Инфернальная мистификация

Александр Арсаньев

II

Я выехал из дома в собственном экипаже. Мой Золотой дракон, как и обещал, сопровождал меня. До Обуховского проспекта мы добирались около получаса.

— Вряд ли лакей станет с вами разговаривать, — нарушил молчание Юкио, разглядывая из окошка кареты прохожих.

— Это почему же? — осведомился я. Японец иногда своими фразами ставил меня в тупик.

— Если этот таинственный господин действительно имеет какое-то отношение к обмороку Элен Олениной, то он наверняка в сговоре с лакеем, который его сопровождал. Иначе и быть не может! — уверенно заявил Кинрю.

— В этом, пожалуй, ты прав, — согласился я. — Но попробовать-то стоит! Чем черт не шутит? А? Попытка — не пытка!

— Я не верю ни в бога, ни в дьявола, — покачал головой Кинрю.

— А в предсказания Миры? — усмехнулся я.

— Ну, если только самую малость, — отозвался мой Золотой дракон. Механическим движением он поправил булавку для галстука.

Наконец, я вышел из экипажа и направился к особняку. В этот раз японец настоял на том, чтобы сопровождать меня.

Я несколько раз постучался в двери парадного входа. Наконец, на пороге появился человек в лакейской ливрее и во все глаза уставился на японца.

— Эко диво! — пробормотал он себе под нос.

Кинрю ткнул меня локтем в бок, давая понять, что это и есть тот самый человек, который сопровождал таинственного незнакомца в бурнусе в то самое мгновение, когда в танцевальном зале особняка случился пожар.

— Господа-то еще почивать изволят, — развел руками лакей. — Я и доложить о вас не могу, — добавил он с кислой миной на рябом, испорченном оспой лице.

Я не мог оторвать взгляда от висящего мешочка кожи под его подбородком.

— Ты лучше мне, милый, скажи, что за человек здесь под окнами околачивался, когда в бальном зале штофная гардина зажглась, — велел я ему, протягивая империал.

— Какой еще такой человек? — насторожился лакей и попятился к двери. Он даже деньги не взял. — Не видел я никого! Не знаю!

— Ну что ж, — не стал я настаивать, — тогда проводи нас к горничной, которая приводила в чувство графиню Оленину.

— Отдыхает она, — испуганно пробормотал лакей.

— А ты разбуди! — сказал я уже в приказном тоне.

— Ну, хорошо, — наконец согласился лакей. — Подождите немного, господа! Анфиску я вам на крыльцо, так уж и быть, уговорили, выведу!

— Ну, что я говорил, — самодовольно изрек Кинрю, когда лакей скрылся за дверью. — У этого-то рыльце тоже в пушку!

— Завидная проницательность, — ответил я полусерьезно-полушутя. Японец покосился в мою сторону, насупился, но ничего не ответил.

Наконец на пороге особняка показалась молоденькая горничная в бесхитростном темном платьице, ситцевом крахмальном переднике и в белой косынке на голове.

— Так ты и есть Анфиса? — осведомился я, смерив ее с ног до головы придирчивым взглядом.

— Я и есть, — девчонка захлопала ресницами и залилась краской, как наливное яблочко. — А вы кто будете? — спросила она.

— А мы хотели у тебя справиться о здоровье графини Елены Александровны Олениной, — осторожно ответил я.

— Отчего же у меня? — удивилась горничная.

— Так ты же ее в чувство-то приводила? — спросил я, протягивая ей империал, отвергнутый неподкупным лакеем.

Анфиса начала испуганно озираться по сторонам.

— Бери, бери, — я вложил ей в руку монету. — Когда расскажешь все, как было, заплачу вдвое больше, — пообещал я.

— Ну, хорошо, — нехотя согласилась девушка. Она была такая худая, что походила на тонкую спичку с белой головкой. — Я скажу, что к обедне пошла свечку поставить, а сама в кофейню пойду. Знаете, в ту, которая здесь, на берегу Мойки ближе всего? Так вы меня в ней и дожидайтесь!

На этом мы с ней и условились. Анфиса скрылась в господском особняке с флигелями, а я вместе с Кинрю отправился к своему экипажу.

— Вы полагаете, Яков Андреевич, что горничная расскажет вам что-нибудь стоящее? — поинтересовался Золотой дракон, щурясь от солнца.

— Не знаю, — я в ответ только пожал плечами. — Остается надеяться!

Анфиса долго ждать себя не заставила. Она назначила встречу в той самой кофейне, где я когда-то встречался с княгиней Полянской, возлюбленной бальи Мальтийского Ордена. Поэтому обстановка в кофейне волновала меня и будила воспоминания, которые я считал глубоко похороненными в глубине души.

— Ну вот и я, — запыхавшись проговорила горничная. — Что вы хотите знать? — осведомилась она, сглотнув ком в горле.

— Графиня Оленина что-нибудь говорила в беспамятстве? — задал я первый вопрос.

— Да, — кивнула горничная, — что-то про свадьбу, флердоранж и чеснок, — сказала она.

— Про что? Про что? — удивился японец.

— Ну, я же сказала, — Анфиса надула пухлые губки, которые ярким пятном выделялись на ее истощенном лице. — Мне и самой показалось странным, что… — горничная умолкла, но потом продолжила: — Я заметила у барышни на груди осиновый крестик, — сказала она после короткой паузы и часто-часто заморгала ресницами. — Видно правду говорят про графиню, что она умом повредилась! Или и вправду ее нечисть замучила? А? Как вы думаете?

— Имена она какие-нибудь называла? — осведомился я, отпивая из севрской чашки глоток горячего шоколада.

— Называла, — кивнула Анфиса. — Дайте-ка вспомнить, — девушка наморщила лобик. — Она все время Андрея звала, — при упоминании этого имени мы с японцем переглянулись, — и еще какого-то Алекса.

— Что еще за Алекс? — насторожился я.

— Вам, господам, виднее, — развела руками малахольная горничная.

— И скоро графиня в чувство пришла после печального инцидента? — в свою очередь полюбопытствовал мой ангел-хранитель.

— Спустя час, — проговорила Анфиса в ответ. — После этого мать с братом ее домой увезли. Но она была все еще в горячке, — оговорилась горничная. — Твердила, что душа ее проклята на вечные адские муки! Уж и не знаю, что за грех такой на графине, — пожала девушка хрупкими плечиками.

Я сполна расплатился с горничной, поблагодарив ее за ценную информацию.

— И что же такого важного она вам поведала, Яков Андреевич? — усмехнулся Кинрю, когда дверь за Анфисой закрылась. Знатные дамы в кофейне проводили ее удивленными взглядами.

— Еще не знаю, — отозвался я в том же тоне. — Пока ее слова только подтверждают то, что нами уже было услышано!

— И что же теперь вы собираетесь делать? — японец пытливо уставился на меня.

— Отправиться домой пообедать, — проговорил я в ответ.

* * *

Мира встретила нас на у входа в дом.

— Яков, тебя дожидается подпоручик Оленин, — встревоженно проговорила она. — Кажется, он хочет, чтобы ты срочно нанес визит его приболевшей сестрице. Он взволнован, как никогда! — Мира устремила на меня взгляд своих черных бархатных глаз, и я устыдился собственных воспоминаний о княгине Полянской.

Когда мы вошли в гостиную, я заметил, какой восхищенный взгляд бросил граф на мою индианку в темно-лиловом муаровом платье, которое заканчивалось внизу атласным бие. Ее волосы были сколоты черной бархатной токой со страусиными перьями. Мира сжала мою руку, и я почувствовал, что пальцы у нее ледяные.

Граф Владимир сидел в круглом кресле, обитом темно-зеленым штофом.

— Но где же вы пропадали, Яков Андреевич?! — воскликнул он. — Моя сестра, наконец, изъявила желание переговорить с вами, — проговорила Оленин взволнованно. — Я намекнул ей, что вы сведущи в некоторых… Как бы это сказать? В некоторых вопросах эзотерического знания, — наконец, выговорил подпоручик.

— Les affaires l'ont retunu — ответила индианка. — У него действительно было много дел, — добавила она.

— Как себя чувствует ваша сестра? — осведомился я.

— Ни жива, ни мертва! — в отчаянии махнул рукой Владимир Оленин. — Я всерьез обеспокоен состоянием ее психического здоровья, — тяжело вздохнул граф. — Мне бы не хотелось, чтобы это все закончилось умопомешательством. — Он обхватил свою голову руками, и из его груди вырвался стон.

— Не волнуйтесь, — попробовал я утешить его. — Я сделаю все, что только будет возможно!

— Если еще не поздно, — тихо отозвался Оленин.

— Кстати, — неожиданно вспомнил я, — вам о чем-нибудь говорит имя Алекс?

— Откуда!? Вы-то откуда узнали его?! — воскликнул Владимир. — И до вас уже слухи дошли?

— Какие слухи? — насторожился я.

— А разве я или матушка называли вам имя вампира, преследующего мою сестру в ее бредовых фантазиях? — отозвался Оленин.

— Нет, но… В общем, я навел кое-какие справки, — мне не хотелось рассказывать графу Оленину, что я мучил расспросами горничную из дома Вяземских.

— Ну, ну, — пробормотал граф, кусая губы. — Итак, вы едете?

— Да, разумеется, — согласился я и направился к выходу, чувствуя на себе обжигающий взгляд черных глаз индианки.

— Я прошу вас, — шепнула она на прощание, — ведите себя осторожнее!

Я с нежностью улыбнулся ей и вместе с японцем вышел из дома.

* * *

Карета остановилась у дома Олениных. Почти у самого входа я столкнулся с человеком, который прогуливался под окнами. Незнакомый мне господин и Оленин молча расскланялись, после чего незнакомец скрылся за оградой особняка.

— Кто это? — спросил я у графа, провожая человека настороженным взглядом.

— Господин Раневский вернулся, — сухо ответил он, наглухо застегивая воротник.

— Бывший жених Элен? — полюбопытствовал я.

— Мне бы не хотелось вдаваться в подробности, — поморщился граф. — Этот человек низко обошелся со всеми нами, — глухо добавил он и замолчал.

Я не стал настаивать на ответе, решив, что всему свое время, и обратился к Кинрю:

— Это его ты видел под окнами Вяземских, когда загорелась гардина?

— Нет, — покачал головой японец. — Я не уверен. Лицо того человека скрывал капюшон, но мне кажется, что он был гораздо выше.

— О чем это вы? — удивился Владимир.

— Кинрю видел под окнами бального зала какого-то незнакомца в бурнусе, — ответил я, — как раз в тот момент, когда Элен лишилась сознания. Мне показалось справедливым предположить, что именно появление этого незнакомца так ее напугало. Или… — я помолчал на пару секунд, — может быть, взволновало! Разве этим незнакомцем не мог быть ее жених? Она была влюблена в него?

— Кажется, да, — раздраженно ответил Оленин. — И если именно он маячил под окнами, то ему еще придется за это ответить! — угрожающе проговорил граф Владимир. — Он и так принес слишком много несчастий нашей семье! Но если это был не Раневский, то кто?

От этого вопроса у всех мороз пробежал по коже.

— Если Элен не сумасшедшая, — продолжил граф, — Следовательно…

— Следовательно, есть некто или нечто… — подхватил я взволнованно.

— Что сводит ее с ума, — закончил за меня подпоручик. — Намеренно или не намеренно! И нам предстоит выяснить имеет ли этот незнакомец какое-либо отношение к мистике или…

— Или легенда вашего рода — всего лишь обстоятельство, умело используемое для того, чтобы свести с ума бедную девушку, — резюмировал я.

— Или, по крайней мере, выдать ее за сумасшедшую, — вставил свое слово Кинрю.

— Но кому могло понадобиться делать такое? — ужаснулся Оленин.

— Вот это-то я как раз и собираюсь выяснить, — ответил я, переступая порог графского дома.

Мы снова поднялись на второй этаж. В этот раз Юкио Хацуми и здесь сопровождал меня, а не стал, как в прошлый раз, дожидаться в карете.

Наталья Михайловна, завидев его, едва не задохнулась от возмущения. Однако ей удалось пересилить себя, и она промолчала.

«В этом доме только еще азиатов и не хватало!» — было написано на ее лице.

— Элен сама изъявила желание с вами переговорить, — сказала она, приглашая меня в гостиную, обставленную красивой мебелью из какой-то дорогой мастерской, вероятней всего, от Гамбса. — Сейчас я велю пригласить ее, — величественно произнесла она и дернула бисерный шнур сонетки.

— Я сам за ней схожу, — опередил ее Владимир и скрылся в полумраке длинного коридора.

Сегодня графиня Наталья Михайловна выглядела не так великолепно, как в прошлый раз. Похоже, что она переживала за свою падчерицу или за репутацию семейства, которая могла в этот раз пострадать. Мало ли чем мог быть вызван обморок графини Элен?!

Она устало присела в глубокое кресло, оправив пышные атласные юбки.

— Наталья Михайловна, — обратился я к ней, — что вы можете сказать мне о вашем несостоявшемся зяте Раневском?

— А, вы уже и про этого прохвоста успели пронюхать, — сквозь зубы процедила она. — Мошенник, каких еще свет не видывал, — вспыхнула графиня. — Наделал в Петербурге долгов, а платить-то и нечем! Хорошо еще, что мы узнали вовремя! И то благодаря Машенькиному жениху, — добавила Наталья Михайловна, тяжело вздохнув. — Вот истинно благородный человек, — прослезилась она. — Взял это дело в свои руки, с кредиторами расплатился. И все ради Машеньки! Но довольно об этом!

В этот самый момент на пороге появилась Элен в сопровождении Владимира. Она выглядела утомленной в своем бледно-голубом кисейном капоте, отделанном искусственными камелиями и лионскими кружевами. Ее кожа казалась мертвенно-бледной и какой-то обескровленной. Она на свету будто просвечивала. Я и впрямь разглядел у нее на груди осиновый крестик. Элен проследила за моим взглядом.

— Я его у богомолки купила, у божьей странницы, — тихим голосом объяснила она, кутаясь в шаль. Юную графиню знобило. Ее бросало то в жар, то в холод — это было сильно заметно.

— Но зачем? — В свою очередь осведомился Владимир с выражением сострадания на лице. — Ты прилегла бы на оттоманку, — попросил он ее.

— Все блажь! — всплеснула руками Наталья Михайловна. Она возвела глаза к потолку и перекрестилась.

— На осине Иуда повесился, — невозмутимо сказала Елена, — она всякую нечесть отпугивает, — юная графиня сложила тонкие руки у себя на груди.

— А чеснок-то у тебя в комнате для чего? — простонала Наталья Михайловна. — Весь дом провонял уже!

— Матушка! — шикнул Владимир. — Выбирайте, наконец, выражения.

— Не смейте мне указывать, молодой человек, — сверкнула на него черными глазами вдова.

Подпоручик осекся и замолчал, уставившись в пустоту.

— Чеснок — это символ очистительного огня, в котором сгорает вся нечисть, — с лихорадочным блеском в глазах проговорила Элен.

— Ну вот! Вы слышали? — Наталья Михайловна в отчаянии развела руками. — Ты же в могилу себя сведешь своими бреднями! — обратилась она к Элен.

— А кто такой Алекс? — поинтересовался я, внимательно вглядываясь в лицо Елены.

— Так вы, стало быть, уже все знаете? — не притворно удивилась она. — Значит, верно о вас говорил Владимир, что вы в какие-то там тайные обряды посвящены? — Она медленно опустилась на круглый стул с высокой спинкой.

— Что? Что? — уставилась на меня Наталья Михайловна. В этот момент я понял, что она принадлежала как раз к тем людям, которые думали, будто масоны хотят погубить Россию, считая нас проводниками французского влияния на Россию, сторонниками вольности и революции… — Так вы масон, — прошептала она. — Как же я сразу не догадалась?! Как ты мог?! — накинулась Наталья Михайловна на графа Владимира.

Из ее слов я заключил, что она ничего не знала о принадлежности своего покойного мужа и пасынка к вольному братству свободных каменщиков.

— Вы не ответили на мой вопрос, графиня, — напомнил я.

— Алекс — вампир, — тихо сказала Элен. — Тот самый, что преследует женщин из рода Олениных, — объяснила она. — Он выбрал меня своей нареченной женой.

«Так вот, значит, откуда этот горячечный бред про свадьбу и флердоранж! Но кто же сыграл с ней такую кошмарную шутку?! Неужели, отвергнутый жених? Как-то все это странно», — размышлял я, вглядываясь в ее измученное лицо.

— И когда должна состояться свадьба? — как можно, спокойнее осведомился я.

— Алекс сказал, что как только я буду готова, — прошептала Елена, глотая слезы. — Он мучает меня уже больше месяца, является мне по ночам, оставляет какие-нибудь знаки, рассказывает о своей несчастной любви, предательстве и женском коварстве. — Графиня заплакала и закрыла лицо ладонями.

— Какие такие знаки? — поинтересовался Кинрю.

— Всякие надписи, — сказала Елена, — на стенах. Не верите? Если хотите, то я покажу!

— Очень хотим, — ответил я.

— Тогда идемте со мной, — поднялась Елена со стула.

— Снова эти чудачества, — вздохнула Наталья Михайловна. Однако и она все же последовала за приемной дочерью.

— Эта надпись на стене в моей комнате, — дрожащим голосом проговорила Элен. Она едва держалась на ногах, и Владимиру пришлось взять ее под руку.

— И в самом деле будто кто из нее кровь сосет, — угрюмо проговорила вдова.

Стены в комнате графини Елены Александровны Олениной были расписаны цветочным орнаментом по китайскому шелку. Комната была обставлена изящной мебелью. Два зеркала в узорных рамах стояли друг против друга. На них — бронзовые светильники. На шифоньерке лежали пяльца с незаконченной вышивкой; рядом — «бобик»; на секретере — изящный альбом; кровать у окна застелена несколькими белоснежными покрывалами. Два мягких кресла стояли на паркетном полу, а чуть поодаль от них — диванчик, прикрытый цветным покрывалом. Здесь же был низкий столик перед киотом, на котором стояла и едва-едва теплилась свеча, рядом с которой лежал молитвенник. Вся комната была уставлена фарфоровыми вазами с высокими роскошными оранжерейными розами на длинных ножках. Половина из них увяла, но в будуаре стоял удушающий розовый запах, от которого начинали кружиться даже самые трезвые головы.

— И где же ваша надпись? — осведомился я.

Графиня Элен растерянно озиралась по сторонам, словно попала в какую-то чужую страну.

— Здесь же была, на шелке, — прошептала она.

— Это только доказывает, что ты все выдумала! — вскричала Наталья Михайловна. — Или что ты… — вдова не договорила до конца своей фразы, но все поняли, что она хотела этим сказать.

Владимир закрыл лицо руками.

— Вы думаете, что я сумасшедшая, — пролепетала Элен и снова заплакала. Она выглядела такой жалкой, что даже мне стало как-то не по себе.

— Вы, по крайней мере, можете хотя бы сказать, что там было написано? — Я старался говорить с Еленой как можно мягче, чтобы по нечаянности не усугубить ее и без того плачевное состояние.

Элен на какое-то время перестала рыдать, вытерла слезы батистовым белым платком и подняла на меня свои светло-голубые глаза.

— Рок, — дрогнувшим голосом проговорила графиня Оленина, — На стене моей комнаты всегда появляется слово «рок», — убежденно повторила она. — Его пишут кровью.

— Или красными чернилами, — вставил свое слово Кинрю.

— Если его, вообще, пишут, — скептически заметила Наталья Михайловна.

— Вы можете с Лушей переговорить, — всхлипнула Елена Оленина. — Она тоже видела эту надпись.

Конец ознакомительного фрагмента.