Русская удаль. Сборник рассказов – 3

Александр Леонидович Миронов

Лучи солнца просвечивали сквозь редкую осеннюю листву деревьев, сквозь окно, и, отражаясь от линолеума на полу, зайчиками играли на потолке, на стеклянных дверцах шкафа, освещая рабочий кабинет Ивана Трофимовича. Мда… Вспомнилось, как после четвёртого или пятого тоста он сам выдал здравицу.

Ночь под фонарным столбом

Давайте заглянем через пласт времени, скажем, через пласт трёх последних десятилетий, где-то в тысяча девятьсот восемьдесят четвёртый год, и с высоты сегодняшнего дня представим себе ночь, хмурую, прохладную, где вы далеко от родного дома. Пусть не в пустыне, но в иной ситуации и многолюдный город может вымереть. И в вашей душе, с момента наступивших сумерек, возникло тоскливое чувство оторванности, словно вы не на обитаемой Земле, а где-то в такой дали от неё, что голубая планета светит вам едва заметным огоньком родимых окон. Душа рвётся к нему, плачет, но жестокий закон невезения примагничивает вас к обочине, к огороду, к перекрёстку или просто к столбу. И обстоятельства становятся выше ваших возможностей.

Представили, окунулись?.. Будем считать, что вы вместе со мной в той эпохе, и в тот полночный час июльской ночи у выше означенного объекта, то есть у столба.

А в те памятные достославные времена, когда машины стояли не в магазинах, а на базах ОРСов, УРСов и выдавались покупателю по очереди предприятий за высокие показатели в труде, за безупречную службу, за хорошее поведение в быту, и просто по блату. Тогда и запчасти к ним тоже были в основном на складах, частично в магазинах по сказочным ценам, то есть в три, пять, а то и в десять раз дороже и, разумеется, также по блату. То есть уже задолго до сегодняшнего дня опередили надвигающиеся социальные перемены. Но качество автомобилей и запчастей к ним, оставалось желать лучшего. А что касается автосервиса, то тут отдельная притча. Поэтому этот момент можно считать небылью, а плавно перетёкшее в наш век бессменное достояние и, похоже, — бессмертное. И потому наши средства передвижения, стóит какой-то детальке выйти из строя — встало! Даже при наличии гарантий отечественного автопрома, которые были далеко не в пример западным, (где гарантийный ремонт три-пять лет или пробег авто не 10 000 км, а в десять раз дольше). И если встало, то будь в нём хоть восемь, хоть все восемьдесят «лошадей» — не сдвинется с места. И особенно там, где негде их «подковать» и не к кому обратиться за помощью, поскольку в те достославные времена автосервисы были неуклюжими и инертными. Но не в том смысле, что набрать скорость им не на чем было (почти под каждым автослесарем была какая-нибудь да лайба, а у некоторых, хоть захудала, но иномарочка — а они-то уж знали, чем отличаются отечественные модели от закордонных). И не в том смысле, что автосервисы не имели передвижных ремонтных средств. А в том, что клиенты были не избалованы их вниманием и сами ехали к ним с протянутой рукой из-за поголовного дефицита запчастей. Буксировались или на чём-либо привозили к ним свои средства передвижения и становились в очередь на неделю, а то и на месяц. Это были злачные прикормленные места для волшебников жестяных и моторных дел, по этой причине высокомерные и нагловатые. К ним на «кривой» кобыле, конечно же, и не подкатишь.

И поэтому автовладельцы с завистью смотрели на дикий запад, где за частниками, такими вот горемыками, как я, агенты автосервисов едва ли не охотятся. Где в любое время суток можешь прибегнуть к их помощи (если судить по фильмам из-за бугра), а здесь, в России-матушке… тут стой, блажи, хоть сам впрягайся в лямки и буксируй машину до дому или до автосервиса — никому до тебя нет дела. Никто не поможет. Хотя и сейчас, четверть века спустя, нет уверенности в обратном.

Так вот, как только я почувствовал неладное в моей «Ладушке», то я попытался сам подкрутить её гайки. Но бесполезно. Правда, днём, когда приехал в Малоярославец, подходили с десяток спецов. Однако действий от них было мало, зато советов… А советы я и сам даю, могу и бесплатно, когда в настроении. И только один товарищ, Михаил, пытался было проявить содействие, но моя особь, из металла и резины, оказалась также не по его рукам. Плюнул мой Миша, и помахал дяде ручкой, то есть мне.

Вот он тот, заколдованный круг, в котором я припух. Стою на площадке в ста метрах от дороги, которая широкой улицей проходит по городу, и кукую. Стоянка эта не та, что специально оборудуют под осмотр автомобилей, не асфальтированная, а грунтовая. В дождь она живописно раскисает — я в том убедился сам сегодня, — в вёдра её утрамбовывают десятки колёс, превращая в довольно-таки сносную площадку. И я стаю на ней, поглядываю на небо, молю Бога, чтобы он не расплакался надо мной от сострадания. И, кажется, вопль этот доходит до слуха моего сострадателя.

Но стой, не стой, а что-то делать надо. И я пошёл на большую дорогу. Я хоть и доведён до отчаяния, но ещё не был сломлен.

Центральная улица Малоярославца освещена фонарями. Лампы ионовые с желтизной и асфальт от их света рыжий, словно его навощили воском.

Облака низко плывут. Я смотрю наверх, желая заглянуть за них и выразить признательность своему покровителю, но лохматые бороды прятали его лик от моего заискивающего взгляда.

И вот, наконец, со стороны Обнинска из низины выныривают пара огней. Слышится грохот бортов. Я приготавливаюсь.

Вскидываю правую руку. Стой!.. Стой!!. Но груженный КАМАЗ с полуприцепом прошёл мимо, чихнув на меня гарью.

Вот вам здравствуйте-пожалуйте!..

Тополя шумят, качаются под прохладным ветерком. Не спится им. Кому-то ж взбрела когда-то блажь в голову, безвинную тихую липку заменить на беспутный тополь — сеет пух в рот в нос, не говоря про квартиры и прочие частные, и общественные помещения. Ни духу от него, ни цвета, одна аллергия.

Ждём…

Ага, ещё фары мелькнули. Приближаются. Так, приготовились…

Мимо! Лесовоз. Ну что же, гладенькой тебе дорожки.

Из тьмы на жёлтом асфальте, как на экране, появляются трое, на велосипедах. Катят медленно, не торопятся. О чем-то болтают. Молодые, два паренька и девчонка между ними. Когда со мной поравнялись, один, тот, что был ближе ко мне, предложил покататься.

— Спасибо, — говорю, — не на чем.

Ребята засмеялись.

Сколько же время? Присмотрелся к циферблату — часы электронные, без подсветки. Свет от столба падает, отражается от окошечка, а цифирь не видно. А нет, поймал. Тридцать пять первого — ого! Вот что значит вторая жена.

Из низины опять фары мелькнули. Ну, теперь всё! Или сейчас или… Как таксистов тормозят? Тремя пальцами — трояк. Пятью — пятёрка. Приготовились…

На «Ниве» кто-то летит. Машу пятерней: стой! стой!.. Аванс даю сразу же!.. Да куда там. Несётся, как угорелый, и не до знаков ему, не до правил уличного движения, и, естественно, не до меня. Поди, навёрстывает лимит времени, отпущенный женой.

Чтоб у тебя распредвал полетел! Чтоб крестовина лопнула!..

«Эй-эй, молодой человек! Он-то вам, что плохого сделал? — слышу я укоризну моего внутреннего голос. — Человек торопится, ни о чем не подозревает, а вы ему, можно сказать, палки в колеса… Не хорошо. Сплюньте».

Пристыженный, я так и сделал.

Ребята на велосипедах назад возвращаются. Один сидит на багажнике, ногами, как ходулями, машет. Девчонка и второй парень ведут велосипеды в руках. Самый безобидный вид транспорта, универсальный. Хочешь — катись, не хочешь — кати. Девочка о чем-то рассказывает, и те смеются.

Эх, кто бы меня повеселил, хотя бы куском хлеба…

Ага, веселье, кажется, будет, приближается. Двое парней на «экране» нарисовались. Идут молчком, как тени. Шакалят, поди. Путные-то давно при месте.

Я внутренне подобрался. Драться я не умею, но первым приёмом самбо владею в совершенстве. Как впрочем, и всякий не вооружённый в столь позднюю пору человек.

Хотя, не будем торопиться. Засеменишь раньше времени, наведёшь шакалов на дурость.

Так, прикинем, с чего обычно начинают? Обычно спрашивают закурить. А вы не курите. Дескать, здоровье не позволяет. Но почему-то именно такой вариант ответа у некоторых вызывает раздражение. А у вас позже — сожаление.

«Он тут и ахнуть не успел, как на него медведь насел!..» — подсказывает мне голос удручённо.

Да-да, дружок, примерно так и бывает. Только тут два медведя. Но я уже битый, меня так просто не догонишь. Главное, уловить момент.

Парни приближаются и… проходят мимо в двух метрах от меня.

Фу-у! Кажется, пронесло. Только один из них что-то оглядывается, ко второму жмётся. Может самому спросить закурить?..

Мой внутренний голос расхохотался.

Лягушки тоже рассмеялись над моей отвагой.

Эх, вот ситуация. Сплошной вакуум. Пустота. Стою возле ГАИ и «Скорой помощи», а обратиться не к кому. Одни — давным давно пятисерийные сны досматривают, другим — от своих пациентов хлопот хватает. Да и не смогут они оказать мне помощь. Сердце не у меня болит, а у моей «Ладушки». С фонендоскопом и градусником к ней не подступишься.

Перешёл улицу к водяной колонке. Вода в ней калорийная — поверьте на слово, — пьёшь, и в желудке на некоторое время приятнее делается, как после обеда в «пельменной» на Театральной улице в городе Калуге. Желудок поурчал, побурчал, — пу-ук! — и опять есть хочется.

Нажал на рычаг колонки, мощная струя, изумрудно переливаясь в слабом ночном и уличном свете, стрельнула в бетонный лоток.

«Кушать подано, извольте жрать!» — слышу я.

О, приятно иметь дело с мало-мальски культурным человеком, по Чехову ботает.

Я наклонился к струе, глоток, другой… Вода, как молоко, не скажу, что парное, распрямляя ссохшийся пищевод, покатилась внутрь. В животе стало тяжелее, и желудок обрадовался, от пупка отстал. Ну что же, будьте и тем довольны товарищ удав, а я пойду спать, какого лешего сейчас остановишь? Прут, как заполошные и как по автодрому.

Перешёл обратную дорогу, спустился на площадку и открыл машину. Собачонка, на вид флегматичная, днём среди нас, водителей-автолюбителей, тёрлась, из-под ворот склада выползла, лениво тявкнула. Следом за ней из ворот сторожиха выглянула. Смотри-ка, молодая, не больше тридцати.

Ну вот, на пару и посторожим. Ты — склад, я — металлом.

— Наши окна друг на друга, смотрят вечером и днём… — пропел я, разумеется, про себя.

«Много ли человеку надо? Пол-литра воды натощак, и, пожалуйста, запел».

Хм, точно. Но пойду-ка я, сосну соска два, — как, предполагаю, говаривают младенцы. Утро вечера мудрее.

Сел в машину, отвалил сидение, голову положил на подголовник — затылок упёрся сквозь чехол в арматуру. Отчего-то в подушечке поролон иструх, и двух лет не прослужил. Теперь надо переделывать подголовник или новый брать?..

«Ладно, спи! Будешь сейчас подушечки кроить».

Вороны, грачи кричать, жуть нагоняют. Во дворе склада лампочка на столбе горит. Свет от неё слабый, сюда едва достаёт.

Вообще-то это какая-то база. Днём машины во двор лес завозили, доски, горбыли. Рабочие разгружали. В пять часов вечера их начальник, или мастер, за лесом сам поехал. Рабочих посылал, так они сами его, похоже, послали. Прыгнул в машину и укатил. Видать дело было срочное, иначе чего бы ему суетиться? Но и там, в срочном месте, сорвалось. Порожним вернулся. Распорядок есть распорядок, днём не спи.

Да, спать, — эх-ха-ха! — позевнул. Под голову кулак сунул, мягче стало. Закрыл глаза.

Черт возьми, веки тяжёлые, а сна нет. Позевота: один рот и тот дерёт. Ну что же, воспользуемся любезностью Морфия и подумаем: от чего искра есть, а не прикуривается?..

Но думы незаметно стали путаться, и я начал было засыпать.

Какая-то машина салон осветила и прошла мимо в сторону «Скорой» и ГАИ. Я вскинул голову — точно, «скорая».

Нет, одному скучно, пойду, пообщаюсь.

Вышел, закрыл кабину на ключ — чего доброго унят!

Опять эта собачка. И что тебе не спиться? Боишься, сторожиху украду? Не боись, я сам боюсь, от усталости едва тащусь…

Иду по тёмному проулку. Справа склад. Слева — осевший домишко, заросший кустарником, деревьями. Впереди кирпичные гаражи автолюбителей. Машины, однако, в лучших условиях находятся, чем жители этого дома.

Вот сколько имею машину, а под крышу собственного гаража так ни разу и не вставал. Нет, я бы не против, да гаража нет. Пока лет пять не простоишь в очереди, и думать не моги. Прямо душа кровью обливается. Гниёт ведь не только железо, но и деньги. Копишь десять-пятнадцать лет, пропадут за какие-нибудь два-три года и на глазах.

Не-ет, что не говори, а с машиной до чёртиков замарочек. То возле дома её карауль, смотри, как бы не угнали, или на капоте не нацарапали слова, глаз радующих своей популярностью. То распредвал, фильтры, баллоны спать не дают. Один бензин из штанов вытряхнет. Спасибо Димке, соседу, выручает. За полцены.

И всё доставай что-то, ловчи, выкручивайся. Тьфу! Сбагрить бы кому б маяту мою, и всё! — крест поставил бы и детям наказал. Только кому она нужна, любовь моя опостылевшая. Нынче дураков нет, все научены. Новые берут, а назад оглядываются — не маячит ли где на горизонте дефицитные распредвал, резина, крестовина…

А у «Ладушки» моей медовая пора минула, не прошло и двух лет. Теперь не столько на ней, сколько под ней крутишь. При таком не навязчивом автосервисе в стране Советов, можно сказать, в самом сердце России — не раз вспомнишь япону маму.

За тёмным поворотом широкая площадка и двухэтажный домик. Он залит электрической желтизной ионовой лампы, льющей свет с высоты железобетонного столба. Само деревянное строение похожее на теремок. Нижний этаж на половину в земле, маленькие окошечки завешены простынями. Похоже, здесь пристанище для тех, кому уже всё до фонаря. У них теперь своя забота: не промахнуться бы воротами в Рай.

На стене облупившаяся дощечка «Малоярославская станция скорой помощи». Белый РАФ у крыльца. Шофёра нет. Подождём, нам торопиться некуда.

Прошёл по площадке до другого здания. В нём ГАИ. Деревянный дом большой и старый. С виду ещё ничего, а внутри страшновато. Пол скрипит, ходуном ходит, как палуба, сам днём по тем доскам мелодию выводил. И стены облупившиеся. В кабинете, где сотрудники документы подписывают, в потолке здоровенная дырища, как от пролетевшей насквозь бомбы. Листом жести забита, по краям её солома, труха свисает. Гаишники выдают документы, а сами на потолок с опаской поглядывают. Оттого, наверное, лейтенант косит малость.

Хм, ну и язык у товарища. Вечером, выезжая из ГАИ, крикнул мне:

— Дежурить вместе будем?

Я хоть и кивнул головой из-за капота, но шутку не поддержал. Уехать надеялся. Уехал!.. Язык у товарища, что компостер.

От ГАИ повернул опять к «Скорой». Шофёра нет. Ещё похожу. Не так уж он и вреден полночный променаж.

За теремком в тени стоит «УАЗ». Зелёный, с красной полосой вдоль кузова. То ли резервная машина, то ли в ремонте. Эх, утянул бы ты меня до дому, родненький…

Дал кружок вокруг «скорой» и вернулся к крыльцу. Шофёра нет.

Всё! Хватит. Натерпелись. Будем вызывать.

Поднялся по крыльцу, ступил через порог в сени. Прямо, открытая настежь дверь, завешенная шторами из простыней. Отодвинул одну из них.

— Здрасте! — говорю.

Симпатичная темно-русая девушка лет двадцати пяти, что-то писавшая за столом перед окном, сменилась в лице. Губки нервно дрогнули, глазки из-под длинных ресниц выкатились.

— Извините, — говорю я как можно мягче. — Не пугайтесь. Я не с первого этажа вашего теремка, хотя и нахожусь на перепутье. Мне нужен ваш водитель со «скорой», — я подчёркнуто живо показал рукой взад себя на улицу, где стоит его РАФик.

Бледная тень сошла с милого личика на белый халатик, и девушка ожила.

— Андрей Палыч! — звонко прокричала она.

Из-за стены спросили полусонным басом.

— Чево там?

— Вас тут спрашивають, — с мягкой интонацией на конце предложения пропела девушка.

— Счаз…

Я благодарно наклонил голову, приложив руку к груди, как и положено живому, хоть и измученному человеку.

Она смущённо улыбнулась и показалась ещё прелестней.

«Полуночник! Приведение! Сам не спишь и людям не даёшь покоя, — поднялся в защиту девушки голос моей совести. — Изыди нечистая сила!»

Дружище. Нужда заставляет! Иначе разве б я позволил? Ты ж меня знаешь…

Вышел из другой комнаты на электрический свет мужчина, лет пятидесяти. Высокий, упитанный, похожий на дубовый кряж, с задатками здоровья ещё на добрую половину века. Я заговорил первым, не дожидаясь недовольного вопроса: чего надо?.. Он уже метнулся в его глазах, пробежал тенью по лицу и готов был соскользнуть с языка водителя.

Кто знает, что за человек владеет этим инструментом?..

— Здрасте! Можно вас? — я кивнул на улицу и попятился к выходу, едва не пришаркивая ножкой.

Знаете ли, светские манеры присущи и нам, из села Товарково.

Мы спустились во двор.

— Вы в «Жигулях» разбираетесь? — спросил я.

— Это ты там машину мучаешь? — в свою очередь спросил он. В голосе насмешка. Я чуть было не вспылил: ещё неизвестно, кто кого мучает?..

Но мой внутренний голос, верный мой друг, взял на себя грех и придушил во мне моё самолюбие. Но борьба эта, видимо, заняла какое-то время, и прозвучал второй вопрос.

— Что у тебя случилось?

Я обстоятельно — в который раз за день! — стал излагать причину моего невезения.

Вот ответьте, почему в универмаге, или в любом сельском промтоварном магазине, скажем, прямо в зале нельзя примерять брюки, а обязательно нужно пройти в примерочную, или за ширму?.. Да-да, вы правы, — надоедят советами. Так и у меня сегодня. Человек…надцать подходили к машине, дотошно расспрашивали, советовали, а помочь, кроме уже упомянутого Михаила, никто не смог или не захотел. А причина простая: я самостоятельно поменял рокера, то есть коромысла на распредвале.

— Может, зажигание сбил? — предположил Андрей Павлович.

— Да вроде бы всё, как по «букварю» писано, делал.

— Что по «букварю»? По четвёртому цилиндру выставлять надо.

— Как? — ухватился я за спасительную ниточку: может, сделает? Хотя я сам прекрасно знал этот метод. Но вдруг у этого дяденьки руки золотые?

По лицу шофёра прошла тень приятельского сожаления, и я, ещё не слыша его ответ, понял: руки-то, может быть, и золотые, да душа чугунная!..

Вот он яд, травящий надежды — безобидный «бы». Ещё один советчик. Во мне как будто оборвалось что-то, и я почувствовал страшную усталость. Затылок занемел, словно к нему приложили кусок льда.

«Всё! Защита сработала. Спать!»

Спасибо за приглашение, — ответил я внутреннему голосу.

Но, ещё внешне бодрясь, иду на второй вариант — запасной. Собственно, для него я и появился здесь. На него вынуждают отчаяние и свет родимых окон, что притягивает меня к себе всё настойчивее.

— Может, отбуксируете? — спрашиваю.

— Это куда?

Закудахтал. Я назвал свой посёлок. Андрей Павлович аж присвистнул.

— Э-э, брат. Это ж добрых шейсят кэмэ, да ещё ночью… — поскрёб затылок. И стал рассказывать, как их бывший главврач «скорой помощи» погиб. — При буксировке заснул, и царствие ему небесное. Нет, парень, ты уж тут переночуй. За день, поди, надёргался, устал. А утром я тебя на своей «Волжанке» оттартаю, — пообещал он и пошёл к РАФику, вышла бригада «Скорой».

Я был тронут его сочувствием. И, обнадёженный, прошествовал на ослабевших ногах к «Ла… ло»… к лоханке! Даже «Ладой» не хочется называть.

«Не обижай девочку, коль сам чудак на букву «М», — возмутилось моё второе я.

Я пристыжено примолк.

Нет, он прав, он прав (шофёр). Надо хоть немного поспать. В глазах уже вспыхивают искры, плавают разноцветные круги, словно по извилинам мозга проскакало стадо кулончиков напряжением в двести двадцать вольт.

Какая тут езда? Разве что в ад или рай к тому главврачу на консультацию.

В половине второго угомонился, в три проснулся. От мелкой дрожи. Живот и плечи замёрзли. Лёгкий массаж руками и вновь задремал, на пятнадцать минут. Снова проделал согревающий массаж, но сна уже не было. Зубы застучали громко, вспугнули. И ведь не в Сибири где-то, не на Северах, а в Центральной полосе России. Брр…

«А поделом тебе! Выфрантился в одной рубашке. Нет, чтобы пиджачок назад бросить, не перегрузил бы машину. Машина тогда греет, когда едет. Встала — всё наоборот».

Умён ты, я смотрю, задним числом. Нет, чтобы дома подсказать.

Чехлы с сидений сорвать что ли, ими укрыться? Шевелиться не хочется. Скрестил руки на животе, пытаюсь уснуть…

Нет, всё! Холод не подруга — выскакиваю из машины.

На звук двери из подворотни страж выполз, потянулся и, смачно позевнув, лениво гавкнул.

Здорово, здорово дружище! Не спится, или служба не позволяет? А хозяйка как? Спит? Счастливая. Ей холод не сосед. Хоть бы в гости пригласила. Делаю приседания.

Небо по-прежнему хмурое, прохладный ветерок протягивает, дождём попахивает. Хоть бы кто-нибудь перекрыл там краник, а то лил и лил три дня подряд, нашёл дырочку. Сегодня, первый день, вернее, вчерашнюю половину дня и сегодняшнюю ночь остановился. Может быть, в мою честь?

А голова вроде бы ничего, посветлела. Сейчас бы домой…

Эх-хе, вот ситуация, не привязан, а скулишь.

Побоксовался, побегал вокруг машины, ещё поприседал, но уже под «Камаринского». Холод серьёзный тренер, все способности враз выявит.

Теперь уж и вовсе не уснуть. Похожу, подумаю. На свежую голову должны шарики без напряжения крутиться.

Руки за спину, вид сосредоточенный, а в голове? — сплошная абстракция. Рой вопросов и не одного ответа. Помню, был на выставке абстракционистов. Ничего ребята, юморные. У одной картины под названием «Милый образ» долго стоял, разглядывал. Вначале глаз нашёл — на плече вроде. Потом по квадратикам, по треугольникам до ног добрался — в одном клубке с головой. Уши по бокам. А может и не уши, ступни ног? И всё в красных, синих, жёлтых линиях. Фантазию напрягал, начерталку использовал, а до «милого образа» так и не добрался. Ума не хватило. Только уж потом, издали, вдруг осенило — фига!

И сейчас так же. На все вопросы — один ответ.

Поднялся на центральную дорогу. Ни машин, ни людей. Даже лягушачий хор поутих. Благодать. Помню, с женой, когда в девках гуляли, такое время обожали. Никто не мешает, никто не подслушивает и никого видеть не хочется. Сейчас не то. Не те ассоциации. Сейчас, наоборот, к людям тянет. А что, может крикнуть на всю широкую Малоярославскую:

— Люди! Помогите! — кто-то да проснётся, прибежит.

Правая рука к шее потянулась, почесало.

«И правильно сделала. Самообслуживание, хочу заметить, самый безобидный вид услуг», — подсказал мне внутренний голос.

Кажется, ты прав.

Спустился с дороги и вновь пошёл в сторону «Скорой помощи», к её теремку. Тянет меня к свету, как мотыля.

Стараюсь думать об отвлечённом. На пример, где сейчас тот лейтенант, шутник раскосый? Обещал ведь вместе со мной дежурить.

«Там, где ему и положено быть. На боевом посту. В постели».

Жаль. А то бы брякнул в сервис, мол, тут человек загорает. И, пожалуйста, вам — техпомощь. Ведь ГАИ и автосервис для автолюбителя, можно сказать — два родственника, оба из него хорошо соки тянут. И на просьбу лейтенанта, глядишь, откликнулись бы.

…И вот, они приезжают.

— Что случилось? — спрашивают.

Я объясняю.

— Ну, это нам — раз плюнуть. Через полчаса всё будет тип-топ. Не извольте беспокоиться. Отдыхайте.

Конец ознакомительного фрагмента.