Сальватор. Книга II

Александр Дюма, 1863

Вниманию читателя, возможно, уже знакомого с героями и событиями романа «Могикане Парижа», предлагается продолжение – роман «Сальватор». В этой книге Дюма ярко и мастерски, в жанре «физиологического очерка», рисует портрет политической жизни Франции 1827 года. Король бессилен и равнодушен. Министры цепляются за власть. Полиция повсюду засылает своих провокаторов, затевает уголовные процессы против политических противников режима. Все эти события происходили на глазах Дюма в 1827—1830 годах. Впоследствии в своих «Мемуарах» он писал: «Я видел тех, которые совершали революцию 1830 года, и они видели меня в своих рядах… Люди, совершившие революцию 1830 года, олицетворяли собой пылкую юность героического пролетариата; они не только разжигали пожар, но и тушили пламя своей кровью».

Глава XXXV

Ночь комиссионера

А где же были Мина и Жюстен? В этом-то и состоял весь вопрос.

В те дни, когда Мина ждала Жюстена, она была поблизости от скамейки, где Сальватор ее увидел в первый раз. Но еще не было случая, чтобы Жюстен приходил в тот день, когда его не ждали. Ведь расставаясь, молодые люди назначали место их следующей встречи.

Сальватор побежал к замку. Жан Торо и Туссен Лувертюр последовали за ним.

Говоря, что Сальватор побежал, мы делаем ошибку: в парке, заросшем колючим кустарником, крапивой и высокой травой, бежать было невозможно. К парку, казалось, уже многие годы не прикасалась рука человека, и он в прямом смысле напоминал девственный лес на улице Ада.

Роланд со сдавленным повизгиванием тянул в сторону зарослей, где была обнаружена могилка ребенка, но Сальватор, ломясь сквозь чащу, удерживал собаку рядом с собой.

Они достигли берега пруда.

Там Жан Торо и Туссен Лувертюр на секунду остановились.

Сальватор стал глазами искать причину их замешательства.

— Это статуи! — сказал Туссен Лувертюр.

Двоих помощников Сальватора остановили изображения мифологических персонажей, которые благодаря игре луны словно ожили и, казалось, покинули свои постаменты для того, чтобы наброситься на людей, вторгшихся в их владения.

Что же касается Роланда, то он, узнав пруд, вознамерился было снова в него броситься. Но тут Сальватор остановил пса.

— Потом! Потом, Роланд! — прошептал он. — Сегодня у нас другая задача.

С того места, где они находились, видны были все окна фасада старинного здания. Ни в одном окне не было света.

Сальватор прислушался. Ему показалось, что в стороне, противоположной той, откуда он прибежал, раздался голос Жюстена, зовущий Мину.

— О, неосторожный! — сказал он. — Хотя он ведь не знает…

И устремился на голос, сказав своим помощникам:

— Возвращайтесь туда, откуда мы пришли. И что бы ни случилось, не делайте ничего, пока я вас не позову.

И все побежали назад.

Сальватор и Роланд обогнули пруд, выбрав для этого самые темные места парка, то есть берег, к которому деревья подступили ближе всего.

Роланд побежал вперед. Казалось, он догадался, кого ищет его хозяин.

Пес и человек выскочили на одну из поперечных аллей парка как раз в тот самый момент, когда Жюстен и Мина бросились в объятия друг друга.

Первым человеком, которого увидела Мина, обведя глазами вокруг, был генерал де Премон. Девушка испуганно вскрикнула.

— Не бойся, милое дитя, — сказал Жюстен. — Это друг!

В это время с другой стороны аллеи показались Сальватор и Роланд.

— Тревога! Тревога! — сказал Сальватор. — Нельзя терять ни минуты!

— Что происходит? — спросила слегка испуганная Мина.

— Происходит то, дорогая Мина, что мы вас похищаем.

— Мина?.. — прошептал генерал. — Так звали мою дочь!

И он, вытянув руки, направился к Мине.

Но Сальватор не дал ему времени сказать ни слова девушке.

— Действуем тихо и быстро! — сказал он. — В коляске вы расскажете друг другу все, что хотели бы рассказать. У вас для этого будут два дня и две ночи!

И с помощью Жюстена потащил девушку к тому месту стены, где им надо было перелезать.

— Лезьте, Жюстен! — сказал Сальватор.

— А моя бедная Мина?.. — спросил тот.

— Лезьте наверх! — повторил Сальватор. — Я ведь вам сказал, что нельзя терять ни минуты!

Жюстен подчинился.

— Прощайте, мсье Сальватор! Прощайте, мой милый друг! — прошептала девушка, подставляя молодому человеку для поцелуя свой белый лоб.

— Прощайте, сестра, прощайте! — сказал Сальватор.

И поцеловал ее в лоб.

— О, и я тоже, — сказал генерал. — Я хочу поцеловать это дитя!

Губы генерала прикоснулись ко лбу девушки. Затем, положив руку на голову Мины, генерал произнес:

— Будь счастлива, дитя! — сказал он голосом, полным слез. — Тебя благословляет отец, который пятнадцать лет не видел дочь… Да хранит тебя Бог!

В последних словах была заключена целая молитва: «Я прошу Господа смилостивиться над тобой, так же, как я просил бы об этом за свою дочь!»

— Быстрее, быстрее! — сказал Сальватор. — Теперь каждая минута стоит часа, а каждый час — целого дня!

— Я жду, — сказал Жюстен, сидя верхом на гребне стены.

— Хорошо! — произнес Сальватор.

И одним броском очутился рядом с ним.

— Теперь, — сказал он генералу, — возьмите девушку на руки, чтобы мы смогли ее поднять.

Генерал взял девушку, словно Милон из Кротона поднимал барашка. Затем, держа ее на ладонях вытянутых рук, приблизился к стене. Молодые люди, обхватив одной рукой ее за талию, стали поднимать Мину на стену, а генерал помогал им, подталкивая ее за ноги.

Когда Мина очутилась на гребне стены, Сальватор приказал:

— Жюстен, спускайтесь вниз!

Жюстен спрыгнул на дорогу.

— Подойдите к стене, — снова сказал Сальватор, — и упритесь в нее головой и обеими руками… Вот так…

— Дитя мое, — добавил он, обращаясь к Мине, поднимая ее и разворачивая, — поставьте ноги на плечи Жюстену.

Девушка сделала так, как ей сказали.

— Сгибайте колени, Жюстен.

Жюстен согнул.

— Присядьте еще пониже.

Жюстен присел.

— Теперь станьте на колени.

Жюстен встал на колени.

— А теперь, — сказал Сальватор, выпуская руки Мины, — вы спасены!

И в этот момент раздался звук пистолетного выстрела.

Пока раздавался голос, произнесший «Пока еще нет!», и гремел пистолетный выстрел, Мина, которой до земли оставалось не более двух футов, легко спрыгнула с плеч Жюстена на траву, росшую вдоль стены.

Услышав выстрел и узнав голос господина де Вальженеза, девушка вскрикнула.

— Бегите! И счастливого путешествия! — крикнул Сальватор, спрыгивая со стены в парк.

Генерал уже бросился было в ту сторону, откуда сверкнуло пламя выстрела.

— Назад, генерал! — сказал Сальватор, резко оттолкнув с дороги господина Лебатара де Премона. — Это мое дело!

Генерал остался на месте.

Сальватор устремился туда, откуда был произведен выстрел, и очутился лицом к лицу с господином де Вальженезом.

— А! Я промахнулся с первого выстрела! — крикнул тот. — Но теперь-то я не промахнусь!

И почти уперся дулом пистолета в грудь Сальватора.

Еще бы секунда, и он бы выстрелил. И наш молодой герой погиб бы. Но в этот момент, взревев, словно тигр, в воздух взвилось какое-то животное. Оно вцепилось графу в горло: это Роланд пришел на помощь своему хозяину.

В полете пес ударил по руке, державшей пистолет, и пуля ушла в небо.

— Ах, честное слово, дорогой мсье Лоредан, — сказал Сальватор, — знаете ли вы, что чуть было случайно не убили своего двоюродного брата?..

Сбитый с ног Роландом, граф де Вальженез опрокинулся на спину и выпустил из руки пистолет.

Роланд продолжал держать его за горло.

— Эй, мсье, — прохрипел граф, стараясь освободиться от собаки, — вы ведь не позволите собаке загрызть меня насмерть?!

— Роланд! — крикнул Сальватор. — Сюда!.. Ко мне!

Пес с большим сожалением отпустил графа и, продолжая рычать, сел у ног хозяина.

Граф поднялся на одно колено. Выпрямившись, он выхватил из кармана стилет. Но тут случилось такое, что не дало графу возможности применить свое оружие: справа от него вырос Жан Торо, а слева — Туссен Лувертюр.

Когда Сальватор, обращаясь к Роланду, крикнул: «Сюда! Ко мне!», — его помощники, решив, что это и был условный сигнал, примчались ему на выручку. Мы помним, что Сальватор велел ничего не предпринимать до тех пор, пока он не крикнет: «Ко мне!»

Жан Торо, увидев, как в лунном свете в руке Лоредана блеснуло лезвие кинжала, схватил запястье графа и сжал с такой силой, что все услышали, как хрустнули связки сустава.

— Ну-ка, — сказал Жан Торо, — бросьте эту игрушку. Вы не сможете этим воспользоваться, юноша.

И сдавил руку еще сильнее.

Под напором железных мышц плотника, заставлявших ходить все косточки его запястья, господин де Вальженез вскрикнул, словно пациент, когда доктор неожиданно нажимает ему на что-то. Пальцы его разжались сами собой, и стилет упал к его ногам.

— Подними ножичек, Туссен, — сказал Бартелеми Лелон. — Он послужит нам для прочистки трубок.

Туссен нагнулся и поднял стилет.

— А что мы будем теперь делать с господином графом, шеф? — спросил Жан Торо.

— Заткните ему рот платком, — по-прежнему спокойно сказал Сальватор, — и свяжите руки и ноги веревками, которые лежат у вас в кармане.

Туссен Лувертюр вынул из кармана носовой платок, а Жан Торо полез за веревками.

Доставая веревки, Жан Торо был вынужден отпустить руку графа. Тот, в надежде спастись, воспользовался секундой свободы и прыгнул в сторону, крича:

— На помощь!

Но увидел перед собой генерала, который до этого оставался немым и неподвижным зрителем того, что происходило.

— Мсье, — сказал генерал, приставив дуло пистолета ко лбу Лоредана, — я даю вам честное слово, что, если вы хотя бы раз шевельнетесь, пытаясь бежать, если еще хотя бы один раз позовете на помощь, я разможжу вам голову, словно бешеной собаке.

— Значит, — сказал господин де Вальженез, — на меня напала банда грабителей?

— Вы имеете дело с людьми чести, — ответил Сальватор. — С людьми, которые поклялись вырвать из ваших рук девушку, которую вы так подло похитили.

И, обращаясь к Туссену Лувертюру и Жану Торо, добавил:

— Давайте скорее: платок, веревки! Но только постарайтесь, чтобы от платка наш пленник не задохнулся, а веревки затягивайте так, чтобы он не смог пошевелить ни руками, ни ногами. Я сейчас вернусь.

— Я могу вам чем-нибудь помочь, мсье? — спросил генерал.

— Нет. Останьтесь здесь и руководите операцией.

Генерал кивнул в знак согласия, и Сальватор исчез.

С изумительной ловкостью Туссен Лувертюр завязал графу рот, а в это время Жан Торо обмотал его с ног до головы, привязав конец веревки к узлу на платке.

Господин Лебатар де Премон наблюдал за ним, скрестив руки на груди.

Через десять минут послышался приглушенный высокой травой стук копыт и появился Сальватор. Одной рукой он вел под уздцы коня графа, а в другой нес железный ломик.

— Готово, шеф, — сказал Жан Торо. — Все сделано на совесть, я отвечаю за свои слова!

— Я и не сомневаюсь, Жан, — сказал в ответ Сальватор. — А теперь, поскольку мы повезем мсье на его же лошади, возьми вот этот ломик и пойди открой решетку.

На коне были уздечка и трензель. Сняв трензель и тонкий кожаный ремешок, наши друзья усадили графа де Вальженеза на лошадь.

— Вот так! — сказал Сальватор. — А теперь в путь!

Туссен взял лошадь под уздцы, и все направились к решетке входных ворот.

Жан Торо, держа лом, словно швейцарец на карауле, стоял рядом с уже открытой решеткой.

Сальватор подошел к нему.

— Ты знаешь хижину у реки? — спросил он.

— Ту, где мы собирались пару недель тому назад?

— Точно.

— Как дом моей матери, мсье Сальватор.

— Отлично! Вот туда вы и отвезете аккуратненько графа.

— Там есть кровать: ему понравится.

— Вы с Туссеном останетесь его сторожить.

— Понятно.

— Там в шкафу есть провизия на пару дней: мясо, хлеб и вино.

— На пару дней… Значит, мы будем сторожить его там два дня?

— Да… Если он захочет есть или пить, вы откроете ему рот, развяжете руки и дадите ему поесть и попить.

— Это правильно. Жить все хотят.

— Это плохая поговорка, Жан Торо. Она защищает жизнь мошенников.

— Ах, да!.. Но если вы не хотите, чтобы он жил, мсье Сальватор, — снова произнес Жан Торо, делая жест, словно он нажимает большим пальцем на горло другому человеку, — вам надо сказать только слово, сами понимаете.

— Несчастный! — произнес Сальватор, будучи не в силах сдержать улыбку при виде этой слепой преданности.

— Вы этого не хотите? Тогда не будем больше об этом, — сказал Жан Торо.

Сальватор уже направился было к Туссену Лувертюру и генералу, стоявшим рядом с лошадью, на которой сидел связанный молодой граф.

Но Жан Торо остановил его.

— Кстати, мсье Сальватор…

— Что еще?

— Когда мы должны будем его отпустить?

— Послезавтра в это же время. И позаботьтесь не только о человеке, но и о лошади.

— Позаботимся, мсье Сальватор, обязательно позаботимся, — сказал Жан Торо. — Будьте уверены, лошадь более человека стоит, чтобы о ней позаботились!

— В полночь вы поставите оседланную лошадь перед дверью хижины. Один из вас развяжет пленника, другой откроет ему дверь. Вы дадите ему уехать и пожелаете счастливого пути.

— А потом мы должны будем вернуться в Париж?

— Да, вы вернетесь домой, и ты, Жан Торо, отправишься на работу, словно ничего и не произошло. И Туссену Лувертюру скажешь, чтобы он сделал то же самое.

— И это всё?

— Всё.

— Работа несложная, мсье Сальватор!

— И, главное, честная, дорогой мой Бартелеми. Твоя совесть должна быть поэтому спокойна.

— Ну, уж коли вы в этом деле приняли участие, мсье Сальватор…

— Спасибо, милый!

— В таком случае, в путь, господин граф! — сказал Жан Торо.

— Ну, трогай! — сказал Туссен Лувертюр, похлопывая одной рукой коня по шее, а другой потянув его за удила.

Жан Торо встал с другой стороны лошади, и оба могиканина, составив эскорт господина де Вальженеза, тронулись в путь в направлении стоявшей у реки хижины.

Издалека при свете луны лежавший поперек седла связанный господин де Вальженез был похож на Мазепу.

— А теперь, генерал, — сказал Сальватор, — давайте закроем решетку и займемся делом мсье Сарранти.

Закрыв с помощью генерала решетку ворот, Сальватор позвал Роланда. Но Роланд исчез: какая-то непреодолимая сила тянула его к скамье.

Сальватор снова позвал, на этот раз более повелительным тоном и назвав пса уже не Роландом, а Брезилем.

Пес, грустно повизгивая, появился из темноты. Было видно, что его оторвали от очень приятного занятия.

— Да, — прошептал Сальватор, — да, я знаю, чего ты хочешь, дорогой мой Брезил. Но успокойся, мы еще к этому вернемся… Рядом, Брезил, рядом!

Генерал, казалось, не обратил никакого внимания на этот разговор Сальватора с Брезилем. Опустив голову, он машинально пошел за молодым человеком, не произнеся ни единого слова.

Когда они прошли мимо столь привлекавших внимание Брезиля скамейки и дуба, Сальватор, шагая беззвучно, вступил на аллею, ведущую к замку.

Когда они прошли несколько шагов, молчание было нарушено генералом.

— Вы не поверите, мсье Сальватор, — сказал он, — какое меня охватило волнение при виде этой девочки.

— Она действительно очаровательное создание, — ответил Сальватор.

— Увы! — произнес генерал. — У меня тоже есть дочь, примерно такого же возраста… Если она еще жива.

— И вы не знаете, что с ней приключилось?

— Когда я покидал Францию, я поручил ее заботам славных людей, у которых потребую отчета сразу же, как смогу сделать это открыто. Когда придет время, мы еще вернемся к этому разговору, мсье Сальватор.

Сальватор кивнул в знак согласия.

— А что особенно взволновало меня, — продолжал генерал, — так это то, что вы произнесли имя Мины.

— Девочку зовут именно так.

— Так же звали и мою дочку, — прошептал генерал. — И мне хотелось бы, чтобы моя Мина была такой же чистой, как ваша, дорогой мсье Сальватор.

И генерал, поникнув головой, снова замолчал, движимый чувством, о котором он только что сказал.

Мужчины некоторое время хранили молчание, уйдя в занимавшие их мысли.

Теперь настала очередь Сальватора нарушить это молчание. Он заговорил первым:

— Сейчас меня беспокоит лишь одно, — сказал он.

— Что же? — спросил генерал.

— В этом замке жили всего трое человек: Мина, мсье де Вальженез и некто, кто являлся гувернанткой.

— Мина! — повторил генерал, словно повторение этого имени доставляло ему удовольствие.

— Мина уехала с Жюстеном. Мсье де Вальженез находится в руках Жана Торо и Туссена Лувертюра, и они его не отпустят, я в этом уверен. Остается гувернантка.

— И что же дальше? — спросил, чуть более заинтересованно генерал, понимая, что Сальватор вновь возвращался к интересующему их делу, то есть к оправданию господина Сарранти.

— А то, — снова заговорил Сальватор, — что если она не спит, она должна была слышать выстрелы и спрятаться куда-нибудь.

— Так давайте найдем ее, — сказал генерал.

— К счастью, — продолжал Сальватор, — у нас есть Брезил. И он поможет нам ее найти.

— А кто это Брезил?

— Это моя собака.

— А я думал, что ее зовут Роланд.

— На самом деле его зовут Роланд, генерал. Но мой пес, как и я сам, имеет два имени: одно для всех, и оно соответствует его теперешней жизни, а другое знаю только я, и оно относится к его прошлой жизни. Потому что я должен вам сказать, что жизнь у Роланда почти такая же бурная и почти такая же таинственная, как и моя.

— Если я стану достаточно дружен с вами, мсье, не могли бы вы приоткрыть мне тайну этой жизни… — сказал господин де Премон.

И смолк, понимая, что малейшая настойчивость может быть расценена, как любопытство.

— Вполне возможно, генерал, — сказал Сальватор. — Но пока речь идет о том, чтобы понять тайну жизни Брезиля.

— Это трудное дело, — ответил генерал. — И хотя я знаю семь или восемь языков, я не возьмусь служить вам переводчиком.

— О, в разговорах между мной и Брезилем переводчик и не нужен, генерал. Вы сами увидите, как мы понимаем друг друга… И обратите внимание: вы видели, какой у него был беззаботный вид, не так ли? А теперь, смотрите: по мере того, как мы приближаемся к замку, он становится все более и более возбужденным. И это ни в коей мере не зависит от света, который там горит, или от звуков, которые до него доносятся, не так ли? Вы сами видите, что в доме не горит ни единой свечи и что его сердце бьется не чаще, чем у трупа.

И действительно, приближаясь к замку, молчаливый и хмурый Брезил поводил ушами, нюхал воздух и щетинился, словно готовясь к схватке.

— Видите, генерал, — сказал Сальватор. — Обещаю вам, что если гувернантка еще в замке, в погребе или на чердаке, мы ее отыщем, где бы она ни спряталась. Входим, генерал!

Войти в замок не составляло никакого труда. Выходя прогуляться в парк, Мина оставила дверь открытой. Но, как мы уже сказали, здание освещалось только светом луны.

Сальватор извлек из кармана маленький фонарик и зажег его.

Посреди прихожей Брезил вертелся волчком, словно проверяя находившиеся там вещи и узнавая обстановку. Потом вдруг, словно решившись на что-то, уперся головой в маленькую дверцу, которая, казалось, вела в подвал здания.

Сальватор открыл эту дверцу.

Брезил устремился в темный коридор, спустился по находившейся в конце его лесенке из шести или восьми ступеней в погреб. Там он испустил такой протяжный вопль, который заставил вздрогнуть Сальватора и генерала. А сделать это было не так-то легко.

— В чем дело, Брезил? — спросил Сальватор. — Не здесь ли, случайно, Рождественская Роза?..

Пес, словно поняв вопрос хозяина, снова бросился вперед и скрылся в темноте.

— Куда он ушел? — спросил генерал.

— Не знаю, — ответил Сальватор.

— Не пойти ли нам за ним?

— Не стоит. Если бы он хотел, чтобы мы шли за ним, он повернул бы голову в мою сторону и сделал бы знак следовать за ним. Но он этого знака не подал. Поэтому мы должны ждать его здесь.

Ждать Сальватору и генералу пришлось недолго.

Пока они смотрели на дверь, затрещало стекло окошка, и между ними рухнул Брезил. Глаза его были налиты кровью, язык свешивался изо рта. Он три или четыре раза покружился по погребу, словно ища кого-нибудь, кого надо было разорвать на куски.

— Рождественская Роза, да? — спросил Сальватор собаку. — Рождественская Роза?

Брезил отчаянно залаял.

— Значит, именно здесь, — сказал Сальватор, — пытались убить Рождественскую Розу.

— Кто это — Рождественская Роза? — спросил генерал.

— Один из двух пропавших детей, которых мсье Сарранти якобы пытался убить.

— Пытался убить? — переспросил генерал. — А вы уверены в том, что убийство не удалось?

— К счастью, так оно и было!

— И этот ребенок?..

— Я же вам уже сказал, генерал, ребенок остался жив.

— И вы с ним знакомы?

— Я ее знаю.

— Так почему же вы не расспросите ее обо всем?

— Потому что она не желает отвечать.

— И что же делать?

— Расспросить Брезиля! Вы же видите, что он хочет ответить.

— Тогда продолжим!

— Дьявольщина! — воскликнул Сальватор.

И мужчины повернулись к Брезилю, который с яростью пытался укусить землю.

Сальватор задумчиво смотрел на собаку.

— Здесь что-то зарыто, — сказал генерал.

Сальватор отрицательно замотал головой.

— Нет, — сказал он.

— Почему нет?

— Потому что я вам уже сказал, что девочка осталась жива.

— А мальчик?

— Он зарыт вовсе не здесь.

— И вы знаете где?

— Да.

— Значит, мальчик мертв?

— Да, он мертв.

— Его убили?

— Утопили!

— А девочка?

— Девочку здесь едва не зарезали.

— Где же?

— Да здесь.

— И кто же помешал убийце докончить дело?

— Брезил.

— Брезил?

— Да. Он разбил это окно, как только что сделал это. И, возможно, набросился на убийцу.

— Но что же он ищет теперь?

— Он ничего не ищет. Он уже нашел.

— Что?

— Смотрите.

Сальватор опустил фонарь и осветил плиту погреба.

— Ого! — произнес генерал. — Вроде бы это — следы крови.

— Да, — снова сказал Сальватор. — Волею Господа пятно крови, вытекшей теплой из тела человека, не стирается. И эта кровь, генерал, а это так же верно, что мсье Сарранти невиновен, эта кровь, которую учуял Брезил, является кровью убийцы!

— Уж не хотите ли вы сказать, что девочку едва не зарезали ножом?

— Именно так.

— Здесь?

— Возможно.

— А Брезил?..

— Он никогда не ошибается. Брезил! — сказал Сальватор. — Брезил!

Пес прервал свое кружение и подошел к хозяину.

— Ищи, Брезил! — сказал Сальватор.

Брезил обнюхал плиты погреба и рванулся к маленькой дверце, которая выводила в парк.

Дверца была закрыта. Собака, жалобно повизгивая, поскреблась в дверь и лизнула языком землю в двух или трех местах.

— Вы видите разницу, генерал, — сказал Сальватор. — Здесь пролилась кровь этой девочки. Она скрылась через эту дверь. Сейчас я открою ее, и вы увидите, как Брезил пойдет по следам крови.

И Сальватор открыл дверь. Брезил устремился в подземелье, два или три раза остановившись для того, чтобы языком коснуться каменных плит.

— Видите, — сказал Сальватор, — ребенок убежал именно сюда. А в это время Брезил бился с убийцей.

— Но кто же убийца?

— Думаю, что это была женщина… Девочка в минуту потрясения — а это могло привести ребенка в безумное состояние — два-три раза крикнула: «Не убивайте меня! Не убивайте меня, мадам Жерар!»

— Какая ужасная история! — воскликнул генерал.

— Да, — сказал Сальватор. — Теперь у нас в руках конец ниточки. И мы должны распутать это дело до конца.

Затем позвал:

— Брезил, иди сюда!

Брезил, уже выскочив в парк, где, казалось, потерял след, примчался на крик хозяина.

— Здесь нам делать больше нечего, генерал, — сказал Сальватор. — Я узнал все, что хотел. Теперь нам важно не дать гувернантке сбежать.

— Давайте искать гувернантку.

— Вперед, Брезил! — сказал Сальватор, поднимаясь по ступенькам, ведущим в вестибюль.

Брезил последовал за хозяином. Выйдя в вестибюль, он на мгновение заколебался: через открытую дверь он увидел блестящий при свете луны пруд, напоминавший до блеска начищенный щит. Пруд неумолимо влек собаку к себе.

Голос Сальватора отвлек пса.

И тогда пес стал подниматься по лестнице. Но не спеша, словно этот путь вел его не к цели, а уводил из вестибюля.

Но, дойдя до коридора второго этажа, собака быстро побежала в его конец. Потом остановилась перед одной из дверей и нежно и жалобно заскулила.

— Может быть, гувернантка там? — спросил генерал.

— Не думаю, — ответил Сальватор. — Это, вероятно, комната одного из детей. Но давайте посмотрим.

Комната была заперта. Но когда Сальватор толкнул дверь, замок не устоял и дверь распахнулась.

Собака с радостным лаем влетела в комнату.

Сальватор был прав: первое, что бросалось в глаза, был альков с двумя стоящими рядом кроватями. Это, очевидно, кровати детей. Брезил радостно бросался от одной кровати к другой, опираясь передними лапами на одеяла и глядя на Сальватора с тем выражением радости, в котором никак нельзя было ошибиться.

— Видите, генерал, — сказал Сальватор. — Это детская комната.

Брезил с удовольствием остался бы в этой комнате навсегда и умер бы между кроватями.

Но Сальватор настойчивыми командами заставил его выйти из комнаты.

Жалобно поджав хвост и опустив голову, Брезил поплелся за хозяином.

— Мы еще вернемся сюда, Брезил. Вернемся, будь уверен! — сказал Сальватор.

И, словно поняв эти слова, пес стал подниматься по лестнице, которая вела на третий этаж.

На лестничной площадке он остановился. Затем, сверкая глазами, угрожающе рыча и ощетинившись, он приблизился к одной из дверей.

— Черт побери! — сказал Сальватор. — Мы стоим перед дверью какого-то врага. Давайте заглянем сюда.

Дверь, как и на втором этаже, оказалась закрытой. И точно так же, как та дверь, она не выдержала мощного натиска.

Как только Брезил вошел в комнату, он залился яростным лаем. Казалось, его злость была направлена против комода.

Сальватор попытался было открыть комод, но все ящики были заперты на ключ.

Брезил с яростью кусал ручки комода.

— Подожди, Брезил, подожди, — сказал Сальватор. — Сейчас мы посмотрим, что в этих ящиках. А пока умолкни!

Собака замолчала, наблюдая за тем, что собирался делать хозяин. Но глаза его продолжали сверкать, а из пасти текла пена. С длинного и красного, как кровь, языка капала слюна.

Сальватор поднял мраморную крышку комода и прислонил ее к стене.

Пес, словно понимая и подбадривая хозяина, со злостью топтался на месте.

Сальватор вынул из кармана короткий нож и, налегая всем телом, приподнял деревянную крышку.

Увидев это, Брезил ощетинился на комод.

Сальватор сунул руку в образовавшееся отверстие и вытащил из комода красный шерстяной корсаж.

Но не успел он рассмотреть этот корсаж, как Брезил вырвал его своими мощными зубами из рук Сальватора.

Этот корсаж был частью национального костюма Урсулы.

Бросившись к собаке, которая с яростью терзала ткань, Сальватор с большим трудом отобрал его.

— Я никогда не ошибался, — сказал Сальватор. — Девочку попыталась убить женщина. И эта женщина — мадам Жерар, или скорее Урсула.

И он высоко поднял ярко-красный корсаж. А Брезил с громким лаем принялся прыгать, чтобы достать его.

Генерал стоял неподвижно, поражаясь совпадению мыслей Сальватора и его собаки.

— Видите, — продолжал Сальватор, — в этом нет никаких сомнений.

Затем, убедившись в своих предположениях, он, уложив этот корсаж обратно в комод, установил, как смог, деревянную крышку и накрыл все мраморной плитой.

Собака рычала так, словно у нее отняли самую аппетитную кость.

— Ладно, ладно, — сказал Сальватор Брезилю. — Прекрати! Ты сам понимаешь, что мы еще вернемся сюда, мой храбрый пес! Но теперь самое главное — найти гувернантку. Давай ее искать!

Собака, рыча, вышла из комнаты. Но, оказавшись на лестничной клетке, она принялась за поиски и вскоре остановилась перед последней дверью в коридоре и принялась звать на помощь.

— Вот мы и у цели, генерал, — сказал Сальватор, направляясь к двери, перед которой лаял Брезил.

А затем, обращаясь к собаке, сказал:

— Там кто-то есть, не так ли Брезил?

В ответ собака залаяла еще громче.

— Итак, — сказал Сальватор, — если полиция не занимается своим делом, придется выполнить это дело вместо нее.

Затем, обращаясь уже к генералу, добавил:

— Возьмите фонарь, генерал, и не мешайте мне.

Генерал взял фонарь. А Сальватор в это время опоясался белым поясом, который в то время являлся признаком комиссаров полиции, судейских и служащих министерств.

Потом, постучав в дверь, произнес:

— Именем короля!

Дверь открылась.

Увидев входящего в комнату человека в черном и решив из-за белого шарфа на поясе, что это — комиссар полиции, женщина, находившаяся в комнате и открывшая дверь в одной ночной рубашке, рухнула на колени посреди комнаты и воскликнула:

— Иисус! Мария!

— Именем короля, — снова сказал Сальватор, — вы арестованы, женщина!

Та, к кому были обращены слова Сальватора и в чью сторону была протянута его рука, была старой девой лет пятидесяти — шестидесяти. В том наряде, который на ней был, она выглядела просто мерзко.

Рядом с ней Броканта показалась бы Венерой Милосской.

Она закричала от страха, а Брезил, которого ее крик, вероятно, вывел из себя, ответил тоскливым и протяжным воем.

Сальватор стал пытаться найти в окружавшей его темноте какую-то связь между этим отвратительным созданием и воспоминаниями из его прошлой жизни.

— Ну-ка, осветите эту женщину, — сказал он генералу. — Мне кажется, что я ее знаю.

Генерал направил луч света на лицо стоявшей перед ними уродины.

— Так и есть, — сказал Сальватор, — я не ошибся!

— О, мой добрый господин, — воскликнула гувернантка, — клянусь вам, я — честная женщина!

— Ты лжешь! — сказал Сальватор.

— Мой дорогой комиссар!.. — продолжала причитать старуха.

— Лжешь! — снова оборвал ее Сальватор. — Я сейчас скажу, кто ты: ты — мать Святоши.

— О, мсье! — вскричала в испуге мегера.

— Из-за тебя одно очаровательное создание по ошибке попало в некое гнусное место и оказалось там вместе с твоей дочерью — а та там находилась вовсе не случайно, — и, оказавшись во власти твоих домогательств, будучи выдана тобой и обесчещена твоими усилиями, не смогла пережить своего позора и бросилась в Сену!

— Мсье комиссар, я протестую…

— А помнишь ли ты Атенаис? — грозно спросил Сальватор. — И не надо больше ни лжи, ни клятв!

Мы помним, что Атенаис звали дочь трубача Понроя, которую Сальватор назвал Фраголой. Если нам удастся когда-нибудь, повторяем это еще раз, проникнуть в тайны жизни Сальватора, мы, вероятно, сможем обнаружить следы того события, на которое мнимый комиссар полиции только что намекнул.

Старуха опустила голову, словно на нее скатился Сизифов камень.

— А теперь, — сказал Сальватор, — отвечай на вопросы, которые я тебе сейчас задам.

— Мсье комиссар…

— Отвечай, или я позову двоих моих людей и они доставят тебя в «Маделонет».

— Я буду отвечать, буду, мсье комиссар!

— Сколько уже времени ты здесь находишься?

— С последнего Страстного Воскресенья.

— Когда похищенная мсье де Вальженезом девушка прибыла в замок?

— В ночь со Страстного Вторника на предпоследний день Масленицы.

— Разрешал ли мсье де Вальженез девушке выходить из замка с того времени, как она прибыла в замок?

— Ни одного раза!

— И с помощью каких же насильственных мер он не разрешал ей выходить из замка?

— Он пригрозил ей, что обвинит ее любимого в похищении и добьется отправки его на галеры.

— И как же зовут ее любимого?

— Мсье Жюстен Корби.

— Какую сумму в месяц платил тебе мсье де Вальженез за то, чтобы ты сторожила похищенную девушку?

— Мсье комиссар…

— Сколько он тебе платил? — повторил Сальватор властным тоном.

— Пятьсот франков в месяц.

Сальватор оглядел комнату и увидел нечто похожее на секретер. Открыв его, он нашел там листок бумаги, перья и чернила.

— Садись за стол, — сказал он женщине, — и напиши все, что ты только что мне сказала.

— Я не умею писать, мсье комиссар.

— Не умеешь писать?

— Нет, клянусь вам!

Сальватор вытащил из кармана бумажник, извлек из него какую-то бумагу, развернул ее и сунул в лицо старой ведьме.

— Если ты не умеешь писать, кто же написал вот это?

«Если ты не дашь мне сегодня вечером пятьдесят франков, я скажу, где познакомилась с тобой моя дочь, и тебя выгонят из магазина.

Глуэт.

11 ноября 1824 года».

Старуха подавленно молчала.

— Видишь, ты, оказывается, умеешь писать, — сказал ей Сальватор. — Плохо, конечно, но этого тебе хватает, чтобы выполнить приказ, который я тебе даю еще раз. Итак, пиши показания, которые ты мне только что сделала.

И Сальватор, заставив старуху сесть за стол, вложил ей перо в руку. Генерал светил, а молодой человек продиктовал ей следующий документ, написанный гнусным почерком и с присущими ей орфографическими ошибками. Но мы не станем утомлять читателя этими ошибками, полагая, что ему будет более интересно узнать содержание этих показаний.

«Я, нижеподписавшаяся жена Брабансона по прозвищу Глуэт, заявляю, что была нанята мсье Лореданом де Вальженезом в прошлое Страстное Воскресенье для того, чтобы охранять девушку по имени Мина, которую указанный мсье похитил из пансиона в Версале. Я заявляю, что, кроме этого, девушка была привезена в замок Вири в ночь со Страстного Вторника на Заговленную Среду, что она пригрозила господину графу, что будет кричать, звать на помощь, попытается бежать, на что господин граф ответил, что она не станет этого делать, поскольку у него есть возможность отправить ее возлюбленного на галеры и что эта возможность заключается в том, что он заявит, что тот похитил несовершеннолетнюю девушку. У него в кармане даже было незаполненное постановление об аресте, и он его ей показал.

Подпись: Жена Брабансона по прозвищу Глуэт.

Писано в замке Вири в ночь на 23 мая 1827 года».

Мы обязаны признаться, что Сальватор в составлении этого документа принял непосредственное участие. Но поскольку этот документ ни на йоту не отступал от истины, мы надеемся, что читатель простит нам ту настойчивость, с которой он заставил старую ведьму составить его, и что он поймет, что настойчивость эта была скорее морального плана, чем литературного.

Сальватор забрал заявление, свернул листок вчетверо и положил его в карман. Затем, обернувшись к Глуэт:

— Вот так! — сказал он. — Теперь можешь снова лечь спать.

Старуха предпочла остаться на ногах, но, услышав приглушенное рычание Брезиля, моментально бросилась в постель и накрылась одеялом, чтобы спастись от разъяренной собаки.

И действительно, зубы Брезиля блестели в темноте, словно перевязь комиссара. Все было очень просто: она уже раз двадцать ускользала от зубов правосудия, но ни разу в жизни ей не приходилось иметь дело с такой громадной собакой.

— Теперь, — сказал Сальватор, — поскольку ты — сообщница мсье де Вальженеза, только что арестованного за похищение и содержание в неволе несовершеннолетней девушки, а это преступление предусмотрено в уголовном кодексе, я арестовываю тебя и запираю в этой комнате, где завтра тебя допросит господин королевский прокурор. Но только предупреждаю, чтобы тебе не пришла мысль сбежать отсюда, что я выставлю одного часового на лестнице, а другого внизу и отдам им приказ стрелять, если ты откроешь окно или дверь своей комнаты.

— Иисус! Мария! — снова повторила старуха, задрожав еще сильнее, чем в первый раз.

— Ты слышала?

— Да, мсье комиссар.

— Ну, тогда — спокойной ночи!

И, пропустив вперед генерала, он закрыл за собой дверь на два оборота.

— Заверяю вас, генерал, — добавил Сальватор, — что она отсюда не двинется и что у нас впереди есть целая ночь.

А затем, обращаясь к псу:

— В путь, Брезил! — сказал он. — Мы выполнили всего лишь половину нашей задачи.