Тирольский оборотень. Книга 1. На тропе волка

Александр Ланс, 2023

Альтернативная Австрия. Александр Кёлер – необычный оборотень, он не переносит вида крови, ни на кого не охотится, предпочитая еду из супермаркета, а особенно обожает поджаренный в сухарях шницель. Но ему не верят егеря из долины Лойтош, считая, что именно он причастен к кровавым бойням на пастбищах герра Пфеффера на южных склонах Тирольских Альп, потому что он единственный оборотень с опасной первой степенью в округе. Александр хочет свободы, хочет беспрепятственно бегать по лесу в обличии волка и хочет быть с девушкой-человеком, в которую безумно влюблен со школы. Но вместо этого ему приходиться соблюдать определенные правила, сидеть дома в полнолуние и опасаться егерского инспектора фрау Хофлер, которая положила глаз на красивого оборотня.

Глава 4. Медведь в Гайстеркламме

Меня будит проклятый будильник на смартфоне. С трудом распаковываю глаза. Хочется схватить телефон и выбросить его куда подальше в окошко, чтобы он там пиликал на заднем дворе. Но тогда я останусь без смартфона — мне не купят новый. Нехотя сажусь на постели и тянусь к телефону, тыкаю в крестик на экране. Утреннее яркое солнце заглядывает на моей чердак — быстро ночь прошла. Только собираюсь снова завалиться спать, как вспоминаю, что я обещал Штефану сыграть медведя в Гайстеркламме.

— Вот черт, — вырывается у меня, и я отбрасываю одеяло.

Смотрю на время — желательно бы поторопиться, если я не хочу опоздать. Надеваю трусики и дергаю дверь — закрыто. Проклятье, меня же заперли в моей комнате на весь гюфеликс-мондциклус. Рычу с досады, но не долблюсь в дверь, хотя очень хочется пописать. Отец, наверное, уже повез Людвига в школу, а мелкие либо спят, либо уже лопают что-нибудь на кухне. Не хочу привлекать к себе внимание.

Натягиваю джинсы, футболку, худи; кроссовки остались при входе, но у меня в тумбочке ещё есть, вытаскиваю запасную пару. Не могу найти второй носок, ну и черт с ним, надену на босу ногу. Карман джинсов приятно оттягивает пачка евро, вынимаю и прячу в тайник.

Чтобы после превращения обратно в человека вне дома не быть голым, я таскаю с собой довольно вместительный рюкзак-мешок, в который складываю свою одежду. Лямки свободные регулируемые, ремешки застегиваются на груди и на животе. Сверху он весь обшит искусственным мехом, похожим на волчий, так что, когда я волк — рюкзак на моей спине не заметен.

Оставляю на столе смартфон и в один миг перемахиваю через окно. Снова мягко приземляюсь на пятки, прислушиваюсь, вроде тихо. Нагибаюсь, чтобы меня не было видно за живой изгородью и во весь опор несусь к лесу. Там прячусь за вековыми елями от посторонних глаз. Писаю под еловой веткой, пока я ещё человек.

Раздеваюсь, аккуратно складываю свою одежду и засовываю в рюкзак вместе с кроссовками. Ослабляю лямки и закидываю рюкзак за спину, он больно шлепает меня по голой заднице. С минуту просто стою, закрыв глаза, прислушиваюсь к лесу, снова вздыхаю его запахи — они теперь другие, не такие, какие были ночью. Прохладный ветер приятно обволакивает мою обнаженную кожу, лесные запахи возбуждают меня, даже чуток приподнимается мой малыш. Подошвами ног чувствую острые иголки опавшей хвои.

Я расслабляюсь и блаженно ощущаю, как голую кожу покрывает теплый волчий мех. Это самый трепетный момент превращения. И вот я уже стою на всех четырех лапах. Хочется выть от восторга, но нельзя — Ленер слишком близко.

В мгновение ока я срываюсь с места и несусь по лесу не разбирая дороги, носом врезаясь в высокую жухлую осеннюю траву. Несколько мелких зверьков в ужасе разбегаются от меня прочь, никто не хочет оказаться на тропе волка. Но мне до них нет никакого дела, я вообще не ем сырое мясо, тем более мышей, предпочитаю всё-таки человеческую кухню, в смысле нормальную еду в человеческом понимании, а не человечину.

И вдруг прямо перед моим носом со скоростью выстрела проносится что-то темное, с треском ломая кусты. Меня сбивает волной, и я от неожиданности срываюсь с небольшого холмика и кубарем скатываюсь вниз. Мигом вскакиваю на лапы и верчу головой, веду носом, тяну ноздрями, вбирая в себя остатки улетучивающегося незнакомого запаха. Не могу понять, чем пахнет тот, кто только что проскочил мимо меня, но от него тянется длинный шлейф свежей крови. Много-много крови, она резко бьет по моему нюху, но алых пятен на траве нет, он не ранен, это не его кровь. Это меня настораживает.

Ничего не понимаю, хочется броситься за ним в погоню и всё выяснить, пока ещё тянется след, но он слишком быстр для меня и к тому же я опаздываю в Лойташ-Кламм. Взбираюсь на холмик, снова веду носом, но ветер уже развеял всё. Вновь разгоняюсь и несусь к водопаду.

Спустя десять минут я оказываюсь в нужном месте над ущельем Гайстеркламм, осторожно крадусь, чтобы меня никто не заметил из случайно забредших сюда людей, хотя в такую рань и в этом месте навряд ли кто появится, но всё же — предосторожность прежде всего. Добираюсь до серого камня, так похожего на застывшего гоблина, принюхиваюсь — из ближайшего куста доносится запах рыбы и Штефана. Недавно он был здесь. Я оборачиваюсь человеком, чтобы проще было достать из пакета рыбину. Выволакиваю пакет из-за кустов, разворачиваю — мертвыми глазами на меня смотрит большая скумбрия. С минуту офигиваю.

Молодец, Штефан, нечего сказать — морская рыба — то, что нужно для ловли в горном ручье посреди материка. Вздыхаю. Но что поделать, придется выкручиваться с тем, что есть; другой рыбины всё равно негде взять.

Я прячу рюкзак с одеждой в кусты, обращаюсь в некрупного медведя, скорее в медвежонка-подростка, протыкаю когтями рыбину и топаю к ущелью. Немного неудобно в теле неуклюжего медведя, всё же я привык к волчьим повадкам.

Осторожно спускаюсь по скользким острым и влажным скалам вниз, держа в зубах рыбину. Её запах будоражит меня, хочется её слопать, ведь я ещё не завтракал сегодня. Но я сдерживаюсь — потом мне самому будет противно от сырой рыбы, ну, и я обещал Штефану.

Забираюсь на широкий камень близ воды, тут самое узкое место в теснине, скалы острыми выступами чуть ли не упираются друг в друга. Если мне оттолкнуться как следует, то вполне могу перепрыгнуть на другой берег прямо на этот пешеходный железный мостик, опоясывающий скалы. Вода с голубоватым оттенком, бурлит на порогах, пенится, от неё поднимаются пары и брызги. Через минуту моя шерстка уже увлажняется.

Сажусь мохнатой попкой на холодный камень, упираюсь пятками задних лап друг в друга, образуя круг, и выплевываю изо рта рыбину внутрь кольца, чтобы она не соскользнула в реку. Жду Штефана и его группу. Интересно, сколько сейчас времени? Ведь я оставил смартфон дома. Прикольно было б, если бы я его взял с собой. Сидел бы сейчас, играл бы в «три в ряд». Такой продвинутый мишка.

Туман красивыми завитками клубится над бурливой рекой, узкой и мелкой, что вполне её можно назвать ручьем. Начинаю подвывать, эхо подхватывает мое рычание и, отражаясь от гладких скал, разносит по ущелью. Искажает и троекратно усиливает. Даже сам ежусь. Одному тут немного не по себе, не просто так же это место прозвали ущельем духов. Кто знает, может быть, они на самом деле существуют — притаились и ждут, недаром же зверь редко сюда заходит, птица не залетает, и рыба старается не попадать в это русло. Одни неразумные люди прутся в это ущелье для острых ощущений, и я такой же глупый.

Вдруг я слышу человеческие голоса и топот ног по железному сетчатому мостику… приближаются. Поднимаюсь на лапы, протыкаю когтями рыбину, нагибаюсь к реке и сую её в воду, жду, когда глупые туристы подойдут поближе и увидят меня. Слышу радостные восклицания и крики — наконец-то заметили меня, ухмыляюсь, но не поднимаю голову, будто я занят важным делом. Вожу лапой с рыбиной под водой, словно и, правда, занимаюсь ловлей; в какой-то момент я так заигрался, что бурлящая волна чуть не сняла скумбрию с моих когтей; и вот я под восторженные вопли зрителей вытаскиваю свой улов. Хватаю обеими лапами и начинаю трясти, будто рыбка пытается вырваться. Трепещется её хвост как живой, обдавая меня брызгами. От этого народ ещё больше приходит в восторг, начинают щелкать камерами.

Блин, этого я не учел. Не хватало мне ещё попасть в новостные ленты. Поднимаю голову на людей и испуганно пячусь, будто только сейчас их заметил. Вижу Штефана, он, видимо, тоже понял косяк с фотками, просит не пугать медведя камерами. Я поворачиваюсь к народу мохнатой попкой и, виляя коротким хвостиком, забиваюсь в широкую щель в скале. Надеюсь, морская рыбина целиком не попала в кадр, я закрыл её лапами.

Штефан приглашает туристов последовать дальше по маршруту, но народ не спешит уходить, ждут, когда я вновь покажусь. Думают, что они в безопасности. Я отрываю рыбий хвост и бросаю остальную рыбину в расщелину, выползаю снова на камень. Из моей сомкнутой пасти торчит рыбий хвост, я двигаю челюстями, и плавники трепещут, будто рыбка ещё живая и я её заживо поедаю. Встаю на задние лапы, поднимаю передние и издаю угрожающий рык, не разжимая челюсти. Народ ахает, и в страхе отступает от поручней. Начинается суматоха. Кто-то бежит назад, кто-то наоборот вперед по железному мостику. У одного туриста слетает фотоаппарат и летит в реку, со смачным хлопком разбивается о камни. Жаль, дорогая, наверное, камера.

— Идемте, идемте, не нужно пугать медведя, а то он может проявить агрессию, — кричит дрожащим голосом Штефан. То ли сам реально испугался меня, то ли наигрывает, но как правдоподобно. — Скорее вперед по тропе!

Но народ слишком напуган, чтобы внимать голосу разума, они все на панике.

В итоге я опять забираюсь в расщелину, чтобы дать людям прийти в себя. Слышу, как Штефан пытается собрать всех туристов и увести их от меня. Для развлечения, я, то шебуршу чем-нибудь в укрытии, чтобы немного попугать их, то высовываю лапу наружу.

— Медведь! Медведь! — снова кричат они.

По ходу Штефану не сладить со своей группой, они отсюда не уйдут, слишком интересно и опасно, адреналин так и бурлит в их крови, я чувствую его запах наряду с запахом страха. В итоге мне надоедает сидеть в узкой тесной сырой расщелине, и я вновь выползаю на камень.

— Медведь!

Да достали уже. Я вскарабкиваюсь наверх, и прежде чем скрыться в кустах, виляю напоследок мохнатой попкой с хвостиком и нырк… меня нет.

Топаю на четырех лапах до камня-гоблина и осматриваюсь. Тут наверху нет никого, тишина, шум водопада не доносится до этого места. Превращаюсь в человека и вытаскиваю из кустов свой рюкзак.

Во рту вдруг появляется омерзительный привкус сырой рыбы. Вот я даю, совсем забыл, что до сих пор держу в зубах рыбий хвост. Вот бы кто меня сейчас увидел — сидит нагишом, изо рта торчит рыбина — принял бы за сумасшедшего. Выплевываю её на землю.

Достаю из рюкзака одежду и переодеваюсь. Отпихиваю рыбий хвост носком кроссовка. Она высоко подлетает и исчезает где-то за кустами. Надеюсь, местные зверьки быстро найдут рыбий хвост и съедят, как и ту часть, что осталась в ущелье. Выворачиваю рюкзак мехом внутрь, наружу джинсовкой, чтобы выглядел как обычный человеческий рюкзак, забрасываю на плечо. Скомкиваю пакет из супермаркета и беру с собой, чтобы не валялся здесь с запахом рыбы и эмблемой рыбного магазина. Достаю из кармашка рюкзака баллончик. С виду выглядит как обычный мужской дезодорант от пота, а на деле хитрая вещь — отбивает запах оборотня, достать можно только на черном рынке. Я обрызгиваю им куст и вокруг, даже возвращаюсь с ним снова почти до ущелья, обильно поливая всё по пути и обратно. Аромат от баллона специфический, но быстро выветривается, и хорошо убирает запах оборотня. За одним осматриваю, не осталось ли следов: ни медвежьих, ни моих босых, ни в кроссовках. Вроде всё в порядке, здесь земля твердая, каменистая, не оставляет вмятин.

Выхожу из леса к дороге, что ведет к концу нижней туристической тропы Кламмгайстервега, и убираю баллончик в рюкзак. Топаю через деревянный мост к бревенчатой лесной хижине с высокой крышей, это местный трактир, на открытой террасе расположены длинные дощатые столы и лавки. Захожу внутрь, беру в баре кружку пива и картошку-фри, и иду на террасу, сажусь за стол, возле перил, подальше от всех. Жду Штефана.

Тут хорошо, не сыро как в ущелье, осеннее солнышко неплохо так припекает, от нагретых опавших листьев поднимается пряный аромат. Народу в трактире по раннему часу немного, мало-помалу подъезжают разрозненные туристы.

Его группу слышно издалека, они бегут все красные, вспотевшие, возбужденные. Через пару минут весь трактир уже стоит на ушах. Они наперебой рассказывают о медведе, чем взбудораживают всех посетителей и даже трактирщиков. Штефан довольный заходит в трактир, берет газировку и садится ко мне за стол.

— Привет, как прогулка? — бросаю ему, небрежно поедая картошку. — Слышал, на Кламмгайстервеге медведь объявился. Это правда?

— Конечно, — улыбается он, — еле-еле ноги унесли.

— Гонишь? — притворно улыбаюсь я.

— Да, молодой человек, это правда, — вклинивается в наш разговор полная женщина средних лет в ярко-салатовой ветровке. — Мы своими глазами видели медведя.

— Скорее всего духи проказничали, а никакой не медведь, — с каменным лицом произношу я.

— Эй, ты, малолетний пацан, не умничай, чего не знаешь. Это был медведь, — вмешивается спутник этой женщины, сурово сдвинув брови, сам похожий на медведя.

Хочется долбануть его по башке, но мне не стоит устраивать драку в этом трактире, так далеко от белой линии Ленера, не нужно привлекать к себе внимание.

— Вот, мы фотки сделали, — вопит она от восторга и сует мне под нос свой смартфон.

Я беру из её рук телефон и листаю фотографии. Слава богам, из неё вышел никудышный фотограф, снимки в основном размытые и не четкие. По ходу, она даже не старалась, чтобы медведь попал в центр кадра, просто щелкала, как придется. На фото получались — то только одна смазанная лапа, то кончик моего носа, то мохнатая попка с хвостом. Рыба вообще не попала ни на один снимок. Хорошо, если бы все оказались такими же недофотографами.

— Понятно, — говорю я, возвращая ей телефон. — Признаю, был не прав.

И они с торжествующими минами наконец-то отходят от нашего стола.

Народ, кто только что приехал в Лойташ-Кламм, торопится скорее купить билеты и отправится в ущелье, чтобы тоже посмотреть на медведя, но их будет ждать разочарование. Мишка больше не покажется, он предпочитает попить пивка среди людей и поесть картошку-фри.

— Так-то мне уже пора, и неплохо было бы, если б меня подбросили до дома на машине, — намекаю я Штефану.

— Ладно, — говорит он и бессовестно утаскивает пару картофельных палочек с моей бумажной тарелки.

Пока он со всеми прощается, отвечает на бесконечные вопросы и договаривается о новых экскурсиях, раздавая туристам свои буклеты, я доедаю картошку-фри и допиваю пиво. Наконец, Штефан машет мне рукой, и я спускаюсь с террасы, идем к его машине.

Подходим к его «БМВ», одиноко стоящего поодаль ото всех припаркованных тачек, и Штефан снимает блокировку. Я сразу залажу на заднее сидение.

— Ты чего? — удивляется Штефан, садясь за руль и не обнаруживая меня рядом.

— Так безопаснее, — бурчу я. — Мало ли, вдруг навстречу тебе инспектор Хофлер попадется и меня засечет. Лучше я тут посижу. Кстати, гони евро.

Штефан усмехается, раскрывает свой рюкзак и кидает мне на заднее сидение пачку обещанных банкнот. Я тут же их прячу в свой рюкзак. Взамен бросаю ему комок из грязного вонючего пакета.

— Эээ… что это? — спрашивает Штефан, подозрительно косясь на мой «презент».

— Твой пакет из-под рыбы, — отвечаю на его вопрос.

— И на кой он мне? Ты не мог его выбросить в мусорку возле трактира? — взрывается Штефан.

— Не мог, — ворчу я. — Не нужно, чтобы кто-то засек воняющий рыбой пакет, да ещё и с эмблемой фирменного рыбного магазина недалеко от ущелья, где видели медведя с рыбиной. Выбросишь его где-нибудь в центре Зеефельда. Ты думаешь, егеря не захотят поискать самого медведя и всё что с ним связано? И постарайся что-то сделать со всем этим пиаром, пусти слух что ли, что это фейк.

— Ладно, — пожимает плечами Штефан и заводит двигатель. — А ты сегодня молодец, хорошее представление устроил, — добавляет он, весело глядя на меня через зеркало заднего вида, и подмигивает мне.

Усмехаюсь.

— Как ты им вообще втравил байку про медведя, что они купились? — спрашиваю я.

— Я не говорил именно про медведя. Я лишь сказал, что люблю наблюдать за фауной и знаю, на каких маршрутах и в какие дни можно встретить диких зверей, — улыбаясь во весь рот, сообщает Штефан.

— И проканывало?

— Конечно. Я их к овцам на пастбище водил, ты бы видел их радостные лица, — прицокивает языком Штефан, — и оленя подсовывал. Таких развлечений больше ни у кого из местных проводников нет. Зверушек люди любят, особенно человеки из мегаполисов. А тут я им сказал, что по слухам видели крупного дикого зверя, направляющегося в Лойташ-Кламм, и если они хотят увидеть его, то нужно идти со мной рано утром, и обязательно его встретим. Я специально выбрал время, когда в ущелье нет постороннего народу. Цену хорошую поднял и сказал, что места ограничены. Они быстро раскупили билеты.

— Штеф, ты гений, — присвистываю я.

— А то, — хмыкает он. — Ты тоже молодец, так задорно вилял хвостиком.

— Но рыба, Штеф, рыба! — ржу я и демонстративно хлопаю себя по лбу.

— А что с ней? — спрашивает Штефан, посмотрев на меня через зеркало заднего вида. — Я специально хорошую подбирал, большую и вкусную, жирненькую. Тебе не понравилась что ли?

— Она морская, — со стоном произношу я.

— Ты не ешь морскую? — удивляется он.

— Я вообще сырую не ем, — бросаю я.

— А, — хмыкает Штефан. Затем выдает ещё хлеще: — В следующий раз куплю тебе копченную.

— Боже, Штеф! По-твоему, это нормально, когда медведь достает из горного ручья морскую скумбрию? — рычу я.

— Аааа, ты в этом смысле, — протягивает он. По ходу до него наконец дошло. — Всё равно никто не заметил, — ржет он.

— Это я постарался не особо её показывать, — ворчу я.

— Да ладно, что ты такой бука? Раньше был веселее, — вдруг говорит он.

— Раньше и времена другие были, — вздыхаю я.

— Ладно, не грусти. Это же ненадолго. Вот полнолуние пройдет, и всё будет хорошо, — пытается меня успокоить Штефан.

— А потом полнолуние придет снова, — ворчу я.

— Мда…

Несколько минут мы едем молча. Я понимаю, когда я злой, я невыносим, но в последнее время я всегда злой, когда луна заходит за половину. И у меня часто бывают такие резкие перепады настроения.

— На следующем перекрестке сверни направо, — наконец я подаю голос.

— Зачем? По прямой же быстрее, — не понимает Штефан.

— Отвезешь меня задворками и высадишь, не подъезжая к дому, — объясняю я, — пройду задним двором.

— Всё у тебя конспирации, — усмехается он, но всё же поворачивает. — А там, между прочим, дорога плохая.

— А я так-то якобы заперт у себя в комнате до самого клайне, — бросаю я.

— Ты же не ребенок. — Штефан изумленно поднимает брови.

— Скажи это моему отцу, — бурчу я. — Изомеры до двадцати одного года теперь считаются несовершеннолетними.

— Серьезно? — удивляется Штефан.

— Угу.

— Так тебе и пиво нельзя, — смеется Штефан.

— Угу, — снова вздыхаю я. — Вот прикинь, тебе исполняется восемнадцать, тебе можно уже алкоголь, сигареты и секс. Ты пробуешь всё это, входишь во вкус, но вот только отмечаешь свое девятнадцатилетние, как выходит новый закон и хоба — ты снова несовершеннолетний и тебе ничего нельзя!

— Жестко, — сочувственно произносит он.

— Так, стоп, тормози, егеря! — резко вскрикиваю я, заметив возле своего дома егерской джип с проблесковыми маячками.

— Вот черт, — сплевывает Штефан и жмет по тормозам.

С минуту тупо пялимся на джип инспектора Хофлер. Оранжевые отблески от сигналок бегут по еловым веткам, и у меня в тревоге сжимается сердце.

— Оперативно, — медленно произносит Штефан, оборачиваясь ко мне. — Но не могли же они так быстро догадаться?

— Не могли, — киваю я.

— Хорошо, что мы подъехали со стороны леса, а не с главного входа.

— Я же говорил, — хмыкаю я.

— Может, тебя увезти, и спрячешься на время?

— Не, — я мотаю головой, — наверное, всё же мне лучше пойти домой. Мало ли что там. Выкручусь. И я как бы должен находиться в Ленере. А если убегу — огребу по самые уши.

— Как знаешь, — соглашается Штефан.

Я выбираюсь из его машины и осматриваюсь по сторонам. Егерей не видно, не похоже, чтобы дом был оцеплен.

— Ну, я пошел, — бросаю я напоследок Штефану.

— Удачи!