Поэзия до и после экфрасисов

Александр Марков

Экфрасис, описание действительного или мнимого живописного произведения, был важнейшей частью воспитания ритора, способного играть с воображением слушателя «здесь и сейчас». Экфрасис близок выразительному чтению, это «выразительное зрение». Чем больше поэзия хочет видеть, усложняет механизм своего зрения, тем больше она нуждается в экфрасисе.

Михаил Пселл

Разъяснение юридических терминов

Многоразличны производных имена,

они по-италийски составляются,

по-гречески же сразу называются,

а объясняются так необычно все:

любодеянье будет «адультерием»,

дивись ты осмысленью италийскому,

«адультерой» зовётся там любой подлог,

отсюда имя для любодеяния,

ведь и оно — подлог и искажение.

Покаяние Давида — Пятидесятый Псалом

Псалом пятидесятый — исторический.

Пророк предивный как-то смалодушничал,

растлил Вирсавию, супругу Урии,

а Урию убил он повелением,

вошёл к нему пророк Нафан, чтоб обличить.

И он, придя в воспоминание греха,

псалом сей написал во исповеданьи,

ко Господу всего воззвав: «Помилуй мя,

по милости великой к человечеству».

Великий грех влечёт теперь великий плач:

ведь блуд к убийству примешал тогда Давид,

и «беззаконием» теперь зовёт свой грех.

И «смой затем мои грехи, Спаситель мой,

своё осознаю я беззаконие» —

зловонное оно и не смываемо —

«но ты Владыка, победишь в судах твоих»,

когда со мною в суд пойдёшь, о Слово Бог,

я в пораженьи, осуждён я как никто,

ведь грех велик, Спаситель, Ты лишь победишь,

мне даровав пощаду осуждённому.

«Не отврати меня от Твоего лица,

не отними же Ты Свой Дух Божественный»,

пророческую благодать пречтимую,

«наставлю беззаконных я в Твоих путях»,

столпом первичным буду покаяния,

для отвернувшихся от беззакония.

И дав уже загадкой Новый наш Завет,

отмену жертвоприношений показав,

сказал: «не благоволишь всесожжениям,

а жертва Богу-Слову — сокрушенный дух».

Ругань на Савватита

Ты и составлен из всего враждебного:

безумья и лукавства запредельного,

не знаешь ничего ты, ни порядка дел,

ни догматов святых, ни различения,

ни промысла о мире, ни разумности,

ни Царствия достоинства великого,

ни Божью высоту, ни образ Божий в нас,

престолы патриархов высочайшие.

Грешишь ты и не можешь ты насытиться,

глотаешь ты как бык, о чрево грузное,

затем слюной исходишь, пёс ты бешеный,

напрасно льёшь вокруг безумье ругани,

догматам учишь только новоявленным

и житиям, смутьян ты безрассуднейший,

порядок стёр ты, образ установленный,

нет на лице ни тени благочестия,

благоговенья черт и благочиния,

но как бесстыдный пёс, кругом оплёванный,

ты движешься бесстыдный к преступлению,

рекою льёшь ты богохульства с языка,

за бедных заступаться собираешься,

последнюю ж рубашку запросто сдерёшь.

О дерзкий, о в деяньях безобразнейший,

о, всё наполнив, разрушитель красоты,

язык, дерьмом тысячекратно залитый,

природа свинская и множащая грязь,

и злое сердце, полное зловония,

болтун и лжец, завистник лицемернейший,

желудок мерзкий, пучимый отходами,

кинед предерзкий, гнусный всеми входами,

о гнусь плотская, в тайном сладострастии,

Платон горшка ночного, ритор ты гнилой,

заляпанный судья людей порядочных,

ты истукан, разумных слов не слышащий,

ходячий идол, ближнего обгадивший,

гермафродит, в котором больше бабского,

смешенье вони, единенье чуждого,

козлиный волос, борода вонючая

по виду мерзкий ты уродец-выкидыш,

чудовище отвратное и грязное,

тифон ползучий, Кронос ты убийственный,

мертвец живой, отродье ты могильное,

Терсит неимоверный, желчи скопище,

ты зло Термерское колючее и страшное,

по виду ты свирепый Кербер лающий,

по роду же Терсита правнук крохотный,

гробокопатель, смертных убивающий,

Горгона ты с лицом Харибды чудище,

о взгляд Харона, о обличье Тартара,

Титан по росту, огнедыщаший Тифон,

испепелённый страшной Зевса молнией,

о ночь сама, о мрак разумной сущности,

о тучность плоти и души мучение,

ужасный помысл, сладострастье крайнее,

ленивый трутень, гнусный пустобрех осёл,

помойки сторож и мешок с объедками,

ты ненавистник храмов, ближних и царя,

а любишь только плоть и наслаждение,

о дым и вихрь и темнота глубокая,

твой ум почил, он любит лишь материю,

ты гроб одушевлённый, немочь бледная,

душа твоя в обжорстве проявляется,

и мёртвым мерзок ты, тем более живым,

гадюка, изрыгаешь ты хулу одну,

дома ты рушишь, топчешь ты вовсю людей,

зловонный пёс, лукавый по-змеиному,

ленивый скот, ты только бремя для земли,

язык твой богохульства извергает все,

рука твоя лишь взятки может принимать,

нога твоя к убийству устремляется,

желудок ненасытно распирается,

а ум безумен, только лишь коварство в нём,

ты знаешь лишь ужимки, надсмехательства,

бесстыдный взор и сердце развращённое,

притворен ты, твоя природа спрятана,

о страшный нрав, о горечи исполненный,

двуличный, лицемерный и изменчивый,

и ужаснут всех преступления твои,

изобретаешь только ненавистное,

ты предводитель тех, кого забудем мы,

Божественному миру не причастен ты,

болтун, доносчик и губитель многих душ,

двоишься ты и замыслом, и обликом,

растлитель и творение растленное,

ты сверху муж, а снизу нечто женское,

ты евнух, а мужчина только внешностью,

с ума сошёл и извратил природу ты,

о тяжесть помешательства сердечного,

до волоска мертвец могильный ты давно,

О непричастный знанию высокому,

невосприимчив к мудрым ты учениям,

природа, мглистых испарений полная,

язык как погремушка слов рассыпчатых,

ты ритор перегнойный доморощенный,

ни говорить, ни мыслить не умеешь ты,

а только лишь скандал и ссору вызывать —

здесь ты вполне искусен в выражении,

и правильные ты употребишь слова,

и быстро ты составишь огненную речь,

а в похвале не скажешь ты ни бе, не ме,

как ядовит, увы, твой гнилостный язык,

он только смуту может сеять меж людей,

персты твои как стрелы бьют во все концы,

твоя рука уже стемительней копья,

перо же убивает многие сердца,

чернила же твои поистине черны,

змеюка ядовитая и злостная,

мурена ты морская, гибель водная,

ты бычья кровь, ты умерщвленье быстрое,

из всех зверей-губителей коварнейший,

о жук, червяк, хамелеон презрительный,

Эринния старуха, злая склочница,

ночной кошмар, и ядовитый фармакей

наполнивший дома вонючим сумраком,

злодей, на всё способный, гибельный умом,

из рода сатаны, природа демонов,

тельхин, тифон, приап, по внешности — сатир,

титан, отступник, истеричный корибант,

ты Иапета превзошёл и Кроноса,

о мистагог Дельфийского нечестия,

и тайный жрец Пифийского безумия,

гадатель, предсказатель скверн и гадостей,

о Аполлон, губитель тайный многих душ,

оракул гнусный всех кривых людских путей,

где твой треножник шарлатанств невиданных,

где ж медь звенит, где ж твой Додонский дуб шумит?

Иссякла буря, облако развеялось,

кривой пророк вещаний непредвещанных,

твой лавр ослабел давно гадательный,

и воды не шумят уже надеждою,

и в тазе не получится гадание,

пустые презираю оргии твои,

плюю давно на твой сосуд гадательный,

зерно коль сыплешь и верёвку вертишь ты,

возмездие ты, печени губительство,

и ворожба твоя — лишь блудный бред ночной,

разоблачён давно уж ты, давно погиб,

и плачь ты над обрушившейся хижиной,

ведь воздух весь пронизан светом солнечным,

рассеяв морок всяких снов обманчивых;

хоть на один вопрос ответить сможешь ты,

давай-ка подойди и ясно ты скажи,

кто же тебя, проклятого и грязного

поставил жизни общим быть учителем?

С Сиона что ли, ты ли древний Моисей,

ты ль видел купину неопалимую

пылавшую словами нерекомыми?

Познал ли страшный ты и несказанный вид,

что купина — Пречистой Девой мыслится,

а огнь — Христос, не опаливший чрево Ей?

Откуда взялся ты, о ангел таинства,

боюсь, что от убийцы беса адского?

Ты может быть косноязычен был всегда,

но где постигнул ты богослужение,

и деланье для всех неизреченное?

Где близость Богу, где же дерзновение,

где обличенье, мудрое водительство?

Где посох, учиняемый живой змеёй,

где десять казней действенных египетских,

ты пременил ли день во тьму глубокую?

С какой же стати ты нам новый Моисей?