Лиррийский принц. Хроники Паэтты. Книга III

Александр Николаевич Федоров, 2018

Многие тысячи лет миру Паэтты угрожает вселяющая ужас империя Тондрон. Её императоры давно уже стали мифическими персонажами, внушающими страх. И уж подавно никто не сможет вспомнить – кем был первый император-маг Драонн до того, как встретил свою судьбу. Роман повествует о событиях, случившихся более чем за 7000 лет до времён, описанных в первых двух книгах цикла, и позволяет окунуться в уже знакомый, но одновременно и абсолютно чужой читателю мир, каким он был во времена великой Кидуанской империи.

Глава 4. Ратуша

Остаток зимы не принёс ничего особенного. Красноверхие больше не появлялись у стен замка, а из магистрата прибыл мелкий судейский чиновник, который, скорбно кивая и делая пометки в какой-то небольшой книжечке, выслушал рассказ Драонна. Затем он сам что-то говорил, но принц не понимал и половины сказанного.

Драонна всегда восхищал язык судейских. Кажется, он был придуман специально для того, чтобы вуалировать свои мысли потоком непонятных терминов. Это было целое искусство — говорить бессмыслицу, и при этом в любой момент суметь её истолковать так, что ты начинал себя чувствовать полным идиотом оттого, что не понял этого раньше.

В данном случае, кое-как продираясь сквозь дебри слов, монотонно высыпающихся изо рта чиновника, принц понял, что магистрат очень сожалеет о случившемся, что он предпримет все меры, что виновные будут наказаны, что принц Драонн — уважаемый гражданин империи… Ну и всё такое прочее. Слушая этого крючкотвора, владелец Доромиона отчётливо понимал две вещи.

Первое — им нисколько не жаль. Никому, начиная от этого тихоголосого чиновничка и заканчивая председателем магистрата. Им плевать, и если красноверхие сожгли бы замок, они вряд ли сильно огорчились бы. Ну а второе — то, что этот представитель магистрата приехал в Доромион сам, было вовсе не знаком особого расположения и уважения, как бы не уверял его этот судейский в обратном. Просто Драонну не захотели выдать пропуск.

Когда чиновник уехал, принц долго сидел в одиночестве у камина, и мрачность его мыслей красноречиво отражалась на хмуром лице. После инцидента с красноверхими Ливейтин уже приказал удвоить караулы, а всем фермерам строго-настрого было велено отправить домочадцев в замок, да и самим обязательно возвращаться к ночи, благо особых дел на фермах сейчас всё равно не было. Но Драонн понимал, что этого недостаточно. Власти дали понять, что они смотрят на происходящее сквозь пальцы, а это значит, что в следующий раз вновь придётся рассчитывать лишь на себя.

Главное — не поддаться на провокацию. Сами по себе красноверхие замку были не страшны. Даже троекратно большее войско не сумеет взять замок штурмом — в этом принц был абсолютно уверен. Хуже будет, если в следующий раз эти подонки спровоцируют нападение — пожгут фермы, захватят заложников. Драонн был уверен, что если он прольёт хоть каплю их поганой крови — вскоре ему придётся иметь дело уже с регулярной армией. А тогда уже расклад будет совершенно иным.

Пока же Драонн понимал одно — скоро наступит весна, а это значит, что кровь польётся с новой силой.

***

Когда в Доромион пришла новость о том, что Лейсиан и Волиан схвачены, Драонн сперва в это не поверил. Месяц весны¹⁰ подходил к концу, но, несмотря на пессимистические ожидания, красноверхие так и не появились больше на его землях, хотя из Ревии приходили смутные вести о новых столкновениях. Кажется, императору всё это порядком надоело, и он решил как можно скорее покончить с мятежниками.

Драонн слышал, что в Ревии устраивают облавы на беглых предводителей восстания, что замок Волиана разрушен придворными магами до основания, что схвачен Терадиан, стремянный и правая рука мятежного принца. Что из этого соответствовало действительности, а что нет — понять было невозможно. Для этого нужно было иметь куда более разветвлённую сеть шпионов, или куда более крепкие связи.

И всё же одно дело схватить какого-то стремянного, и совсем иное — пленить вожаков восстания, которых Драонн уже начал считать неуловимыми. Сложность для императорской армии состояла в том, что Ревия была почти сплошь покрыта древними лесами, в которых лирры чувствовали себя не в пример вольнее людей. Найти среди этих лесов небольшой летучий отряд было не проще, чем отыскать иголку в стоге сена.

Однако вскоре новости подтвердились. Из магистрата прибыл гонец, доставивший запечатанный пакет. В этом пакете оказалось короткое послание, в котором извещалось о поимке опасных государственных преступников. Письмо было неперсонифицировано — судя по всему, этот текст был размножен трудолюбивыми писцами и разослан сразу всем лиррийским принцам, проживающим в Сеазии.

Текст, написанный аккуратным каллиграфическим почерком, не мог передать эмоции, однако Драонн буквально ощущал, каким самодовольством и злорадством истекают эти строки. После воспевания оды императору и его доблестным войскам, после описания гнусности преступления, свершённого неблагодарными представителями лиррийского народа, а также после ликования по поводу того, что оные теперь понесут заслуженную кару, магистрат приглашал представителей лиррийской знати прибыть в Шедон в двадцать шестой день месяца весны. Зачем — не уточнялось, но это было ясно и так.

Принц Драонн понимал, что теперь его, а также его товарищей-лоялистов ожидает самая унизительная процедура. Очевидно, их заставят подписать какие-то бумаги, осуждающие схваченных мятежников, а возможно — ходатайствующие об их скорой и по возможности мучительной казни. В тот миг, когда лоялисты отказались поддержать лейсианцев, они прошли лишь первый этап испытаний на преданность короне. Сейчас их ждал второй, и куда более неприятный.

При всём этом ехать было нужно. И ради будущего своего народа нужно было сделать всё, что потребуют люди. А люди, как известно, не отличаются особенным великодушием.

***

Уже почти у самых ворот Шедона Драонн, который скакал на своём любимом жеребце во главе небольшого отряда в полдюжины илиров, заметил ещё одного лиррийского принца, чей надел находился неподалёку от его собственного. Это был Перейтен Бандорский, по возрасту примерно равный его отцу и бывший с Астевианом во вполне дружеских отношениях.

Драонн не виделся с принцем Перейтеном со времён похорон отца, но питал к нему уважение. Тот же, в свою очередь, тоже вполне дружески поклонился молодому принцу, когда заприметил его.

— Не составите ли мне компанию, друг мой? — после взаимных приветствий обратился Перейтен к юноше.

— Почту за великую честь, милорд, — Драонн и в самом деле был обрадован и польщён подобным предложением — ему было не по себе, и общество умудрённого опытом илира было как никогда кстати.

— Как думаете, какие унижения они для нас придумают? — тон Перейтена был вроде бы легкомысленным, но глаза оставались суровы, а складки у переносицы глубоки.

— Не думаю, что они посмеют, — покачал головой Драонн, хотя сам, конечно, считал с точностью наоборот.

— О, ещё как! — горько усмехнулся Перейтен. — Ведь если не сейчас, то потом, возможно, им ещё долго придётся ждать удобного случая. Как только жизнь вернётся в привычное русло, мы вновь станем вельможами империи, пусть и принадлежащими к иной расе. Тогда уже эти чернильные лягушки не смогут глядеть на нас свысока. Так что они постараются насладиться моментом. Это же люди, — с нескрываемым презрением добавил он.

— А вы думаете, что жизнь вернётся в прежнее русло?

— А куда же ей ещё деваться? Нас с вами пока что не убили, а это значит, что скоро придётся договариваться и, наверное, делать вид, будто ничего и не было. Лично я приложу все силы, чтобы забыть всё произошедшее как можно крепче.

Их разговор был прерван лейтенантом городской стражи, который остановил кавалькаду, чтобы проверить пригласительные бумаги. Даже сейчас запрет на въезд в город для лирр всё ещё действовал. Оба принца предпочли сделать вид, что это их нисколько не задело, спокойно протянули свои приглашения, устно указав количество илиров, сопровождавших их, после чего лейтенант довольно небрежно махнул рукой в сторону ворот: проезжайте.

— Вот вам и подтверждение моих слов, друг мой, — криво улыбнулся Перейтен. — Даже самая мелкая шавка стремится куснуть нас за пятку.

— Нужно терпеть, — глухо произнёс Драонн. — Сейчас, когда есть надежда, что война вот-вот закончится, нельзя дать им лишний повод.

— Вы правы. Увы, большинство наших сородичей посчитали бы нас трусами за такие слова. Я знаю, что частенько говорят у вас за спиной.

— О, мне говорили это и в лицо, милорд, — усмехнулся Драонн. — А если уж за спиной — так и пусть себе! Мне это даже несколько льстит — коли перешёптываются за спиной, значит не смеют сказать в глаза.

— Отличные слова! — одобрительно кивнул Перейтен. — Сказать по правде, я думаю, что вы — самый смелый илир из всех, кого я знаю. И уж, во всяком случае, куда смелее меня.

— Ну тут уж вы явно преувеличили, милорд! — рассмеялся Драонн.

— Вовсе нет. Храбрость ведь бывает двух сортов. Первая несёт тебе доблесть, почёт и уважение. Такая храбрость легка и приятна. Другая же приносит тебе презрение и насмешки. Это — храбрость идти против мнения большинства. Это — храбрость казаться трусом в глазах глупцов, не умеющих отличить трусость от мудрости. И именно этой храбростью обладаете вы, и, увы, её начисто лишён я, хотя и прожил на свете втрое дольше вас.

— Мне весьма лестны ваши слова, милорд, — серьёзно проговорил юный принц. — И я рад, что вы не судите обо мне так опрометчиво, как другие.

— Таких илиров как мы, друг мой, судить будет история. И уж она-то расставит всё по своим местам. В этом невидимом никому музее каждый из нас будет стоять на своей полочке, и у каждого будет табличка, где будет правдиво написано, что это за экспонат.

Драонн улыбнулся столь живописному сравнению. Кавалькада тем временем пробиралась не слишком широкими улочками Шедона к центру, к ратуше. Лирры то и дело ловили недобрые, а иногда и откровенно враждебные взгляды горожан. Очевидно, не будь за спинами принцев дюжины вооружённых илиров, одними взглядами дело могло бы и не ограничиться. Всё-таки сломанное единожды вновь починить уже непросто.

Теперь, под этими тяжёлыми взглядами прохожих разговоры сами собой затихли. Лирры ехали молча и настороженно, то и дело озираясь по сторонам. Лишь врождённая гордость не давала им ещё и оборачиваться на всякий случай.

Уже неподалёку от ратуши Драонну и Перейтену попалась ещё одна делегация. Это был принц Телеонн Паэлийский, чьи владения узкой полоской лежали прямо вдоль побережья Западного¹¹ океана. Телеонн, будучи лишь немного моложе Перейтена, весьма отличался от него характером. Он был болезненно горд и вспыльчив, однако при этом и несколько трусоват, что ещё сильнее обостряло его чувство собственного достоинства.

Телеонн никогда не входил в число почитателей нового владельца Доромиона, да и с Перейтеном они были не в ладах, поэтому сейчас он ограничился лишь довольно небрежным кивком издали, и даже не произнёс обычных приветственных слов. Собственно, это не слишком-то задело парочку принцев, поэтому они так же холодно кивнули в ответ, и этим и ограничились.

— Как бы не натворил он сейчас дел, — обеспокоенно шепнул Драонн.

— Не отважится, — так же тихо ответил Перейтен. — Если бы у него хватило смелости, он ушёл бы в Ревию ещё прошлым летом. Я больше опасаюсь за Делийона — вот у кого язык без костей и кровь не жидка.

Делийон Тенедорионский был одним из семи принцев Сеазии, и по возрасту он едва превосходил Драонна. Молодой и горячий, он не ввязался в авантюру Лейсиана лишь благодаря лорду Тавиану, своему дяде по материнской линии, который заменял ему отца. И сейчас дерзкий принц вполне мог что-нибудь такое ляпнуть, что, попав на незажившую рану, может вновь её разбередить. Особенно если Тавиана, его дяди, не будет рядом.

Драонн и Перейтен прибыли загодя — до обозначенного в приглашении времени оставалось ещё около часа. Однако, в ратуше уже было движение людей, явно несвойственное для провинциального города. Более того, оказалось, что они прибыли не первыми. Когда какой-то клерк провёл их в зал заседаний, Драонн увидел там ещё двух принцев.

Одним из них был Гайрединн Кассолейский, старейший из всех принцев Сеазии и пользующийся среди них заслуженным уважением. Гайрединн вполне успешно разменял уже двадцать четвёртый десяток, но всё ещё был полон сил и величия.

При виде второго Драонн непроизвольно внутренне сжался и на мгновение почувствовал холодную сосущую боль в грудине. Принц Глианн Палторский как раз был тем самым илиром, что убил на той злосчастной дуэли его отца. С тех пор Драонн видел его лишь однажды — во время похорон.

Виновником дуэли был отец, а точнее — его грубое чувство юмора и вспыльчивость. Дуэль проводилась честно и по всем правилам. Более того, Глианн клялся, что не хотел убивать своего соперника. И действительно — роковой удар, разрезавший сонную артерию, был нанесён случайно — меч Глианна скользнул по лезвию Астевиана, когда рука последнего дрогнула при неловком парировании. И рана оказалась слишком глубока, чтобы смог помочь даже присутствовавший при дуэли лекарь.

В общем, претензий к Глианну быть не могло, да и сам Драонн неоднократно заверял, что не винит принца в смерти отца, но… Положа руку на сердце, разве в силах разумного существа не винить того, кто убил его близкого илира? Поэтому, хоть юноша и пытался всеми силами это скрыть, но вид Глианна был ему неприятен.

Тот, заприметив среди вошедших Драонна, тут же встал и направился к нему, чтобы поприветствовать. Это было весьма учтиво, поэтому Драонн постарался ответить с не меньшей учтивостью. Было видно, что Глианн до сих пор сожалеет о случившемся, и это отчасти искупало содеянное.

Поскольку в зале было полным-полно судейских, никаких особенных разговоров лирры не вели. Поприветствовав друг друга, Гайрединн и Перейтен завели какую-то светскую беседу, Глианн с видимым облегчением стал о чём-то переговариваться с Телеонном. Драонн же, пользуясь тем, что от него на время все отстали, уселся в уголочке и о чём-то задумался.

Через какое-то время появился упоминаемый ранее Делийон, к счастью, в сопровождении дяди, а последним явился Веилион Честнорский, чьи владения граничили с землями Драонна, но при этом они оба взаимно избегали общения друг с другом. Теперь все лиррийские принцы провинции были в сборе, а поскольку секретариат магистрата также присутствовал в полном составе, то заседание было начато несколько ранее со всеобщего одобрения.

— Милорды, благодарю за то, что приняли приглашение и явились сюда, — начал первый секретарь магистрата. — Уверен, вы знаете о причинах, что повлекли ваше приглашение. Я предлагаю сразу перейти к делу, чтобы не задерживать вас сверх необходимого.

— От имени всех моих сородичей я принимаю ваше предложение, секретарь Дарги, — величаво произнёс Гайрединн Кассолейский.

— Ни для кого из вас не секрет, что восстание мятежников Лейсиана и Волиана захлебнулось, — кивнув в ответ, продолжил секретарь. — Оба они схвачены и теперь направляются в Кидую, если уже не доставлены туда. Конечно, кое-какое сопротивление ещё имеет место быть, но теперь это уже вопрос времени. В связи с этим его величество император Родреан предлагает вам, главам знатных лиррийских домов, подписать ходатайство.

— Ходатайство на предмет чего? — вновь от лица всех спросил принц Гайрединн, хотя по его собственному лицу было видно, что он уже знает ответ.

— Ходатайство о применении к мятежникам смертной казни с острасткой, милорд, — спокойно и сухо проговорил секретарь Дарги.

В лице этого чиновника не было ни спеси, ни ненависти к лиррам. Он просто хотел поскорее и как можно добросовестнее покончить с возложенным на него делом.

— Разве его величеству нужно наше ходатайство? — насмешливо спросил Делийон прежде, чем дядя успел предупреждающе схватить его за предплечье.

— Вы правы, не нужно, — не меняя ни голоса, не выражения лица произнёс секретарь магистрата. — Изменников будет судить королевский суд, и вынесет то решение, какое посчитает заслуженным для них, но…

— Но вы хотите повязать нас кровью наших собратьев, — неожиданно для всех тяжело проговорил принц Глианн.

Все присутствующие буквально уставились на него. Гром ударил оттуда, откуда никто не ждал. Глианн никогда не слыл илиром, бросающим необдуманные слова. Особенно после злополучной дуэли с Астевианом Доромионским. Да и тогда роковые слова были сказаны вовсе не им.

— Его величество лишь хочет, чтобы вы продемонстрировали ему свою лояльность, милорд Глианн, — не извиняясь, а лишь констатируя факт произнёс Дарги.

— А разве мы не продемонстрировали свою лояльность, отказавшись встать под знамёна Лейсиана? — сверкнув глазами, спросил принц, повышая голос.

— Это было благородно и… умно с вашей стороны, — впервые первый секретарь позволил себе укол. — Но лояльность проявляется не единожды свершённым поступком, это состояние, перманентно присущее подданным.

Кровь бросилась в лицо не только Глианну. Почти все присутствующие лирры восприняли слова человека как намёк на их трусость. Ситуация грозила выйти из-под контроля. Железные пальцы Тавиана стискивали облачённую в кольчугу руку Делийона так, словно он собирался передавить её пополам, но юноша, кажется, не собирался молчать.

— Когда монарх начинает выпрашивать у подданных проявление повиновения… — начал он, но дядя не дал ему договорить, изо всех сил ударив кулаком в плечо.

— Советую вам послушать лорда Тавиана и не заканчивать предложения, милорд Делийон, — нехорошо прищурившись, предупредил Дарги. — Император никогда и ничего не выпрашивает, и уж тем более — у своих подданных. Речь идёт о том, чтобы проявить свою принципиальную гражданскую позицию, милорды. Она ровным счётом ничего не будет значить, как уже было верно подмечено. Так или иначе, но изменники будут казнены. Однако его величество хочет быть уверен, что измена в империи умрёт вместе с ними.

Эта завуалированная угроза была более чем ясна. Первый секретарь почти прямо давал понять, что те, кто откажутся подписать прошение, в будущем могут сами оказаться под следствием.

— Позвольте спросить, секретарь Дарги, — с предельной вежливостью произнёс Гайрединн Кассолейский. — То, что вы сейчас сказали — это ваше личное мнение, или же это официальная позиция государственного чиновника?

— Это личное мнение государственного чиновника, милорд Гайрединн, — внушительно произнёс секретарь. — И к тому же, хорошо осведомлённого человека.

— Благодарю вас, первый секретарь, — спокойно кивнул старейшина. — Вы всегда хорошо относились к нашему народу, и мы это весьма ценим. И ваше мнение для нас особенно значимо.

Драонн хорошо понимал, о чём говорили эти двое. Секретарь Дарги либо знал, либо с уверенностью предполагал, что вскоре начнутся чистки и репрессии, в жернова которых могут попасть и те, кто благополучно пересидел войну. Он вспомнил давний визит канцлера Делетуара и подумал, станет ли он достаточной защитой для него, молодого лиррийского принца? В любом случае, лишь глупец не внял бы увещеваниям секретаря магистрата. Он ведь прав — бумажка эта будет лишь простой формальностью, которая никак не повлияет на судьбу осуждённых.

Однако Драонн видел, что не все за этим столом готовы поставить свою подпись. Делийон и Глианн, а также и Телеонн сидели, насупившись, и оставалось уповать лишь на дядю первого, благоразумие второго и трусость третьего.

— Разрешите мне высказаться, господин секретарь? — поднялся Гайрединн.

— Разумеется, милорд, — с облегчением произнёс Дарги, своим чутьём уловивший, что нашёл могущественного союзника.

— Я хочу обратиться к благородным принцам, находящимся сейчас за этим столом. Когда год назад Лейсиан и Волиан начали войну против людей — разве не говорили вы о том, что они предали также и нас, нанеся удар в спину? Разве не выступили мы тогда с резким осуждением их действий? Разве не противопоставили себя им? Да, мы отказались воевать со своими собратьями — это было наше принципиальное решение. Но люди его приняли! — Гайрединн говорил твёрдо, хотя все присутствующие здесь слишком хорошо знали, насколько условным было это принятие. — Его величество не объявил тотальную травлю лирр, хотя мог бы и имел на это право. Более того, я хочу сказать, что мир наш хрупок ещё и сейчас. Он шатается на самом кончике иглы, и малейшее дуновение ветерка может нарушить это равновесие. Так неужели мы допустим это? Если для того, чтобы обеспечить будущее нашего народа, нужно всего-то подписать какую-то бумажку — разве мудро отказываться от этого? Пришла пора слегка поступиться ложной гордостью во имя мира. Господин секретарь, подайте мне эту бумагу, я подпишу!

Дарги тут же подал знак мальчишке-писарю, который мгновенно подбежал к нему и, взяв лист пергамента и обмакнутое в чернила перо, поднёс всё это пожилому лиррийскому принцу. Одним махом, практически не глядя, Гайрединн поставил свою размашистую подпись и почти с вызовом оглядел остальных шестерых лирр, особо остановившись взглядом на Делийоне и Глианне.

— Передайте, пожалуйста, бумагу мне, — своим тихим голосом попросил Драонн, видя колебание на лицах некоторых сородичей.

Как только принц Доромиона поставил свою подпись, знак подойти мальчику сделал Перейтен. Лёд был сломлен — следом подписался Телеонн, спеша примкнуть к намечающемуся большинству, затем бумага оказалась в руках Тавиана, который подсунул её под нос племяннику. Юноша, судорожно взяв перо, сломал его. Небольшая чернильная клякса упала на стол рядом с документом, запачкав самый краешек. Но никто не обратил на это внимания. Тот же мальчишка быстро принёс новое перо.

В душе Делийона, кажется, проходила нешуточная борьба — Драонн видел слёзы, вскипевшие на его глазах, а также красные пятна, покрывшие его лицо. Но Делийон пока что ещё не дорос до того, чтобы посметь перечить своему дяде, а потому в конце концов неловко расписался, царапая пергамент.

Глианн поставил свою подпись без малейшего драматизма — он полностью владел собой, и если даже испытывал какие-то чувства, то тщательно скрывал их. Веилион Честнорский расписался последним, но не из каких-то соображений, а просто потому, что бумага дошла до него после всех.

— Благодарю вас, господа! — обрадованно сказал Дарги, когда ходатайство вернулось к нему. — Заверяю вас, что власти Шедона и Сеазии никогда не имели ни малейшего повода подозревать вас в измене, и об этом неизменно докладывалось его величеству. Так же будет и в этот раз. Его величество император Родреан получит этот символ вашей лояльности, в которой он, конечно же, нисколько не сомневается. Со своей стороны хочу сказать, что никогда не питал к вам неприязни, и впредь буду льстить себя надеждой на вашу дружбу.

— Но ограничения для лирр вы пока не снимаете? — небрежно поинтересовался Глианн.

— Увы, милорд, здесь мы бессильны, — с сожалением развёл руками секретарь. — Дозволение на это мы можем ждать лишь из Кидуи. Впрочем, уверен, что это лишь вопрос времени. В самом ближайшем будущем, убеждён, эти нелепые запреты будут сняты, и тогда я безмерно буду рад видеть вас в своём городе!

— А красноверхие? — задал вопрос Драонн.

— О, не извольте беспокоиться! — презрительно скривился Дарги. — Они больше вас не потревожат. Думаю, в скором времени мы разгоним это отребье по их жалким лачугам, из которых они выползли. Я жду приказа об их разоружении со дня на день.

— Что ж, — проговорил Гайрединн. — Мы вполне удовлетворены ответами, господин первый секретарь. Если вы более не имеете ничего сказать нам, разрешите откланяться. Мне предстоит ещё неблизкий обратный путь.

— Не смею больше задерживать вас, господа! — тут же вскочил с кресла Дарги. — Ещё раз благодарю за то, что нашли время посетить нас!

***

— Мы сделали то, что должны были сделать, — уже стоя на площади возле ратуши, проговорил Гайрединн, оглядывая унылые выражения лиц спутников.

— С их стороны это было низостью, а с нашей — трусостью! — яростно возразил Делийон, который всё ещё не мог окончательно прийти в себя.

— Прошу вас, друг мой, не нужно, — мягко попросил старейшина Тавиана, который, не сдержавшись, дал племяннику крепкого подзатыльника за столь резкие слова. — На то она и юность, чтобы быть горячей и бескомпромиссной. Я и сам был таким же в своё время. Принц Делийон озвучил то, что мы не рискнули бы сказать себе сами. Однако времена сейчас таковы, что придётся проглотить эту горькую микстуру, раз уж она лечит. Знаете что, милорды? Дабы нам всем немного отвлечься от мрачных дум, приглашаю вас всех ко мне в Кассолей. Мы так редко собираемся вместе, и это непростительная оплошность!

— А как же запрет на передвижения? — напомнил Драонн.

— Уверен, что сейчас это уже не столь актуально, — отмахнулся Гайрединн. — Война закончилась, пришла пора возвращаться на прежний путь. Но вы правы, милорд, я сейчас же вернусь к первому секретарю и истребую для всех вас дорожные грамоты. Не думаю, что это станет проблемой.

— Отличная идея, милорд Гайрединн! — подхватил Перейтен. — Лично я не прочь немного развеяться. Когда же вы будете ждать нас?

— Предлагаю через неделю, — подумав мгновение, ответил Гайрединн. — Этого времени мне хватит, чтобы подготовиться как следует.

— Великолепно! — чуть наигранно воскликнул Тавиан. — Значит, на третий день импирия¹²! В котором часу?

— Для некоторых из вас путь будет довольно долог, поэтому давайте договоримся на восемь вечера. Готовьтесь к тому, что проведёте у меня не менее двух-трёх дней! И не стесняйтесь в выборе компаньонов — пусть с вами приезжают не только ваши домочадцы, но и те из благородных вассалов, чьё общество будет вам приятно. Я хочу, чтобы праздник стал незабываемым!

Примечания

10

Месяц весны — один из месяцев календаря Кидуанской империи. Первый месяц весны, соответствует нашему марту.

11

Западный океан — один из четырёх океанов, омывающих Паэтту. Позднее этот океан назовут Загадочным.

12

Импирий — один из месяцев календаря Паэтты, соответствующий нашему апрелю. Назван в честь империи Содрейн.