Русская удаль. Сборник рассказов – 3

Александр Леонидович Миронов

Лучи солнца просвечивали сквозь редкую осеннюю листву деревьев, сквозь окно, и, отражаясь от линолеума на полу, зайчиками играли на потолке, на стеклянных дверцах шкафа, освещая рабочий кабинет Ивана Трофимовича. Мда… Вспомнилось, как после четвёртого или пятого тоста он сам выдал здравицу.

Мореман

— Ну, Мореман, всё, капут, — сказал мастер Петров, рослый загорелый парень. При слове «капут» он легко хлопнул по плечу деда, прозванного Мореманом за редкую должность шлюзового. — Теперь живи на заслуженном отдыхе.

Внизу рабочие цепляли трос за ставни шлюза. Один из них стоял на берегу и подавал сигналы трактористу.

— И зачем шлюзу выдираете? — едва ли не плача, спрашивал Мореман. — Пущай бы стояла…

— Она своё отслужила.

— Пошто это отслужила? А озеро? Оно ить всем нужно. Да, поди, ищо сплав будет, бревё-о-он-то тьма-тьмущая по берегам реки валятся?

— Нет, дед. Весь нужный лес сплавили, а этот… — Петров махнул рукой, дескать, мелочи.

Под мостом затрещали доски, заскрипели штыри, скобы, наконец, направляющие лопнули, и ставни шлюза выскочили из пазов. Вода с шумом устремилась под мост, и гладь залива стала опадать на глазах.

— Здря вы эдак-то. Ох, здря-а… — сокрушённо качал головой дед Мореман, сморщив, как губку, испещрённое старостью лицо.

— Что жалеть? — подмигнул мастер. — Хочешь, тебе на дрова уволокём, а?

Дед Мореман пожал плечами, дескать, дело ваше, можно и на дрова, но всё равно напрасно сломали.

— Егор! — крикнул мастер мужчине, стоявшему на берегу. Тот обернулся. — Эту палубу Мореману на дрова оттартайте!

Тягач выволок на берег доски и остановился. Егор залез в кабину к трактористу, и трактор, громко рявкнув, покатился по дамбе, звеня траками по дороге и пыля ставнями шлюза.

— Иди, дед, принимай, — подтолкнул Петров и ещё раз ободряюще подмигнул. — Не плачь. Для тебя же лучше сделали. Спокойней жить будешь. Не страшны вам теперь ни отливы, ни приливы. Не затопишь Заречную улицу.

…Года три назад случился паводок. Вода шла с предсаянских гор бурно и, заливая все пойменные и лесистые низины, подошла к деревне Савватеевке. Дед Мореман в то время был дома, но по какой-то причине проследил этот момент. Уж больно быстро вода накатилась.

Спохватился дед, ключи от шлюзового замка на лебёдке в карман, да поздно было. К мосту пройти только по дамбе можно или вплавь по затону. А в затоне глубина метров пять и воронки одна другой шире, нырнёшь — и поминай, как звали. По дамбе — вода едва с ног не сшибает. А третьего пути нет, поскольку летать не умеем! А помедлишь чуток, Заречная улица всеми постройками к Ангаре двинется. Опешил было старик, потом матюгнул себя боцманским матом и метнулся по затопленному гребню дамбы.

Хоть и легковат Мореман телом, да краб тот ещё, цепляясь за гребень, как за подводный коралловый риф, полз (по его словам) к мосту на всех четырёх и добрался-таки, открыл шлюз… И смех, и грех вспоминать. Струхнул, говорит, до такой крайности, что не понял, отчего порты намокли.

И вот сейчас мастер Петров упомянул о том самом случае.

Дед Мореман после разговора с мастером по-детски обиженно шмыгнул носом и поспешил домой. Он шёл вслед за тягачом, опираясь на суковатую палку, и с какой-то потерянностью посматривал на огромную равнину, где уже узкой лентой серебрилась речка Ода. Ему почему-то никак не верилось, что пойма с многочисленными лоснящимися на солнце топляками, осевшими бонами, пирамидами теперь будет безжизненной, голой, поросшей травой и что эта дамба — напоминание о некогда существовавшем озере. Он, проживший всю сознательную жизнь на берегу этого искусственного водоёма, привыкший к нему, сжившийся с ним, никак не мог осознать случившееся, смириться с таким поворотом дел и поверить в действительность своей отставки.

Его рассчитала сплавная контора весной. Вызвали и рассчитали. Сказали ещё, чтобы он своё морское дело завязывал и переходил на сушу. Тогда дед вместе с ними посмеялся и ушёл. Ему вновь не поверилось, что этот расчёт всерьёз. Это было и год и два назад. Уволят, а как время к сплаву, опять зовут. Сейчас не нужен, потом понадобится… И продолжал ждать. Рыбачил на озере-водохранилище, хозяйничал помаленьку по дому, побаливал — всё успевал по-стариковски. Когда же ожидания затягивались, переходил на вязание мётел — какой-никакой, а тоже приработок. И всё ждал.

Потом услышал пугающую весть: дамбу под нож, шлюз — на слом! Вот тут Мареман и заметал икру.

— Пошто? — сокрушался он. — Зачем? Ведь озеро осушат, рыба, какая есть, уйдёт. Сам старался, разводил. Осиротится целая деревня!

И никак не мог понять, взять в толк, для чего люди будут ломать шлюз и срезать дамбу?..

Но потом слухи сменились: совхоз «Савватеевский» отстоял дамбу и шлюз, и якобы сам будет содержать озеро. На правом берегу за школой строится профилакторий-санаторий, и озеро очень даже будет кстати, для красоты, значит, и удовольствия отдыхающих. А ещё поговаривали, что совхоз здесь построит большую птицеферму по выращиванию водоплавающей птицы. И Мореман воспрянул духом — море будет!

И вдруг — нá тебе. Приходит мастер Петров и говорит:

— Мореман, пошли. Операцию «Ы» проводить будем.

Дед Мореман пошёл. А когда увидел возле моста тягач, пятерых рабочих из сплавконторы и собравшихся односельчан — стариков, детей, — чуть было не осел на дамбе: ноги ослабли.

— Чей-то делать будете?

— Как что? — засмеялся Петров, глядя на деда сверху. — Сырость болотную выводить.

— Шлюзу ломать?.. Не дам! — попятился Мореман, пряча ключи в карманы потёртых штанов.

— Чудак же ты, Мореман. Больно я спрашивал бы у тебя. Замки пожалел, не то б давно выдрал.

Мореман опомнился и засеменил вокруг мастера.

— Ты, паря, это… слышь, не ломай, а? Смотри, сколь воды утекёт. Рыбы, рыбы-то сколя…

— Совсем сдурел старый! — рассердился Петров. — Разве это от меня зависит?

— От тебя, сынок. От тебя, Андрей Петрович. Не круши… Глянь, вся деревня собралась, — развёл он руки в стороны, как бы желая приблизить односельчан, чтобы и их голоса мог услышать мастер.

Но тот отмахнулся от него, как от назойливой мухи, и не стал далее слушать. Подал команду, и по его взмаху зарычал трактор.

И вот теперь дело сделано, плетётся старик вслед за тягачом и плачет.

— Эй, Мореман! — окликнул его сосед, ровесник. — Куда эдак попылил?

Дед Мореман остановился, достал из кармана широкий платок, тряхнул им и, подняв очки, вытер слезившиеся глаза. Потом снял соломенную шляпу, местами в дырах, отёр вспотевший лоб и сухим осевшим голосом сказал:

— Да вот, гляди, что делают варнаки, шлюзу выдрали и ко мне на дрова тащут.

Сосед осуждающе качнул белой головой и сочувствующе спросил:

— Значит, кончилась твоя морская служба?

— Кончилась, паря.

— И что б им озеро-то не оставить? Все людям на забаву было. Кто б порыбалил, кто бы поохотился. А ребятишкам-то какая жалость.

— Эдак, эдак.

— Ну, хоть возьми на дрова, не то пропадут, — посоветовал сосед. — Отжили доски своё.

— Пошто отжили? Им ищо лет триста стоять. Листвень. Он в воде, что камень делается.

— Эдак, эдак. Выходит, аминь Савватеевскому морю?

— Однако, паря.

— А говорили, утки-лебеди будут…

— Трепотня, не верь.

Дед Мореман спрятал платок.

— А я слухам и не верил. Я глазам своим верю. Вижу, кто что делает.

— Кто, что?..

— Ты что ослеп? Инопланетяне…

— Каки-таки инопланетяне? В жизнь их у нас не бывало, — Мореман заморгал удивлёнными глазами и вновь полез за платком в карман.

— Такие. Они уж сколькой год у нас на земле чудеса творят. То поля, леса выжгут, то леса повалят, то зверя истребят, то Байкал потравят. Што хотят, то и творят. Курить будешь?

Степан достал папиросы. Подал деду. Тот стоял сбитый с толку, уставившись на соседа.

— Каки это инопланетяне? Это ж бригада из лесосплава?

— Это тебе кажется, что из лесосплава. Ты приглядись. Приглядись. Вишь, как глазки у них горят? Так и норовят что-нибудь напакостить.

Мореман представил вновь мастера Петрова, и что-то внутри него стронулось. Действительно, глаза у мастера вроде бы как шальные, и поведение какое-то не нормальное, не человеческое, высокомерное, грубоватое и решительное. И бригадир будто бы как робот. И тракторист за рычагами…

— Слушай, а трактор, трактор-то наш, ДТ-54?

— Хм, трактор, — усмехнулся Степан. — Что, думаешь, трактор для них проблема?.. Они и танк, если надо, заведут. И глазом не поспешь моргнуть, как разбомбят твою дамбу. А ты говоришь дэтэ…

— И как теперь? Чё мне с ними делать?

— А что ты с ними поделаешь? Терпи. Попроказничают и сами уйдут.

— Вот это да… — Мореман стал вытирать вновь вспотевшее лицо. — Ё-моё. Вот беда-то. Так звонить куда-то надо, в лесобазу?..

— Хм… Ты что думаешь, их, оборотней, и там нет? Их, вон, сказывают, во всех конторах понасажали. Вплоть до Москвы. Потому о земном у них душа и не болит.

Теперь Мореману припомнились насмехающиеся над ним лица в сплавной конторе. Хотя ничего смешного там не было, плакать хотелось…

— Может милицию вызвать?

— А что она тут сделает? Да и пока приедет, они уж в другое место умотают. Это ж инопланетяне. Порода такая, без души и ума. Сёдня они здесь, а завтра уж там. Лови их…

— Ой-ёй! Што деется, што деется… Ну, я побёг. Хоть приберу куда-нибудь шлюзу. Пущай пока полежит. Вдруг ищо спонадобится, а она вот она, живёхонькая. — И он, оглядываясь встревожено по сторонам, надев шляпу, поспешил к дому.

А вечером, когда сопки обозначились на горизонте верблюжьими горбами, когда из низовий стал наползать густой мрак, с Заречной улицы послышался хрипучий голос деда Маремана:

Я знаю, друзья, что не жить мне без моря,

Как морю не жить без меня…

Дед был выпивши. Будучи и без того в печали, Мореман после вина совсем загрустил и, как морской волк, списанный на берег, пел о море, тянул эти две строчки, поскольку других не знал. И голос его улетал в Космос, навевая на земные души тоску.

1980г.