Вдохновение или воспоминание

Александр Дейнека

Вагон поезда, купе, два парня, две девушки. Путешествие в атмосфере любви, нежности, простоты, пробуждающее вдохновение или воспоминания?

© Александр Дейнека, 2022

ISBN 978-5-0055-3807-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Буйная зелень мелькала за окном. Спеша и стремительно ускользая, она, будто преступница, скрывающаяся от правосудия, убегала от нас. Поезд нёсся по необъятной стране, богатой красивыми, живописными пейзажами. Там шелестели листвой тёмные, дремучие и устрашающие непроходимостью леса; тут простирались обширные поля, места для созерцаний, глубоких дум, безмятежности, спокойствия и умиротворения; где-то вдали журчали бурные, хитроизвивающиеся реки. Бездонные, чистые «глаза нашей Земли» — озёра — смотрели на нас и будто хотели что-то сказать. А на горизонте возвышались над всем миром могучие, вечные великаны — горы.

Мы все прилипли к окну, словно впервые любуясь таким великолепием.

Но вот заскрипели тормоза, поезд тряхнуло, и дар речи вернулся к нам.

«Компания молодых и красивых» — так мы себя называли шутя. Две очаровательные девушки да двое парней, тоже не уродов, так что доля правды, как всегда, была и в этой шутке. Наш квартет, хотя мы и не имели никакого отношения к музыке, возвращался с отдыха.

— Тронулись, — констатировал я факт.

— Умом, — с иронией заметила одна из девушек.

— Быть может… — философски рассудила подруга.

— Вот так и закончился такой хороший отдых, — подал голос последний член компании.

— Ничего себе, — вырвалось у всех. — Ну, если и Олегу понравилось, то отдых и правда получился отличным!

— Да, ребят, без шуток — всё супер было! Спасибо, что позвали в компанию.

— Тебе спасибо, что поддержал идею, — сказал я, привстав, — это во-первых, — и, медленно закрыв купе на засов, шёпотом добавил, — а, во-вторых, — в моих глазах появились игривые искорки, я подмигнул и, получив одобрительные кивки в ответ, полез в наши сумки. — Во-вторых, отдых ещё и не закончился. Нам ещё три дня вместе «чучухать» и расходиться будем долго. Ещё устать друг от друга успеем.

Наклонившись, я, как бы растягивая удовольствие, достал бутылку шампанского, тщательно скрытую от «слуг закона», выудил из багажа небольшую головку сыра, палку сырокопчёной колбасы, парочку аппетитных пирожков, одно на всех яблоко, лимонад, видавший виды, но острый и служащий мне верой и правдой нож, ручку, тетрадь и колоду карт.

— Оо, — протянул Олег, когда я выложил всё на столик, — знатный пир нас ждёт.

— Да! Но сначала неплохо бы переодеться, — сказала одна из девушек. — Не могли бы вы покинуть помещение, дорогие.

Мы вышли.

Сегодняшним утром, солнечным и жарким, мы покинули гостиницу, наш временный, но очень уютный дом, и, недолго думая, пошли на пляж. До поезда ещё было время, и, поплескавшись вволю в ласковых водах, мы не спеша направились на вокзал.

Сказав «до свиданья» прекрасному городу, мы сели в поезд и поехали по домам. Прощай — мы все ненавидели это слово, так что «до новых встреч», — сказали мы, ещё раз посетовав, что есть слово «прощаться», но ни в одном из словарей нет слова «досвиданькаться». Вот так мы, четверо, и оказались здесь, у окна поезда №44. «Команда молодых и красивых» — Олег, Соня, Катя и я. Я? А просто я. Первое лицо в повествовании, которое часто остаётся без имени. Пусть — я не в обиде.

— Ну, как тебе отдых? Таким ты его представлял, заводила? — раздался рядом низкий басовитый голос Олега.

— Выше всяких похвал! Феерично, великолепно, шедеврально! — я начал сыпать пафосными синонимами, не в силах сдержать чувств от счастья.

— Мне тоже очень понравилось! — проговорил мой друг, не отличавшийся красноречием. — Спасибо тебе! И… — он замялся на миг, — я уже начинаю мечтать, как бы повторить всё это.

— Честно? Я тоже!

В атмосфере любви, счастья и какой-то простоты прошли эти дни. Никуда не спеша, взявшись за руки и даже порой немного пританцовывая, мы гуляли по южному городку, бродили по окрестностям, исследовали тропы и посмеивались, глядя на спешащих на работу людей. Скоро и мы такими будем, а пока насладимся свободой — сполна и без остатка выпьем до дна эту чашу безмятежности.

Дверь купе открылась, и девушки, облачённые теперь в «поездные» одежды, выйдя из купе, предоставили нам возможность сделать то же самое.

Вскоре мы, все четверо, собрались за столиком, моя рука сама собой потянулась к бутылке, и через секунду раздался звучный хлопок пробки.

— За то, чтоб наша встреча повторилась!

— И не раз! — дополнил Олег.

— Шикарный тост! — поддержали все и, приложившись к пузыристому напитку, набросились на еду, так как порядком проголодались после купания и прогулки.

— Ну, что же, маэстро, — утолив первый голод, сказала Соня, — не пора ли вторую — «за творчество»?

— За это никогда не поздно!

И наполнив пластиковые стаканчики, которые сегодня заменяли нам бокалы и наверняка были горды такой миссией, я поднял один из них.

— За творчество, — повторила Соня, — за вдохновение.

Мы будто бы чокнулись, и я, бесцельно покрутив в руке кусочек сыра, задумчиво вздохнув, съел его.

— Вдохновение… — повторил я последнее слово.

— Что, — с интересом сказала Катя, — неужели мысли снова покинули тебя?

— Да они и не появлялись, в общем-то.

— Предатели!

— Согласен.

И «с горя» я выпил ещё. Меня поддержали.

— И что же после той книги? — начала снова Катя.

— После той книги всё стало как-то вяло, безжизненно… Без прежней лёгкости, чистоты и желания.

— Быть может, ты просто слишком самокритичен?

— Возможно. Но в творческой работе следует быть таким.

— Да! — неожиданно твёрдо и будто бы сурово сказал Олег. — Но заходить слишком далеко нельзя. Тогда — это уже будет самосуд, а значит, — он помолчал, — до шага в окошко совсем недолго: писатели ведь тонкие натуры. Порой, даже чересчур.

— Прав ты тысячу раз, — улыбнувшись, ответил я, — но как бы это чистое вдохновение совсем меня не покинуло.

— Об этом даже думать нельзя! — оборвал меня Олег, залезая на вторую полку и сверху обозревая пространство. — Забудь и перестань! Литературная дыра, творческий кризис — такое бывает у всех! Почему вдруг ты должен быть исключением? — в конце он будто бы смягчился. — Не боись, твой роман ещё ждёт тебя. А вдохновение вернётся совершенно нежданным озарением, и тогда… Боюсь даже представить… Пятый том «Войны и мира» наконец увидит свет!

— Там будет о настоящей любви, желаниях, мечтах, — продолжила Соня с воодушевлением, — о светлом будущем, которого так ждём… И всё это будет так философски-красиво написано, что… вот она — слава. В один день проснёшься знаменитым и вспомнишь наш разговор в поезде, вспомнишь пророчества друзей!

— Было бы здорово, — рассмеялся я. — Катастрофы, войны, Апокалипсисы… В этом вроде и есть вся соль фантастики, но ведь… вот где они уже, — ребром ладони я поводил у шеи, — и хуже горькой редьки! А писать можно и о другом: о реальной жизни, обыденности, сплетённой с авторскими фантазиями — это всегда даёт неожиданный результат…

–…это и есть то, чего нам так не хватает! — закончила за меня Катя. — Меня всегда интересует один вопрос: почему писатели видят в будущем непременный конец, причём скорый? Неужели кто-то мечтает о вторжениях из космоса; о неравных битвах с внеземным разумом; о пепелищах; парочке чудом спасшихся; об убийствах, криках и стонах людей; о грязи, крови, лязге орудий… о хаосе! Разве кто-то хочет этого? Надо писать, расширяя наш мир, пытаясь создать что-то, а что же выходит? Выходит, что мы жаждем всё уничтожить! Но это ведь не так!

— А можно подумать, что так, — поддержала Соня. — К примеру, этот 2012-ый — Апокалипсис, который предрекали, конец света, которым пугали. Чёрное небо, и нет на нём проблесков надежды! И вот он — 2012 — настал, закончился и — ничего. Свет не погас, человечество как жило, так и живёт, птички как пели, так и поют, зверьё в лесах не вымерло, деревья не попадали на землю — жизнь прежней осталась, как в 2011 или в 2010… А сколько фильмов-то сняли про этот конец, сколько книг навыдумывали! Как будто кто-то и правда хотел такого ужасного исхода. — Соня сделала паузу и глотнула лимонада. — Нет, скажу я вам, и это не будет новостью, мы хотим жить, любить, разговаривать, мыслить, философствовать, дискутировать и спорить, познавая истину! Вот каким надо рисовать будущее! — разгорячилась девушка.

— Такое попробуй напиши, — усмехнувшись, сказал я. — Аудитория зрелищ требует! Супергероев, спасающих в последний момент висящий на волоске мир. Да ещё и полуобнажённую возлюбленную впридачу, которую пытали изощрённо и жестоко, в надежде выяснить, где он, тот бесстрашный и смелый рыцарь. Но она мужественно выдержала все муки: боль и страдания, издевательства и унижения, лишения и голод — и не открыла тайну злодеям!

— А в конце страстно и несомненно крупным планом, она, естественно, полуобнажённая и, конечно же, вся израненная, целует своего героя, стоя в центре сожжённого мира, и говорит что-то такое трогательное, но такое слащавое и банальное, что хочется — плюнуть! — закончило хором всё купе, после чего раздался оглушительный взрыв хохота.

— И наверняка, — добавил Олег, — влюблённые стоят в центре пепелища, но на фоне красивейшего заката, когда солнце тонет в море.

— Так выпьем же за позитив! — всё ещё улыбаясь, сказала Катя.

Мы допили шампанское и перешли на безалкогольные напитки. Вечерело. На землю спускались сумерки. Я поглядел в окно. «А что — они правы, — думал я. — От этих рвущихся бомб, безнадёги и царства „хеппи-энда“ люди давно устали. Если же мир и будет висеть на волоске, никаких тебе героев и полуобнаженных девушек, а тем более, страстных поцелуев на фоне заката не будет».

— Да, людям нужно что-то мирное, жизнеутверждающее, — негромко начал я. — Им нужно что-то… про счастье.

— Например? — заинтересовались друзья.