Жар счастья. рассказы

Александр Аханов

Это первый сборник рассказов автора, обратившегося к жанру литературы, прозы, как еще одному из многих языков самовыражения (в данном случае академическому, архаичному). До сих пор автор пользовался средствами в жанрах изобразительных искусств.

Единственное письмо

Л.Г.

Утро выдалось солнечным и не по сезону тёплым, оттого предстоящая прогулка в город обещала быть вдвойне приятной. Пока я возился в прихожей и зашнуровывал ботинки, неожиданно зазвучали угрожающе редкие удары крупных капель дождя по подоконнику. Я замер и взглянул в окно. Прелюдия закончилась так же стремительно и непредсказуемо, как и началась. Сверху рухнула мощная лавина воды, отгородив могучей стеной моё жилище от всего остального мира. Горошины града суетливо торопились отскочить от подоконника, звонко тюкались о стекло и падали куда-то вниз вместе с массой воды, с высокой скоростью проносясь сквозь землю…

Я решил всё же спуститься вниз и по пути принять решение — выходить или нет в такую бурь-погодушку. Открыв дверь подъезда, я не поверил своим глазам: солнце победно, торжественно звучало по-прежнему, отражаясь во всём омытом ливнем свете. Птицы, казалось, охрипнут от своего заливистого гомона и пения.

Вышел на улицу и пошёл по своим делам, перепрыгивая лужи и ручьи, с нескрываемым восторгом восхищаясь волшебной игрой Природы.

Проходя мимо мусорных баков, невольно подпрыгнул, когда под ноги мне из груды картонно-мебельного мусора выскочили две ошалевшие мокрые кошки с дико вытаращенными глазами. Убегая, они уронили развалившуюся картонную коробку, заваленную вспухшими от воды старыми книгами. Я остановился. Стало как-то больно и жалко от вида этих явно неоднократно читанных книг, выброшенных кем-то варварской рукой умирать на улицу таким безсердечным образом.

Я присел, чтобы рассмотреть их. «Жалкое зрелище, их уже не спасти,» — подумалось грустно. Пачка накренилась и повалилась на землю. Одна книга раскрылась, и я увидел сложенный вдвое потемневший тетрадный листок в едва различимую клеточку. Из любопытства я протянул руку и развернул влажную бумагу.

Это было письмо, вернее, судя по помаркам и исправлениям, черновик письма. От воды чернила местами поразмылись, растеклись… Кто-то очень давно написал эти строчки ещё чернилами — напрочь забытый ныне материал, как и сам жанр общения.

— Чужие письма читать нехорошо, — сказал я себе вслух. Но мерзкий соглядатай внутри меня оказался сильнее. Чуточку проветрив, подсушив листок на солнышке и лёгком ветерке, я осторожно положил его к себе с папку и пошёл дальше.

Всё послеобеденное время до самого вечера прошло в муках сочинительства концепта предстоящей выставки одного назойливого и прилипчивого художника. Текст никак не хотел выстраиваться, так же, как и его разношёрстные, крикливые холсты, не желающие по-доброму соседствовать друг с другом в пространстве галереи.

Уже стало смеркаться, когда я вдруг вспомнил об утреннем тетрадном листке, сиротливо скучавшем в моей потрёпанной папке.

Вода всё же успела сделать своё дело — какие-то места были потеряны окончательно. Как мог, я разобрал размытые и замаранные места и переписал их набело, поставив отточия вместо утерянных слов и букв. Нестрого поругав себя за непозволительное любопытство, я плюхнулся в старое, истрёпанное кресло и стал читать переписанное…

До……Ми…! С немалым трудом и решимостью позволил себе об……ся к Вам в письме.………………………………………………………………………………………………………… С тех самых пор, когда впервые привела Вас ко мне в гости моя знакомая учительница, говорушка хохотушка……………………………………………

Пока мы вели пустопорожнюю болтовню с училкой, Ваша хрупкая, будто тончайшего фарфора фигурка неторопливо проплывала по комнате в вершке от поверхности пола……

…………………………………………………………был заворожён и очарован……………Неи………………

Я вздрогнул и нервно заёрзал. Непроизвольно по моему лицу пробежала лёгкая волнительная дрожь. Сердце что-то громко заговорило, заикаясь и пропуская удары.

………очарован Вашим тихим, почти вкрадчивым голосом, неторопливыми, лёгкими движениями и мягкими жестами, тонкими, едва ли не детскими пальчиками и какой-то неповторимой, удивительно солнечно-тёплой, неземной улыбкой…………

А сердце всё громче, сбивчиво пыталось докричаться до моего рассудка. Он, рассудок, бунтовал, отказывался сознаваться, что этот текст — какая-то до боли знакомая часть моей жизни.

……………………всякий раз при нечастых наших встречах (будь неладны все дела, в которых мы погрязли!) во мне горело страстное желание — броситься, очертя голову к Вам навстречу, обнять, подхватить, раствориться в Вас, полететь……………………

…………………………………………………………заставлял себя сдерж……, чтобы невольно не причинить какого-либо вреда лишним, неловким словом, неосторожным, нечаянным прикосновением, не……до……………………………

………………………………………………………………………………мило…………Вы — моя давняя, безнадёжная……………………………………

…………………………мои…………неуклюжие признания — ничто по с………………………………………………

……………………не покидали моего истосковавшегося сердца………

Что это такое? Невероятно! Откуда мне всё это знакомо? И текст письма, и, главное, это состояние, ситуация, чья-то, казалось бы, совершенно чужая, давняя жизнь?.. А может, это…

От неожиданной, пронзительной мысли спина и лоб покрылись холодной испариной… Будто открылась дверь, и в дом ворвались с шумом и смехом все, кого довелось встретить в жизни. Все разом по-дружески набросились на меня, тиская, хлопая по плечам и спине, вороша волосы на голове, что-то все одновременно говорили очень важное, необходимое, шутили, показывали какие-то записи, фотографии, книги, предметы…

И тут вспомнилось всё — день, год, время суток, её улыбка, тихий голос… А главное, то совершенно неповторимое состояние какого-то электричества что ли и запах, то ли озона, то ли другого фантастического эфира, наполнявшего воздух и заставлявшего так пьяняще — сбивчиво вибрировать моё околдованное сердце и поющую душу… Голова, и без того гудевшая, вот-вот готова была разорваться на мелкие кусочки.

В конце письма стоял особо тщательно замаранный столбик текста. Некое подобие стиха. Вода поразмыла густые пятна чернил, но мне удалось прочесть некоторые строчки:

……всю зиму ждала,

Весну и лето копила,

и вот, наконец — то пришла,

палитру, холсты разложила.

Деревья, кусты и траву,

Раскрасила всё не размытым,

Волшебным каким — то

Колдовским колоритом

Проказница Осень………

………………………………

………………………………

………………………………

…………осталось немного

О важном сказать,

Ничего не забыть,

……………………строго,

…му……не судить……

………………полосу,

…и тихо, безмолвно

В зиму с собой унесу…

……………

Окончательно ошалевший, я несколько раз перечитал текст письма. Отчаянно и безнадёжно пытаясь ухватиться хоть одной мыслью за соломинку рассудка, в каком-то изнеможении выронил листок бумаги из рук.

В какой жизни это было? Когда? С кем? С ней? Со мной?!…

— Это моё письмо… я его написал… — еле прошептал я и вдруг резко провалился в глубокий сон…

Наверное, уже ближе к утру, пробуждаясь от сна в старом, до дыр затёртом кресле, с затёкшими от неудобной позы шеей и рукой, ещё в полудрёме стал различать отдалённые шумы города за окном. Птицы о чём-то привычно и наперебой спорили между собой. Где-то, будто у соседа за стенкой, методично капала вода из крана. Её фигура, так отчётливо и яркой вспышкой вспомнившаяся вечером, безшумно проплывавшая рядом в ночи, удалялась прозрачным силуэтом в проёме окна,.. не оглядываясь,.. не махнув на прощание рукой… Где-то под переносицей досадливо, по-детски защемило, провоцировало на забытые слёзы. И всё отчётливее слышался чей-то приглушённый, чуть хрипловатый, уставший голос рядом со мной, вроде как за спиной, позади. Полушёпотом, прерывисто, неторопливо и с грустью в голосе этот кто-то читал моё глупое, недописанное, неотправленное письмо.

Единственное…

Дорогая……ла! Вы — моя давняя, безнадёжная лю……………………………………………………………………………………………………