Пятое Октября. Книга, написанная опером

Александр Кириллов

«Пятое октября» – сборник рассказов, посвященных будням сотрудников полиции. Автор вспоминает свою работу в МВД на рубеже девяностых-нулевых годов, делится тонкостями оперского мастерства, вспоминает своих учителей в профессии. Да, говорит он, работая в полиции, ты каждый день сталкиваешься с изнанкой жизни, что делает службу еще более тяжелой. И только вера в торжество справедливости и необходимость борьбы со злом помогает автору много лет оставаться преданным делу, которому он служит. Книга содержит нецензурную брань.

Полет в Ниагару

Рассказ

Дорогой читатель, в этом рассказе я хочу познакомить тебя с одним из тех, кто встретил меня на пороге службы уголовного розыска, учил меня азам сыскной работы и ковал во мне оперской стержень, — с Петром Николаевичем Комаром. Моим первым начальником уголовного розыска.

Роста и телосложения Петр Николаевич был среднего. Свои негустые короткие темно-русые волосы он обыкновенно зачесывал назад. Но они, словно не желая подчиняться усилиям гребня, всегда немного торчали вверх. В одежде он был прост. Гардероб его составляли пара скромных джемперов, пара брюк, джинсы, старенький пиджак, поношенная коричневая кожаная куртка. Зимой же он вообще носил форменный, без знаков отличия, милицейский бушлат. При всей его простоте и скромности была в Петре Николаевиче одна изюминка, свой шарм. Это — небольшие гусарские усики, за которыми он трепетно ухаживал. Он мог быть где-то небрежен в одежде, в прическе — скидка на его непослушные волосы, — но его гусарские усики всегда были аккуратно подстрижены и выровнены по краям бритвой.

В молодости Петр Николаевич окончил мореходное училище. А затем какое-то время, до поступления на службу в милицию, плавал… Отставить!.. ХОДИЛ на кораблях по морям. По этому поводу он сделал мне разок замечание, когда я, узнав о его флотском прошлом, спросил: «А где вы бывали, куда накораблях плавали?» Посуровев лицом, Петр Николаевич посмотрел на меня и сказал: «Корабли не плавают. Корабли ходят. Плавает говно». Больше подобных выражений, по крайней мере в присутствии людей флотских, я не допускал.

Нрава Петр Николаевич был веселого неунывающего, стойко относился к жизненным трудностям и неприятностям по службе, что, возможно, было результатом полученной им в молодости флотской закалки. Своим задором и оптимистическим восприятием жизни он с легкостью заражал окружающих. В первую очередь, конечно, своих немногочисленных оперов-подчиненных.

Планерки Комар проводил без лишнего крика и ненужного перехода на личности. Руководителем он был довольно демократичным, хотя спуску за разгильдяйство не давал. И отчитать мог — будь здоров! Но палку не перегибал. А если видел, что опер немного выбит из эмоциональной колеи, то мог приободрить и вернуть в состояние душевного равновесия.

Бывало, с утра выслушаем от вышестоящего руководства много «хорошего» о себе: этого опера́ не сделали, то должны были сделать, это должны были предугадать, вообще ничего не сделали, гнать их надо в шею. Идем с понурой головой в кабинет Комара. Рассядемся. Комар встанет. Подойдет к двери. Проверит, плотно ли закрыта, и скажет:

— Ну что? Не правильно вам сейчас высказали?

— Правильно, — буркнем в ответ.

— А зачем довели до этого? — спокойным тоном продолжит Петр Николаевич. — А предположить сразу, что у родителей разыскиваемого дача есть и что он там может скрываться, нельзя было? У соседей нельзя было сразу спросить: так, мол, и так, на рыбалку сосед ваш зачастил, каждый день ходит? Какая рыбалка, сказали бы вам, с дачи не вылезали все лето они. Так?

— Так, — ответим.

— Ну ладно, ошибок нет только у кого? У того, кто не работает.

«А сейчас у оперов таких-то есть шанс реабилитироваться, — улыбаясь, закончит Комар, — вот преступление такое-то. Сегодня они поднапрягутся да раскроют его. Ошибок своих больше повторять не будут».

После такого короткого разговора и напряжение снимется, и жить заново захочется, да и работается уже с другим настроением.

А вообще Комар не любил тупости. Скажут оперу: из точки «А» надо дойти в точку «Б». А по пути ему точка «В» попадется. И бежит опер к Комару: «Мне тут точка „В“ по пути попалась, и поэтому в точку „Б“ я не дошел. Пришел вот вам сообщить». — «А самому подумать нельзя было?! — упрекнет Комар. — Что, за вас за всех Петр Николаевич думать должен?!»

Хотя излишние раздумья оперов Комару тоже были не по душе. Он всегда говорил: «Работа опера — это прежде всего работа рук и ног». И вот с этим утверждением Комара я согласиться никак не мог. И при случае высказывал свое, только еще зарождающееся в глубине моей души мнение: «Работа опера — это прежде всего работа головы, а затем уже рук и ног».

Тогда — кроме того, что я был молодым опером, — я еще был просто молодым, горячим, азартным человеком, с пытливым умом и развитым воображением. Выезжая на каждое рядовое преступление, я очень не хотел, чтобы оно было просто рядовым. Во всяком преступлении мне хотелось увидеть какую-нибудь загадочную, запутанную историю и книжную развязку. И вот за выдвижение различных фантастических версий, навеянных моим богатым воображением, я не раз удостаивался от Комара ироничных комплиментов вроде «Эркюль Пуаро», «наш Пинкертон» или «наш Шерлок Холмс». Что ж, я не обижался.

— Ну что, Эркюль Пуаро, раскрыл преступление?

— Нет еще, Петр Николаевич. Но обязательно раскрою! — с оптимизмом отвечал я.

А поскольку, несмотря на мою молодость и небольшой опыт работы, выполнять такие обещания мне все чаще и чаще удавалось не хуже, чем моим старшим коллегам-операм, отношение ко мне Петра Николаевича было благосклонным.

Однако в те дни, о которых я хочу рассказать тебе, мой дорогой читатель, благосклонность Петра Николаевича, похоже, сошла на нет. Закончилась, так сказать, для всех.

Он ходил мрачнее тучи и даже срывался на крик в отношении своих подчиненных, что для него было большой редкостью. Причиной тому была целая серия нераскрытых краж из гаражей, расположенных в гаражных кооперативах нашего района. Точнее, всего в двух гаражных кооперативах. Они располагались в полукилометре друг от друга вдоль последней улицы небольшого частного сектора. На границе с гаражными кооперативами было всего лишь несколько многоквартирных домов. Все они, за исключением одного, были четырех-, пятиэтажные. Один дом был девятиэтажным.

Гаражи в этих кооперативах стояли старенькие, самодельные, преимущественно сваренные из металлических листов. Четких рядов в кооперативах не имелось, как и нумерации. Гаражи были разной окраски, но большая их часть покрывалась стандартной серебрянкой. Встречались, впрочем, и гаражи заброшенные, бесхозные, соответственно, давно некрашенные. Они были неприятного грязно-черного цвета.

Количество заявленных и нераскрытых краж доходило уже до тридцати. Сообщения о кражах поступали в Дежурную Часть от владельцев гаражей чаще всего утром. Когда они приходили в гараж, чтобы выехать из него на своем «железном коне», но сделать этого не могли. Потому что у «коня» отсутствовал аккумулятор, колеса, зеркала и прочие «органы». В одном случае отсутствовал сам «железный конь»: был украден мотоцикл. В некоторых гаражах хозяева машин не держали. Тогда из гаражей похищали инструменты, хозяйственную утварь и даже продукты питания.

После каждого поступившего сообщения о краже Комар выливал на нас весь «кладезь» богатого русского языка, из которого печатных слов было только четыре: «Когда раскроете эти кражи?!»

Путь, который мы выбрали, чтобы задержать воришек, орудовавших в этих гаражах, был прост: сидеть там ночами в засадах. Но то ли мы что-то делали не так, то ли воришкам просто везло: как только мы садились в засаду в одном кооперативе — кража совершалась в другом. Если делали две засады — кража не совершались вообще. Мы уже стали косо друг на друга поглядывать. Забегая вперед, скажу: косые взгляды были напрасными. Может, до определенного момента просто воровского фарта было больше, чем оперского везения. Но везет тому, кто везет.

«Везти» в ту ночь выпало троим: мне, молодому оперу Лехе (он был единственным в отделе младше меня, только пришел на службу, окончив школу милиции) и участковому Геннадию Николаевичу Зимину. Пришла наша очередь сидеть в засаде.

Ближе к десяти вечера мы собрались в отделе. Вооружились. И собирались было уже идти в гаражи, как в отделе появился Комар.

Увидев нас, сказал:

— Ко мне в кабинет зайдем.

Мы зашли к нему в кабинет, закрыли за собой дверь и расположились на стульях, стоявших вдоль стены. Сам Комар сел за стол напротив. Закурил. И вдруг резко обратился именно ко мне:

— Ну вот как ты хочешь их задержать? Как ты в засаде сидишь?

Тут я охотно решил поделиться специально разработанной мною тактикой, которую я как раз сегодня хотел предложить своим коллегам:

— Возле гаражей стоит девятиэтажный дом. Я днем заходил туда. Поднялся на последний этаж. Из окна в подъезде на последнем этаже все гаражи как на ла…

— Нет! — прервал меня Комар. — Неправильно ты делаешь! Не так в гаражах ночью надо работать…

— Почему?! — вырвалось у меня.

— Потому что ночью в гаражах ничего не разглядишь! Надо полагаться, — тут он сделал паузу, — НА СЛУХ! Надо не наверху сидеть, а между гаражей спрятаться или залезть на них и слушать! Ломать будут — услышишь.

— Зачем мне слышать, если я могу увидеть?

Оглядываясь на свою службу в милиции-полиции, я сейчас понимаю, что, будучи лейтенантом, я почему-то спорил с руководством гораздо больше и чаще, чем тогда, когда стал майором и подполковником.

Но споры с лейтенантом в этот вечер не входили в планы Комара.

— Так, — сказал он твердо, давая понять, что прения закончены и яйца учить курицу в эту ночь не будут, — сейчас поступим следующим образом. Ты, — он указал на меня, — и Алексей идете в ГК «Весна». Находите там место, где спрячетесь. Садитесь и… СЛУШАЕТЕ! Берете рацию. Звук ставите на минимум. И если что — сразу зовете нас на подмогу. Рацию не выключайте — подмога и нам может понадобиться. Неизвестно, куда они придут. Мы с Геннадием Николаевичем в ГК «Чайка» будем. Все, пора кончать с этим. Пошли.

До частного сектора мы так и шли вчетвером. По пути Петр Николаевич еще несколько раз дотошно и строго повторил мне все инструкции, как я должен буду организовать засаду в паре с Лехой. Я молча кивал в ответ. Когда мы подошли к частному сектору, наши пути разошлись. Был уже виден ГК «Чайка», где дежурство должны были нести участковый Зимин и неожиданно сам определивший себя в засаду Комар. Комар с Зиминым, отделившись от нас, направились туда. Я посмотрел им вслед. Они были чем-то похожи, Комар и Зимин. И телосложением, и возраст у них был примерно одинаков — обоим было за сорок. Оба носили гусарские усики. Только у Зимина усы, так же как и вся голова, были седые. Кроме внешнего сходства, объединяло их еще то, что оба чертовски хорошо делали свою работу. Про Комара вообще говорили, что он опер от Бога. Он мгновенно подбирал ключики практически к любому жулику. Многих этих жуликов знал лично. Многие из них были им завербованы. И приносили ему столько информации, что он довольно часто мог раскрывать самые сложные преступления, как говорится, не выходя из кабинета. Работа Зимина, как и любого другого участкового, состояла не из раскрытия каких-нибудь тяжких или резонансных преступлений. Бытовуха, семейные скандалы, конфликты соседей — вот будни участкового. Но! За год службы мне неоднократно приходилось дежурить в составе следственно-оперативной группы вместе с Зиминым. И я заметил, что даже на незначительных выездах, особенно если вызов был с его участка, он подолгу разговаривал с заявителем, пытался вникнуть даже в незначительную проблему и действительно помочь решить ее. Еще мне нравилось получать материалы, которые были собраны Зиминым. Довольно взрослый человек, старожил службы, дежуря в опергруппе и собирая материал доследственной проверки, он всегда мог определить, что этот материал точно не попадет к нему. Но документы по каждому заявлению всегда собирал так, как будто материал непременно должны были передать именно ему. Наверное, это была годами выработанная привычка — хорошо работать. Хорошая привычка.

Именно от Зимина в момент нашего очередного совместного дежурства я услышал: «А Петя Комар тебя хвалит». Из-за той фамильярности, с которой он назвал моего начальника просто Петей, я сделал вывод, что они давно знакомы и давно вместе работают. Может быть, вместе начинали. Многое было в них похожего. Но были и различия.

Различались Комар и Зимин званиями. Комар был в звании майора. А вот на Зимине погоны старшего лейтенанта выглядели довольно нелепо. Но через год службы в нашем отделе милиции мне стало очевидным, почему это было именно так. Зимин был в отделе единственным, кто мог на совещаниях встать и спросить, почему нам уже несколько месяцев не платят пайковые, почему не выдают форму, почему не платят за ту же невыданную форму компенсацию. Встать и сказать, что после суточного дежурства мы должны иметь два дня выходных, а не один «отсыпной», и что если два дня выходных нам не дают, то за это нам тоже должны платить, и так далее. Естественно, при таком подходе к своей карьере даже избитая фраза: «Капитан, никогда ты не станешь майором» — была для него недостижимой роскошью. Того же капитана ему еще надо было как-то получить. Но он не сильно переживал из-за своих старлейских погон. Наверное, просто был выше этого.

Как я успел заметить, между ним и Комаром была какая-то взаимная симпатия, может быть, даже и дружба. Я не раз наблюдал, как в моменты работы над серьезными преступлениями Зимин заходил в кабинет Комара. Они подолгу общались, а потом у Комара появлялась гениальная идея. И преступление с легкостью раскрывалось.

А еще в отношении Комара к Зимину была, по-моему, некоторая зависть. Да, именно Комар, на мой взгляд, относился к Зимину с завистью, а не наоборот. Наверное, Комар втайне завидовал Зимину, что это он, Зимин, старлей. Что это он, Зимин, может встать на совещании и высказать начальству всю правду. Что это он, Зимин, ведет себя именно так, как хотел бы, может, себя вести Комар. Но Комар не ведет себя так и… по всей видимости, не будет вести себя так никогда.

Итак, они отделились от нас, а мы с Лехой проследовали дальше. Дойдя до обозначенного нам ГК «Весна», я резко свернул в сторону одиноко стоящей там девятиэтажки, о которой я несколько минут назад рассказывал Комару.

— Сюда, — твердо сказал я Лехе.

Алексей вопросительно посмотрел на меня: «Ослушаемся приказа Комара?»

— Сюда, — повторил я.

Леха спорить не стал. Кроме того, что он был и по возрасту, и по званию младше меня (а значит, когда мы остались вдвоем, мои приказы для него были поважнее приказов Комара), так он еще и был после суточного дежурства. Днем он отдохнуть толком не смог, и сейчас ему предстояло еще нести службу целую ночь. Так что вяло, но безо всяких споров он поплелся следом за мной. Когда мы поднялись на девятый, последний этаж, Леха запрыгнул на стоящий в подъезде деревянный ящик для картошки и, мгновенно закрыв глаза, произнес:

— Я немного подремлю?

— Хорошо, — ответил я. — Смотреть можно и по одному.

Я подошел к окну. Оно располагалось высоко над полом. Встав возле него, я оперся грудью на подоконник. М-да. Картина вырисовывалась совсем не та, что была днем. Во-первых, я мог быть хорошо виден из окна освещенного подъезда. Во-вторых, сам я ничего не видел. Двойное стекло окна сильно отсвечивало. Признать свою неправоту? Разбудить уже успевшего заснуть Леху и спуститься к гаражам? Ну уж нет!

С проблемой света я справился легко. Открутил лампочки на последних этажах. Ниже лампочек просто не было. Увы… девяностые. После того как я избавился от электрического света в подъезде, силуэты гаражей стали немного различимы, но этого мне было явно недостаточно. «Надо открыть окно», — подумал я. Дернул за ручку. Окно не поддавалось. Дернул посильнее. Все одно, результат тот же. Почему? Пригляделся. Ну да, все правильно. Окна в подъезде вообще никогда не открывались. Когда их поставили, тогда же покрасили. Покрасили и что? Сразу закрыли. Краска крепкими застывшими каплями связала раму. Но отступать от своей идеи я не хотел. Достал ключи, выбрал ключ потоньше и покрепче и стал отколупывать краску. Вначале процесс шел медленно, но затем у меня появился некоторый навык, и через полчаса я открыл первую раму. Еще минут через десять — вторую. Подъезд наполнился прохладным осенним воздухом. Ну вот. Другое дело. Картинка все ж не идеальная (электричество в гаражный кооператив проведено не было, так что не было в гаражном кооперативе и фонарей), но покрытые серебрянкой гаражи хорошо отражали лунный свет. И происходящее в гаражном кооперативе было более-менее видно. И что примечательно… СЛЫШНО! Вот так, товарищ майор!

Я достал сигарету. Курил, держа ее в опущенной вниз руке. Поднося сигарету, чтобы затянуться, прятал красный уголек в закрытой ладони. Образовавшимся бычком собрал на подоконнике все отколупанные кусочки краски в один большой круг, затем разделил его на две ровные части, затем на четыре, затем на восемь, затем опять собрал в один круг. Проделал это еще несколько раз. Еще раз покурил. Снова обратился к сборке и разборке своего импровизированного круга, поглядывая на отраженный из темноты гаражного кооператива лунный свет, которому крыши гаражей добавляли серебряный оттенок. Расположенная позади гаражей лесополоса черных и страшных высоких деревьев при порывах сильного ветра покачивалась из стороны в сторону, шелестела своими редеющими листьями. В лежащей передо мной осенней ночи не было ни одного прохожего, ни одной бродячей собаки, ни одной жалобно завывающей своим противным мяуканьем кошки.

Вдруг! Посреди кооператива мелькнул луч света и пропал. Потом мелькнул еще и снова пропал. Так повторилось несколько раз. Словно вдали корабельным фонарем передавали морзянку. Затем! По ночной тишине еле слышно пронеслось: «Дддддзззз-о-нннн». Еще раз: «Дддддзззз-о-нннн». Потом и звуки, и свет пропали. Через некоторое время свет снова короткими вспышками замелькал в гаражах, но только левее. Потом еще левее. И опять, но тоже левее: «Дддддзззз-о-нннн». Я резко ударил несколько раз спящего Леху по плечу: «Подъем! Гаражи вскрывают!» Леха вскочил. Мы полетели по лестничным пролетам вниз. Через несколько секунд были уже готовы выскочить из подъезда, как я сообразил: выйдя из подъезда, мы сразу окажемся среди гаражей. Если там засвистит наша старенькая рация — все пропало. Ее свист разлетится сразу по всему кооперативу. Вызывать Комара надо из подъезда.

— Леха! — Я остановил его почти у самой двери. — Комара отсюда вызывай!

Сам выскочил на улицу. Пригнулся к земле. И через несколько мгновений оказался у гаражей. Центральной улицей, начинавшейся от входа, кооператив делился на две части. Вспоминая, как кооператив выглядел сверху, я предположил, что гараж вскрывают правее от меня в третьем или четвертом ряду. Я стал прислушиваться, пытаясь понять, где конкретно вскрывают гараж. Тут позади меня в траву плюхнулся Леха. Одним выдохом прошептал:

— Вызвал. Бегут.

Потом, всматриваясь вместе со мной в черноту гаражных пролетов, он снова прошептал:

— Где?

— Не могу понять, — тихо сказал я. — Отсюда по-другому видно. Третий или четвертый ряд. Скорее всего, справа. Точно. Справа.

Оставив Леху встречать мчавшихся к нам Комара и Зимина, я, пригнувшись, стал продвигаться вглубь гаражных рядов. В первом ряду я никого не обнаружил. В два прыжка достиг второго ряда. Там тоже никого не было. Далее продвинулся к третьему ряду. Посмотрел направо, там тоже никого не было. Я стал продвигаться ниже. Как вдруг неожиданно для себя услышал тихие голоса… слева! Не справа, а слева! Я ошибся! Я обернулся: четыре черные мужские фигуры стояли в 10 метрах от меня! У двоих из них в руках были поблескивающие в ночном свете металлические ломы! Вместо того чтобы «начать охоту на выслеженного мною зверя», я сам оказался в ловушке! Меня спасало только то, что они находились ко мне спиной.

Я медленно лег на землю. Всем телом вжимаясь в пыль и гравий, дополз до ближайшего гаража. Пригляделся. Они продолжали стоять ко мне спиной. Тихо разговаривали, никуда не торопились и ни от кого не прятались. Видимо, безнаказанность того, что они орудовали в этом кооперативе по ночам уже несколько месяцев, расслабила их. Я завалился на левый бок, правой рукой медленно залез под куртку, расстегнул кобуру пистолета и приготовился уже достать свой ПМ. Но… «Стрелять здесь? — подумал я. — Среди металлических гаражей. Любой рикошет. Да еще в темноте. Нет. Только в крайнем случае. И только вверх. И то если меня начнут убивать этими ломами». Я застегнул кобуру. Один черный силуэт с ломом в руке отделился от остальных, подошел к ближнему от него гаражу и… Дддддзззз-о-нннн! Не получилось. Замок не поддался. Еще раз: «Дддддзззз-о-нннн!» Снова неприятная для него, и, кстати, для меня, осечка. Брать-то их надо, когда они гараж уже вскроют! Четверка о чем-то коротко поговорила. Развернулась и… пошла прямо на меня! Они меня не видели. Они просто спокойно шли и шли, с каждым шагом приближаясь ко мне! Еще пару шагов, и они просто на меня наступят!

— Стоять! — вскочил я с земли. — Милиция! — Резким движением я схватил и повалил на землю ближнего ко мне ночного воришку. Трое его сообщников, на секунду опешив, побросали ломы и кинулись к выходу из кооператива.

— Стоять! Милиция! Стоять! Стоять!

Короткие звуки борьбы. И через несколько мгновений все беглецы оказались лежащими на земле в наручниках. Я подтащил к ним четвертого, на руках которого тоже сразу щелкнули «браслеты». Убегающую от меня троицу ждали не только Комар, Зимин и Леха, но и подъехавший, вызванный по рации Комаром экипаж ГАИ, дежуривший в эту ночь в нашем районе. Гаишники сделали все грамотно. Кооператив находился несколько в низине микрорайона. Будучи еще наверху дороги, ведущей в кооператив, они выключили на автомобиле фары и двигатель. И спустились, что называется, накатом. Это позволило им подъехать к нам на помощь незаметно для преступников.

Комар взял меня под руку, отвел вглубь кооператива и тихо спросил:

— Какой гараж вскрыли?

— Никакой, — сказал я, — не смогли. Ломали, но не смогли.

— Зачем же ты задерживать их стал?

— Наступили бы на меня! Все равно заметили бы! Вот здесь на земле лежал! — эмоционально прошептал я Комару.

Комар задумался. Взял фонарь. Прошелся с ним по гаражам. Убедился, что свежих следов взлома на гаражах нет, и сказал мне:

— Ладно, поехали.

Это был досадный промах. Сейчас задержанные ребята запросто могут сказать: «Да, гуляли в гаражах ночью — гулять по ночам никому не запрещено, — а ломы так, для самообороны взяли». Но Комар не стал корить меня. Тем более что сейчас у нас в руках были те, кто все лето по ночам «бомбил» гаражи, буквально затерроризировав своими кражами их владельцев. В том, что в наших руках были именно они, сомнений не было никаких.

Мы поднялись к месту, где на земле лежала скованная наручниками банда, и Комар скомандовал:

— Грузим! В отдел!

В отделе наши худшие опасения оправдались. Задержанные ожидаемо заняли позицию: «Ходили, гуляли, никаких гаражей не вскрывали».

Не будь в эту ночь с нами Комара, может быть, этим бы все и закончилось. Истекли бы положенные для установления личности задержанных три часа, задержанные так бы ни в чем и не сознались, и с извинениями нам пришлось бы их отпустить. Такие дела, дорогой читатель, знать и доказать — две разные вещи. Но Комар с нами был! Враз оценив ситуацию, он направился к дежурившему той ночью следователю. Дежурил в ту ночь Влад Давыдов.

Влад был уже немолодой мужчина. Лет за тридцать. Но звание имел всего лишь лейтенантское. Причиной было то, что он поздно для своих лет пришел на службу в милицию. Хотя в работу следователя вник сразу. Взяток не брал, дела не пропивал. А это сразу заметно. Дела расследовал в срок и даже очень неплохо. Но он работал, как бы сказать, без лишней энергии и ненужных, необоснованных авантюр. Прежде чем прийти на работу в милицию, он приобрел уже немалый жизненный опыт. И именно исходя из него подходил к работе. С руководством, коллегами-следователями и сотрудниками других подразделений он держал дистанцию, не сближался и, по всей видимости, не желал иметь ни с кем каких-либо отношений, кроме служебных.

— Ну, Петр Николаевич, вы же сами понимаете. Ну нет ничего. — Влад всячески пытался отказать Комару в его просьбе. Просьба же была проста. Именно сейчас, ночью, не дожидаясь утра и санкции прокурора, необходимо провести обыски у всех задержанных. Влад мог как дежурный следователь дать санкцию на проведение обысков, не дожидаясь согласования у прокурора, но не хотел брать на себя лишнюю и, как казалось ему, ненужную ответственность.

— Как ничего нет! А это?! — Комар зло пинал по лежащим на полу в кабинете следователя изъятым ломам. — А тридцать вскрытых за лето гаражей?!

— Петр Николаевич, дождемся утра. Получим, как полагается, у прокурора санкцию. — Влад понимал, что утром его дежурство кончится и дело поручат другому следователю. А если санкцию даст сейчас он, то заниматься этим делом ему придется до конца и ни о каком отдыхе с утра мечтать не придется. Он всячески пытался противиться напору Комара.

Но ждать утра Комар не мог. Ему надо было решать ситуацию прямо сейчас. Надо было дожимать Влада, и он его дожал:

— Ты кто? Следователь?! Или так… отдохнуть сюда пришел?

Из кабинета Влада Комар вышел с четырьмя заветными листками бумаги — четырьмя постановлениями о производстве обыска при нетерпящих обстоятельствах. Азарта борьбы с задержанной группой было у нас все больше и больше. Сейчас дело было только за нашим профессионализмом да за нашей оперской удачей.

Громкоговоритель в отделе объявил:

— Внимание! Всем собраться в кабинете начальника уголовного розыска! Всем собраться в кабинете начальника уголовного розыска!

Через несколько минут в кабинете Петра Николаевича снова собрались те, кто несколько часов назад отсюда отправился на дежурство в гаражные кооперативы. К Комару, мне, Лехе и Зимину присоединился лишь дежуривший опер Иван. Но и такого количества сил Комару было достаточно.

— Так, — становившийся все более и более эмоциональным Комар обратился ко мне, — вот вам с Алексеем три обыска. Проведете их. И присоединяетесь к нам. Зимин и Иван едут со мной. Изымаем все, что относится к автомобилям. Запчасти, инструменты, любые аксессуары. Составлять полный список похищенного сейчас времени нет. Все, что кажется подозрительным, изымаем. Разберемся потом. Все. Выходим. В машину.

В машине я ехал слегка обалдевшим от арифметики Петра Николаевича. То есть нам с Лехой надо было провести три обыска, да еще потом успеть присоединиться к ним. Но спорить и возражать я не стал. Логика Комара дошла до меня позже. После того как мы провели два из трех порученных нам обысков. Точнее, можно сказать, что мы их и не проводили. Трое из четверых задержанных жили в хрущевках, расположенных в соседних домах. Что нам было искать в небольших одно — или двухкомнатных квартирах? Естественно, никаких колес и аккумуляторов мы там не нашли. Третий обыск закончился тем же. Может быть, в этих квартирах и было что-то противозаконное, но нас интересовали крупногабаритные вещи. Был еще один вариант — «чем черт не шутит». И вот чтобы не пропустить этот вариант, нужны были обыски сразу у всей четверки. Наспех заполнив протоколы, мы с Лехой побежали по четвертому адресу. Здесь мне и стало все понятно. Один из подозреваемых жил в частном доме, расположенном в нескольких сотнях метров от гаражных кооперативов. Куда же еще ночным воришкам было нести украденное, как не туда? Мы открыли калитку частного хозяйства, где уже больше часа группа под руководством Петра Николаевича проводила обыск. И в центре двора увидели то, за чем Петр Николаевич сюда пришел. Покрышки, диски, болгарки, магнитолы и даже… украденный мотоцикл! Рядом с этой грудой наворованного победителем стоял наш начальник уголовного розыска.

— Грузим! — сказал он.

«Грузим» пришлось сделать три или четыре раза. Наш «бобик» летал, как челнок, от этого склада наворованного к отделу милиции и обратно. Изъятое складывали прямо во дворе отдела. Вместе с последней партией загрузились и мы сами с Петром Николаевичем. На крыльце отдела нас встречал следователь Влад.

— Ну что?! — радостно отвесил ему Петр Николаевич, выходя из машины. Точнее, не выходя, а практически выплясывая по двору отдела «Яблочко». — А?! Ничего нет?! Товарищ следователь! У Петра Николаевича-то и ничего нет?! — Комару, для того чтобы передать полную картину его радости, не хватало только сдвинутой на затылок бескозырки, тельняшки и морских расклешенных брюк! Петр Николаевич улыбался и сиял от удовольствия. Он понимал, что оставшаяся работа — это только дело техники.

— Ну да, — сказал немного грустно, но все-таки тоже радуясь нашей победе Влад, понимая, что на работе ему сегодня точно придется задержаться.

Куча изъятого наворованного добра была именно тем, что сдвинуло дело с мертвой точки. Как говорится, лед тронулся! Петр Николаевич сам лично вывел во двор каждого из задержанных и ткнул их, как нагадивших щенков в лужу, в изъятые при обыске вещи. И задержанные стали давать признательные показания наперегонки. Мы спешно вызывали по телефону потерпевших. Практически все они опознавали хотя бы что-то из похищенного у них. Начались подробные допросы подозреваемых. Проверки показаний на месте с каждым из них, в ходе которых они четко и до мельчайших подробностей показывали, как, из каких конкретно гаражей, что и когда похищали. В эту работу погружены были все: и Комар, и я, и Зимин, и, конечно, Влад. Единственным, кого отпустил Петр Николаевич, был Алексей. На него было жалко смотреть. Он вот-вот был готов заснуть прямо на ходу.

Часам к десяти вечера произошло то, что на милицейском жаргоне называется «закрепились». У нас были доказательства виновности всех задержанных по всем фактам их преступной деятельности. Мы были невыспавшимися, уставшими и уже еле стояли на ногах. Но мы были победителями. Победителями и королями этого дня.

Ко мне в кабинет зашел Комар и сказал, что нас собирает начальник отдела милиции.

В кабинете начальника отдела собралось не много сотрудников. Сам начальник, его заместитель-азербайджанец и те, кто ковал победу над преступностью сегодня ночью: Комар, Зимин, я и следователь Влад. Не было только оперов Лехи и Ивана. Леху, как я уже сказал тебе, дорогой читатель, Комар еще утром отпустил домой, а Иван имел законный выходной после суточного дежурства. У всех присутствующих было хорошее настроение. Только Влад казался уставшим больше всех. Рядом с ним на стуле лежали четыре аккуратно подшитых тома уголовного дела. Результат нашей работы за минувшие сутки.

— Ну что следствие? Закрепились? — громко обратился к нему начальник отдела милиции.

— Да, — сказал Влад. — Закрепились.

— Молодцы! Все молодцы! Сколько, Петр Николаевич, эта группа нас мучила? Сколько нервов тебе в МВД потрепали?

«Да, да», — улыбаясь и дымя «Честерфилдом», кивал головой Комар.

— Всем спасибо за работу, — еще раз поблагодарил нас начальник отдела. И жестом указал, чтобы мы все пересели к нему за стол.

Затем он достал из маленькой тумбочки при столе фигурную бутылку, видимо дорогого, коньяка, набор из шести миниатюрных рюмок и блюдце с аккуратно нарезанными кольцами лимона. В поставленные посредине стола рюмки он разлил коньяк. Мы выпили. Поскольку рюмки были небольшие, он за короткое время наполнил их коньяком несколько раз. Закусив лимоном, мы по его команде начали расходиться. Комар, спускаясь по лестнице, неожиданно остановился и окликнул меня:

— Завтра с утра на работу можешь не торопиться. Выспись, сколько тебе надо. Без тебя тут с утра разберутся.

— Хорошо.

И тут мне захотелось к своему хорошему настроению добавить еще одну маленькую капельку.

— Петр Николаевич! — с улыбкой обратился к нему я. — А мы ведь с Алексеем на девятом этаже в засаде сидели. Оттуда их увидели.

Он тоже улыбнулся, чуть развел руки, наверное не зная сразу, что ответить. Затем улыбнулся шире и задорно выпалил:

— Ну так работать-то тебя кто учит?

— Вы, Петр Николаевич! — бодро и улыбаясь ответил я.

— Ну вот, значит, все правильно! Продолжай учиться у меня дальше!

— Есть учиться дальше!

Петр Николаевич побежал по лестнице вниз. А я пошел к себе в кабинет.

В кабинете было забыто оставленное открытым окно, и он заполнился холодным осенним воздухом — за последние сутки заметно похолодало. А где же моя куртка? Я не обнаружил ее на вешалке. Тут я вспомнил, что оставил ее в кабинете у следователя. Кабинет Влада располагался на солнечной стороне здания, и я днем, когда заходил к нему сравнивать списки изъятого и похищенного, припеченный последними лучами осеннего солнца, снял куртку. Я быстро закрыл окно, проверил, закрыт ли сейф, опечатал его, закрыл, опечатал дверь в кабинет. И побежал к Владу. Надо успеть, пока он не ушел. Мысль о том, чтобы возвращаться домой прохладным осенним вечером в одной футболке, меня не прельщала.

Но Влад уходить и не собирался. Я застал его за теми же томами дел, которые он заносил в кабинет начальника отдела. Они лежали на столе, а он сам что-то писал на разложенных возле себя листах. Я кивнул в сторону лежавшей на подоконнике куртки — я, мол, за ней. На что Влад тоже кивком указал на кресло, стоявшее рядом с ним, предлагая мне тем самым задержаться. Я надел куртку и плюхнулся в кресло. Почерк Влада стал быстрее — видимо, он не хотел понапрасну задерживать своего неожиданного гостя. Я разглядел на его листках «Исп… Срок… Провести… Назначить…». Я догадался — Влад пишет рабочий план расследования уголовного дела. Прервавшись, он повернулся ко мне и спросил:

— Будешь?

Вместо того чтобы на такое дружелюбное предложение просто буркнуть естественное «да, буду», я зачем-то глупо спросил:

— Что?

Мой вопрос несколько удивил Влада. Он посмотрел на меня взглядом с сомнением: зачем тебе на такое дружелюбное предложение отвечать так привередливо? Я тебе что, бар-ресторан? Или ликеро-водочный магазин? У меня что, разное, что ли, есть? Затем взгляд его смягчился, и он уточнил:

— «Полет в Ниагару».

— Буду, — быстро и уже не раздумывая ответил я.

Влад снова принялся за план.

Так, думал я. Сегодня, конечно, я уже не новичок в области употребления спиртного. Много чего успел попробовать за время службы в милиции. И водку, и самогонку, и спирт, и спирт разбавленный, и спирт неразбавленный, и спирт в пакетиках, и даже спирт в железных баночках. Может, даже и технический. Черт его знает. Этикеток-то на нем не было. Но это еще что за хрень? «Полет в Ниагару». Это что мы сейчас… спирт водкой запивать будем?

Ну вот Влад и закончил. Вложил дописанный им план в один из пухлых томов уголовного дела. Открыл сейф. На верхнюю полку сложил все четыре увесистых тома. Затем откинулся на спинку стула, чтобы я мог разглядеть, чем все-таки он собирается меня угостить. «Полет в Ниагару» оказался банальными… тремя бутылками портвейна! Которые стояли в один ряд на нижней полке его сейфа.

Влад переставил бутылки портвейна под стол. Закрыл сейф. С полки под крышкой стола достал несколько завернутых в бланки допросов кусков хлеба. Положил этот сверток на стол. Затем встал. Немного подумав, подошел к встроенному шкафу. Заглянул сначала на одну его полку, затем на другую. Засунул руку в самую его глубину и вытащил оттуда небольшую банку консервов. Этикетки на банке не было. Влад постелил на стол еще бумагу. Поставил на нее баночку. Достал из стола изящный перочинный нож. Одним из его лезвий, напоминавшим маленькую открывалку, сделал ровный черный разрез по внутреннему радиусу. Из разреза на крышку баночки разлилось подсолнечное масло, и кабинет наполнился рыбным ароматом. В этот момент жуткая боль пронзила мое тело, чуть не согнув пополам. Усилиями воли я не показал этого и просто сделал несколько глубоких вдохов. Рыбный аромат разбудил тот участок моего мозга, который отвечал за желудок. И он внутри меня что есть мочи закричал: «Я голоден!!!» Я попытался вспомнить, когда ел в последний раз, но за последние сутки не смог вспомнить случая, чтобы я награждал свой желудок такой церемонией, за исключением недавних нескольких рюмок коньяка да дольки лимона в кабинете начальника. Что, собственно, назвать едой можно было с очень большой натяжкой. Тем временем Влад другим лезвием ножа доставал из банки рыбу. Сайру или сардину. И накладывал ее толстым слоем на куски хлеба. После он долго вытирал бумагой лезвия ножа, пока на них не осталось ни капельки масла. Затем этим же ножиком открыл первую бутылку «Полета в Ниагару». Достал из стола простые граненые, но очень чистые стаканы и наполнил их до краев.

— Есть за что, — сказал он.

— Есть, — сказал я, улыбнувшись.

— Будем.

Мы осушили наполненные до краев стаканы. Я схватил один из бутербродов и засунул его в рот целиком, но так, чтобы ни одна капля масла не пролилась мимо. Нет, я ошибся! В банке была не сайра и не сардина! Там была «черная икра», «брюшки семги» и «копченая форель». По крайней мере, мой мозг давал мне такие сигналы. Ничего вкуснее из морепродуктов до этого дня я не ел! Влад поровну долил из бутылки в стаканы. Мы выпили. Вторую бутылку он начал разливать в стаканы уже понемногу.

— Суровый у вас начальник, — сказал он мне про Комара.

— Справедливый, — сказал я, жуя бутерброд.

Мы дежурно обсудили детали сегодняшнего задержания. Я похвалился, как нашел место, откуда мы вели наблюдение. Рассказал, как чуть было не наступили на меня участники преступной группы. Влад слушал внимательно, но без особых эмоций. Я выдвинул предположение, что, изучив сегодняшний опыт, я стану умнее и у нас будет еще куча таких задержаний, часть дел, как и сегодня, придется расследовать Владу. Но тут Влад меня неожиданно опроверг:

— Нет. Я рапорт на увольнение написал. В понедельник приказ. Арестую этих четверых, предъявлю им обвинение и передам дело. Я свои две недели отрабатываю.

— А начальство? В курсе?

— А причем здесь начальство? — удивленно спросил меня Влад. Как будто давая мне понять, что он не должен ни перед кем отчитываться о своих жизненных планах. Что для него начальство? Хочу — работаю здесь, хочу — там.

— И куда дальше работать пойдешь?

— В адвокатуру.

Вот здесь я почувствовал себе по-настоящему неловко. Возникло такое чувство, будто я солдат в окопе, который после отбитой атаки приполз к своему сослуживцу вместе покурить, а тот ему поведал, что наутро собирается с оружием в руках перейти на сторону врага. Читая мои мысли, Влад спросил:

— Ты зарплату последний раз когда полностью получал? Вместе с пайком.

Я пожал плечами. Влад посчитал, что этим вопросом он развеял все мои сомнения по поводу своего поступка. Затем он сказал, что ему надо позвонить. Взял в руки телефон и стал крутить диск.

Действительно, что может быть плохого, если человек умеет хорошо делать свою работу и хочет получать за нее не именно большую зарплату, а хотя бы ту, которую ему обещали. Меня не сильно интересовал в то время размер моей зарплаты. Я жил с родителями. Семьи у меня не было. Все траты состояли из покупки сигарет и — изредка — пива. Да и график работы молодого опера оставлял мне свободного времени лишь на то, чтобы в лучшем случае побольше поспать. Мне не то чтобы было не на что тратить деньги — мне их тратить было некогда! А у Влада, по всей видимости, была семья, которую ему надо было содержать.

Я прислушался к телефонному разговору Влада. Он разговаривал с женщиной. Из разговора можно было понять, что он обещал прийти, но не смог. Однако он не оправдывался. Не смог — значит не смог. Как я понял, женщина на том конце провода не была его женой. Я еще немного пригляделся к самому Владу. У меня изначально было такое чувство, что он чем-то от нас отличается, но я не вдавался в детали. Теперь мне стало ясно чем. Одеждой. Нет, на нем не было золотых цепей, золотых запонок и прочей пижонской ерунды. На нем были не из дешевой ткани брюки, элегантная рубашка, начищенные туфли. Довершали гардероб хорошие и, наверное, дорогие часы. Возможно, ему тоже удобно ходить в джинсах и футболках, тем более в девяностые на это вообще никто не обращал внимание. Но он, по всей видимости, хотел иметь вот такой вот внешний вид. Хотел так держаться. Хотел приносить домой приличную честную зарплату, которую он в состоянии заработать своим умом и трудолюбием. Хотел иметь возможность делать подарки своей жене, а может быть, и еще одной женщине. Я не сомневался, что из него получится хороший адвокат. Только жаль, что теперь он будет не на нашей стороне. Человек отрабатывает две недели. Человеку вообще должно быть сейчас все равно. Но он тоже с нами не спал сутки. Да еще и план сидел сейчас составлял! Для того, чтобы поставить достойную точку в своей непродолжительной карьере следователя.

Тут у меня в голове пронеслось тихое-тихое «ддддззз-о-нннн». Оно было совсем тихое и почему-то сразу улетело куда-то наверх. Потом еще раз еле слышно «Ддддззз-о-нннн». Но я уже не слышал этого звона, потому что мимо меня летели тонны воды и я сам летел с этими тоннами воды куда-то вниз. «В гаражах надо полагаться на слуууууууууууух!» — вдалеке прокричал Комар и тоже улетел куда-то наверх. А я со все более и более бешеной скоростью летел с тоннами воды вниз. Мне показалось, я летел рядом с отвесной каменной стеной, о которую бился все сильнее и сильнее своим коленом, и казалось, что колено мое сейчас разобьется…

Я открыл глаза. По колену колотил меня Влад, но, как только я проснулся, перестал это делать. Закрыв рукой телефонную трубку, чтобы не прерывать разговор, он тоном, словно извиняющимся за мое побитое колено, но все же не без доли претензии сказал:

— Ну. Ты что? Не храпи.

Я понял, что пора идти. Еще надо как-то добраться до дому. Транспорт может перестать ходить. Я встал. Собрался уходить. Влад жестом остановил меня, показывая на стаканы: мол, надо допить, не оставлять же. Мы допили остатки «Полета». Я закинул себе в рот остаток бутерброда и, тихонько прикрыв дверь, чтобы не помешать разговору Влада, направился к выходу. На первом этаже мне надо было пройти мимо помещения Дежурной Части. Там было четыре сотрудника: дежурный Давид, помощник дежурного, старый водитель Назар и молоденькая следачка Татьяна, которая год назад вместе со мной, после школы милиции, пришла на службу в этот отдел. Когда я проходил мимо, все они оживились, а Давид даже поднял вверх большой палец:

— Месяц ходили в засады. Или больше? И не могли взять. А вчера взяли! Комар сейчас уходил. Сказал, что это ты придумал, как их взять!

— Нет, нет, — улыбаясь, ответил я.

— Да ладно, не скромничай! Раскрытия не успеваем передавать! — закричали из дежурки.

Татьяна закончила со своими делами в Дежурной Части и побежала к себе в кабинет, по пути крикнув:

— Ну, блин, опера молодцы!

Ей не очень шло слово «блин», я вообще не люблю, когда женщины и девушки употребляют нецензурные слова или даже жаргон, но без этого «блин» фраза «опера молодцы» была бы какой-то пионерской и официальной. А так ее резвое «ну, блин, опера молодцы!» бальзамом пролилось на мое сердце.

Давид открыл мне дверь. И когда я вышел на крыльцо, лязгнул железным затвором за моей спиной, закрыв на ночь дверь отдела милиции на засов. Я достал сигарету, хотел закурить. Но дверь за моей спиной, неожиданно для меня, снова открылась. Из отдела резво выбежал старый водитель Назар. Он подбежал к «бобику», завел его, вытянувшись, открыл переднюю пассажирскую дверь и крикнул мне:

— Садись, довезу!

Обалдеть! Назар, который имел, наверное, сто лет выслуги и был, честно говоря, малость оборзевшим сотрудником, опергруппу-то не всегда хотел возить. Сам выбежал и предложил меня подвезти. Уговаривать меня надобности не было. Я прыгнул в машину. Назар нажал на газ.

Город был пуст. Назар гнал «бобик» посередине двухполосной дороги. Я курил, жадно затягиваясь и пуская сильные струи дыма в отрытый треугольник окна УАЗика. Усталость, а также выпитый портвейн давали о себе знать. Периодически я опять вместе с огромными потоками воды начинал лететь вниз. Но все же старался не заснуть.

— Назар, сейчас направо будет.

— Да знаю я, знаю. Назар все знает!

Я был чертовски уставшим. Почти двое суток я провел без сна. Но я был чертовски горд и доволен выполненной нами работой. Мне нравилась моя работа. Нравилось чувство азарта, адреналина, охоты и следовавшее за ними ощущение победы. Я чувствовал, как под крылом Комара я из молодого щенка превращаюсь в породистого охотничьего пса, который способен не только вычислить и обнаружить матерого преступника, но и при необходимости вступить с ним в смертельную схватку и обязательно выйти из нее победителем.

— Вставай. Вставай! К телефону! С работы! — проснулся я от громкого голоса мамы. — Встава-а-ай!

Я открыл глаза. Голова была чудовищно тяжелой. Посмотрел на стрелочные настенные часы. Они двусмысленно показывали пять. Таким же двусмысленным был сумрак за окном.

— Вставай!

«Нет. Сейчас вечер», — успокаивал себя я. Голова тяжелая оттого, что я просто переспал. Я расхожусь, и все пройдет.

— К телефону! С работы!

Я побрел к телефону. Взял трубку:

— Алло.

— Алло! Ты что, спишь, что ли, еще?! — из телефонной трубки раздался резкий голос Давида. «Давид, — подумал я. — Значит, смена еще та же. Значит, я спал только пять часов».

— Да, сплю, — ответил я. Тоже резко. Человеку пять часов назад показывавшему мне из дежурки большой палец.

— Давай поднимайся, — уже спокойно сказал мне Давид. — На пруду труп обнаружили. Криминал. Ножевые ранения. Что он там только делал? Комар уже выехал. Сказал — весь уголовный розыск поднимать. Слышишь?

— Слышу, слышу.

— Ага, ну, в общем, Комар, скорее всего, там уже. И еще, — почти заботливо обратился ко мне Давид, — ночью ливень был. Через дачи к пруду не иди. Одна грязь. Назар застрял, ели вытащили. Мимо завода лучше иди.

— Ясно. Хорошо. Иду.

Наспех закинув в себя завтрак, вкус которого я даже не понял, через двадцать минут, выйдя на конечной остановке общественного транспорта, я уже шел мимо забора завода, названного именем героя Гражданской войны, нашего земляка. Пруд у нас в районе был один. Располагался он на границе района, да, собственно, и города. Дальше начинался пригород. Как подметил Давид, попасть на пруд можно было действительно двумя путями. Первый, короткий, — через дачи. Второй, подлинней, — мимо завода. По совету дежурного я пошел именно этим путем. Погода стала по-настоящему осенней, моросил холодный дождь. Ночью ливень сбил с деревьев, казалось, последние листья. И обнажившиеся ветки-спицы сейчас словно вонзились в свинцовое, низкое небо. Пока я шел вдоль заводского забора, я был закрыт от ветра. По-настоящему я почувствовал холодную осеннюю непогоду там, где забор кончился и я вышел на открытую местность. Я увидел наш «бобик» и даже разглядел фигуру Назара в нем. В это время сильный порыв ветра воткнул мне в лицо сотни колючих капель мерзкого осеннего дождя. Я натянул как можно глубже капюшон. Повыше застегнул молнию на куртке. И ускорил шаг.