Имитация. Падение «Купидона»

Алекс Д, 2021

В заключительной части трилогии Джером Морган, наконец, раскроет замыслы своих врагов, осуществит долгожданное возмездие, столкнется с новыми препятствиями и потерями, и обретет то, о чем даже не мечтал. В самом конце истории Джерому предстоит сделать главный выбор в своей жизни, а каким он станет – истинные чувства или имитация, предлагаю узнать, прочитав третью часть романа Имитация «Падение Купидона»

Глава 2

Сейшельские острова. Несколько дней спустя.

Джером

Шесть-три, черепаха,

Два-четыре, пальмочка,

Пять на паруснике опять.

Уплывает вслед за ним,

Весь в полосочку дельфин.

Остаешься ты один…

Строки песенки снова и снова навязчивой монотонной мелодией крутятся в моей голове, пока я прохожу за высоким широкоплечим сотрудником банка через массивные двери в хранилище. Раньше мне казалось, что считалка, услышанная последней из уст матери, несет в себе нечто трагическое. Прощальное. Финальная строчка навевала еще более тягостные воспоминания: лютый холод, обмороженные руки и ноги, беспомощное отчаяние, страх и угасающее небо, а еще ее голос, привидевшийся мне, когда я проваливался в беспамятство.

Истинное значение бессмысленных стихотворных строк с неправильным набором цифр я осознал несколько недель назад. Совершенно случайно, на границе между сном и явью меня внезапно пронзило озарение. До сих пор я не могу поверить, что спустя двадцать лет стою на пороге открытия тайны с истекшим сроком давности. В моей правой руке только что полученный ключ, в левой — кейс, который предварительно осмотрели, а в сердце сумятица и волнение, в голове вереница вопросов и надежда на то, что ответы не заставят себя ждать так же долго, как ячейка под номером 632451 ждала своего вскрытия. Разгадка все время была в моей памяти. Черепаха — главный символ Сейшельских островов, пальма и парусник изображены на официальном гербе экзотичного и популярного у туристов островного государства в Южной Африке. Сложнее оказалось найти банк и получить необходимый доступ, но деньги и связи открывали и не такие двери.

— Прошу вас, сэр, — сотрудник банка показывает в сторону секторов с определенным номерным рядом. Я опускаю голову, стараясь не светить лицо камерам, фиксирующим все происходящее в помещении.

Мои руки не дрожат, когда я вставляю ключ. Он идеально подходит. Слишком просто, стучит в голове, но на самом деле я проделал долгий, очень долгий путь. И если бы я оказался здесь еще в его начале, то, возможно, многих потерь удалось бы избежать. Я не узнаю наверняка, пока не загляну внутрь.

— Сэр, здесь вам будет удобнее ознакомиться с содержимым ячейки, — открывая передо мной еще одну металлическую дверь, вежливым официальным тоном произносит сотрудник банка. Его лицо не выражает ни малейших эмоций. В хранилище не душно, благодаря исправно работающим кондиционерам, но от волнения рубашка на спине под пиджаком ощутимо взмокла.

Я прохожу внутрь небольшого ярко-освещённого помещения. Белые стены, стол, стул, компьютер и счётная машинка для денег. Вот и все убранство. Немногословный сопровождающий оставляет меня наедине с моими тайнами, хотя на самом деле они принадлежат не мне.

Поднимаю металлическую крышку ящика и первое, что вижу сверху — черно-белая поблекшая от времени фотография. Моя мать, Дайана Моро, совсем юная, улыбающаяся и счастливая, и рядом с ней человек, которого я ожидал увидеть меньше всего. Он обнимает ее за талию и немного хмурится, отворачиваясь от объектива фотоаппарата. На вид им обоим не больше двадцати лет или даже меньше. Однако не узнать его невозможно. Этот человек не Квентин Моро. И даже не Кертис Морган. Прямо сейчас я смотрю на профиль мужчины, которого считал своим единственным и настоящим отцом. Стивен Спенсер. Кеннет Грант. Возможно, список его имен гораздо длиннее. Но это не единственное открытие, что потрясёт меня сегодня.

Насколько непредсказуемы могут быть жизненные повороты. Еще вчера, да что там, пять минут назад мое собственное хранилище тяжелых воспоминаний, перевернувших душу, имело определенные границы и вмещало ровно столько, сколько я успел пережить и прочувствовать.

Последние катаклизмы произошли совсем недавно. Мне никогда не забыть опциальных бесстрастных фраз Бернса на конспирированной квартире ФБР, куда явился по наводке ничего не подозревающей Эби. И обличающие говорящие снимки, ложащиеся один на другой. Сотни подтверждений, не требующих каких-либо еще доказательств. И почти на каждом из них была Фей.

Фей. Мое личное проклятье, от которого я могу избавиться только устранив физически. И не имеет никакого значения, что побудило ее предпринимать одну за другой методичные попытки уничтожить меня. Бернс представил мне доказательства ее связей со всеми фигурантами событий. Зак Морган, Логан, Квентин Моро. Она была замешана в трагической гибели Кайлы Грэм от дженерика препарата, заглавная буква которого выколота на тыльной стороне ладони Фей. У ее матери никогда не было никакого второго имени, да и кто бы стал увековечивать память такой матери? Фей лгала мне во всем, виртуозно и нагло. Она была на яхте в ночь вместе с Гектором, по глупости приютившем заблудившуюся девушку. Никакого Парижа. Ее там не было. Ни одной долбаной случайности. Я все время упускал из внимания тот факт, что Фей неплохо разбирается в программировании. Ей ничего не стоило поставить программу слежки на мой ноутбук. И она одна видела аккаунт Филли Бойл и находилась в примерочной в тот момент, когда я встретил настоящую Филисити. Фей могла слышать наш разговор. Уверен, что она слышала. Ну а дальше дело за техническим прогрессом.

Разумеется, мисс Уокер действовала не в одиночку. И у нее были самые могущественные помощники и покровители, каждого из которых она по-своему водила за нос. Кто из них являлся ключевой фигурой, мне еще предстоит понять. Весь хаос, сотрясавший мою жизнь на протяжении последних месяцев, породила Фей, являясь эпицентром смертоносного урагана. И мне не интересно — за что. Я просто хочу остановить ее. И уберечь ту, что носит теперь мое имя. Чудесное спасение Эби больше не является тайной, и не только для спецслужб. Бернс предоставил неопровержимые подтверждения, не оставив места для маневра. Отъезд Эби в Сидней или любую другую точку мира утратил свою актуальность. Если враг временно имеет перевес и установлен не со стопроцентной точностью, то приходится искать варианты.

Правила, условия, уступки, слежка, подкуп, договорённости, обмен информацией. Это совсем не то, о чем я грезил, представляя себя курсантом полицейской академии. Когда-то я мечтал попасть в ФБР, но не считал себя достаточно способным, да и физические увечья могли воспрепятствовать воплощению амбиций. Возможно, Эби права, и вселенная глуха на одно ухо, поэтому стоит кричать громче и правильнее формулировать свои желания и просьбы, чтобы не было потом вопросов к воплощению. Как в моем случае.

Я привычным усилием блокирую назойливые мысли о Фей, возвращаясь к насущным проблемам, имеющим приоритетное значение. Откладываю блеклый снимок в сторону и бегло оглядываю содержимое ящика. Я больше чем уверен, что держу в своих руках секрет на миллион, разыскиваемый многими. Толстые исписанные тетрадки, бумажные папки с документами, копии с пометками от руки, отчеты, результаты тестирования, запротоколированные исследования, внутренние накладные нелегальных лабораторий с именами и подписями действующих руководителей Медеи. В самом низу с десяток старинных дискет и небольшая прямоугольная книжечка в твердом переплете. Внутри образовывается тугой комок, нервный импульс натягивает напряженные мышцы. И я уже знаю, что эта маленькая тетрадь, похожая на карманный молитвослов (на ней даже крест имеется), расскажет куда больше, чем все остальные многочисленные документы. И на самой первой странице я читаю строки, написанные неразборчивым подчерком:

8 мая 1987 года. Я начинаю вести записи, чтобы происходящие события не были исправлены и видоизменены теми, кто в конечном итоге будет писать историю моей жизни, оценивать и выносить суждения, обвинять в том, чего я не совершала. То, чем я занимаюсь, незаконно, преступно по отношению к человеческой жизни. Но мой муж не позволит мне выйти из дела. Ни мой муж, ни его партнёр и самый отвратительный тип из всех, кого я знаю — Кертис Морган.

Эбигейл

Перебирая пальцами белый песок, я смотрю на линию горизонта, где бескрайние, пронзительно голубые воды Индийского океана сливаются с безоблачным чистым небом. За спиной роскошная вилла, окруженная банановыми джунглями и пышной тропической растительностью.

Тишина вокруг, нарушаемая криками экзотических птиц. Безмолвие. Завораживающая красота. Легкий бриз оставляет крупинки соли на губах и пробуждает лёгкую тоску в груди. Не беспричинную, нет. Я нахожусь, пожалуй, в самом прекрасном месте на планете, и мне безумно горько от мысли, что не могу разделить свое восхищение с самыми близкими мне людьми. Они где-то там, за синими далями, так высоко, что не дотянуться. Ни один небесный фонарик не приблизит меня к ним, не вернет их обратно. Мне остается только память и скорбь, и глухое отчаяние.

Мы не можем изменить прошлое, не в силах воскресить любимых. Жить мгновением, сегодняшним днем, брать то, что предлагает судьба — мои новые правила. Я не оригинальна и не очень умна. И чрезмерно доверчива. И мне очень хочется надеяться на чудо, верить в то, что мы оказались с Джеромом вдвоем в этом райском месте по воле судьбы или провидения.

Шум от колес электромобиля, приближающегося к вилле по грунтовой дороге, на короткий миг вырывает меня из потока мыслей. Я не оборачиваюсь, продолжая смотреть на безмятежный спокойный океан. Солнечные лучи согревают открытые участки тела, ощутимо припекая кожу. Из одежды на мне только белый купальник с широкой лямкой на покрытом шрамами плече. Сброшенный прозрачный сарафан лежит рядом на песке. Неторопливо поднимаю его, стряхиваю и набрасываю на плечи.

В голове мелькает запоздалая мысль о солнцезащитном креме и быстро исчезает, когда через пару минут на деревянной лестнице, спускающейся от виллы к пляжу, раздаются мужские уверенные шаги.

Песок хрустит под его ногами. Пара секунд, и Джером садится рядом. В футболке и шортах, с босыми ногами. Утром он выглядел иначе, когда тихо покидал нашу виллу, уверенный, что я сплю. Меня разбудил шум вертолётной вертушки. Открыв глаза, я успела увидеть только удаляющуюся спину Джерома. Строгий дизайнерский костюм и кейс в руках, дорогой аромат мужского парфюма.

Можно бесконечно прятать голову в песок, но реальность неумолима. Моего новоиспечённого мужа привело на Сейшелы вовсе не желание устроить для меня отпуск мечты и не стремление придать нашему скоропалительному браку оттенок достоверности. Я до сих пор не уверена, что мне не приснилось свадебное платье, купленное впопыхах, кольцо с бриллиантом, цена которого еще месяц назад привела бы меня в шок, скромная церемония, мрачно-красивый жених, не произнесший ни слова, кроме «да» и «согласен», единственный свидетель в лице Рони Брекстона и букет белых роз, от волнения забытый в такси.

Не такой я представляла собственную свадьбу, и причины, вынудившие Джерома принять столь внезапное решение, пока остаются за кадром. Когда я соглашалась, то не думала о последствиях, мной овладела эйфория. Заветное желание исполнилось. Мы женаты четыре дня, но это лишь сухая констатация факта. Два незнакомца, оказавшиеся в странных и неловких условиях и понятия не имеющие, что делать дальше. То, что, по сути, должно было сблизить нас, отдалило еще сильнее.

Может быть, виновата я сама, потребовав в ультимативной форме дополнительное время для того, чтобы разобраться в себе и привыкнуть к мысли о том, что я внезапно стала замужней женщиной. Он посчитал меня сумасбродкой, не наигравшейся в игрушки и не понимающей, чего хочет. Это не мои догадки. Джером так и сказал, когда после процедуры бракосочетания мы вернулись в отель, и я попросила его взять еще один номер и оставить меня одну. Но он выполнил мое условие. И больше не предпринимал ни одной попытки притронуться ко мне.

Я действительно не знаю, что думаю по этому поводу. Мысль об интимной близости страшит меня, но еще больше пугает холодное отчуждение, возникшее между нами.

Вернувшись в Сент-Луис, Джером три дня пропадал на работе, возвращался поздно ночью и уходил спать в свободную спальню. Мы практически не виделись и не разговаривали. Я даже не знаю, сообщил ли он кому-то о том, что женился, или у нас что-то вроде тайного брака.

Я по-прежнему никуда не выходила, занималась домом и ждала мужа. Мужа… Черт, даже звучит дико. А вчера утром Джером просто поставил меня перед фактом, что мы летим на Сейшелы на три дня. Никаких объяснений и совместно выпитого шампанского не последовало. Он лично укладывал мои вещи, отбрасывая в гору у кровати многочисленные модели шорт и бракуя купальники через один. А потом собрал все в кучу и выбросил.

Как же я была зла! Я просто клокотала от ярости, но не сказала ни слова. Хотя он ждал. Я видела в его глазах огонь противоречия. Ему не хватало наших перебранок, остроумных, ярких, вызывающих бурю эмоций. И мне тоже… Но что-то останавливало от бурного проявления характера, от желания подерзить и подразнить Джерома.

Меня пугало то, что теперь у него имелись законные права на то, чтобы повторять тот ночной кошмар снова и снова. И, черт, соглашаясь на брак с ним, я соглашалась и на эту часть супружеской жизни тоже, но в памяти все еще живы испытанные шок, боль, обида, унижение. Было стыдно, глупо, обидно, и совсем не так, как пишут в книгах и показывают в кино. Грязно, больно, грубо. Я понимаю, что нам придется поговорить об этом, о моих опасениях и переживаниях, но не уверена, что Джером поймет.

Выматывающий перелет и внутренние тревоги лишили меня последних сил, я буквально вырубилась, едва оказавшись на вилле. Упала на огромную кровать в шелковых брюках и блузке и мгновенно уснула. А проснулась в одном белье под тонкой простыней, и, судя по смятой соседней подушке, Джером ночью не сбежал и спал рядом. А возможно, здесь нет другой спальни. Тем не менее, он все-таки сбежал утром.

И вот спустя три часа мы в напряженном молчании сидим плечом к плечу, не решаясь начать разговор. Не осталось ни сил, ни желания на банальные вежливые пустые фразы. У меня накопился миллион вопросов и столько же претензий. Я устала молчать и строить предположения. Мне нужна правда и только правда, никаких больше игр и утаиваний фактов ради сохранения безопасности. Чтобы избежать угрозы, мы оба должны знать, в чем она заключается и откуда может прийти. Мир нельзя спасти в одиночку. Никого нельзя спасти, не имея за спиной надежного тыла и опоры. Я это точно знаю.

— Нам доставили завтрак. Ты не притронулась, — буднично произносит Джером, набирая в кулак горсть песка и тонкой струйкой выпуская обратно. Я прикрываю глаза ребром ладони, щурясь от яркого солнечного света. — И вчера почти не ела.

— Проблемы с аппетитом, — отзываюсь бесстрастно. Я чувствую на себе сканирующий взгляд, настойчивый, задумчивый, тяжелый. Все бы отдала за возможность заглянуть в его мысли. Но даже на то, чтобы взглянуть в любимое лицо, не могу собраться с силами.

— И с настроением, — замечает сухо мой немногословной муж. — Может, поговорим?

— Я не против. Начнем с того, куда ты летал утром. И чтобы сразу прояснить ситуацию скажу, что видела, как ты уходил. В костюме. И я слышала шум вертолета.

— Я думал, ты спишь, — после непродолжительной паузы, немного смутившись, отвечает Джером.

— У меня чуткий сон.

— Когда я тебя раздевал, ты не проснулась. Могу предположить, что ты сделала это намеренно? — скептически интересуется Джером.

— Зачем? — хмурюсь я.

— Ты кое-что задолжала, Эби, — в его голосе появляются вибрирующие нотки. Черт, я чувствую, как мои щеки заливает румянец. Прекрасно понимаю, куда клонит этот лис.

— И что же? — невинно хлопнув ресницами, я бросаю на него быстрый взгляд и снова отворачиваю лицо к океану.

— Брачную ночь, вообще-то, — ухмыляется Джером и добавляет чувственным тоном: — Четыре брачные ночи, если быть точным.

— Ты обещал мне дать время, — напрягаясь, напоминаю я.

— Ничего подобного. Ты потребовала, я не стал настаивать.

— Это твой способ избегать ответов на заданные вопросы? — парирую, стягивая на плечах тонкую ткань сарафана.

— У тебя нос обгорел. Давай вернемся на виллу и поговорим за завтраком. Но не рассчитывай на конструктивный разговор до того, как я получу все, что мне положено, миссис Морган, — я не вижу его улыбку, а чувствую. Его настрой более чем красноречив и понятен. Внутри зарождается смесь тревоги и предвкушения. Он волнует меня, я хочу его прикосновений и безумно боюсь их.

— Брачная ночь подразумевает собой другое время суток, — делаю еще одну жалкую попытку отсрочить неизбежное.

— Долг жены ублажать мужа в любое время суток, — ухмыляется Джером. О да, он доволен собой и тем, что полностью контролирует ситуацию.

— А как насчёт долга мужа? — иронично уточняю я. Его ответ снова предсказуем.

— Он абсолютно идентичен. Я готов исполнить его прямо сейчас, но, к сожалению, секс на пляже чреват неприятными последствиями.

— Я помню, у тебя имеется запас таблеток от неприятных последствий, — раздраженно напоминаю я.

— Нежелательных и незапланированных, Эби. И я говорю сейчас не о беременности, а об интимных частях тела, которые будут испытывать дискомфорт от соприкосновения с песком.

Жар сползает с лица на шею, покрывает плечи, и я чувствую себя полной идиоткой.

— Кстати, о таблетках. Тебе необходимо начать пить противозачаточные препараты на постоянной основе. Я совершенно забыл об этом, но если ты не побеспокоилась, то закажу все, что нужно, и нам доставят таблетки через пару часов.

— Я побеспокоилась, — еще сильнее краснея, смущенно бормочу я.

— Вот и отлично. Ты умница, малышка, — отвечает муж удовлетворённо и прыжком встает на ноги, отряхивает шорты, и протягивает мне руку. — Пойдем?

Это не вопрос, ни разу не вопрос. Требование, приказ. Я поднимаю голову, солнце светит на него так, что я не вижу выражения лица, черты кажутся смазанными. Однако вся его поза кричит о неумолимости и решительности. Если я не соглашусь, то он просто взвалит меня на свое плечо и потащит силой. Отчасти я хочу… Да, хочу, чтобы он не оставил мне выбора, решил за меня.

— Искупаемся в океане после обеда, — его улыбка становится шире, стоит вложить свои пальцы в протянутую ладонь. — Если не боишься акул, которых в местной акватории насчитывается огромное количество видов.

— После обеда? — уточняю с недоумением. Он рывком притягивает меня к себе, бесцеремонно сжимая мою задницу и прижимая к вздувшимся спереди шортам. Не хочу даже думать, что там под ними, но думаю, черт. И помню. Причем не только визуально, но и тактильно, и на вкус.

— Или после ужина. Как пойдет, — чувственно шепчет он, склоняясь к моим губам.

Его поцелуй жадный, собственнический, пряный и острый. Все мое тело плавится и в то же время пытается отстраниться, но Джером крепко удерживает меня, и каждое властное движение его языка у меня во рту и бедер напротив моих вызывает горячее покалывание внизу живота.

Сарафан падает на песок, и Джером нагло сжимает мою грудь, потирая сосок через ткань купальника. Ощущение приятное, но все равно пугающее. Я начинаю задыхаться, растревоженная, смущенная, застигнутая врасплох противоречивыми эмоциями, и он отпускает мои губы, одновременно дергая вниз лифчик, и моя голая грудь оказывается в его руках, обеих руках, беззащитная перед его жадными прикосновениями и настойчивым взглядом. Соски предательски твердые, остро реагирующие на чувственное трение шероховатых подушечек мужских пальцев.

— Обалденно смотришься, малышка, — низким голосом произносит Джером, я вздрагиваю, когда он ощутимо щиплет мои вершинки. — Это то, что я бы съел на завтрак. Прямо сейчас, — бормочет, подсаживая меня ладонями под попку и оборачивая вокруг себя мои ноги. Опускает голову к порозовевшей груди и ласкает изнывающие соски языком и губами, медленно направляясь к лестнице, ведущей на виллу.

Джером движется легко, словно я ничего не вешу, крепко удерживая меня своими сильными руками. Вцепившись в его мускулистые каменные бицепсы, обтянутые футболкой, я что-то невнятно мычу, пытаясь сохранить мысли ясными, но он не позволяет, втягивая поочередно твердые вершинки в свой горячий рот. Несдержанно стону и непроизвольно потираюсь промежностью о его торс, приходя в ужас от собственных развратных действий.

Странно, но когда я раздевалась перед ним несколько недель назад, виляя задницей и напрашиваясь на жесткий секс, мыслей о непристойности моих действий не возникало. Я тогда следовала цели, и меня не интересовали какие-либо условности, но не устроил и даже привел в ужас результат. Я рассчитывала на что-то большее, но получила животное грубое сношение. Никаких тебе бабочек в животе, сейчас обманчиво бьющих крыльями, убеждая дать этому парню еще один шанс.

Словно у меня есть выбор. Джером все равно сделает то, что хочет. Сроки моего ультиматума истекли, и опять же он так решил, а пока я мысленно рассуждаю о своей нелегкой судьбе, Джером твердой походкой уверенного в своих действиях мужчины несет меня по деревянным подмосткам через открытую террасу в спальню.

Я успеваю заметить столик на колёсиках, элегантно сервированный, украшенный цветочными композициями, наполненное джакузи в центре комнаты и ведро с охлаждающимся в кубиках льда шампанским. На кровати с развевающимся прозрачным балдахином рассыпаны лепестки роз. У меня щемит сердце, глаза щиплет от слез. Безумно романтично несмотря на то, что волшебная атмосфера создана отнюдь не стараниями моего мужа, а внимательными сотрудниками отеля. Эта часть происходящих событий вполне соответствует моим пожеланиям.

— Я бы выпила шампанского, — взволнованно говорю я, пытаясь усмирить дыхание.

Сердце бьется быстро, надрывно. Мне бы хотелось растянуть прекрасное мгновение, прежде чем снова погрузиться в кошмар. Я не нагнетаю, не сгущаю краски. Физическая боль, испытанная в свой первый раз, не самое ужасное.

Я была морально раздавлена. Вовсе не потому, что будучи наивной девочкой, представляла физическую сторону отношений, как что-то таинственно-приятное, нет.

Большую часть жизни я провела в отеле, где насмотрелась на различные стороны взаимоотношений между мужчиной и женщиной, шокирующие, вызывающие недоумение, а иногда и неприязнь.

Лето круглый год, ощущение свободы, жажда развлечений, ласковое солнце, теплый океан и восхитительные пляжи — атмосфера, способствующая максимальному раскрытию внутренних желаний отдыхающих, не самых лучших и достойных.

Джерома я никогда бы не поставила в ряд ни с одним из людей, с которыми сталкивала меня жизнь. В этом заключается моя главная ошибка. Джером такой же грешный, обожжённый жизнью, укомплектованный личными пороками, как сотни других, добивавшихся свидания со мной. От них Джерома отличает только одно — я люблю его, люблю любым, вместе с грехами и пороками, но что-то внутри меня сопротивляется требованию сердца, предостерегает, наполняя тревогой. И я безумно хочу, чтобы он дал шанс на счастье не только мне, но и себе самому.

Джером усаживает меня на край постели, окидывая нетерпеливым горячим взглядом. Его чувственная улыбка становится плутоватой, мальчишеской, и он щелкает меня по носу совершенно не эротичным жестом.

— Алкоголь плохо на тебя влияет, Эби, — замечает мой «внимательный муж» с иронией. — Выпьешь потом. Сейчас ты нужна мне трезвая, — добавляет хриплым шепотом, от которого по спине бежит табун мурашек. Я пытаюсь прикрыться руками, но он останавливает меня, опрокидывая на спину и фиксируя мои запястья над головой одной рукой, вторая настойчиво гладит грудь, вызывая томление и беспокойство. Мужские губы снова накрывают мои, и я позволяю себе сдаться, впуская его развратный язык, отвечая на страстные алчные поцелуи так, как умею. Но ощущение неуверенности в своих навыках, а точнее их полном отсутствии не исчезает. И чем настойчивее становятся прикосновения Джерома, тем сильнее я закрываюсь. Даже в первый ужасный раз мне не было так страшно, как сейчас. Возможно, потому что я не знала, что меня ждет…

— Что не так? — замечая мою отстранённость, Джером останавливается, отпускает мои запястья и, опираясь на локти, возвышается надо мной своим мускулистым сильным телом. Тяжелое дыхание, раздувающиеся ноздри, в потемневших синих глазах голая похоть. Его бедра между моих, слишком тесно, чтобы я не чувствовала размер… хмм, его желания.

— Мне страшно, — жалобно признаюсь я, презирая себя за трусость и слабость.

— Больно не будет, — его взгляд темнеет еще на пару оттенков и мрачно сканирует мое лицо.

— В прошлый раз ты говорил то же самое.