Смерть обывателям, или Топорная работа

Игорь Москвин, 2021

Начало ХХ века. Санкт-Петербург. В одном из тихих обывательских кварталов происходят убийства. Неизвестный душегуб принялся убивать топором целые семьи. Преступления страшные, но с первого взгляда незамысловатые и не сулящие долгого расследования. Тем более за дело берется начальник сыскной полиции Владимир Гаврилович Филиппов и его бригада опытных расследователей. Однако уже с первых шагов дознание обнаруживает некоторые странности в картине преступления. Кто этот безумный маньяк? Один ли это человек? Какие на самом деле у него мотивы убивать безобидных граждан особо жестоким образом? Странностей и сложностей в деле становится всё больше, расследование уводит сыщиков далеко за пределы Санкт-Петербурга, вплоть до самой Финляндии. Нити сплетаются в тугой клубок, распутать который под силу только начальнику сыскной полиции Филиппову и его подручным.

© Москвин И., 2021

© ИК «Крылов», 2021

Глава 1

Тёплая густая кровь большими тёмно-рубиновыми каплями, а потом тоненькой струйкой потекла на руки. Страх оледенил тело, и Катерина застыла, не в силах сдвинуться с места. Сердце билось о рёбра, словно пытаясь выскочить из груди, голова стала такой тяжёлой, что зрение заволокло туманной дымкой. Женщина резко открыла глаза и проснулась. Вначале не могла понять, где находится, но потом дрожащей рукой провела по лицу, и от души отлегло. Это был только сон. Тем не менее страх не покидал.

Маленький огонёк, пляшущий в лампадке, освещал образ Спасителя, взирающего из серебряного оклада иконы.

Волнение не проходило. Катерина осенила себя крестным знамением и едва слышно прошептала:

— Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя яко на небеси и на земли.

Катерина не могла понять своего беспокойства. Племянница спала, подложив ладонь под щёку. Хозяйская дочка лежала, сбросив с себя тонкое одеяло, и тихонько посапывала. Всё как всегда. Но что-то было не так.

Квартира, в которой проживала Катерина, была небольшой и фактически состояла из разделённой невысокой перегородкой залы в два окна и коридора со стеклянной дверью. За перегородкой и спала женщина.

Она накинула на плечи платок и на цыпочках вышла в залу. Сундук, всегда запертый на висячий замок, испугал её чёрным распахнутым зевом. Катерина ойкнула и прикрыла рот рукою. Не хватило смелости посмотреть на кровать Моисея Андреевича и Авдотьи Ивановны — что-то остановило. Схватилась рукой за сердце и побежала на первый этаж, где располагались трактир и постоялый двор, которыми управлял зять хозяина. Вбежала в комнату. Только потом поняла, что не постучала. Вначале остановилась в нерешительности, но пересилила страх и с жаром зашептала:

— Михаил Семёныч, там…

— Что? А? Кто? — спросонья пробормотал ещё не отошедший от забытья управляющий. — Кто тут?

— Это я, Катерина, — прошептала женщина, не смея заговорить громче.

— Что тебе? — Михаил Семёнович спустил ноги с кровати и провёл рукой по лицу.

— Там… — кухарка махнула рукой в сторону и умолкла.

— Да постой. — Старший приказчик пошарил по столу рукой, нащупал спички.

В его руке затрепетал огонёк, осветив вокруг чёрные, ещё более сгустившиеся тени, и поплыл к лампе, которая, зашипев, вспыхнула. Михаил Семёнович подкрутил фитиль и накрыл его стеклянным колпаком. Затем сощурил глаза, кивнул:

— Ну, что тебе?

— Там, — женщина опять махнула рукой и нервно запахнула на груди платок.

— Ты толком говори, что там? — В голосе управляющего послышались нотки заинтересованности и настороженности, но не было ни грамма обычной злости.

— Я от шума проснулась, — кухарка не стала рассказывать о жутком сновидении, — вышла в залу, а там… — Она опять закрыла рот рукой.

Управляющий пошарил ногами, нащупал сапоги.

— Пошли. — Он поднял лампу, поняв, что от женщины ничего толком добиться не удастся.

Деревянный пол при каждом шаге поскрипывал. Верхняя ступенька лестницы натужно хрустнула в ночной тишине. Дверь со вставленным стеклом была приоткрыта. Управляющий потянул её на себя. Раздался железный скрежет.

«Надо бы смазать», — отметил про себя Михаил Семёнович, ступив вперед, но тут же отпрянул, едва не сбив с ног идущую следом Катерину.

— Свят, свят, свят, — быстро, с придыханием прошептал старший приказчик, правой рукой осеняя себя крестным знамением, а левой продолжая держать лампу, которая плясала, словно танцующий прихожанин у статуи святого Витта. Потом повернул голову и гаркнул звериным рыком: — Живо за полицейскими! Живо, мать твою!..

За стеной заплакал испугавшийся крика ребёнок.

Михаил Семёнович заглянул в комнату, но не стал заходить. Поморщился, словно от зубной боли, и, скользя спиною по косяку, опустился на пол.

Через несколько часов и на лестнице, и в комнатах на первом этаже было не протолкнуться от полицейских.

Первым прибыл пристав Охтинского участка Выборгской части статский советник Васильев, грузный господин лет шестидесяти. Фуражку он снял ещё на улице. Сверкая лысиной и тяжело вздыхая, начал подниматься на второй этаж. Остановился на площадке, далее пройти не посмел. С детских лет боялся вида крови. Городовой вытянулся во фрунт, взяв под козырёк. Открыл рот для приветствия. Дмитрий Дмитриевич скривился и махнул рукой: мол, тише.

— Кто там? — спросил он, казалось, в пустоту.

— Никого, ваше высокородие.

— Господи, — пристав покачал головой и с удивлением спросил: — Никто ещё не прибыл? А за всеми послали?

— Так точно.

Подождав с минуту, статский советник спустился вниз, в чайную.

Вслед за Васильевым прибыли исполняющий должность прокурора господин Таганцев и судебный следователь Ридигер. Если первый был лет сорока с небольшим, высоким и худым, с гримасой на лице, словно страдал от зубной боли, то второй — невысокого роста крепышом, с широкой грудью и не сходящей с губ улыбкой на помятом лице.

Они поприветствовали друг друга кивками и рукопожатиями.

— Отчего здесь стоите? — поинтересовался судебный следователь.

Васильев пожевал ус и скривился.

— Пусть сперва доктор осмотрит тела, ну и, само собой разумеется, сыскная полиция.

— В прошлый раз… — начал Сергей Иосифович Таганцев, но сразу же умолк, бросив украдкой взгляд на пристава. Последний был вызван на место преступления и так там наследил, что затоптал отпечатки обуви преступника, передвинул предметы с одного места на другое, отчего невозможно стало в конечном итоге понять, что произошло.

— Я помню, — тихо произнес судебный следователь и громко добавил: — А что, сыскную тоже пригласили?

— А как же! Убийства — это их хлеб, — исполняющий должность прокурора с усмешкой смотрел на Васильева. — Я слышал, что господин Филиппов довольно успешно ранее вёл дознания.

— Где? — подал голос раздраженный пристав. — В Управлении градоначальника?

— Ну…

— Вот именно, что «ну». Опыта у вашего Филиппова ни на грош, — прошипел раздосадованный пристав. Хотя некоторая польза всё-таки присутствовала: если преступник не будет обнаружен, то ответствовать перед директором Департамента полиции действительным статским советником Лопухиным придётся начальнику сыскной полиции. И не важно, что Владимир Гаврилович назначен исполнять должность всего три месяца тому назад, на этот счет поблажек нет никому, тем более что всего через две недели состоятся торжества по случаю двухсотлетия основания столицы.

— Говорят, — Ридигер смотрел на Васильева, — что, будучи прокурором Радомской губернии, господин Филиппов проявил себя в расследовании нескольких убийств, поимке банды фальшивомонетчиков и…

Пристав поморщился и отвернулся.

С первого этажа донеслось приветствие одного из полицейских новоприбывшему. Послышались быстрые шаги по ступеням.

— Здравствуйте, господа!

Новоиспечённый начальник сыскной полиции не отличался высоким ростом, более напоминал фигурой плотного телосложения циркового борца, имел круглое лицо, на котором выделялись густые усы, а голова его была посажена природой на толстую шею. Его проницательные глаза, казалось, помечали всё и запоминали все мелочи. Владимир Гаврилович имел опыт расследования, будучи в должности судебного следователя вначале в Оренбургской, затем — в упомянутой Радомской губерниях. Дела через его руки проходили разные — и простые, и сложные, — но в каждом из них Филиппов проявлял не только природную смекалку, но и способность к рассуждению, именуемую логикой.

— Доброе утро, — первым произнес пристав. Голос звучал равнодушно и устало.

— Мы кого-то ждём? — поинтересовался Филиппов.

— Доктора, — ответил Ридигер.

— Вы сегодня один? — Васильев смотрел мимо Филиппова, вроде бы обращался к нему, а получалось, задавал вопрос в пустоту.

— Нет, — спокойно ответил Владимир Гаврилович. Ему уже доводилось слышать о неприязни некоторых петербургских приставов, метивших на должность начальника сыскной полиции. — Должны с минуту на минуту появиться чиновники для поручений и доктор.

— Вы вызвали своего?

Филиппов пожал плечами.

— Два мнения лучше, чем одно.

— Ну-ну, — скривил губы в недоброй усмешке Васильев.

Но прежде чем доктора приступили к осмотру тел, в залу вошли чиновники для поручений сыскного отделения: коллежские регистраторы Михаил Александрович Лунащук и Мечислав Николаевич Кунцевич.

— Господа, — обратился к присутствующим начальник сыскной полиции, — вы уже с кем-нибудь беседовали?

— Нет, — язвительно произнёс пристав, — ждали вашего указания.

Филиппов постарался не обращать внимания на колкости Васильева, но щека предательски дрогнула.

— Тогда разрешите мне приступить к исполнению обязанностей, — он наклонил голову и отошёл в сторону.

— Зачем вы так, Дмитрий Дмитриевич? — посмотрел на пристава судебный следователь. — Господину Филиппову предстоит, как мне кажется, нелёгкая неделя. Притом торжества… — И покачал головой.

Васильев ничего не ответил.

Владимир Гаврилович поинтересовался, кто нашёл тела и поднял тревогу. Оказалось, первой почувствовала неладное кухарка, которая спала за перегородкой. Именно она подняла с постели зятя хозяина.

Женщина назвалась Катериной. В руках она теребила угол платка и периодически вытирала слёзы, текущие по щекам.

— Мне, — заговорила она, — ночью сон страшный приснился. Вот я и пробудилась со страху, мокрая от пота. Вставать не хотела, но кто-то будто под руку толкнул. Накинула на плечи платок и в залу вышла. А там сундук открытый…

— Открытый? А что в том такого? — спросил Владимир Гаврилович.

— Так в том и дело, что он всегда на замок заперт был, а тут… Так я сразу за Михал Семенычем побежала…

— Почему за ним, а к хозяевам не стала подходить? — удивился Филиппов.

— Так сама не знаю, — покачала головой Катерина.

— Значит, ты ничего подозрительного не слышала?

— Нет, говорю ж, проснулась от крови…

— Крови?

— Ой, господи, страху я натерпелась! Во сне мне кровь привиделась, на руки, на платье течёт, паром исходит. — Женщина закрыла платком рот, голова её дёрнулась, словно сейчас с ней происходило то же, что случилось ночью.

— Было темно? — Начальник сыскной полиции внимательно смотрел на кухарку. Та явно не понимала вопроса. — Ночью темно. Как ты рассмотрела, что сундук вскрыт?

Катерина недоуменно посмотрела на Филиппова и пояснила:

— Сейчас же светлые ночи.

— Стало быть, ты увидела открытый сундук и побежала за Михаилом Семёновичем?

— Так и было.

— Ты вчера ничего подозрительного не видела?

— Я же целый день на кухне, да и народу у нас, что ни день, то толпами ходят. Извините, ведь каждого не почтишь вниманием, да и не запомнишь.

— Тоже верно. Скажи, как относился хозяин к зятю?

Женщина пожала плечами и позволила себе улыбнуться.

— Как к зятю.

— Плохо, что ли?

— Почему же? Когда Мария при родах померла…

— Мария?

— Ну, да. Дочь Моисея Андреича, — Катерина смахнула со щеки слезу. — Вот когда она померла, так отношение хозяин переменил. Ведь единственная дочка была. Ан вон как вышло.

— Когда Мария умерла?

— Четыре… да, четыре года тому.

— Значит, раньше отношения были не очень хорошие?

— Были, — женщина покачала головой. — А как бы вы отнеслись, ежели единственная кровиночка вышла замуж за голодранца?

Филиппов молчал.

— Своевольная она была.

— Стало быть, потом отношения наладились?

— Моисей Андреич во внучке души не чаял, вот и зятя к себе приблизил. Не раз говорил, что есть теперь, кому дело оставить.

Племянница Катерины, девица пятнадцати лет с развитой грудью, смазливым личиком и толстой косой до пояса, ничего нового добавить не смогла. Крепко спала и не слышала подозрительного шума. Её разбудил зять хозяина.

Михаил Семёнович сидел на скамье, облокотившись на столешницу. Перед ним стоял прямоугольный полуштоф зелёного стекла и налитая до краёв медная чарка с узорами по бокам. Старший приказчик поднял на начальника сыскной полиции серые глаза с чёрными как смоль зрачками. Широкие плечи опустились, на лице под густой бородой заиграли желваки.

— Такие вот дела, — произнёс Михаил Семёнович и в один глоток выпил содержимое чарки. Поднёс к носу рукав и тяжело вздохнул. — Был человек, ходил по земле, планы строил, улыбался, хотел новый дом заложить, внучку воспитать. А тут пришёл другой… изувер и жизнь походя забрал. Просто так, ни за понюшку табаку.

Зять потянулся за штофом, но Владимир Гаврилович опустил руку на его плечо.

— Пока не стоит. Этим вы им, к сожалению, не поможете.

Старший приказчик смахнул руку и зло прошипел:

— Вы, что ль, злодея словите?

— Надеюсь.

— То-то, что надеюсь, — передразнил Михаил Семёнович. Потом спохватился: — Вы уж меня простите, сам не ведаю, что говорю, — и поднялся со скамьи. — Простите, с кем разговариваю?

— Владимир Гаврилович Филиппов, начальник сыскной полиции, — отрекомендовался полицейский чиновник.

— Стало быть, вы будете вести следствие по делу об убийстве моего тестя и его жены?

— Дознание.

— Что?

— Дознание, а не следствие. Полиция ведет дознание, — пояснил Владимир Гаврилович.

— Какая разница? Дознание, следствие… Вы же будете искать убийцу?

— Да, будем.

— Так найдите изверга, пока он ещё чего-нибудь не сотворил! — с жаром произнёс Михаил Семёнович.

— Скажите, в последнее время чего-нибудь необычного не замечали?

— Необычного? — вместо ответа переспросил зять убитого.

— Подозрительных людей? Не ссорился ли…

— Моисей Андреич, — подсказал Михаил Семёнович.

— Не ссорился ли Моисей Андреевич с кем-либо?

— Ну, люди у нас разные бывают, всё-таки трактир. На кого ни посмотришь, так каждый подозрительный. А ссоры, — усмехнулся старший приказчик, — так пьяных приходится на улицу выставлять, чтоб не буянили.

— А вчера?

— Да как обычно. Закрылись за час до полуночи. Моисей Андреич поинтересовался, закрыли ли мы трактир. И после ушёл к себе спать.

— В комнате, где спали Андреевы, вскрыли сундук. Что там хранилось?

— Видимо, деньги и украшения Авдотьи Ивановны.

— Вы точно не знаете?

— Отчего же? Тесть… Он стал мне отцом, — старший приказчик смахнул набежавшую слезу. — Так вот, он не слишком доверял банкам всяким и конторам, хранил все имеющиеся деньги в сундуке. Говорил, под бок положишь — целее будут.

— И о какой сумме шла речь?

— Я думаю, тысяч с пятьдесят там было.

— А украшений?

— Вот этого не знаю.

— И не можете описать золотые украшения, которые там были?

— Нет, — покачал головой старший приказчик, — я, простите, не обращал внимания на эти игрушки, — добавил он с какой-то злостью.

— Но там наверняка хранились и украшения вашей жены?

— Не знаю, — сверкнул глазами старший приказчик и отвернулся.

— Скажите, Михаил Семёнович, кто мог знать, что ваш тесть хранит деньги в сундуке?

Тот задумался, наморщил лоб — хотел, видно, что-то сказать, но только пожал плечами.

— Вы же содержите не только трактир, но и постоялый двор?

Михаил Семёнович кивнул.

— Сколько вчера остановилось у вас жильцов?

— Как обычно.

— Так сколько человек?

— Тринадцать.

— Значит, ничего подозрительного в последние дни не происходило?

— Говорю же вам, всё как обычно.

— И вам Моисей Андреевич ни о каких своих тревогах не говорил?

— Нет, — старший приказчик покачал головой.

Прежде чем подняться на второй этаж, Филиппов обратился к Катерине.

— Ты не припомнишь, какие украшения были у хозяйки? Наверное, не раз видела, когда Авдотья Ивановна их надевала?

— Отчего же? Помню. Брошь с красным большим камнем… — начала перечислять кухарка.

— Благодарю, — сказал Владимир Гаврилович, — позже придёт чиновник для поручений и всё запишет.

Поднявшись на второй этаж, Филиппов не застал ни судебного следователя, ни пристава, ни исполняющего должность прокурора — они спустились в трактир, чтобы угоститься горячим чаем. Но, будучи на первом этаже, Владимир Гаврилович не видел, чтобы государственные мужи находились в просторной зале заведения.

— Чем порадует медицина? — спросил начальник сыскной полиции у старшего врача врачебно-полицейского управления Петра Назаровича Стеценко.

Статский советник достал из кармана бархотку, снял очки и начал протирать стёкла.

— Обрадовать, говорите, — в тон Филиппову произнёс врач. — Я не понимаю, как это возможно. Комната не очень большая, — он указал рукой, — кровать, диван, шкаф и сундук.

— Вижу. И что?

— Диван стоит ближе к выходу, у самой двери. На нём спала женщина, мужчина — у окна на кровати. Так вот, женщина была убита первой…

— Вы хотите сказать, что убийца перелез через хозяина, занялся его женой, а потом…

— Ну, выводы делать вам. Но посудите сами: женщине нанесены две колотые раны. Я не готов с уверенностью сказать, каким оружием убиты ваши горожане. Но… скорее всего, топором или чем-то похожим. Лезвие широкое и острое.

— Неужели вы смогли установить точное время убийства?

— Нет, обычная логика. Первый удар, нанесенный хозяйке, стал смертельным. Лицо у нее совершенно спокойное. А вот мужчина… Моисей Андреевич лежит на постели. Голова его глубоко вдавлена в подушку. Причём лицо так обезображено и окровавлено, что представляет собой бесформенную массу. На голове две глубокие раны. Всё лицо и грудь были в крови. Кровь даже просочилась сквозь подушку, тюфяк и скопилась под кроватью на полу в виде значительной лужи. Положение тела неспокойное, будто хозяин старался перед смертью встать. Одна нога спущена с кровати. Поэтому я и делаю такой вывод.

— Но тогда, — Филиппов указал на окно, находящееся над кроватью хозяина, — преступник должен был открыть окно, перелезть через мужчину, убить хозяйку и только потом вернуться к Моисею Андреевичу.

— Простите, Владимир Гаврилович, дознание по вашей части. Я же только указываю, как были умерщвлены хозяева. — Стеценко пожал плечами, потом добавил: — Но мне кажется, что я прав.

— Пётр Назарович, я не оспариваю ваших знаний. Просто в связи с вашими же словами возникло некоторое… — Филиппов умолк.

— Так что возникло? — спросил нетерпеливо врач.

— Нет, это я так… — Владимир Гаврилович, прищурившись, смотрел в стену. — Одна безделица… Так вы говорите, женщина умерла от первого удара, а мужчина…

— В том-то и дело, что он мог позвать помощи или застонать от боли.

— А за стенкой, — начальник сыскной полиции жестом указал на тонкую перегородку, не достающую даже до потолка, — никто ничего не слышал. — Филиппов на миг застыл, потом, словно очнувшись ото сна, произнёс: — Странно.

— Что вы сказали?

— Это я так, о своём.

— Я полагаю, тела можно везти на вскрытие? — в голосе врача слышался то ли вопрос, то ли утверждение.

— Да-да, — ответил Филиппов, — сейчас распоряжусь.

Владимир Гаврилович прошёл коридором и остановился на пороге комнаты, разделённой не доходящей до потолка перегородкой на две неравные части. В большей стояла кровать, на которой навечно упокоился Моисей Андреевич. В луже крови мокло одеяло, небрежно откинутое в сторону и свисавшее чужеродным предметом с ложа смерти. Дверцы шкафа и комода, сиротливо притулившихся у перегородки, были закрыты. Только открытой тёмной пастью беззубо улыбался у противоположной стены сундук; рядом с которым валялись в беспорядке какие-то вещи. Ближе всего стоял диван с телом хозяйки.

Начальник сыскной полиции прошёлся по комнате, остановился у одного из окон. Крыша пристройки находилась на аршин ниже, так что преступник мог без особого труда пробраться в комнату убитых.

Владимир Гаврилович вопросительно посмотрел на Кунцевича, чиновника для поручений. Тот понял невысказанный вопрос и покачал головой.

— Нет, мы тоже так думали, но пока никаких следов не обнаружено.

— Неужели убийца проник в дом другим способом?

— Владимир Гаврилович, затрудняюсь сказать. Всё, конечно, указывает на то, что убийцы, — Мечислав Николаевич выделил последнее слово, — проникли в дом через открытое кухонное окно первого этажа, но…

— Есть сомнения?

— Определённые есть.

— И какие?

— Разрешите их высказать позже? Хочу кое-что уточнить.

— Хорошо. Орудие убийства не обнаружили?

Кунцевич отрицательно покачал головой.

Филиппов спустился на первый этаж и поинтересовался у пристава, отправлял ли тот полицейских для опроса соседей: может быть, кто-то видел что-либо подозрительное или незнакомых людей.

— Только собирался. — Дмитрий Дмитриевич отвернулся.

— Не сочтите за труд распорядиться. — Владимир Гаврилович скорее догадывался об отношении к нему пристава, нежели знал точно. Поэтому улыбнулся сквозь густые усы и подсластил просьбу: — Ваши люди хорошо знают соседей и сумеют их разговорить.

— А ваши не смогут?

— Смогут, но вашим это будет сделать сподручнее. Повторюсь: ваши люди лучше знают околоток, в котором несут службу.

Орудие убийства так и не нашли. Обыскали прилегающие к дому хозяйственные пристройки и сарай. Даже в дровянике не оказалось топора. Зять убитого и работники трактира утверждали, что несколько дней назад видели его висящим на стене, когда брали поленья на растопку кухонной печи. А теперь как корова языком слизала. Создавалось впечатление, что убийца или убийцы забрали его с собой. Но с какой целью? Понятно, что могли бы унести более ценные вещи. Но топор? Это казалось довольно странным.

Более никаких следов обнаружено не было.

Два трупа, застывшая кровь, вскрытый сундук — и больше ничего.