучшем виде! Надо же по правилам все, правильно? По распорядку, по утвержденному свыше декламара… ну, неважно. Сначала мы вас в ГУМ доставим, потом за вами гебисты приедут, проверят вас как следует… Ну а потом можно и в Кремль — прямо к товарищу Саулову! Надо же сначала убедиться, что вы благонадежны, правильно?

— Угу.

— А вы к нам как — надолго? В составе дипломатической миссии или сами по себе? Когда ожидать остальных товарищей из-за рубежа?.. то есть, из… а вы откуда, кстати?

Ответить я уже не успел — кортеж затормозил у невзрачного четырехэтажного здания. Меня предельно вежливо попросили покинуть авто и пройти внутрь. Нет, мне тут положительно нравится — никто не угрожает, убить не пытаются, страха не проявляют. То ли им тут каждый день демоны на голову сваливаются, то ли партия просто приучила народ сохранять спокойствие в любых ситуациях.

Я однажды был на Петровке, 38. Ночью, правда. На Земле-2016 эта улица ушла под воду, но ГУМ (ул. Кутузова, 115) внутри оказался почти таким же — похоже, строили по старым чертежам.

На меня, разумеется, смотрели с любопытством. По-моему, собрались все, кто был в здании — сомневаюсь, что в обычное время тут так многолюдно. Но страха в глазах я не заметил — доблестная советская милиция не боялась даже самого черта… впрочем, я почти он и есть. Архидемоны Лэнга ничем не уступают Князьям Тьмы Ада.

Подполковник Шиханов утратил ко мне интерес почти сразу же. Он привел меня в какой-то кабинет, попросил присутствующих там товарищей за мной приглядеть, а сам отправился держать ответ перед начальством. А я остался в просторной комнате, доверху заполненной бумажными папками и милиционерами. Восемь человек разного возраста и звания.

Хотя бумаги еще больше. На каждом столе громоздятся небоскребы из папок. Под столами — тоже. Вдоль стен выстроились шеренги из стоп застарелой макулатуры. А возле подоконника вообще творится что-то несусветное — по меньшей мере шесть кубометров бумаги. Эта груда даже слегка шевелится, как будто в ее недрах зарождается собственная жизнь.

Первое время на меня все пялились, не решаясь раскрыть рта. Дверь то и дело приоткрывалась, и в нее просовывались заинтересованные лица. Но постепенно ко мне попривыкли, и все вернулось в прежнюю колею.

Я же начал чувствовать себя неловко. Не знал, куда девать крылья, поминутно переплетал руки, смущенно старался спрятать хвост, теребил брюки. Порадовался, что не расхаживаю голышом — среди работников милиции присутствовали женщины.

— Товарищ пришелец, а можно спросить? — прощебетала молоденькая лейтенантша, уже буквально проерзавшая сиденье насквозь. — А как вас зовут?

Ее вопрос прорвал плотину — на меня стремительно навалились с вопросами. Пожилой майор, оставшийся за старшего, тщетно пытался урезонить молодежь, но внимания не него обращали не больше, чем на радио, которое тоже что-то тихонько бормотало в углу.

— Товарищ пришелец, а вы с какой планеты? С Альдебарана, да? — не отставала девушка.

— Ага, точно! — хрюкнул плотно сбитый капитан. — Альдебаран — планета мудаков!

— В каком смысле? — озадачился я. Почему меня все называют мудаком? Чего-то я тут не понимаю…

— Тихо вы! — повысил голос майор. — Оставьте товарища в покое! Это наш инопланетный гость!

— Ну дядя Паша… — заныла девушка.

— Я тебе, товарищ лейтенант, не дядя!

— Ну, Павел Валентинович…

— Я тебе товарищ майор! — нахмурился строгий милиционер. — Вы, товарищ пришелец, не стесняйтесь, если чего нужно — говорите сразу. Вот сейчас придут анкетные данные с вас снимать, потом товарищи из главка приедут… Может, чайку? С сухариками?

— Можно, — не стал чиниться я. Пожрать я никогда не отказываюсь.

Мне налили чашку чая и вручили сухарик. Потом, подивившись тому, с какой скоростью я это смолотил, выдали сразу пакет сухарей. А молодая лейтенантша и другая тетя, постарше, устроили настоящий конвейер чаеподачи — чашка за чашкой, чашка за чашкой… Один парень побежал в буфет — взять для меня еще какого-нибудь перекуса.

— Кому тут анкетку надо заполнить? — пролез в комнату сморщенный старичок в штатском. В руках он держал толстенную папку. — Ох, товарищ, да вы, видать, байкалец, а? Охо-хо, это ж надо так поуродоваться…

Я задумался. Байкальцем меня сегодня тоже называли. Снова чего-то не понимаю. Ну какая может быть связь между мной и Байкалом?

Деду быстренько объяснили, что я не байкалец, а пришелец… кстати, с чего они это взяли? Я пока что ни словом не подтвердил свое инопланетное происхождение…

— Так, так, так… — закряхтел дедуля, бесцеремонно сбрасывая со стола сваленные бумаги. — Ну что ж, приступим, товарищи. Господи, благослови…

— Бога нет, — автоматически поправила его девушка. — Михаил Илларионович, это в вас старая закваска играет.

— А и пусть играет, — равнодушно отмахнулся дед. — Ты, Леночка, до моих лет доживешь, тоже задумаешься… Вот вы, товарищ пришелец, будем говорить, в бога верите?

— Михаил Илларионович, такого вопроса в анкете не предусмотрено! — поспешил заметить майор.

— Ох-хо-хо, уж и поинтересоваться не моги… — укоризненно покачал головой старичок. — Ваше полное ФИО?

— Олег Анатольевич Бритва, — представился я.

Старичок невозмутимо записал. Морщинистое лицо старой черепахи осталось спокойным. А вот все остальные уставились на меня с максимальным недоумением. Ну еще бы — инопланетянин, и вдруг с таким простым русским именем. Вот если б меня звали как-нибудь вроде Ууулоцр, это показалось бы нормальным.

— Твою мать! — выразил общие чувства рослый молодцеватый лейтенант. — Что, все-таки байкалец?

— Объяснит мне кто-нибудь, при чем тут Байкал?! — взорвался я. Но тут же взял себя в руки и уже спокойно продолжил: — Товарищи, а чем вас так удивляет мое имя? Я могу и паспорт предъявить… только он в других брюках остался.

Да, точно. В тех, в которых похоронили мое прежнее тело. Фигурально выражаясь, конечно — ни черта меня не похоронили, а разобрали на органы. А что с паспортом стало, даже предполагать не берусь. Все равно он теперь недействителен — фотография-то там другая…

— Ты, патрон, все-таки дурной, — с явным чувством превосходства сообщил Рабан. — Далеко тебе до Волдреса. Ну ты что — фальшивое имя придумать не можешь?

Мне быстро объяснили, при чем здесь Байкал. Оказывается, тридцать пять лет назад в этом мире произошел взрыв Байкальской АЭС, расположенной неподалеку от Иркутска. В нашем мире такой АЭС не существует — здесь ее построили в середине семидесятых, по указанию одряхлевшего Берии. Она просуществовала всего пять лет, а потом… Катастрофа была почище Чернобыля (кстати, Чернобыльская станция в этом мире как раз отсутствует).

Я спросил, при чем же тут я. Мне терпеливо разъяснили, что из-за повышенного радиоактивного фона в тех краях до сих пор ненормально часто рождаются дети-уроды — сиамские близнецы, двухголовые, горбатые, хвостатые, с дополнительными конечностями. До такой степени, как у меня, пока не доходило, но встречаются и четырехрукие, и с третьим глазом во лбу, и даже один крылатый. Правда, крылья были рудиментарные, летать тот парень не мог. В прошедшем времени — он умер еще в молодости.

Я посочувствовал жертвам безжалостного атома и заверил милицию, что никоим образом к ним не отношусь. Да они особо и не сомневались — на инвалида я никак не тяну. Урод, монстр, но не инвалид. Скорее уж наоборот — это люди рядом со мной кажутся калеками. Хилые, медлительные, неловкие, подслеповатые, летать не умеют…

— Здрасьте, товарищ майор! — просунулась в дверь еще одна голова. — Вам просили передать, что за инопланетянином… ой, простите, я вас не заметила!.. уже выехали! Аж сам полковник Щученко едет!

— Только этого не хватало… — обтер пот со лба майор. — Нет, ну только этого не хватало! Как нарочно!

Судя по грустным лицам подчиненных, скорому появлению полковника Щученко никто особо не обрадовался. Я снова озадачился. А потом уже привычно скользнул Направлением к шкафу с секретными досье на сотрудников и начал мысленно пролистывать страницы. В моей работе это чувство не просто полезно — бесценно! Да разве стал бы Штирлиц взламывать сейф Мюллера, если бы мог просто просмотреть все бумаги на расстоянии?

На Щученко я нашел досье далеко не сразу. Собственно, его тут и не могло быть — он служит не в МУРе, а в КГБ. Но кое-какую информацию все-таки разыскал — как-никак, милиция тоже не лыком шита, тоже потихоньку приглядывает за «коллегами» из госбезопасности.

Продолжая автоматически отвечать на вопросы анкеты (большую часть ответов брал с потолка — ну не рассказывать же им, кто я такой на самом деле?), я одновременно просматривал информацию о Щученко. Интересный оказался кадр…

Ефим Макарович Щученко, пятьдесят два года, на хорошем счету. Национальность… гремучая смесь. На четверть русский, на четверть татарин, на четверть украинец, на одну восьмую белорус, на одну восьмую еврей. Это же надо перемешать столько народов в одном человеке! Ярый патриот своей родины, правящей партии и ее лидеров. Коммунист до мозга костей.

Характер не самый приятный. Абсолютно туп и ограничен, непрошибаем, как бетонная стена, въедлив, занудлив, придирчив, подозрителен. Чувство юмора отсутствует напрочь, хотя сам искренне верит в обратное. Даже смеется не как все, а этаким странным «ху-ху-ху». При этом явно проглатывает еще одну букву, заключительную.

— С дороги, мурзики, КГБ идеть! — с треском распахнулась дверь. — Ну шо, де здесь у вас, значить, пришелец?

Да, это, конечно, и есть тот самый Щученко. Ефим Макарович отличался низким ростом, но весьма плотным телосложением. Хотя не из-за жира, а из-за необычайно широких костей. Лицо красное, как будто только что из парной, глаза навыкате, полностью лишенные признаков мысли, нос толстый, мясистый, губы пухлые, на верхней красуются вислые усы. Одет в брюки и пиджак, застегнутый на все пуговицы, ослепительная плешь прикрыта наполовину сползшим платком — красным в белый горошек. Странный выговор — украинское «г/х», вологодское оканье, аристократичный рязанский прононс и непременное смягчение «т» в конце слова.

— Повторяю непонятый с первого разу вопрос, — терпеливо сказал Щученко. — Де здесь присутствуеть пришелец с другой, значить, планеты?

— Ну, я пришелец, — робко поднял руку я, поняв, что никто другой за меня не ответит. — А что, сразу не видно?

— Вы, товарищ, с темы не сходите, не надо здесь этого, значить, беспорядку, — строго погрозил мне пальцем Щученко, раскрывая пухлый портфель, набитый так плотно, что несколько бумажных листов, лежавших сверху, тут же выскочили наружу. — Щас мы с вами разберемся, хто вы, значить, есть такой, и шо мы с вами будем робыть!

Я зачарованно уставился на этот его портфель. Оттуда стремительно появлялись самые разнообразные предметы: огромные счеты, почти такого же размера бутерброд с ливерной колбасой, завернутый в вощеную бумагу, термос, тяжеленный пистолет неизвестной конструкции, пачка документов, уголовный кодекс, значок с портретом Ленина, кусачки, штопор, газета «Правда» от 9 июня 2011 года, красный платок размером с небольшую простыню, стопка писчей бумаги, чернильница, дырокол, древний будильник, полевой бинокль, бумажный пакет с хурмой, пачка сигарет «Ташкент», Малая Советская Энциклопедия, издание 2014 года, том 38, от «Ма» до «Мн», циркуль, линейка, граненый стакан, маленький глобус, свинья-копилка, связка ключей, моток лески, противогаз, огурец, гаечный ключ, мраморный бюстик Берии, аптечка и даже ручная граната. Под конец он выудил из порядком исхудавшего портфеля то, что, собственно, и искал — листок с какой-то инструкцией и футляр с очками. Очки оказались ему малы — похоже, их рассчитывали на более тонкий нос и менее широкое лицо.

Пока Щученко привязывал дужки к ушам леской и медленно, едва ли не по слогам, читал инструкцию, я спросил Рабана:

«А почему тут все по старинке? Где компьютеры?»

— Остались в твоем мире, — хихикнул керанке. — Здесь персональных ЭВМ пока еще нет — до сих пор считают на шкафах с перфокартой. Сам понимаешь, такую катастрофу пережили! Наука немного другим путем пошла. Вон, водородный двигатель придумали — у вас такой еще не скоро появится. А тут уже лет пятнадцать, как на водород перешли.

— Значить, це у вас и называють анкетированием? — брезгливо взял мою анкету двумя пальцами Щученко.

— Да, — вежливо ответил Михаил Илларионович. — А у вас это как называют, товарищ полковник?

— У нас це называють ху… дожественно некачественной работой. А ну, мурзики, дайте место, де, значить, КГБ сидеть будеть.

— Мы… — открыл было рот майор.

— И не надо мне здесь, значить, попусту пиз… дельничать. Выполняйте свою, значить, работу качественно и в срок, це все, шо от вас требуеть партия.

Щученко решительно уселся за стол, придвинул к себе пистолет, уголовный кодекс и зачем-то бинокль, важно обтер платком лысину и уставился на меня немигающим взглядом обкуренной гадюки.

— Значить, товарищ Бритва… — задумался он, просматривая мою анкету. — Будем, значить, решать вашу проблему самым беспристрастным образом…

— Правда? — усомнился я.

— Посмотрите мне в глаза, товарищ Бритва, — попросил Щученко. — Скажите, разве эти глаза могуть обманывать?

Я посмотрел в его маленькие поросячьи глазки и не нашел, что ответить.

— Ху-ху-ху! — неожиданно рассмеялся полковник. — Шутка! Конечно, могуть! Эй, хто там наличествует в наличии, подкрутите мне радио, шоб лучше слышно було! Шо там про их клятую пизанщину передают?

— В городе Пизе прошел французско-итальянский фестиваль народного творчества, — добродушно ответил диктор новостей из динамика. — Художники и скульпторы ФДР и ИДР представили на суд критиков свои творения. Первое место было единодушно отдано реалистической скульптуре «Сталевар».

— О, наш Митька выиграл! Ху-ху-ху! — радостно затрубил Щученко. — Это радоваеть глаз и веселить… глаз! Но уже другой! Ху-ху-ху!

— Это он про Дмитрия Серова, — устало пояснил мне майор. — Лучший наш скульптор. Будете на проспекте Ленина, обратите внимание — его работы памятник.

— Так фестиваль же французско-итальянский? — удивился я. — Откуда там русский?

— А что такое? — насторожился майор. — Вы что-то имеете против? Серов — гордость страны, товарищ пришелец, партийный, между прочим.

— А у вас на планете скульптура есть? — спросила лейтенантша Лена.

— О, промежду прочим упоминая! — отвлекся от радио Щученко. — А де, значить, доказательства, шо перед нами всамделишный пришелец с другой планеты? С Марсу там, с Альдебарану, с Большой Медведицы на худой конец? Паспорть свой инопланетный предъявите, значить! Або еще какой документь, мы не бюрократы, нам все подойдеть. Комсомольский билеть там, або карточка медицинская на худой конец…

Я открыл рот, чтобы ответить, но Щученко снова крутанул ручку радио, резко прибавляя звук.

— О, о!.. — обрадовался он, услышав очередную новость.

— Над Канадой потерпел аварию американский авиалайнер, следовавший маршрутом Денвер — Грантсвилль, — печально сообщил диктор. — По уточняющимся сейчас данным, погибло больше двухсот американских граждан.

— От так-то! — радостно потер потные руки полковник. — Получили, буржуи клятые? Так вам и надо, за все ваши лютые злодеяния! Це я красиво завернул, а?

— Также на борту самолета находились два советских гражданина, — продолжил диктор.

Лицо полковника разом превратилось в мраморную маску.

— От клятые буржуи… — прошептал он. — Двухсоть смертников не пожалели, шоб, значить, пару наших храбрых товарищей угробить… Ненавижу! Капиталисты поганые!

«Насчет отсутствия мозгов досье не преувеличивало», — мрачно подумал я.

— Ясное дело, — согласился Рабан. — Я вот сколько знаю полковников КГБ — все тупые бараны. Профессия обязывает.

«А сколько ты их знаешь?»

— Ну-у-у… Считая этого?

«Угу».

— Тогда одного.

— Товарищ Бритва, а почему я до сих пор не имею перед глазами ваших документов? — нахмурился Щученко. — Вы мне здесь не волыньте! Я вас живо отправлю в жо… сткий плацкартный вагон!

— Ну нету у меня документов! Нету! — для наглядности я вывернул карманы. — Я с планеты… эм-хм…

— Альдебаран! — подсказала лейтенантша.

— Кин-Дза-Дза, — сухо поправил ее Михаил Илларионович.

Действительно, «родную планету» я назвал в анкете именно так. Ну а что? Такого фильма в этом мире нету, никто ничего не заподозрит. К тому же звучит по-инопланетному, и запомнить нетрудно… как мне казалось. Но все-таки — чего они так привязались к Альдебарану?

— Точно, Кин-Дза-Дза, — попытался кивнуть я. Я уже больше года яцхен, но до сих пор иногда еще пытаюсь двигать отсутствующей шеей. — У нас там документов не бывает.

— Непорядок! — обтер лысину платком Щученко. — Вернетесь домой, передайте, значить, шоб непременно завели, а потом уж туристов в Советский, значить, Союз посылали.

— Угу. Обязательно передам.

— А если у вас документов, значить, нету, как же я убедюсь, шо вы есть настоящий инопланетянин? Есть у вас какие-нибудь доказательства?

— Это уже становится интересным… — хмыкнул я. — Сейчас, подождите, подумаю… А, ну да — у меня шесть рук! Убедительно?

— Ху-ху-ху! Ху-ху-ху! Товарищ Бритва, да шо вы, значить, мне мо́зги тальком посыпаете? В нашей советской Конституции не сказано, шо человеку запрещено иметь шесть рук! Да я вам прямо щас позвоню в Дом Инвалидов, будет здесь куча и одноруких, и безруких, и шо хошь!

— Вы мне кого-то ужасно напоминаете, полковник… — задумчиво посмотрел на него я. — Ну хорошо, а крылья?

— Ой, да шо вы мне опять мо́зги тальком порошите? Да я вот прямо щас пойду, да тоже крылья напялю! Маскарадный, значить, костюм!

— Да, но я умею летать!

— Ху-ху-ху! Да я тоже! Вот сейчас пойду в аеропорть, сяду на самолеть, да полечу, як птичка певчая! Соловей, значить!

— А если без самолета?

— А можно и без самолета! — покладисто согласился Щученко. — Сяду, значить, в вертолеть, и ху… же, заметьте, не будеть! Ху… до доказываете свою принадлежность к инопланетному пролетариату, товарищ Бритва!

— Нет, а если вообще без техники? — настаивал я. — Сами по себе сможете?

— А вы, значить, смогете, если мы у вас крылья оторвем? — ответил вопросом на вопрос полковник. — Давайте, значить, отрежем вам крылья, да мне прикрепим хорошим советским клеем «Момент»! И я в момент взлечу! Ху-ху-ху! Це я красиво завернул, а?

— Угу. Красиво. А если я вот прямо перед вами возьму и исчезну? Растворюсь в воздухе? Что вы на это скажете?

— Шо вас надо срочно определить в помощники товарищу, значить, Акопяну. А еще — шо вас надо арестовать за самовольный побег из-под задержания.

— А я что — задержан?

— А вот это мы сейчас, значить, и выясняем! — развел руками Щученко. — Вы доказательства предъявите, шо вы, значить, пришелец!

— И какие? Ну вот скажите, какие доказательства вас устроят?

— Паспорть! Шоб, значить, черным по бумаге было написано, шо товарищ Олег Бритва имееть национальность «инопланетянин». А иначе… — он захрюкал и начал постукивать по рукояти пистолета. — По законам, значить, военного времени…

— Так сейчас же вроде не война… — рискнул вставить словечко майор.

— А вас, товарищ Пукин, никто, значить, не спрашивает.

— Лукин! — раздраженно поправил майор. Но больше ничего не сказал.

— А вот, значить, вам, товарищ Бритва, другой вопрос, — задумался Щученко. — Вы кем же будете по, значить, классовому строю? Пролетариать? Или, може, буржуазия?

— Коренной пролетарий, — быстро ответил я. — Рабочий класс.

— А мозоля-то на руках покажьте! — в голос заорал полковник, хватая меня за руку. — Ишь, ручки-то мяконькие… хотя не очень… да уж, не очень, це я еще, значить, недосказал…

Я спокойно смотрел, как он дотошно проверяет все мои ладони, пытаясь отыскать хоть один мягкий участок. Пусть ищет — кожа у меня хитиновая, играет роль экзоскелета. Такую кожу даже автоматной очередью пробить нелегко.

— Да, мозоля есть… — неохотно признал Щученко. — Сплошные мозоля со всех, значить, сторон… Только сомнения никуда не пропали, здесь они, здеся… Ху… рмы не хотите, товарищ Бритва?

— Не откажусь, — протянул руку я.

— А вот вам ху… рмы мы не дадим! — бешено заорал полковник, торопливо пряча пакет в портфель. — Советский народ, значить, трудился, растил ее, молол, выпекал, а вы, значить, приперлись на готовенькое?! Привыкли, значить, в шесть рук народное достояние грабить?! Не дадим, значить, инопланетным капиталистам жрать нашу хурму и прочие хлебобулочные изделия!

— Хурма — это фрукт, — спокойно сообщил я.

— Я знаю, — ничуть не смутился Щученко. — Це я, значить, вас проверял. А вы проверку-то, значить, и не выдержали! Откуда вы, товарищ Бритва, знаете, шо такое наша хурма?! Шпион?!

— Разведчик! — обиделся я.

— А воть с этого места попрошу, значить, поподробнее, — оживился Щученко, придвигая к себе чистый лист бумаги, чернильницу и авторучку. — На какую разведку работаете?

На миг я задумался, за каким хреном ему понадобилась чернильница… но в следующий момент полковник невозмутимо обмакнул в чернила шариковую ручку, даже не снимая колпачка, и начал писать. По-моему, от такого зрелища челюсть упала под стол не только у меня, но и у всей милиции.

— Скажите, товарищ полковник, — облокотился на стол четырьмя локтями я, — а вас не смущает то, что вы вот так запросто допрашиваете… не совсем обычное существо?

— Нисколько, — не отрывая глаз от бумаги, ответил Щученко. — Мы, значить, не расисты, на внешность не смотрим. У нас к усем равное, значить, отношение. Главное — шоб ты был коммунисть и трудящийся! А дальше разберемся.

С этими словами он отдал пакет с хурмой майору Лукину. Майор по честному разделил фрукты между всеми присутствующими. А сердобольная лейтенантша Лена незаметно сунула одну штуку и мне, пока Щученко чесал ручкой затылок, размышляя, как правильно пишется «полковник». В конце концов он вспомнил однокоренное слово «палка», написал «палковник» и расплылся в широченной улыбке, довольный своей грамотностью.

— Вот вы, товарищ Бритва, только жрать и могете, — неодобрительно покосился на меня Щученко, все-таки заметивший несанкционированное кормление меня хурмой. — А еще на шо-нибудь вы, значить, способны?

Я на миг задумался, а потом взял у него циркуль и разрезал его на кусочки, аккуратно выпустив один из когтей. Показал, значить, на шо еще я способен.

— О-па! Порча казенного, значить, имущества! — обрадовался полковник. — Вредительство! Пять леть, считайте, уже заработали! А то и все десять — как, значить, суд решить! Наш советский суд — самый гуманный и справедливый суд в мире. Усех расстреливають!

По-моему, милиции было очень стыдно за своего в некоторой степени коллегу. Я уже несколько раз ловил на себе виноватые взгляды. Ну как же — гость из-за, мягко говоря, далекого рубежа, а с ним так обращаются! Лейтенантша Лена вообще бормотала что-то насчет того, что у меня надо не документы проверять, а в Академию Наук отправить. А то и вовсе на личную встречу с товарищем Сауловым. Контакт с инопланетной цивилизацией и все такое…

— Ну се, товарищ Бритва, попали вы, значить, в передрягу, — крутанул кончик уса Щученко. — Лучше сразу во всем признавайтесь, а то, значить, буду бить вас хрустальным графином… ох ты, да я же его вчера разбил об товарища Лобачева! Ну, тогда термосом — он, значить, мало отличается. Особенно если наполнить чем-нибудь потяжельше… да вот хоть водичкой холодной. Побью вас некоторое время, упарюсь, употею, а туть, значить, как раз и водичка под рукой, шоб освежиться! Це я удачно придумал, а?

— Штирлиц ударил Мюллера графином по лысине. Мюллер в целях конспирации сделал вид, что ничего не заметил, — хмыкнул я.

— А це шо еще за люди с нерусскими именами? — насторожился Щученко, тут же хватая новый лист и испуганно обтирая собственную запотевшую лысину. — Сообщники? Подробности, значить, попрошу!

— Штирлиц — это штандартенфюрер СС, — покровительственно ответил я.

— Ага! — торжествующе указал на меня ручкой полковник. — Фашисть! Ну ты смотри, яка фашистска сволочь здесь под инопланетное существо, значить, маскируется! А я-то, невнимательный полковник КГБ, чуть было не проявил непростительную близорукость, не заметив проклятую гидру, сохранившуюся с таких, значить, далеких прошлых времен! Наручники мне сюда!

Сопротивляться я не стал. Полковник лично застегнул на мне наручники и радостно захрюкал. Я посмотрел на эти браслеты и подумал, что в случае надобности разрежу их на ленточки. К тому же Щученко как-то упустил из виду, что шестирукому существу нужно три пары наручников. В результате я утратил свободу действий лишь отчасти — ровно на треть.

— Товарищ полковник, вас к телефону! — позвали из-за двери крайне испуганным голосом. — САМ!

До этого момента я считал свою реакцию феноменальной. Увидев, как полковник Щученко в одно мгновение переместился в соседний кабинет, я переменил свое мнение. Кто бы ни был звонивший ему, заставлять его ждать Щученко явно не хотел.

Чуть напрягши слух, я без особого труда услышал большую часть разговора. И расслабился — звонил Семен Семенович Саулов, генеральный секретарь ЦК КПСС. Генсек. Ему уже успели доложить о необычайном событии, и его эта новость крайне заинтересовала. Он поздравил Ефима Макаровича с тем, что именно ему досталась такая честь — установить первый в истории человечества контакт с представителем иной цивилизации, и предложил завтра с утречка доставить гостя в Кремль, на встречу с ответственными товарищами. Ну а сегодня пусть отдохнет с дороги — устал, чай, после перелета.

Полковнику он приказал попробовать невзначай выяснить, на чем данный пришелец прибыл на Землю, с какой целью, нельзя ли установить дипломатические отношения с его родной планетой… Ну и все в таком духе. Но главное — выполнять все мои прихоти и заменять родную мать. И ни в коем случае не раздувать сенсацию — пусть знает, что Союз тоже не лыком шит, и не такое повидал.

В конце концов Саулов шутливо пообещал Щученко три звезды, если пришелец останется доволен обслуживанием — одну на грудь и еще по одной на погоны. Ну а если останется недоволен… тогда только одну. Ту, что высекают на надгробных плитах.

Когда Щученко снова вошел в кабинет, он смотрел на меня уже совершенно иначе. Как добрая бабушка на горячо любимого внука. Заметив, что на мне по-прежнему наручники, тут же заохал и сорвал их чуть ли не зубами. Потом самолично сбегал в буфет и принес мне стопку шоколадок «Октябрь», целый поднос заварных пирожных, две связки бананов, манго, пакет томатного сока, бутылку лимонада «Байкал» и запотевший хрустальный графин с водкой. Все за свой счет.

Манго вызвало у меня ностальгию по старым временам. Помню, в далеких семидесятых, когда я был голопузым мальчишкой всего-навсего с двумя руками, меня очень притягивали эти удивительные названия — киви, манго, кокосы, авокадо… Казалось, что это нечто диковинное, недостижимое, с небесным вкусом… Простому советскому гражданину попробовать такие фрукты было практически невозможно.

А потом, когда я все-таки отведал все эти загадочные плоды, пришло горькое разочарование. Самые обычные фрукты, ничуть не лучше простых яблок или слив.

И ничего чудесного…

— Товарищ Бритва, а воть не угодно ли?.. Товарищ Бритва, а можеть, сигарету?.. Товарищ Бритва, а радио вам не включить?.. — вертелся вокруг меня Щученко, пока я грустно грыз манго. — Товарищ Бритва, а шо вам еще подать?

Поняв, что ветер переменился, я с удовольствием выкурил пачку сигарет (точнее, просто сожрал — курить по-настоящему у меня не получается за отсутствием легких), наелся разных вкусностей, а потом как бы между прочим поинтересовался, нельзя ли посетить знаменитый на весь Млечный Путь Политехнический музей?

— А воть и… можно! — обтер платком лысину Щученко.

Потел он так обильно, как будто в комнате царила нестерпимая духота. На самом же деле тут довольно прохладно. Конечно, сам я этого не ощущаю, но Направление кроме всего прочего подсказывает и температуру воздуха. Немного ниже комнатной: +19 по Цельсию.

— Товарищи, а вы мне машину с шо́фером не одолжите, а? — уже совсем не так заносчиво, как час назад, попросил Щученко. — Я-то свою, значить, отпустил, такая беда…

Менты переглянулись. В их насмешливых взглядах отчетливо читалось: «еще и раздолбай к тому же…». Но поскольку в данном случае просьба имела силу приказа, отказать полковнику не посмели.

Хотя майор прямо таки из кожи вон лез, стараясь обратить внимание полковника на телефон, стоящий на столе. Мол, позвони, да вызови себе такси. Правда, вслух он этого так и не сказал, явно надеясь на проницательность Щученко.

Тщетно.

— Егоров, Михалыч там вернулся? — крикнул в дверь Лукин.

— Никак нет! — ответили оттуда.

— А Родион?

— Аналогично!

— А хоть кто-нибудь?

— Семиглазов через десять минут обещал подъехать!

— Това-арищи! — возмутился Щученко. — Какие десять минут, шо вы мне, значить, препоны чините?! Шо это за вредительство?! Положите мне прямо сейчас на стол небольшую машину и водителя, не позорьте перед, значить, товарищем из-за рубежа! Товарищ Бритва, вы уж извините этих раззвездяев, молодые же еще, не то шо мы с вами, значить! Кстати, а сколько вам, значить, леть?

Я задумался. Родился я в 1972, так что сейчас мне должно быть тридцать четыре, но… Но два года я провел в матричном репликаторе, не следует ли их вычеркнуть? К тому же мое нынешнее тело намного моложе — мне чуть больше года.

— Ладно уж… — смилостивился Лукин, от души насладившись замешательством полковника. — Егоров, «Интурист» в гараже?

— Стоит, куда он денется!

— Ну вот, возьмете «Интурист». Машина старенькая, но для экскурсий как раз самое то. Согласны со мной, товарищ полковник?

— Ясное дело! — согласился Щученко. — И шо́фера!

— А сами что?

— А шо такое? Я шо, значить, обязан еще и шо́ферить? — обиделся полковник.

— А у меня свободных людей нет, — ехидно ухмыльнулся майор. — Всем работать надо, так-то, товарищ полковник…

— Дядя Паша, давайте я поведу, а? — попросила Лена.

— Так ты же на права до сих пор не сдала, — еще ехиднее посмотрел на нее Лукин.

— Товарищ майор, приказываю вам немедленно подыскать мне, значить, шо́фера! — обозлился Щученко, бросая испуганный взгляд в мою сторону. От того, насколько он сумеет мне угодить, зависело все его будущее — либо орденоносный генерал-майор, либо… либо полная хана. — Отказ расцениваю как саботаж, вредительство и даже, значить, сознательное причинение ущерба советскому народу и коммунистической, значить, партии!

— Хм, — хмыкнул майор. — Ладно уж, найдем мы вам водителя…

Он встал и подошел к той самой бумажной куче, что громоздилась у подоконника. Некоторое время копался в ней, а потом удовлетворенно крякнул и достал оттуда… человеческую голову.