По высочайшему велению

Александр Пензенский, 2021

1911 год, конец жаркого лета, Санкт-Петербург. Глава столичной уголовной полиции Владимир Гаврилович Филиппов вместе с помощником Александром Павловичем Свиридовым расследует странное самоубийство преподавателя юридического факультета Университета Сергея Зимина. В ход расследования вплетается череда убийств людей, связанных с Зиминым, и всплывают политические взгляды как самого Зимина, так и его убитых знакомых. Взгляды эти совсем не благонадежны. Но один из свидетелей характеризует Зимина с другой стороны. По его словам, Зимин – провокатор и агент охранки, подбивавший свою возлюбленную и ее брата на убийство ни много ни мало, а самого Петра Столыпина! Сыщики берутся за дело, но чем дальше, тем запутаннее оно становится, ведь в игру вмешиваются интересы весьма высокопоставленных лиц. Роман основан на реальных событиях.

Глава 4

Петербургские домовладельцы переживают странную эпидемию: огромное число их предпочитает, вместо того чтобы строить новые дома, надстраивать старые. Это явление приняло эпидемический характер. Сравнительно за короткий период разрешено до 400 надстроек.

Двух — и трехэтажные здания превращаются в шести — и пятиэтажные громады. Прочность и красота зданий через это, конечно, мало выигрывает.

Соблазн этих надстроек кроется в доходности квартир. Игра на возвышение увлекла домовладельцев. Сколько они ни набавляли, квартирант находился.

— Он все вынесет, — решили домовладельцы и стали строить город вверх, а не вширь.

Надстройки должны дать до 4000 новых квартир.

Газета «Петербургский созерцатель», август 1911 года

* * *

Дактилоскопия и баллистическая экспертиза затянулись почти на два дня, томительных ожиданием, но тем не менее довольно деятельных, поскольку за это время прояснились и причины странного поведения супруги Владимира Гавриловича, и степень их серьезности. Вернувшись после того богатого на события дня домой, Филиппов, не дожидаясь ужина, призвал Веру Константиновну в гостиную и со всей доступной ему участливостью расспросил об утреннем инциденте. Та, видимо, проведя весь день в терзаниях и раскаянии, тут же разрыдалась на галантно подставленном плече и, всхлипывая, рассказала, что ее приятельница, супруга одного из университетских профессоров, передала ей слова своего мужа. Тот уверял, что младший Филиппов часто бывал замечен в общении с не вполне благонадежными в политическом смысле субъектами. Естественно, Вера Константиновна, оставаясь наедине с этой информацией, нафантазировала бог весть чего и уже видела сына вышагивающим по сибирскому тракту в кандалах и с бубновыми тузами на спине арестантского халата. Владимир Гаврилович торжественно пообещал во всем разобраться, поговорить с сыном, проверить информацию, используя все доступные ему средства, — и мир в семье был восстановлен, вплоть до принесения извинений обруганной понапрасну Дуняше.

Слов на ветер Филиппов бросать не привык, потому время, высвободившееся в ожидании экспертных заключений, употребил следующим образом: того самого ротмистра Кунцевича, принесшего дурную весть в «Асторию», поставил руководить опросом рядовых свидетелей событий на Литейном и Невском, Свиридову поручил сбор сведений о Зимине и Мазуровых, причем, памятуя о синем пропуске, дал указание по возможности не попадать в область внимания Охранного отделения. А сам занялся двумя списками: найденным в коричневом бумажнике и составленным по именам из партийных клятв.

Сразу выяснилась интересная особенность: часть фамилий на обоих листках совпадала, и те, что упоминались в расписках, в перечне Зимина оказались помечены галочками. Особенно отрадно было то, что подобной галочки напротив имени сына не имелось, стало быть, вполне обоснованно можно предположить, что младший Владимир связать себя с активной частью революционных кругов никакими узами не успел, а то и вовсе не собирался. Тем не менее догадку эту требовалось подкрепить. Вторгаться в профессиональную сферу жандармерии Владимир Гаврилович не думал — можно было наломать дров и после краснеть, объясняясь, но с сыном-то по-отечески поговорить ему никто не мог запретить.

Разговор состоялся в тот же вечер и, к радости Филиппова-старшего, прошел легко и даже с некоторой пользой. Ну, во-первых, Владимир заверил, что не только не состоял ни в каких политических организациях, но и разговоров о его вовлечении в оные ни Зимин, ни Мазуров, ни кто-либо другой с ним не вел. В семье Филипповых врать друг другу было не принято, и ни разу за все время это правило не нарушалось, потому Владимир Гаврилович вздохнул с облегчением. А во-вторых, большинство фамилий из более длинного списка Владимиру оказались знакомы: за исключением всего двух человек упомянутые в нем лица являлись студентами университета, причем абсолютно все — будущие юристы. Ну, последнее обстоятельство, вероятно, объяснялось тем, что Зимин преподавал на факультете, соответственно, ему проще было вербовать сторонников из своих же учеников. Но две неизвестные сыну фамилии требовалось все-таки проверить. Ни на одну из них не имелось клятв, обе числились лишь в списке «претендентов», напротив первой стояла не галочка, а крест, вторая же была безо всяких отметок.

Конец ознакомительного фрагмента.