Возвращение туда-и-обратно

Евгений Кирьянов

Книга посвящена возможности альтернативного логоса, актуальность обращения к исследованию которой продиктована кризисом рационалистических предпосылок современной философии, не обеспечивающих возвращения от проблематики познания к поискам ныне забытого бытия.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ТУДА-И-ОБРАТНО

Исправленное и дополненное издание

МОСКВА

2023

© Евгений Кирьянов, 2023

ISBN 978-5-0060-3913-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРЕДИСЛОВИЕ

Книга Евгения Кирьянова выходит за рамки известных исследовательских и литературных жанров, и само это обстоятельство вначале способно озадачить. Поскольку тексты этого автора оперируют традиционной философской терминологией, их можно с достаточным основанием отнести к дисциплинарному полю философии. Однако современная философия давно превратилась в одну из частных наук наряду с другими, и соответственно приобрела форму сугубо научного — объективистского — дискурса. Но автор этой книги, поднимая философские по своей сути вопросы и предлагая попытки их решения, стремится оставаться в том пространстве, в котором мыслили и творили философы древности, выходившие за пределы дискурсивной рациональности или, по крайней мере, дополнявшие ее спекулятивно-интуитивным постижением.

Поэтому данная книга, как и другие работы Е. Кирьянова, отличается от научных монографий и законченных философских систем, представляя собой совокупность достаточно объемных фрагментов, скрепленных воедино общностью замысла, стоящего за текстами.

Данные тексты — комментарии автора к одному из наиболее таинственных и труднопонимаемых средневековых суфийских трактатов — «Тавасину» Мансура ал-Халладжа. Уникальность Тавасина в том, что в нём зафиксировано самое фундаментальное противоречие существования человека как феноменально самостоятельного сущего, но, несмотря на это, состоящего в неотменимых отношениях с Ал-Хакк (Истиной). Эти отношения имеют форму парадокса, задаваемого Ал-Хакк для испытания творения и преподания ему метафизического урока.

Быть отдельным от Ал-Хакк существом и при этом в какой-то мере обладать Знанием Истины, а следовательно, стремиться к Ал-Хакк, — парадоксальное, неразрешимое состояние. Ищущий может не осознавать этой парадоксальности, когда он достаточно дистанцирован от Ал-Хакк и невозможность приблизиться еще не воспринимается им как трагическая проблема. Но при значительном приближении трагичность ситуации и ее неразрешимость средствами логики в рамках отдельного существования становятся очевидными.

Е. Кирьянов в комментариях к Тавасину преследует цель вскрыть и показать парадоксальность бытия сущего в лучах света Единого, о которой свидетельствует Ал-Халладж. Метафизические истины, на которые указывает Тавасин, не поддаются пониманию на основе обычной логики. Стремящийся к разрешению ситуации в рамках сохранения отдельности конечного сущего разум останавливается перед непреодолимой преградой логико-онтологического парадокса.

Логическая недостаточность заставляет разум ходить кругами и встречаться каждый раз с преткновением на пути Знания Истины. Аль-Халладж символически описывает это движение образом Иблиса-Азазила. Это архетип грешника и в то же время образ предельно монотеистического ума, зацикленного на знании Единого. Утверждая предельный Таухид, Иблис не может выйти из замкнутого круга противоречия, когда ему приказано поклониться Человеку. Это становится его преткновением и провалом испытания, возложенного на него Абсолютом: «Это было испытание. Не повеление» (Халладж. Тавасин. С. 72).

Однако логический парадокс — ключ, не открывающий все двери к Истине, но хотя бы допускающий к порогу в притвор храма. То преткновение, с которым сталкивается человек на пути к Истине (Ал-Хакк), имеет своим прототипом изначальное преткновение Иблиса. И Иблис, и Халладж — в ситуации предельного Таухида (последний выражает ее дерзким — «Я Истина») — обречены навечно остаться в границах замкнутого круга, ибо Ал-Хакк, его сверхлогическая Истина — по ту сторону.

Структурно этот парадокс схож с известным Парадоксом Лжеца. Заявляя о единственности Единого, т.е. заявляя о себе как единобожнике, Иблис (Азазил) одновременно впадает в отрицание единственности, когда видит в Адаме альтернативу Единому, а не самого Единого.

И Иблис, и Адам — Иное Единого, но через Таухид Иное возвращается к Единому: «Иное позиционирует себя в этом Единым… а если Иное выявляет себя как Единое, то в модусе выявления (свидетельства о себе) оно позиционирует себя как Иное. То есть полагая себя в модусе выявления как Иное, свидетельствует о себе как о Едином. Но само выявление этого есть полагание в иное» (Кир. С. 18). И это логический парадокс; и Азазил, и Адам обречены вечно пребывать в этой ситуации нереализованного таухида, своей нереализованной истинности, а следовательно, и верности, преданности Ал-Хакк. Азазил — это Иное Ал-Хакк, и Ахмад — Иное Ал-Хакк. Но парадокс в том, что Иное Ал-Хакк — это тоже Ал-Хакк. Иблис, отказавшись поклониться Адаму, отрицая в Адаме Ал-Хакк, стремясь к абсолютному Таухиду, не узрел в Адаме Иное Ал-Хакк и тем самым его Таухид стал не единением с Ал-Хакк (Истиной), а удалением. «Имя мне Азазил, ибо удален (азал), и был удален из-за близости своей» (Халладж. Тавасин. С.77)

Аналогичным образом и сын Адама (Халладж), стремясь к предельному Таухиду, узревает в себе Истину, но и это не Таухид, а грех, преткновение, ибо Халладж — всё же Иное, которое «свидетельствует о себе, как о Едином» (Кир. С. 18). Ибо «Таухид не единосущен с Ал-Хакк, и если добавить к нему дополнительный смысл, ничего не может иметь от Ал-Хакк. Ведь он не Ал-Хакк». (Кир. С. 100).

Парадокс одновременно и засов, и дверь. Он — преткновение для того, кто руководствуется в своих поисках рациональной логикой, исключающей противоречие. И в то же время он открывает доступ к Истине гнозиса для того, кто прошел распятие противоречием и вместил в свое сознание обе стороны антиномии в единстве. Но для осуществления этого нужна жертва. Только жертва, а не формально исповедуемое единобожие, не вера, не разум вне парадокса, не формула Таухида. Жертва — краеугольная структура авраамического библейско-коранического Откровения. Иное Единого становится жертвой, а поскольку это иное, то, реализуя Таухид (Иблис — отказываясь поклониться; а принадлежащий к роду того, кому отказался поклониться Иблис, на пути Таухида возглашая: «Я — Истина»), делает жертвой Единое иного. Такова судьба тех, кто на пути предельного Таухида. Но к ней причастен и тот, Кто по ту сторону… и все же не по ту сторону… И это Парадокс! Об этом — текст Халладжа и комментарии к нему Евгения Кирьянова. И то, и другое — не столько предмет рассудочно-интеллектуального или диалектико-спекулятивного осмысления, сколько, как представляется, относится к области той реальности, к восприятию которой пробуждаешься, возможно, в медитации, подобной дзэновской.

Могу с удовлетворением порекомендовать этот текст современному читателю, интересующемуся философией и в особенности метафизикой.

В. Н. Нечипуренко, доктор философских наук, профессор.