Мой конь розовый

Александр Карпович Ливанов, 1987

Сборник философских рассказов и эссе "Мой конь розовый" относится к ранее не издававшимся произведениям советского писателя, прозаика, члена Союза писателей СССР Ливанова Александра Карповича (1920-1990), широко известного читателю по таким произведениям, как "Начало времени" и "Солнце на полдень".

Урок

Учитель: Я тебя на минутку прерву… Вот ты сказал: «Штольц — антитеза Обломова… Это правильно, конечно. Так и в учебнике пишут. Но, главное, Штольц — друг Обломова!

Ученик: Конечно, друг! Я об этом не успел сказать…

Учитель: Понимаю. Но вот скажи. У каждого из нас есть друг. У тебя, наверно, есть. Так? И вот ты знаешь, что в каждой дружбе — чья-то инициатива — первая. Кто-то в этой дружбе больше нуждается, кто-то меньше. Правда, бывает — водой не разольешь…

Ученик: Нет, про их дружбу не скажешь — водой не разольешь. В дружбе этой, во-первых, инициатива Штольца. Во-вторых, он в ней больше нуждается…

Учитель: Верно, верно… Я тоже так думаю… Но что же из этого следует? Или — так, по порядку. Почему Штольцу держаться Обломова, почему опекает его? Вроде бы корысти ему от этого никакой?

Ученик: Не скажите! Стало быть, есть корысть…То есть не материальная… И даже неосознанная…

Учитель: Так-так! Продолжайте! Интересно…

Ученик: Штольц чувствует в Обломове прекрасные душевные задатки! Те, которых сам лишен… Штольц потом скажет про Обломова — «Душа чиста и ясна, как стекло; благороден, нежен, и — пропал!». Мол, лучше меня, а пропал. Но Штольц бы не поменялся с другом!

Учитель: Верно, верно… И дальше? Может даже статься, что этот прагматик Штольц в тайниках души завидует Обломову?.. За то хотя бы, что ему ничего не надо — в то время, как самому всегда все надо?.. А вот, скажите, как по-вашему, Обломов вообще относится к жизни, к действительности?

Ученик: По-моему, он ее, то есть — действительность, презирает. Даже третирует ее… Он в ней все видит, все понимает, но она ему внушает неприязнь… А Штольц не брезглив! Пользуется…

Учитель: А из чего это берешь? Скажем, какое место, мог бы нам прочитать в романе? В качестве примера?

Ученик: Таких мест много! Ну, скажем, разговор Обломова с братом хозяйки… Это после получения письма от соседа по имению о том, что тот не может заняться обломовским имением, ему, мол, надо самому приехать…

Учитель: Ну, ну… Зачитай нам… Как оно прозвучит? Любопытно… Очень любопытно!

Ученик: Вот, нашел… Разговор с Иваном Матвеевичем. Обломов хочет ему сбагрить свое имение. «Послушайте, я не знаю, что такое барщина, что такое сельский труд, что значит бедный мужик, что богатый; не знаю, что значит четверть ржи или овса, что она стоит, в каком месяце и что сеют и жнут, как и когда продают; не знаю, богат ли я или беден, буду ли я через год сыт или буду нищий — я ничего не знаю!». Или дальше: «Кто же я? Что я такое? Подите спросите у Захара, и он скажет вам: «Барин!» Да, я барин и делать ничего не умею!».

Учитель: Прошу обратить внимание хотя бы на эту одну фразу: «Да, я барин и делать ничего не умею!». Ведь это не только признание в своем личном неумении, не просто укор такому нелепому устройству жизни! Здесь и убеждение в бесправности такой жизни!.. Это своеобразный — обломовский — бунт против всего порядка вещей! И, заметьте — сколько знает Обломов о том, что должно бы знать барину! Это нежелание этих барских знаний! Да, в самом деле, он их презирает, поскольку их сплошь и рядом направляют помещики для обогащения! Ему глубоко претят такие — барские — знания!.. То есть, Обломов — отрицание, пусть пассивное пока, но отрицание всего барского! Вот причина его уныния, его неудовлетворенности… По сути он — драматичная фигура. От своего класса — обломок, к другому ничему не пришел… Разве не драма? Человеку жить нечем. А мы — «лентяй», «соня», «бездельник». И что уж совсем неверно: «Олицетворение России». Какой России? Крепостной! На тот момент!.. Об этой же России писал и Добролюбов! А не об исторической России… Это и доброжелательство, и любовь, и гнев патриота. «Кто живет без печали и гнева, тот не любит отчизны своей»! Помните ведь! Они бранили современную, крепостную, Россию — потому что прозревали ее будущее… Им, любившим Родину, может были и такие… инвективы! Но, прости, ты не кончил?

Ученик: Вот, скажем, еще это место… «Я проходил и высшую алгебру, и политическую экономию, и права, а все к делу не приспособился…».

Учитель: Обратите внимание: «не приспособился»! Обломов не хочет, не может — «приспособиться»! Разве это не симпатичная черта в нем? Не душевная ли это честность? Продолжайте…

Ученик: «Вот видите, с высшей алгеброй не знаю, много ли у меня дохода. Приехал в деревню, послушал, посмотрел — как делалось у нас в доме и в имении и кругом нас — совсем не те права…».

Учитель: Стоп! На одну минутку… «Совсем не те права»… То есть, теория одно — практика другое! Слово одно — дело другое! Между ними — пропасть. Имя этой пропасти — крепостное право и эксплуатация барами крестьян! Вот каков Обломов! Штольц в конце романа, после смерти Обломова, скажет снисходительно: «Не глупее других». А Обломов, как видите, умнее многих! «Не те права» — Штольцу в голову не пришло б! Для Штольца прекрасно — что пишется и говорится одно, а делается другое! Он из тех, кто ловит как раз рыбку в мутной воде! Он всюду так свою выгоду знает… Фальшивая жизнь — его жизнь! Так что Обломов — задумавшаяся, остановившаяся — о душе подумать! — Россия… Мне так кажется… А мы на него наговариваем бог весть чего! Разве не лучше бездеятельность, чем участие в общей подлости для личной, выгоды? Читайте дальше! Там и дальше очень любопытное!

Ученик: «Уехал сюда, думал, как-нибудь с политической экономией выйду в люди… А мне сказали, что науки пригодятся мне со временем, разве под старость, а прежде надо выйти в чины, и для этого нужна одна наука — писать бумаги. Вот я и не приспособился к делу…».

Учитель: Здесь намек на ожидаемую отмену крепостного права… Это, помните, Левин потом у Толстого будет «заниматься политэкономией». Уже наемными крестьянами обогащаться! И какая ирония, какой сарказм: «одна наука — писать бумаги»! Чиновная машина Александра Второго во всю раскрутилась накануне реформы! И опять Обломов не хочет, не умеет приспособиться! Он — некий молчаливый Гамлет! Именно — трагичная фигура среди этой раздвоенной действительности, где все болтают о народном благе, а сами пролезают к чинам, а, стало быть, к личным выгодам! Обломов словно парализован этой двуличной, фальшивой двойственностью жизни! В такой растерянности пребывало немало анкетных, «университетных интеллигентов!». Обломов отказывается от счастья, от любимой Ольги, потому что семья заставит «приспособиться». К чему? Да к современной подлости жизни! Ведь это — поступок! Да еще какой! Современный, молчаливый и пассивный, Гамлет отказывается от современной Офелии! Ольга с ума не сошла, но близка к этому… А мы опять толкуем — о лени жениться, о боязни жизни… Обломов не хочет принять подлость как норму жизни!.. Это удел Штольца… Что Гончаров смог сделать со своим героем? Кроме как «списать» с жизни?.. Без драматизации. Тихо умер. Человек не сумел жить в подлости — и он обречен… Вот и посудите сами — что лучше в тех условиях либо автоматичный прагматизм деятельного Штольца — или бездеятельное раздумье не принявшего действительность Обломова! И кто здесь положительный, а кто отрицательный герой?.. Можно ли решить это однозначно?.. Вспомните, кстати, нет у Добролюбова панегириков в адрес Штольца! Все же, все же — все надежды, все упования на Обломова! Разве не так? Подумайте… Поговорим, поспорим. Я не хочу вам здесь преподать окончательные истины… Хочу лишь показать — сколько таит в себе мыслей художественный образ! Хотя бы по этим лишь двум прочитанным местам видим, что Обломов про себя много передумал, хотя и мало говорит о своих сомненьях. Мы видим его бытовое мелкое поведение, но не слышим его сокровенных больших мыслей… Их нужно прозреть, услышать!.. И тогда не будем толковать о герое однозначно, по видимому поведению! Обломов — одинок! С кем ему делиться о передуманном? Не с кем. Одни не поймут по безграмотности, другие, вроде Штольца, по причине, что образование у них не инструмент мысли, а средство «приспособиться», добывать богатство… Почувствуйте духовное начало в Обломове и вам станет совестно за насмешки в его адрес…Одиночество и мысль — всегда остраняют человека, всегда дают повод для насмешки «толпы»… Не будем же «толпой», ребята!..

Ученик: А можно сказать, что Обломов — потенция личности? Он как бы накануне поступка…

Учитель: То есть, хочешь сказать, что Обломов по-своему — гармоничен? Целен? В нем духовная потенция — но нет точки приложения, нет цели служения?..

Ученик: Да… Пожалуй… Из Штольца уже ничего в жизни не получится, кроме того, что уже получилось… Скучная положительность. Он никогда не поднимется над своей земной — вещно-предметной сущностью…

Учитель: Так, так! А Обломов?

Ученик: По-моему, Обломов ведет себя так, или почти поэтому так, что всё, так сказать, бытовое бытие, все земные интересы перед ним воплотились, уже предстали осуществленными в Штольце… Они для Обломова — как воплощенная бездуховность. И если Штольц в душе возможно завидует Обломову — мы уже сказали почему — то сам Обломов Штольцу не завидует… Скорей всего жалеет… Для него такая жизнь… штольцовщина!

Учитель: Ничего смешного нет… Того, что мы здесь слышим, конечно, в учебнике нет… Но, поймите, не может быть «всего» в учебнике! Да чего там — сколько книг написано про Обломова — и там «всего» нет! Ведь это — художественный образ. Больше — тип, художественное открытие! В математике ведь — как? Помните, — столько у уравнения корней для икса — сколько степеней у этого икса! Так? А образ это — икс — в энной степени! Эн — любое бесконечное число!.. То, о чем говорим, в науке называется — концепцией… Да, да! Вот мы сейчас выдвинули и пытались дать обоснование концепции… Обломовщина — плохо, и что же — штольцовщина — хороша? Почему Обломов не гонит от себя Штольца, который вообще-то утомляет его своей неизменной деятельностью… Куда? Да в никуда!.. А потому, наверно, не гонит, что — Штольц это, так сказать, сама жизнь, ее бытовая, повседневная злоба, ее реальность… Может, не было б так скучно Обломову, если б перед глазами не было столь концентрированной модели действительности — как Штольц! Так что говорить, что Обломовы идеалом жизни считали лишь покой и бездействие — наверно, не совсем точно… Ведь надо же докопаться до души Обломова. Ведь — «благороден», «ясен», что это значит — как не душевную честность?.. Обломов, одним словом, весь — нераскрывшаяся потенция… Согласитесь, не лучше ли бездействие Обломова — чем прагматичное, предпринимательское действие, весь бездуховный автоматизм штольцовщины? Ведь это дорога в никуда!..

Затем — «Обломов» написан Гончаровым в 1859 году, а «Идиот» Достоевским в 1869 году. И новая антитеза, уже дружба-вражда! Мышкин и Рогожин… Разве Мышкин и Рогожин не одна из возможных развитий Обломова и Штольца — по отдельности? Ведь начался капитализм! На царя-«освободителя» уже дважды покушались народовольцы! Есть связь?

Ученик: Обязательно есть… Странно даже, что об этом не говорится! Добро стало трепетно-суеверным, самопожертвованным, страдательным — потому что штольцовщина стала рогожинщиной… Я говорю о возможности Обломова в Мышкине… Капитализм уже кровав, он убивает красоту, честность, доброту — потому что уродлив, алчен, безумен. Он — идиот! Вот он кто! Он страшен, как сам Рогожин с ножом!..

Учитель: Стало быть, нащупывается связь между романами, между их героями?

Ученик: По-моему — вполне. Обломов, своим не от мира сего, своим недоумевающим взглядом вокруг, на суету людей, на их одержимость в стремлении к богатству, в достижении карьеры, чинов и наград — он предтеча Мышкина… А то, что Мышкин стал деятельным, что ж, добру поневоле довелось стать таким, поскольку штольцовщина стала агрессивна, она теперь зовется рогоживщиной, она пускает в ход нож…

Учитель: Так, может, Обломову снились и другие сны? Может, они и парализовали его волю, погрузили в это состояние, подобное летаргии, ни яви — ни сна?..

Ученик: Может быть, может быть… Во всяком случае трактовки Обломова были очень верны к моменту, но не могут исчерпать образ. Он растет, как дерево — и вширь, и в высь, главное во времени растет!.. Я бы даже так сказал — мы немного виноваты перед ним. Непонимание подчас походило на навет…

Учитель: Разумеется, бездействие раздражает… Но, по-моему, все что могла предложить действительность Обломову, казалось ему ничтожным. И вот его пассивность для той практической жизни — разве не означала она отрицание, неприятие ее?.. Правда — это еще не сознание действует, пока одни лишь инстинкты честной, ясной души… Я, разумеется, тут ничего не утверждаю, не возвожу в категорию… Хочу лишь вместе с вами подумать об образе с нового опыта почти полутора веков! А для этого нужно не бояться сойти с накатанной дороги…

Ученик: А как же Добролюбов?

Учитель: А вот представьте, что и он здесь вместе с нами. Современник! В чем бы согласился. Что оспорил бы. Только и его представьте сегодняшним, старше на целую эпоху!.. Будем всегда слушать живые голоса классиков! Иначе — увлечемся и собьемся!.. Они не обидятся. Не прописи заучить задали нам — учили и учат мыслить!..