Мать Иисуса

Александр Володин

«Тридцать третий год нашей эры. Дом Марии, матери Иисуса. В открытой двери стоит ее младшая сестра. Она вглядывается в сумрак дома. – Мария! – тихо позвала она. – Что там? Где мальчик? – отозвалась Мария. – Отвела ребеночка, нашлись люди, приютили. – Видишь – побоялись. – Ну кто теперь не боится! Тоже дрожат. Самые верные друзья попрятались. Все куда-то исчезли, никого не найти. А первый друг, Петр, первый и отрекся. – Вот ругаешься. Нехорошо. – Почему нехорошо? – А вот потому и нехорошо…»

Тридцать третий год нашей эры. Дом Марии, матери Иисуса. В открытой двери стоит ее младшая сестра. Она вглядывается в сумрак дома.

— Мария! — тихо позвала она.

— Что там? Где мальчик? — отозвалась Мария.

— Отвела ребеночка, нашлись люди, приютили.

— Видишь — побоялись.

— Ну кто теперь не боится! Тоже дрожат. Самые верные друзья попрятались. Все куда-то исчезли, никого не найти. А первый друг, Петр, первый и отрекся.

— Вот ругаешься. Нехорошо.

— Почему нехорошо?

— А вот потому и нехорошо.

— Почему нехорошо? Ты можешь объяснить членораздельно?

— Что?

— Почему, спрашиваю, нехорошо?

Мария прислушивалась к тому, что происходит на улице. Гомон голосов нарастал.

— А… Он что говорил? Других не надо судить. Тогда и тебя судить не будут.

— Не знаю, не слышала, чтоб он это говорил.

— Спроси у людей, которые слышали.

— Все что-нибудь слышали. Каждый что-нибудь да слышал. Мы, говорят, ученики. Учились, учились, ничему не научились.

— Я все-таки пойду, — сказала Мария.

— Куда?

— Туда, где Он.

— Сейчас? Зачем?

— Не знаю, не знаю. Лягу на гробницу, полежу.

— Заберут.

— Ну и заберут.

— Тогда я тоже с тобой. Пускай видят. А то правда, живой был — за ним толпы ходили, а казнили — никого нет…

Дверь отворилась. Вошел мальчик лет шестнадцати.

— Почему ты ушел? — спросила Мария.

— Они сказали — иди домой.

— Кто сказал?

— Там хозяин пришел. Он сказал, чтоб я убирался домой, не хватает, чтобы меня у них нашли.

— Еще один смельчак, — сказала сестра.

— Я есть хочу, — жалобно сказал мальчик.

— Что ты сразу начинаешь ныть? Как будто ему не дают. Не дадут — тогда будешь ныть.

— Смотри, мама, она опять придирается.

— Потому что не строй из себя ребеночка.

— Не ссорьтесь, — сказала Мария.

— Поцелуй его, — сказала сестра.

— Я и тебя могу поцеловать.

— Мы уйдем, а его куда денем?

— Я дома буду, я есть хочу, — сказал мальчик.

— Сейчас покормлю, — сказала Мария.

— А вы куда собрались?

— Мы в Ерусалим идем.

— Зачем?

— Пойдем к гробнице, где лежит Иисус.

— В гробнице Его уже нет.

— Как нет? — не поняла Мария.

— Так, нет.

— Где же Он? — спросила сестра.

— А Его унесли оттуда.

— Куда унесли? Кто унес? Где Он? Где? — всполошилась Мария.

— Неизвестно. Кто-то вытащил и унес.

— Что-то недослышал, что-то недопонял и болтает, — сказала сестра.

— Мама, она опять.

— Объясни, недоразвитый, — что ты там недопонял?

— Да это все уже знают. Женщины пошли к пещере, а камень отвален. Пещера открыта, и никого там нет.

— Какие женщины ходили? Припомни, кто это видел? — настаивала сестра.

— Магдалина ходила и еще кто-то.

— Магдалине верить нельзя, она истеричка.

— А если Петр видел то же самое? Только потому, что я это говорю, мне не верят!

— Постой, что они видели там? Просто пустая пещера?

— Просто пустая пещера. И только пелены лежат, в которые Он был обернут. Белые пелены в крови.

— Верно, Он был обернут, — сказала Мария.

— Если это правда — надо разобраться. Может быть, Его эти негодяи утащили, фарисеи. И зарыли где-нибудь в другом месте. Чтоб ничего не осталось. Чтоб никто не мог прийти к этой пещере. Чтобы не встретились пришедшие туда, не посмотрели бы друг другу в глаза, не подумали чего-нибудь…

— А говорят, наоборот, что Его унесли друзья и спрятали в надежном месте, — сказал мальчик.

— Как они тебя спрятали, так они и Его спрятали.

— А может быть, Он все-таки остался жив? — сказала Мария.

— Что ты? — воскликнул мальчик.

— Мария, перестань, — сказала сестра.

— Думают, замучили Его до смерти, а Он жив…

— Пойдем, там все выясним. Нечего верить слухам, да еще из десятых уст.

— Теперь как раз нельзя отлучаться. В случае чего — куда Ему идти? Он же сюда пойдет. Пришел, а нас дома нет.

— Мария, бедная моя, ты послушай себя, что ты говоришь. Он три часа висел на кресте. Потом специально проверяли, что Он умер!

— Ты иди. Все узнай там и мне расскажешь. А я пойду. Привести хоть в порядок дом. Разгром такой… Сынок, ты помоги мне, чтобы побыстрее.

— Я есть хочу.

— Говорят тебе, помоги! Растормозись немножко, — сказала сестра.

Вошел старший, сводный брат Иисуса.

— Здравствуй, Мария, — сказал он и почтительно поцеловал Марию.

— Ты слышал? Иисуса не нашли в гробнице.

— Путаница какая-то. Но вы пока молчите. Если что спросят, ничего не знаем.

— Что ты всех пугаешь? Все время пугает. Сам трясется, хочет, чтобы все тряслись! Зачем тогда пришел сюда? — возмутилась сестра.

— Я пришел только дать совет. А ваше дело — принять к сведению или наплевать. Как обычно вы и делаете. Но тогда смотрите сами.

— Он правильно говорит. Сейчас главное — молчать. Потом наговоримся, когда Он объявится, — сказала Мария.

— Кто объявится?

— Помолчи, Мария, — сказала сестра.

— Секреты, — сказал старший брат. — Но потом ко мне не бегите. Мария, сядь и послушай. И вы послушайте. Сейчас тут за дверью стоит один человек. Римлянин. Крупнейший меценат, путешественник, знаток восточных языков.

— Не слишком ли много достоинств, — съязвила сестра.

— Он просит привести его сюда. Просто познакомиться с семьей. Иисуса он почитает и сам возмущен этой бессмысленной казнью. Словом, это мой добрый знакомый и в каком-то смысле даже друг.

— Интересно, как ты с ним подружился. Поставлял женщин? Или продавал сувениры?

— Ты нехорошо говоришь, сестра. Она так не думает.

— Почему, так и думаю.

— Словом, человек ждет за дверью. Специально сюда ехал, что же, отправим его обратно? Или все-таки разрешим зайти? — настаивал старший брат.

— Позови его. Действительно, сколько времени держим человека за дверью, — сказала Мария.

— Hо условие: никаких споров, никаких намеков. Это может плохо кончиться для всех. Все-таки человек из Рима.

— Добрый друг донесет властям, — не удержалась сестра.

— Вот это я как раз имел в виду, такие разговорчики.

— Мам, а поесть когда? — жалобно сказал мальчик.

— Уйдет, тогда поешь.

Он отворил дверь, позвал:

— Прошу вас. Немного врасплох, но ничего, ничего…

Вошел римлянин. Это был человек средних лет, мужественного облика, в светлых одеждах.

— Это его брат, это — мать, это — ее сестра… Познакомьтесь: это наш гость из Рима.

— Благодарю вас за то, что вы согласились меня принять. Прошу прощения, что я явился к вам в такой момент.

— Виновата, вы случайно не слышали, что там? — спросила Мария римлянина.

— В общем, все это потом, Мария, потом, — сказал старший брат. И, обращаясь к римлянину, продолжал: — Вот это был, по существу, Его уголок. Здесь полка, которую Он собственноручно выпилил. Довольно интересный узор, несколько национальный, может быть… На чердаке сохранилась кроватка, в которой Он спал в детстве, можно подняться, посмотреть.

— Не суетись, — сказала Мария.

— В чем дело? Что опять не так?

— Ты забыла, наш гость — римлянин. Почему же не посуетиться перед ним? — сказала сестра.

— Я, кажется, просил.

— Ничего, это естественно. Но если бы вы меня узнали поближе, ваша неприязнь, надеюсь, уменьшилась бы, — сказал римлянин.

— Не люблю об этом рассуждать, но мне непонятно вот это оголтелое неприятие всего чужеземного.

— Особенно римского, — съязвила сестра.

— Рим — это Рим.

— А весь остальной мир создан для его удовольствия.

— Я просил…

— А половина римских императоров были негодяи! И у каждого руки по локоть в крови!

— Если тебе жизнь не дорога — продолжай.

— Быть осужденной за учение Иисуса — для меня только радость. «Вас будут ненавидеть! За одно только имя мое!» Вот что Он сказал!

— А я тебе другие слова Его напомню: «Всякая власть — от кого она? От Бога!»

— Не говорил Он этого! Ты сейчас придумал! Теперь начнут придумывать, потому что Он уже никому не может ответить!

— Ваша сестра, Мария, мне кажется ближе к истине, — сказал римлянин.

— Всякая власть в какой-то мере зло.

— Приятно слышать.

— Владычество Рима — тяжелое бремя, я понимаю вас. Римлянам смешно рассчитывать на любовь порабощенной страны. Однако всякая ненависть, в том числе и к властям, — тоже зло. И в свою очередь порождает ненависть. Разве не так?

— Интересная мысль! — сказал старший брат.

— Вы знаете, сейчас это кажется невероятным, но может случиться, что последователи вашего брата когда-нибудь обретут власть и так же будут преследовать и казнить тех, кто мыслит иначе.

— Как вы можете это говорить! — возмутилась Мария.

— Тихо, Мария, — проговорил старший брат.

— Простите, это так, разврат ума. Счастлив, что познакомился с вами, — сказал римлянин. И, обращаясь к сестре, продолжал: — Сохраню самое искреннее уважение. Но с другими не советую говорить так откровенно.

— Вы правы, сейчас надо молчать. Хотя Иисус ничего плохого не хотел. Он хорошего хотел, одного хорошего, — сказала Мария.

— Но ведь никто не спорит! Все, собственно, ясно, — миролюбиво сказал старший брат.

— Вы, наверное, много путешествовали, нагляделись всего. Тщеславие, гордыня, злословие. Вино пьют уже не для веселья, а из-за распущенности. А веселья все равно становится все меньше. Многие живут только завистью друг к другу. Ради своего превосходства некоторые жертвуют всем, даже жизнью. Хорошо ли это? Каждый хочет отделиться от других, впадает в уныние. А Он что говорил? У Него все слова были простые. Только простые слова, я их часто слышала. Сострадание. Милосердие. Братство. Любовь. Не просто любовь жены и мужа, а вообще любовь к ближнему, это значит к любому человеку. Вот и все почти слова. Ну еще — терпение, это понятно. И главное, это не ради кого-то, но ради собственного же блага, для своей же радости и покоя. А у кого в душе есть радость, тот и с другими может поделиться. Я понятно говорю?

— Понятно, понятно, — сказал старший брат.

— Если бы я мог верить, как вы! — воскликнул римлянин.

— Это просто, — сказала Мария. — Это как раз очень просто.

— Что вы! Я боюсь забот, страданий, люблю наслаждения.

— Вы были в Риме! — вдруг воскликнул мальчик.

— Дошло, — сказал старший брат.

— Я был в Риме, я живу в Риме и там, видимо, умру.

— Я никогда не был в Риме.

— Это большое упущение. Я мог бы кое-что тебе рассказать. Впрочем, и ты можешь кое-что мне рассказать.

— А я ничего не знаю, — ухмыльнулся мальчик.

— Ты жил в Галилее.

— Я и сейчас тут живу.

— Тогда давай так. Я тебе буду рассказывать про Рим, а ты мне расскажешь про своего брата.

— Вот и прекрасно. Садитесь вот здесь, вам никто не будет мешать, — сказал старший брат.

Римлянин и мальчик сели в сторонке, тихо беседуют.

— Мария, давай подарим ему полочку. Зачем она здесь, просто для украшения. А он коллекционер, для него это ценность.

— Хочешь подарить полочку? — спросила сестра.

— А тебе какое дело?

— Мария, он продаст ее.

— Почему она все время подозревает меня в мошенничестве?

— Если даже ты совершаешь честный поступок, я невольно начинаю гадать, зачем тебе это понадобилось.

— Полочку — нехорошо, — сказала Мария. — Как будто специально дождались и вот распоряжаемся его вещами.

— Тогда подарим эту палку. Палку, надеюсь, жалеть не будем?

Мария отобрала у него палку.

— Это Его дорожный посох, Он с ним ходил, нельзя.

— Нельзя. Ну вот валяется ремешок от его сандалий! Ремешок можно?

Мария забрала ремешок.

— Его ремешок, нельзя.

— Значит, все, что Его, — нельзя, — теряя терпение, сказал старший брат.

— Нельзя.

— Но ведь теперь интересно именно то, что принадлежало ему! Не мне, не тебе, а Ему! Как же быть?

В дом вошла молодая женщина, усталая, с дальней, видимо, дороги. Обратилась к Марии:

— Ничего не слышала? А?

— Сама всех спрашиваю, никто ничего не говорит.

Женщина обратилась к сестре:

— А ваши ничего не слышали?

— Какие наши?

— Ладно тебе, конспираторы. Теперь уж никому не до вас. Как вы там, ничего не слышали?

— А что мы должны слышать?

— Все боятся слово сказать, — сказала женщина. Затем обратилась к старшему брату: — А ты? Вертишься там с высокопоставленными. Уж, наверно, краем уха что-нибудь слышал!

— Да что она пристает ко мне? Ты что пришла? Никто ничего не слышал, пошла отсюда!

— А я слышала! — воскликнула женщина.

— Что!.. Что слышала? — задохнувшись, спросила Мария.

— Он жив!

— Кто жив?

— Твой сын! Он воскрес!

— В каком смысле? — не понял старший брат.

— Они Его убили, а Он жив! Они Его распяли, а Он воскрес! Вот в каком смысле!

— Как воскрес? Что-то неясно, — сказала сестра.

— Вот люди! Когда Он сам это предсказывал, верили, что так и будет. А когда это на самом деле случилось — не верят!

Римлянин оторвался от беседы с мальчиком.

Конец ознакомительного фрагмента.