Четвёртый том собрания сочинений философа и мыслителя Александра Левинтова посвящён прощанию с самим собой, поэтом.Когда-то автору показалось, что источник его поэзии, иссяк и как-то не по возрасту писать стихи.Сборник открывается подборкой «Хмельная поэзия», комбинацией двух типов опьянения, тесно переплетенных между собой. Книга содержит нецензурную брань.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги 4 | Последнее предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
СТИХИ ИЗ СТАРОГО ЧЕМОДАНА
Конфликтология
бумажный солдатик с картонным мечом
наверно, сильнее картонного брата
с бумажным мечом
из столовой салфетки:
разбито ристалище в масти и клетки
и пешки, и шашки наполнены гневом,
всамделишным, праведным
пеплом и тленом,
и жертвою пали в борьбе роковой
бумажно-картонный, и тот, и другой
Будущий октябрь
Стой, деревня, пой, деревня
во всех избах. В каждом доме
хлеб намётан, хлеб накрошен,
воздух чист, румян, целебен.
За горой село большое:
колокольный звон заутри,
по печам пылают угли,
гаснет звездье кошевое.
От зари тепло и дымно,
разнопенье и мычанье,
журавель скрипит закланьем,
труд себе, а не за гривну.
Берестой звенят поленья,
хруст и хрум скотины сытой,
лавки чисты, пол обмытый,
«Покрова» — поют в моленьях.
Груздь упруг, огурчик зелен,
Кумачи пошли в портянки,
под игривые тальянки
стой, деревня, пой, деревня!
Шёл снег (по мотивам картины на стене)
Шел снег. В голландке
пахло берестой, оттаявшим углём,
в углу — сырая дранка,
не дом — постой, молитва над огнём…
шёл снег. И жизнь
всё дальше уходила, вливалась суета
за неизвестный приз;
с неодолимой силой я проскочил года…
шел снег. Так опадают гимны
в глухую ностальгию. Причинам наперед
и следствия — повинны,
я навзничь падаю на лёд…
шел снег. И от души забытой
взгляд отлетает, с будущим простясь,
цветок опал, шампанское допито,
как седина, шел снег,
и в январе, и в мае,
от бесконечности и вечности таясь
Непрощаемое
Жирели морды ментовские
на жертвы Красного Креста,
и души, щуплые, людские,
спадали к ноженькам Христа.
Мы все падём. И там, быть может,
всё повторится: Моспогруз,
стихи, дороги и безножье,
молитвы и отечный зуд.
Мы не простим и не прощаем,
нас не помилуют они,
но утоли моя печали
потусторонние огни.
Но нет — парторгам и удушью,
пусть страх как мел сотрет лицо:
наш мир, погибший и заблудший,
уж не насытится мацой.
Кровавой тризной людоедов
в предсудный день вступаем мы,
гневливо ропщет наше «кредо»,
а стражи строги и немы.
Корабль дураков
Корабль еле плыл
по замершей планете,
потоп кончался. Воды
сходили прочь и вниз,
под вечно хмурым небом
ненастная судьбина
ещё хранила кучку
слегка живых людей
(они себя от ядерного взрыва
хранили в отдалённейших пещерах,
трудом, молитвою, безбабьем
у Бога заработав жизнь)
и вот теперь ковчег их
в послевременьи носит
во тьме кромешной: зори
не светят боле в мир…
вода спадала. Стали
видны в зловонном иле
ошметья и огрызки
оставленного вслед:
рука Всевышнего
вернула им заборы,
колючку гетто, зон
и лагерей. Осклизло
торчали остовы столов,
острогов, вышек,
плах, эшафотов всех времен,
крестов и виселиц, неровных
ям, рвов, расстрелов рвотных,
где заживо бросали
одиночек или тыщи
безжалостно убитых,
потопленных судов
с врагами и рабами,
кострищ еретиков, кругов
четвертований, воронков
с циклоном Б и без…
и мириады умерших
когда-то, погибших
и загубленных людей
из отдалённых и вчерашних
недр вставали, искромсанные
трупы и скелеты,
высохшие кости,
без плоти, во плоти,
с ободранною кожей
и обнажёнными покровами
телес, младенцы, старики,
мужи и жены, нагие,
в лохмотьях, мумии,
в гробах и саркофагах,
на корточках и навзничь,
при орденах, с веревками
на шеях и с камнями,
у ног привязанными,
в позе богдыхана,
или раздавленной
бульдозером толпой —
они собой всю землю
покрывали. О, как она
вместить смогла так много смерти!…
земля неслась, все более
от предначертанной
орбиты удаляясь.
Куда? — бог весть… неслась…
корабль всё плыл,
живых неся по миру,
но обречён их путь
к суду живых и мёртвых,
взошла луна,
ущербна и убога,
над кучкой чудом
уцелевшего вчера
корабль плыл…
плыл…
Последняя песня
«Колокольчики мои, цветики степные,
Что глядите на меня, нежно голубые?»
Меркнет ясный летний день
на большой планете,
катит по просторам тень,
умирают дети.
Память, скорбь вам не нужны,
некем вас оплакивать,
белой пылью сметены
кепочки и платьица.
«Колокольчики мои, цветики степные,
Что глядите на меня, нежно голубые?»
Эти камни, что стоят
в ядерной окалине,
к небу гневно возопят
о людской напраслине.
Мы пришли в цветущий мир
с топорами, войнами,
из планеты сделав тир,
а поля — окопами.
«Колокольчики мои, цветики степные,
Что глядите на меня, нежно голубые?»
И теперь пора цветенья
началась в полях сражений,
будем всё уничтожать:
глаз за глаз и рать за рать.
Истребим себя и прочих,
И в графе о жизни — прочерк,
есть Земля — и нет Земли,
в ноль милльярды полегли.
«Колокольчики мои, цветики степные,
Что глядите на меня, нежно голубые?»
Разум нам от Бога дан
для изничтоженья:
маленький свирепый клан,
высший смысл Творенья.
Разум вспыхнул и погас,
сам собой низложен,
пусть же недра помнят нас,
коль никто не сможет.
«Колокольчики мои, цветики степные,
Что глядите на меня, нежно голубые?»
Вас, беспомощное племя,
Уж никто не будет рвать,
Искалеченное семя
Ветру-вору засевать.
Не прощайте, погибая,
эту страшную орду,
а тебя, Земля родная,
я с оси твоей сорву.
«Колокольчики мои, цветики степные,
Что глядите на меня, нежно голубые?»
Моя последняя любовь
Моя последняя любовь!
В отчаяньи и удивленьи,
В последних муках вожделенья
И в безнадежном упоеньи,
Вернись ко мне, моя любовь!
Моя последняя мечта!
Ты озари меня судьбою,
Готовой к мужеству и бою,
Зови меня вновь за собою,
Вернись ко мне, моя мечта!
Мои последние слова!
Шепните миру «до свиданья»
И в час обидного прощанья
Не навлекайте наказанья,
Мои последние слова!
Моё последнее желанье!
Останься тем, что и всегда,
Любовь, мечты, слова — гаданье,
Тебя не жду я никогда,
Моё последнее желанье!
Расставанье
Успокоенья нет. Проходят годы.
На стыках рвётся творчества удел.
И мы назло себе и миру всходы
всё ждём от неисполнившихся дел.
Спасенья нет. Уходят пароходы,
гудя прощальные призывы в пустоту,
и кто-то счастье лёгкое находит,
перегоняя сложность в простоту.
Надежды нет. Умчатся все химеры.
С рассудком старым нам возврата нет.
Расслабленным и искренним манером
мы трезвости задёрнули рассвет.
Прощенья нет. Последние вагоны
не нам мелькнут спасительным огнём,
и канувшей мечте на перегоне
не мы сигнал отчаянья пошлём.
Тридцать пять
А кем же я буду,
когда позабуду
последнее детское слово?
— наверное, снова
средь шорохов крова
учиться надеждам придется…
и лето умчится
беспечною птицей
за синие дали былого…
мальчишку седого,
свободой больного,
увидят под парусом ветры.
Но осень настала,
но сердце устало
бороться с собой и судьбою,
и к волчьему вою,
к последнему бою
трубит надорвавшийся голос.
Один
Мохнатым темным зверем
Навалится тоска,
Мы одинокость мерим:
минуты — на века.
В мрачном застое,
с мертвенным боем,
мерно качается время…
прошлое тонет,
воля уходит,
и надвигается темень.
В куцем полёте
вы пропадете,
мужества сладкие грёзы…
и над пустыней
творчества иней
выпадет в жалкие слёзы.
Мелочь обиды
дружбы забытой
просится в совесть мою…
и над безумьем,
сизым удушьем
ветры несчастья поют.
Мохнатым темным зверем
Навалится тоска,
Мы одинокость мерим:
минуты — на века.
По волнам
Весенние ветры свободы
проносятся над ноябрём.
Не глядя в прожитые годы
и в мрачные дни непогоды
под парусом счастья идем.
Веселье открытого моря,
богатства подводных глубин
развеют и скуку, и горе,
подарят волшебные зори
над радугой северных льдин.
Волна золотого забвенья
уносит мечту по волнам.
Лихое морское похмелье —
от пут суеты избавленье —
богами даруется нам.
Священные узы надежды
разбросаны по берегам.
Мы стали другими, чем прежде.
И пущен стакан по рукам,
и рвутся сомнений одежды:
фиеста летит по волнам.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги 4 | Последнее предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других