Купание железного коня. Степные рассказы

Александр Николаевич Филатов-Тоцкий

«Купание железного коня» – очередная книга прозы оренбуржца Александра Филатова. Автор известен и как поэт – его сборники стихов выходили в Челябинске, Калуге и Оренбурге. Лауреат конкурса им. Валериана Правдухина.

Кисточка непризнанного гения

Рассказ

Три дня художник Андрей Иванов ни на что не реагировал — не ел, не пил, на дверные и телефонные звоны не отзывался.

Потом стало ещё хуже — выяснилось, что и на улицу он не выходит, по квартире бродил мало, даже матери родной сегодня дверь не открыл.

Ещё через некоторое время мать заметила, что пальцы Андрея немного распухли, покраснели, а потом ладони нет-нет, да и стали скрючиваться. Было видно, что сына иногда терзают судороги. И в речи его появилась лёгкая картавость, которой отродясь не было.

Наливая чай, Андрей обдал кипятком свои ноги. Из его рук то и дело падали вилки, ножи, ложки, еда…

— Что с тобой, Андрюша? Мне кажется — тебе пришла пора подлечиться…

— Не пришла.

— Пришла, пришла. Я же вижу, каково тебе сейчас. Давай сходим к врачу.

— Да не надо. Я сам, если надо, вылечусь. Раз плюнуть!

Протестуя, Андрей бодро подсел к мольберту, зарядил его ватманом, сделал пару штришков карандашом, но он предательски выпал из руки. И тут мать услышала отчаянный вопль и чуть ли не скрежет зубовный, а также мат, как ей, быть может, показалось…

— Что у тебя, Андрюша?

— Ничего, ничего.

А ведь совсем недавно всё у Ивановых было хорошо. У Андрея наброски, зарисовки, почеркушки, эскизы и этюды текли полноводной рекой. Шла бесконечная работа над картинами. Внушительная серия новых портретов заполняла мастерскую. А вне дома — постоянные выставки сменяли одна другую. Эпизодические встречи с друзьями и любителями живописи не давали покоя. Из городского музея просили несколько работ для новой экспозиции.

И вдруг бурная жизнь закончилась. И не от амурных страданий, как можно было подумать матери, мечтающей о внуках. А так — без причины.

А началось, наверное, в тот день, когда сын долго искал нужную кисточку и не находил. Он проверил все места, где она могла быть, все самые запылённые уголки мастерской — кисточки не было.

— Мам, — наконец сын решил задать матери вопрос. — ты-то мои кисти не берёшь, я думаю? Пропала самая важная — для глаз, для самых тонких деталей.

— Да, что ты, сынок, господь с тобою. Когда я брала у тебя инструменты? Ты тут даже уборку мне не доверяешь. И не захожу, и не беру ничего никогда.

— И куда ж она пропала? У меня работа без неё не ладится…

— Ищи и найдёшь.

Вечер того дня сын встретил в любимом кресле, молча, и свет не включил, когда стемнело.

Подумать только, из-за мелочи, из-за какой-то маленькой кисточки остановилась большая работа — заказ на картину во Дворец бракосочетания. Творческий заплыв закончился внезапной остановкой, и художник пошёл ко дну. Он вдруг осознал, что где-то не так жил, не всегда делал, что надо и как надо. Трудом и скандалами добился маломальского признания, и всё коту под хвост! Кроме мамы, никого в семье нет. Не все картины вызывают интерес и восторг у зрителей, а в каждую вложен титанический труд. Это только казалось, что работается легко, с удовольствием. Лёгкость базировалась на приобретённом с годами мастерстве и на молодом напоре. По большому счёту настоящим ценителем его работ всегда была только мама. А вокруг — лишь романтический туман…

Вспомнилась Надя. Как она была грациозна и красива! И талантлива! Однажды на курсовом просмотре студенческих работ они прошлись рядом, а потом шли почти вместе до завершения просмотра. Вместе оказались на остановке, домой ехали в одном трамвае. Андрей заметил, что Надя иногда поглядывала на него. Но встретившись с пристальным взглядом, они отводили глаза в сторону. Наверное, чтобы не увидеть больше, чем надо художнику… Дня через два Андрей решил, что Надя — это соблазн. Художник должен жить и работать один. Два художника в одной мастерской — беда! Их роман несостоявшийся закончился быстро, рационально. Всяк остался при своих интересах. И Надя молчаливо поддержала его. А после завершения сразу вышла замуж, говорят, за какого-то заводского электрика.

После Нади Андрей сближался со многими девушками, но ни одна не замутила его разум до сумасшествия, и слава богу, как говорит мама. Но Андрей-то знал, чего по-настоящему мама хочет — его устроенности и внуков.

И хозяин из него никакой! Дачи нет, гаража и машины нет. Квартира, и та — мамина. На срочной службе в армии предлагали сделать военную карьеру — не решился! После службы предлагали стать фотографом — не пошёл. На заводе не прижился… Сколько было разных возможностей, а начинающий художник рвался учиться искусству. И мать терпела его желания, потакала им, содержала его…

После института круг устройства на работу завёлся снова. Автомастерская, где нужен был художник-оформитель, ему не подошла — ничего интересного для живописца. Кружок-студия при Доме культуры — тоже не подошёл. Извели всю душу отчетными бумагами, порицаниями за пропуски учащихся и малой зарплатой. Сколько ценного трудового времени терялось в мелочных заботах!

Кое-как, понемногу стал получать заказы от художественного фонда. Тут-то дело и пошло, но удовлетворения всё равно не было. И Андрей всё чаще задумывался: как это художники прежних времён трудились по своему плану без творческого союза и должностных окладов?

А как он надоел маме своими претензиями! Ведь она жила только его заботами. Впрочем, и житьё с нею ему порядком надоело: ежедневно одно и то же. То сварит что-то не то, не так, то продукты не те. То обидное что-то скажет. Порою кажется, что она после отца только потому замуж не вышла, что страстно желала сыну досадить за его неправильную жизнь. Действительно, чего ждать от бывшей крановщицы, которая после ремеслухи никакой другой жизни не видела и не знала? Сын для неё был гением, пока ещё непризнанным, но с большой перспективой. Вот и вкладывала она свои малые силы в его большое искусство. Где шлепком, где подзатыльником, досыта кормила картошкой и хлебом, стирала и штопала, читала нотации и в мечтах представляла время, когда её сын станет великим, как Репин, и заведёт, наконец, семью.

Утром мать подошла к сыну и сказала: — Ты не эту кисточку искал?

Андрей так и подпрыгнул в кресле: — Эту! Мой «мышиный хвостик»! А ты зачем её брала?

— Не брала я её. Ты сам оставил кисточку в цветочном горшке на кухне. Вижу — землю взрыхлил…

— Не помню. Это я машинально сделал. Теперь лицо невесты допишу! — закричал он взволнованно.

Утонувший, было, творец вынырнул из депрессии, и ночные переживания потеряли свою силу. Поэтому он устроился в кресле удобнее и крепко заснул.