Разумеется, сборник

Александр Геннадьевич Хан, 2021

«Александр Хан давно и плодотворно работает в традиции философской эссеистики, сближенной со стихами; его стихи и его напряжённая работа мыслящего эссеиста органично дополняют друг друга. Он литератор в химически чистом виде (по слову Гиппиус о Георгии Иванове). Та чистая красота и пафос служения, аналитические концепции творческих поисков, которыми занят Александр Хан, в сочетании позволяют говорить о редком явлении в современной словесности, достойно продолжающем традиции мировой культуры. Темы его эссе – проблемы современного читателя в мире информационной передозировки; письмо как медитация; искусство как оазис в пустыне воли и желания, – рефлексия об этом особенно важна сейчас, когда немалое количество людей раз уверяется в важности литературы».Борис Кутенков, поэт, культуртрегер, редактор отдела культуры и науки «Учительской газеты»

#…

и если где-то

вдруг — назад,

туда, где лета

светлый сад

тускнеет, то

останься там,

оставив всё

чужим стихам.

Заглядывая внутрь, я обнаруживаю не ужас, а спокойную, органичную (хоть и плохо сформулированную) трагедию.

Познание должно быть бесконечно выстрадано.

Человек есть определенная мера тепла, которое он способен отдавать другим.

Я не повидал полмира, но мне и не нужно это. Меня тянет в забытые богом уголки планеты, попадая в которые парадоксальным образом понимаешь, что о них-то бог как раз помнит больше всего.

Нонконформизм основывается на зависимости от мнения других.

И вот я стою один посреди широкого поля с кучей разбросанных игральных карт у ног, смутно осознавая, что то, что наполняло, ни много ни мало, всё моё существование, погибло. Это даёт ощущение судорожного отчаяния, подобного агонии тонущего человека, который в один момент лишился спасательного круга, — человека, охваченного паническим страхом, неумолимо захлебывающегося, невыносимо медленно идущего ко дну.

С другой стороны, человек может плавать и без круга — ничто не мешает ему несколькими уверенными движениями вынырнуть на поверхность, с волнующим облегчением вдохнуть спасительный кислород и уверенно поплыть дальше, к берегу. Ведь столько людей живут именно так, даже не подозревая, что существует пугающая толща воды и глубокое морское дно. Вопрос только в том, умею ли я плавать, или же стоит заняться поиском уже не круга, а акваланга, пока я не утонул окончательно?

Иногда мне кажется, чем больше я понимаю в абстракции, тем более беспомощным становлюсь в обыденной жизни.

Кто-то пишет потому, что не может иначе. Я же пишу, чтобы увидеть, как в моих пальцах заканчивается очередная паста чёрного цвета.

Как писать четырёхстопным? Пытка какая-то. Из него невозможно выжать более-менее точную мысль — только размытое настроение и некий дух восприятия. Настоящая мысль, на мой взгляд, начинается только после шестой стопы, поскольку она не может возникнуть в тесном пространстве. Однако вложить её туда можно, что требует высочайшего мастерства.

Я понятия не имею, сколько прошло времени. Такое чувство, что если я взгляну на часы, то всё пропало.

Когда волшебная красота, потрясающая моё сердце, предстаёт передо мной, я вместо того, чтобы вдыхать в себя и любить эту красоту, испытываю только смущение и бессильное отчаяние оттого, что не могу никак вобрать её в себя и почувствовать, пережить. То есть я как будто стою около неё, но никогда — в ней. И если мне в редкий момент удаётся варварски присвоить себе кусочек чуда, ещё большее отчаяние не даёт мне покоя; у меня никогда не хватает сил соотнести испытываемое с самим собой.

Искусство — единственный оазис в пустыне воли и желания, образующих не диалектику, но палимпсест.

Вся печаль состоит в том, что кусочки нашего «я», которые мы с болью вытёсываем из себя, всего лишь бьются о другие каменные «я», оставляя после себя только мгновения тихого звука удара камня о камень.

Общество закрывает нам глаза на самих себя.

Мысль имеет особую природу она теряет свой смысл когда делишься ею с другим так как в этом случае она останавливается в своём развитии или вовсе умирает ведь мысль это глубоко личная материя в то же время ей невыносимо жить взаперти именно поэтому она постоянно хочет вырваться наружу и глотнуть воздуха однако в отличие от новорождённого который с первым вздохом начинает жить мысль гибнет в нашем мире её первый вздох оказывается печальным (счастливым?) и в этом её сущность и трагедия она не может жить будучи невысказанной но погибает как только выходит наружу.